Текст книги "История всемирной литературы Т.8"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 72 (всего у книги 101 страниц)

Константин Стере, уроженец Бессарабии, участник русского народнического движения, после отбытия ссылки в Сибири переселяется в 1892 в Румынию и пропагандирует попоранизм, перенося, на румынскую почву идеи русского народничества, и в первую очередь Н. К. Михайловского. «Попоранизм», по словам самого К. Стере, не был политической программой, а лишь кругом идей, главная из которых состояла в утверждении ответственности общества перед обездоленным народом. Преследовалась цель создать атмосферу милосердия, сочувствия и сострадания крестьянину. Попоранизм не вызвал в Румынии особого общественного движения, в связи с чем Стере, решивший защищать права мелкого частного собственника, организовал национал-царанистскую (т. е. национал-крестьянскую)

партию. Однако воздействие попоранистских идей на литературу было весьма значительным. В попоранизме как бы сошлись гуманистические и демократические устремления, а призыв к сочувствию, состраданию к крестьянам требовал от литературы реалистического отображения крестьянской доли, суровой правды жизни. Но вместе с тем попоранизму были свойственны и прекраснодушные иллюзии о возможности взаимопонимания бедняка и богача, крестьянина и помещика. Поэтому попоранизм выступал как бы в двух ипостасях одновременно: с одной стороны, прокламировал гуманное отношение к социально бесправному классу, с другой – выражал охранительную позицию помещичьего класса, неизбежного эксплуататора при буржуазно-помещичьем строе. Подобная охранительная позиция достаточно четко проступает в трилогии Дуилиу Зифиреску (1858—1922), состоящей из романов «Жизнь в деревне» (1895), «Тэнасе Скатиу» (1896), «На войне» (1898). Д. Замфиреску как автор трилогии является в румынской литературе создателем семейного романа-хроники, которая в свою очередь, знаменует важнейший этап в становлении жанра романа, достигшего расцвета уже в межвоенный период. В первой части трилогии изображается социальная гармония, когда помещики человеколюбивы и внимательны к крестьянам, а те, в свою очередь послушны по отношению к своим патронам-«опекунам» Вторая часть посвящена раскрытию того социального зла, каким являются и для крестьянина, и для помещиков арендаторы, эти «субподрядчики», которым не жалко ни земли, ни людей и нужна одна лишь прибыль. Третья часть, рисующая как исторический фон войну 1877—1878 гг. с Турцией, «развязывает» те любовные и сюжетные узлы, которые завязывались в начале семейной хроники. Социальная проблематика, которой насыщены две первые части трилогии, и ее решения, предлагаемые Д. Замфиреску, достаточно четко показывают, что в создавшейся социальной ситуации попоранистские идеи использовались не только ради спасения лишенного всяких социальных и гражданских прав крестьянина, но и ради сохранения барина-белоручки, беззаботно извлекающего деньги из принадлежащей ему земли за счет того же самого крестьянина.

Резко полемическими по отношению к попоранистским идеям выглядят произведения И. Л. Караджале, связанные с деревенской темой. Не случайно к этой теме обратился такой «городской» писатель, каким был И. Л. Караджале, остро ощущавший социальные противоречия времени. Положению крестьянина Караджале посвятил три произведения, весьма разнообразных по жанру: драма «Навет» (1890), коротенькая сценка «Румынский арендатор» (1893) и развернутый публицистический очерк «1907 год – от весны до осени».

«Навет» – драма чисто психологическая; коллизия ее – убийство на любовной почве. Но все действие пьесы и ее «мораль» заставляют коллизию отмщения, которую развертывает автор, рассматривать не только как общечеловеческую, но и социальную, связанную с самыми болезненными общественными проблемами. Любовь не может зиждиться на крови, а за кровь должно быть заплачено кровью – эти два вывода, к которым подводит Караджале, являются как бы его ответом на попоранистскую идею о возможности искупления вины перед крестьянством и достижения какой-то гуманистической гармонии между антагонистическими классами – крестьянством и помещиками. Когда сама история подтвердила точку зрения Караджале, и крестьянское восстание 1907 г. наглядно показало полную иллюзорность попоранистских воззрений, писатель создал очерк «1907 год – от весны до осени», являющийся, с одной стороны, политическим памфлетом, с другой – аналитическим исследованием положения крестьянства, которое неизбежно привело к восстанию.

Попытку построить на попоранистских идеях концепцию литературы предпринимает историк Николае Иорга. Его концепция получает название «сэмэнэторизм» от журнала «Сэмэнэторул» («Сеятель»), который он возглавляет о 1903 г. Н. Иорга хотел создать «надклассовую», «внесоциальную» литературу, над которой, по его словам, одинаково проливала бы слезы и просвещенная барыня и крестьянка. Семэнэторизм как националистическое направление оказался бесплодным и в литературе и в жизни. Грандиозное крестьянское восстание 1907 г., беспощадно подавленное по приказу короля с помощью армейских частей, практически уничтожило всяческие иллюзии возможного «взаимопонимания» между помещиком и обездоленным крестьянином. «Сэмэнэторизм» был отвергнут самой историей, взрывом классового антагонизма.

Распространение социалистических идей и, самое главное, чрезвычайное обострение классовых противоречий оказали свое воздействие на румынскую литературу, породив, с одной стороны, зачатки пролетарской поэзии (Думитру Теодор Некулуцэ, 1859—1902), с другой же – как форму массового протеста антимонархическую литературу, которую на рубеже веков возглавляет поэт-символист Александру Мачедонски (1854—1920). На почве антимонархических и антиупадочнических настроений он смыкается с Александру Влахуцэ (1858—1919), культивировавшим в поэзии «человеческий оптимизм», по его собственным словам.

Если Дж. Кошбук, А. Влахуцэ и примыкающий к ним Штефан Октавиан Иосиф (1875—1913) составляют в румынской поэзии направление, которое можно назвать реалистическим, поскольку в центре внимания их творчества находится социальная личность, крестьянин, его жизнь, мироощущение, то А. Мачедонски, продолжая романтическую линию в поэзии, дает начало своим творчеством направлению, которое в румынском литературоведении принято называть символистским. Поэтическое внимание Мачедонски сосредоточено на восприятии мира самим поэтом, личностью как бы внесоциальной, вселенской. А. Мачедонски ставил целью достижение высшего идеала, абсолюта. Подобная цель делала его «оппозиционером» ко всей окружающей его действительности. Эта оппозиционность иногда совпадала с прогрессивным общественным мнением, как это было, к примеру, с его антимонархическими выпадами, за которые он даже находился под арестом, но чаще всего шла с ним вразрез: Мачедонски много потерял в общественном мнении как автор эпиграммы на Михая Эминеску, уже тогда ставшего национальным поэтом, и как человек, поддерживавший несправедливое обвинение И. Л. Караджале в плагиате. Не имея четких общественных идеалов, Мачедонски свое стремление к абсолюту сосредоточил на искусстве: в своем творчестве он уделял особое внимание звучанию слова, изощренной поэтической форме. В мировоззренческом плане его стремление к абсолюту, к идеалу выражалось в пантеизме, абсолютизации природы и всей гаммы человеческих чувств от любви до ненависти. Этим он и оказал значительное воздействие на лирическую поэзию последующего поколения.

В 1906 г. в Яссах начинает выходить журнал «Вьяца ромыняскэ» (Румынская жизнь»), которому вплоть до второй мировой войны было суждено играть роль основного журнала, объединяющего вокруг себя все ведущие реалистические и демократические силы румынской литературы. Одним из директоров-основателей этого журнала был К. Стере, практическим же литературным руководителем являлся критик Гарабет Ибрэиляну (1871—1936), автор работ «Критический дух в румынской культуре» (1909), «Писатели и направления» (1909), в которых он прослеживал развитие основных идей какими руководствовалась румынская литература на протяжении своего развития, и формулировал свои требования к современной литературе, сводившиеся в конечном счете к высокой художественности и нравственности.

Важным фактором в развитии литературы рубежа веков и формирования нового поколения писателей, которое как раз падает на этот период, было широкое знакомство румынской общественности с русской литературой. Одним из главных ее пропагандистов выступает Доброджяну-Геря и как автор обширных статей «Достоевский» (1885), «„Новое поколение“ Тургенева» (1891), и как переводчик пьесы А. Н. Островского «Гроза». Ему же принадлежит подробная статья монографического характера о Т. Шевченко. Среди популяризаторов русской литературы видное место занимает София Нэдежде (1856—1946), принимавшая в конце века активное участие в работе социалистических кружков. Ей принадлежат переводы произведений Некрасова, Тургенева, Горького, Андреева. Повесть «Мать» Горького была переведена в Румынии уже в 1907 г. Переводятся Толстой, Чехов. Весьма знаменательно, что такие писатели, как Михаил Садовяну (1880—1961) и Ливиу Ребряну (1885—1944), в самом начале своей литературной карьеры переводят: первый – «Записки охотника» Тургенева, второй – Горького («Песню о Соколе» под названием «Смерть сокола», 1909) и рассказы Чехова. Переводы произведений Э. Золя, Г. Ибсена, А. Стриндберга, М. Твена также свидетельствовали о характере литературных интересов этого времени.

На рубеже веков в литературу приходит новое поколение писателей, которое, формируясь само, в достаточной мере формирует и литературу этого периода. Наиболее значительными фигурами нового поколения являются Михаил Садовяну, Ион Агэрбичану (1882—1963), Гала Галактион (1889—1961), Жан Барт (1874—1938), Спиридон Попеску (1864—1933) и др. Начальный период творчества всех этих писателей в той или иной степени отмечен воздействием попоранистских идей, которые весьма оживленно дискутировались как в канун крестьянского восстания, так и после него. Воздействие попоранизма, как уже отмечалось, было противоречивым. Когда писатели искали общественную точку опоры в попоранистском милосердии, единственной конструктивной, но и самой уязвимой из всех попоранистских идей, они, как правило, терпели творческое поражение, ибо на основе антиисторического принципа не могли воссоздать художественной правды жизни. Но если идея милосердия воспринималась как этический императив, требующий от искусства изображения крестьянской жизни, воистину достойной всяческого сострадания, в самой непосредственной, реалистической форме, в таких случаях она действовала как стимулятор критического реализма, беспощадно выставляющего на общественный суд ужасающую социальную действительность, разнообразные «задушенные страдания» «маленького человека», в первую очередь крестьянина.

Именно как певец «задушенных страданий» вступает на литературную стезю Михаил Садовяну, назвавший так один из первых сборников своих рассказов, который вместе с тремя другими книгами: «Рассказы», «Корчма деда Преку», «Соколы», – вышедшими одновременно в 1904 г., выдвигает молодого автора в первые ряды румынских писателей. Люди, живущие и страдающие в провинциальном городе или убогой, забитой деревне, становятся главными героями его рассказов и повестей. То же самое относится к творчеству И. Агэрбичану (сб. рассказов «Из деревни», 1906; «Во тьме» «Пропасть», 1910), Жана Барта (сб. «Забытые обязанности», 1909); Гала Галактиона (сб. «Церквушка в Рэзоаре», 1914).

Критическая позиция писателей по отношению к буржуазно-помещичьей действительности приводит их к широким обобщениям, выходящим за рамки попоранистских идей. Повесть Спиридона Попеску «Дед Георге на выставке» (1909), построенная на традиционном для попоранистов противопоставлении безнравственного города высоконравственной деревне, вырастает в осуждение королевской власти как антинародной самодержавной формы правления, которая хотя и ограничена конституцией, однако ни в чем не ограничена в области темных махинаций во имя наживы. Крестьянин, дед Георге, получает от уездных властей возможность посетить выставку в Бухаресте, организованную в честь сорокалетия пребывания на престоле короля и во имя его прославления. Однако зоркий крестьянский глаз видит на этой выставке лживые декорации, предназначенные скрыть бедственное положение хлебопашца, доведенного до отчаяния и понуждаемого к стихийному возмущению.

Положение крестьянина остается главной, но не единственной темой румынской литературы начала века. Реализм, отталкивающийся от действительности, от многообразной жизни, порождающей бесконечные страдания маленьких людей, не прошел и мимо тех капиталистических отношений, которые, восторжествовав в городе, стали проникать и в деревню, разлагая и старые общественные отношения, и людские души. Наиболее значительным произведением на эту тему был роман И. Агэрбичану «Архангелы» (1914), вскрывающий антигуманное воздействие золота, богатства, вытравливающих из людских душ все человеческое, «естественное».

В начале XX в. претерпевают изменения драматургия и поэзия. И. Л. Караджале, как бы подводя своими комедиями итог длительному господству комедийно-сатирической драматургии, столь характерной для румынской литературы XIX в., стал зачинателем психологической драмы как автор «Навета» (1890). Однако в дальнейшем психологическая драма опирается не на бытовой материал, а на исторический. Выдающиеся драматические произведения начала века – исторические трагедии «Влайку-Водэ» (1902) Александру Давилы (1862—1929), «Закат солнца» (1909), «Буран» (1910) и «Утренняя звезда» (1910) Барбу Штефэнеску Делавранчи (1858—1918). Давила и Делавранча обращаются к далекому прошлому (начиная с XIV в.), воскрешают драматические ситуации внутренних междоусобиц, неизбежно сопутствовавших многовековой борьбе против турецкого владычества и других иноземцев, посягавших на независимость Дунайских княжеств.

В основе драмы Давилы лежит конфликт между господарем Валахии Влайку, православным по вере, и его мачехой, католичкой, стремящейся всеми силами обратить пасынка в католичество, а тем самым переориентировать и всю политику и внешние связи княжества. Делавранча, воскрешавший в драмах узловые моменты правления таких господарей, как Штефан Великий, Штефэнице и Петру Рареш, создает образы правителей, которые в румынской истории остались олицетворением глубокого понимания народных нужд и чаяний (Штефан) или, наоборот, полной безответственности и самодурства (Штефэнице) и тщетных попыток восстановить утраченную связь с народными массами (Петру Рареш).

Поэзия представлена на рубеже веков не только творчеством Дж. Кошбука и его последователя Штефана О. Иосифа (1875—1913), поэтами, занятыми по преимуществу разработкой национальной темы в ее крестьянском, фольклорном или историческом аспектах. Хотя по чисто формальной традиции обоих поэтов принято называть «сэмэнэтористами», их следует, скорее всего, исходя из глубоко народного характера их творчества (недаром Доброджяну Геря назвал Кошбука поэтом крестьянства), назвать реалистами в румынской поэзии.

В это время в румынской поэзии как продолжение романтического направления зарождается и символизм с первых же шагов приобретающий определенную национальную специфику, которая выражается в первую очередь в том, что румынские символисты, отдавая дань культу красоты и чистому искусству, вместе с тем не отворачиваются от действительности, ее больных социальных проблем, открыто заявляя в стихах о своей гражданской позиции, не не скрывая антимонархических убеждений, как это делал А. Мачедонски (1854—1920), или своих симпатий к социалистическим идеям, которые выражал Джордже Баковия (1881—1957).

Румынскую литературу рубежа XIX и XX вв. можно назвать литературой переходного периода, потому что она в это время выравнивается, овладевая всеми прозаическими жанрами, способными воссоздать сложные социальные и психологические коллизии века, укрепляет свои гражданские позиции, находит себе опору в народном мироощущении, которое в скором будущем, почти сразу же после первой мировой войны, поможет ей противостоять официальному шовинизму, преображающемуся в доморощенный фашизм.

* Глава одиннадцатая*

ГРЕЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последнее десятилетие XIX в. было отмечено в Греции тяжелыми национальными потрясениями. Государственно-финансовое банкротство в 1893 г. и сокрушительное поражение в греко-турецкой войне 1897 г. значительно подорвали веру в националистическую Великую Идею – иллюзорную мечту о восстановлении Великой Греции в былых пределах Византийской империи, упорно культивировавшуюся на протяжении нескольких десятилетий официальной пропагандой. Отрезвление вызвало в литературе волну скепсиса и меланхолии, усиленное внимание к внутренней жизни личности. После радикальных свершений 80-х годов (внедрение в литературу живого разговорного языка – димотики, освоение национального фольклора, обращение к реальному жизненному материалу) наступает период некоторого спада общественной активности. Горькое разочарование и связанная с ним потребность в самоутверждении – национальном и индивидуальном – на некоторое время находят выход в увлечении творческой интеллигенции идеями Ницше, но неразрешенность социальных проблем и национально-освободительного вопроса способствует восстановлению гражданского тонуса в литературной жизни страны.

Именно в эти годы греческая позиция испытывает усиленное влияние западноевропейских школ – сначала Парнаса и сразу же вслед за ним – символизма. Стилевая печать Парнаса явственно ощутима в отточенных сонетах И. Грипариса (1870—1942) и Л. Мавилиса (1860—1912). В цикле сонетов «Родина» (1895) дань парнасскому веянию отдает и признанный лидер литературного поколения 80-х годов Костис Паламас (1859—1943), однако уже следующий его цикл «Ямбы и анапесты» (1897) написан под непосредственным воздействием не только Парнаса, но и символизма.

Трибуной символизма становится журнал «Техни» («Искусство»), просуществовавший всего лишь год (1898—1899), однако за это время греческий читатель познакомился с творчеством Стриндберга, Гауптмана, Метерлинка, Малларме и др. В 1901—1902 гг. с аналогичной программой выступает журнал «Дионис». В журнале «Техни» начинали свой творческий путь поэты-символисты К. Хадзопулос (1869—1920) и Л. Порфирас (1879—1932), здесь увидели свет символистские «Интермедии» И. Грипариса. Издатель журнала «Техни» К. Хадзопулос выпустил в 1898 г. сразу два поэтических сборника «Песни одиночества» и «Элегии и идиллии»; разочарование и грусть передаются поэтом в зыбких сумеречных картинах, в тонкой игре ассоциаций; музыкальное звучание стиха исполнено редкого совершенства. В издании журнала «Техни» в 1899 г. выходит первый поэтический сборник «Осколки» М. Малакасиса (1869—1943), тоже испытавшего определенное воздействие символизма, но более поверхностно – преимущественно в сфере музыкального построения поэтической фразы. Переживаемый нацией кризис сознания отражается в поэзии этой плеяды через рефлексию сугубо личного характера, через погружение в мир интимных чувств, страдания, боли. Камерность останется характерной чертой их творчества.

Иное направление принимает творческий поиск Костиса Паламаса. В сборнике «Неподвижная жизнь» (1904), который открывает период зрелости поэта и включает стихотворные циклы 1895—1904 гг., Паламас живо откликается на тревожные настроения времени, соучаствует во всеобщей устремленности к исследованию душевной жизни личности, но не сосредоточивается исключительно на этом. Лирическое «я» поэта неразрывно связано с судьбами внешнего мира, предстающего перед читателем не просто как среда, в которой существует личность, но как историческая и социальная действительность, требующая активной реакции. Горечь разочарования осмысляется поэтом как необходимый этап познания, сопряженного с выявлением ложных и подлинных ценностей,

как предпосылка плодотворного движения нации вперед. Именно эта идея заложена в лиро-эпической поэме «Двенадцать песен Цыгана», над которой Паламас работает с 1899 по 1907 г. В предисловии к ее изданию он скажет о себе как о поэте «своего времени и своего народа».

Герой поэмы Цыган – бунтарь и отрицатель. Он ратует за крушение всего косного и порочного, что мешает свободному расцвету личности и процветанию народа. Относя свое повествование к кануну падения Византии, Паламас как бы дает разрушительному пафосу поэмы конкретный адрес, указывает на те политические и духовные силы, которые несут вину за грядущее порабощение родины иноземными завоевателями. Ассоциации с недавно пережитой национальной катастрофой призваны побудить читателя к такому же суровому и безжалостному изобличению современных общественных пороков. Один из них – слепое поклонение идолам национального прошлого, служение букве, а не духу античного наследия, погоня за химерами былого величия – усилия не только бесплодные, но и чреватые для нации угрозой самому ее существованию.

Только отрешение от предрассудков и иллюзий, только приверженность истине, реальное и трезвое восприятие действительного порядка вещей и готовность преобразовать его на благо человека помогут родине вновь обрести «могучие крылья». Долг поэта – постоянно прислушиваться к голосу земли, заботиться о том, чтобы его творчество было «в ладу с Правдой». Оплотом надежд на светлое будущее родины служат простые труженики, народ. В том, как трактуется роль народа в процессе грядущего обновления общества, ощутимо влияние социалистических идей, которые получают в Греции все более широкое распространение. Поэт верит, что силами народа в очищенном от скверны мире возродятся заново и ценности национального прошлого, девальвированные националистической демагогией.

Искусное чередование эпических и лирических звеньев позволяет Паламасу воссоздать всеобъемлющую панораму многообразных проблем греческой национальной истории, сохраняющих свое значение для современной жизни страны, и выразить – вдохновенно и патетически – свое отношение к ним. Реалистически острое видение социального зла в многоликих его проявлениях и беспощадный критицизм причудливо сочетаются у него с романтической яркостью субъективного, личностного начала, с высокой, часто символической обобщенностью. Несмотря на антиромантический запал своего литературного старта поколение 80-х годов – и прежде всего Паламас – в значительной степени остается в поле обновленного романтического художественного притяжения, и пафос его антиромантических выступлений направлен, по сути дела, не столько против романтизма как такового, сколько против эпигонов, оторванной от жизни архаичной, романтической «старой» афинской школы.

Энергия неоромантического порыва, рожденного пафосом национального «очищения», возрождения, обновления, напоминает и другие произведения Паламаса 900—10-х годов: лиро-эпическую поэму «Свирель короля» (1910), острокритические «Сатирические этюды» (1912), сборник «Город и одиночество» (1912) и т. д. В предисловии к поэтическому сборнику «Стихи не ко времени» (1919) он уподобляет поэта романтическому образу кузнеца, который выковывает из огненной лавы прошлого и будущего «мечи для свободы», «венцы для славы», «короны для красоты». В эти годы к Паламасу приходит общенациональное признание; авторитет его поэзии и его личности во многом предопределяет эволюцию греческой поэзии первой четверти XX в.

Исторический оптимизм финала поэмы «Двенадцать песен Цыгана» резко контрастировал с еще господствовавшей в начале века атмосферой скепсиса и уныния (слишком свежей была память о пережитом национальном унижении), но вместе с тем он пророчески предвещал уже намечавшийся новый национальный подъем.

Недовольство бездарной и авантюристической политикой королевского двора, все более острое осознание неотложной необходимости реформ побуждают либеральную буржуазию к политической активности: группа офицеров создает «Военную лигу». Организованное ею в августе 1909 г. восстание вынуждает короля пойти на существенные уступки. Пост премьер-министра занимает приглашенный «Военной лигой» с о. Крит Элефтериос Венизелос, основывающий в 1910 г. либеральную партию. Он проводит реорганизацию армии, освобождая ее от непосредственного диктата королевского двора, осуществляет аграрную и административную реформы, преобразует систему налогообложения. В 1911 г. по его настоянию вступает в силу обновленная конституция, закрепляющая ряд существенных прав человека, а также некоторые демократические положения государственного права. В результате Балканских войн 1912—1913 гг. Греция получает наконец ряд своих исконных территорий, находившихся до сих пор под властью Турции. Словно наверстывая упущенное, значительный скачок вперед делает отечественная промышленность.

Первые попытки осмыслить социальные процессы этого переходного периода предпринимает греческая социология. Книга Г. Склироса (1877—1919) «Наш социальный вопрос» (1907) закладывает основы марксистского исследования экономического и политического положения в стране; она вызывает широкий отклик греческой общественности и оживленные дискуссии в прессе. Трибуной социалистической мысли становится журнал «Нумас». Основанный в 1903 г. как боевой орган сторонников применения в литературе народного разговорного языка – димотики, он постепенно выходит за рамки димотикизма и ратует за обновление греческого общества. На этом этапе зарождающееся социалистическое движение в Греции выступает за путь реформ и во многом солидаризируется с деятельностью Э. Венизелоса.

В водовороте бурных политических событий языковой вопрос постепенно несколько утрачивает прежнюю остроту. Если на рубеже веков столкновения между поборниками искусственного архаичного языка кафаревуса и димотикистами порой доходили до уличных схваток, то к концу первого десятилетия XX в. димотики полностью утверждаются в литературе, а в конце 10-х годов реформы Венизелоса вводят димотики в систему начальной школы. Языковой вопрос выдвигается теперь в совокупности с другими насущными проблемами демократизации народного образования и общественной жизни в целом.

На волне нового национального подъема в греческую поэзию вновь вливается сильная неоромантическая струя. Плеяда молодых поэтов – Ангелос Сикельянос (1884—1951), Костас Варналис (1884—1974), Маркос Авгерис (1884—1973) – восторженно и оптимистично приветствует жизнь, с гордостью и восхищением воспринимает удел и миссию человека на земле. В творчестве Сикельяноса эти мотивы звучат с дифирамбической патетикой, как бы взрываемые поистине вулканическим темпераментом поэта, озаренные его искрящимся жизнелюбием, спонтанным, неудержимо возвышенным лиризмом. Первый крупный поэтический цикл Сикельяноса «Ясновидящий», написанный в 1907 г. и изданный в 1909 г., во всей мощи выявил эти черты его дарования, которые останутся неизменными на всем протяжении творческого пути поэта.

К. Паламас

Портрет 1910-х годов

Слияние с природой, зрелую красоту которой Сикельянос воссоздает с самозабвенным упоением первозданных пластических, порою мифологизированных образах и в ослепительном буйстве красок, слияние с народом, в котором он видит носителя древних традиций и непреходящих духовных ценностей, восприятие греческой истории как единого непрерывного процесса, устремленного, как и история всего человечества, через тернии к торжеству добра и справедивости, и наконец, восприятие роли поэта как своего рода мессии, призванного проникнуть в первоосновы жизни, открыть людям их смысл и осветить им путь в лучшее завтра, – этот сразу же заявленный круг тем Сикельянос разрабатывает и в многотомной поэтической композиции «Пролог к Жизни» (1915—1917), и в поэмах «Матерь Божия» (1917) и «Пасха греков» (1918), и позднее в цикле произведений 20—30-х годов.

Удивительная внутренняя цельность художественного мира Сикельяноса, казалось бы не затронутая ураганом исторических катаклизмов XX в., была явлением единственным в своем роде. В отличие от него, сверстники и вначале единомышленники Сикельяноса, М. Авгерис и К. Варналис, вскоре переживут радикальный мировоззренческий перелом и соответственно – переворот в своем творчестве. М. Авгерис надолго оставит поэзию, он посвятит себя критике и станет одним из основоположников марксистского литературоведения в Греции. Под непосредственным влиянием социалистических идей резко меняет свое поэтическое амплуа Костас Варналис. На смену блистательному циклу парнасски отшлифованных стихотворений, воспевающих красоту природы и человека, древнее наследие Греции, сокровища ее мифологии (сб. «Соты», 1905), приходят произведения вдохновленные новыми гуманистическими идеалами эпохи, побуждающими человека к активной борьбе за свои права, за лучшее, справедливое будущее для всех.

Между тем на периферии греческой литературной жизни, в далекой Александрии, поэт Константинос Кавафис (1863—1933) ищет и находит свой путь художественного осмысления кризисной эпохи, которую переживает мир. Обращаясь к сюжетам древности, он стремится создать исторические модели, которые раскрывали бы глубинное постижение современности, акцентируя главное внимание на явлениях упадка и разложения старого мира. Эпико-драматический склад художественного мышления Кавафиса побуждает его к выбору краткой, сжатой формы, мобилизующей возможности драматического искусства. Связанные внутренними сюжетными сцеплениями, его миниатюры, темы которых он черпает главным образом из античной истории, составляют своеобразную малую эпопею, обретающую панорамность и особый динамизм художественного обобщения, обладающую определенным единством и – что еще более важно – выявляющую характер эпохи, передающую течение исторического времени. Творческий метод Кавафиса, во многом отвечающий духу реализма, предвосхищал некоторые важные открытия мирового реалистического искусства XX в.

В прозе и драматургии Греции движение к реализму было более последовательным и динамичным. Как и в поэзии, начало века ознаменовалось здесь усиленным влиянием западно-европейского символизма. Однако основанная в 1901 г. труппа К. Христоманоса «Нэа скини» («Новая сцена») с большим успехом ставила не только Ибсена и Метерлинка, но также Тургенева, Л. Толстого, Чехова, а из отечественной драматургии – Григориоса Ксенопулоса (1867—1951), который уже в 90-е годы XIX в. стал одним из первопроходцев греческой реалистической социально-бытовой прозы и драматургии. Развивая эту линию художественного поиска, Ксенопулос четко улавливает черты нового, капиталистического уклада. Социальные конфликты и морально-психологическая проблематика его пьес фиксируют воцарение духа наживы, циничного практицизма, воинствующего эгоизма. В драме «Тайна графини Валерены», поставленной Христоманосом в 1904 г., упадок знатной семьи Валерисов трактуется драматургом как следствие натиска новых хозяев положения – буржуа, причем финансовому банкротству Валерисов сопутствует нравственное очерствение и развращение представителей молодого поколения, охотно принимающих нравы новой социальной среды. Протестуя против деградации гуманистического идеала, Ксенопулос пишет три драмы о женских судьбах – «Фотини Сандри» (1908), «Стелла Виоланди» (1909), «Рахиль» (1909), в которых обличает бесчеловечность господствующей семейной морали, общественные предрассудки, религиозный фанатизм, калечащие души, попирающие человеческое достоинство, губящие благородные чувства. Актуальные социальные проблемы затрагивают в своих пьесах Я. Камбисис, П. Нирванас, Д. Тангопулос, С. Мелас. В творчестве Я. Камбисиса и С. Меласа ощутимо влияние западноевропейского натурализма, а позднее и символизма («Сын тени С. Меласа).