Текст книги "История всемирной литературы Т.8"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 86 (всего у книги 101 страниц)

Однако для понимания идейного смысла повести не столько важен сюжет из истории средневекового самурайства, сколь интересен спор между Ягоэмоном и его товарищем, посланным в Нагасаки по велению князя купить ароматическую древесину для чайной церемонии, спор, выявляющий их ценностные ориентации. Сталкиваются здесь два моральных принципа: стремление к красоте и узкий практицизм. «Если подходить ко всему с утилитарной точки зрения, то не будет ничего святого на этом свете» – эти слова, которые вкладывает автор в уста князя, и раскрывают идею повести. Твердость нравственных принципов человека не имеет ничего общего с моралью торговца – эта мысль снова прозвучала в повести Огай «Госпожа Ясуи» (1914).

Каково же отношение Огай к самурайской морали? В повести «Семья Абэ» (1913) восемнадцать самураев в расцвете лет один за другим совершают харакири. Они умоляют умирающего господина «позволить им умереть вслед за ним». Пережить сюзерена значило для вассала покрыть несмываемым позором себя и своих потомков. Абэ Яитиэмон за свой строптивый характер не был включен князем в его посмертную свиту, и, согласно обычаю, жестокая кара постигла весь его род. Семью Абэ поголовно истребили, а ее усадьбу предали огню.

Трагедия семьи Абэ, рассказанная Огай, – это приговор страшному, бессмысленному обычаю. Писатель – не бесстрастный летописец, он проявляет свои симпатии и антипатии, раскрывая нравственный смысл самурайского уклада жизни. Он показывает, что мораль, основой которой считалась вассальная верность, формировалась во имя поддержания незыблемости иерархических связей, феодальных устоев.

Тематика исторических романов Огай не ограничивается жизнью самурайского сословия. Осио Хэйхатиро, судья по профессии, возглавивший голодный бунт горожан Осаки, в 1837 г., стал героем романа, названного его именем и опубликованного в 1914 г. Осио не мог равнодушно взирать на бедствия страдающих людей, он сколотил отряд для конфискации риса у богатых торговцев. Но личность Осио получила двойственную оценку в романе: он выведен борцом за справедливость и в то же время показан как вор, взломщик. Исторический смысл событий не раскрыт. В постскриптуме к роману «Осио Хэйхатиро» автор писал: «Государство. Я думаю о методах его исцеления, поддерживая существующий порядок и уповая на его самоуправляющийся организм...» Огай, будучи представителем высшей бюрократии (он был генерал-лейтенантом военно-медицинской службы), в конечном итоге примиряется с действительностью.

Выход из натуралистического тупика искал и Исикава Такубоку (1886—1912) – основоположник японской демократической поэзии. Он последовательно критиковал натурализм.

Начав как романтик, – первые стихи его были опубликованы в журнале «Мёдзё» в 1902 г., – Такубоку примыкает к движению сидзэнсюги в 1908 г., стремясь утвердить поэзию реальных чувств, земного бытия. В программной статье «Стихи, которые можно есть» (1909) он писал: «Надо писать стихи, твердо стоя обеими ногами на земле, – вот о чем я хочу сказать. Надо писать стихи, проникнутые чувством неразрывной связи с реальной жизнью. Надо писать стихи, от которых исходил бы не аромат изысканных кушаний, а запах нашей повседневной пищи. Надо писать стихи, необходимые для нас... Это единственный путь для того, чтобы утвердить право поэзии на существование».

Такубоку дал высокую оценку движению сидзэнсюги. «Разрушая всяческие правила и ошибочные идеи, вскрывая фальшь, это направление, – писал он, – поднимает на щит правду жизни такой, какая она есть». Однако ему было чуждо натуралистическое принижение человека. Он считал, что Таяма Катай, провозгласивший принцип «плоскостного изображения» без каких бы то ни было идеалов, фактически отдалил литературу от жизни («Обрывки впечатлений и воспоминаний», 1909). Эгобеллетристика без критического самоанализа представляла для Такубоку «исповедь малой цены». Он отстаивал принцип критического реализма, для него литература – оружие, утверждающее передовые идеалы.

В статье «Положение в эпоху застоя» (1910) Такубоку поставил вопрос о путях дальнейшего развития национальной литературы. Причину упадка современной ему литературы он видит в том, что она стала прилаживаться к существующему порядку и утратила критический дух. Движение сидзэнсюги раскололось, когда перед ним встал вопрос «наблюдать» или «действовать». Считая, что отсутствие положительного идеала у современной молодежи – результат «сложившейся обстановки, тормозящей ход истории», Такубоку утверждает, что дальнейшее развитие литературы невозможно, если «оставить в неизменном виде установленный порядок».

В дни судебного процесса над Котоку Сюсуй и его товарищами Такубоку записал в своем дневнике: «В моих взглядах произошли большие перемены. Теперь я понемногу собираю литературу о социализме». Но интерес к социализму возник еще раньше: в 1905 г. в письмах к друзьям он приветствовал восстание матросов на броненосце «Потемкин». В дневнике за 1908 г. он писал: «...идеалом этого движения должно быть не только освобождение бедных рабочих от капиталистов, но и освобождение всего человечества от бессмысленных жизненных мук». Социалистические тенденции в творчестве Такубоку в значительной мере объясняются влиянием на него русской революции 1905 г., а также русской литературы. «Кто посмеет меня упрекнуть, // Если я поеду в Россию, // Чтобы вместе с восставшими биться // И умереть // Сражаясь?» (Перевод В. Марковой).

Мори Огай

Фотография 1911 г.

Такубоку всегда интересовала судьба своих идей. Не случайно он стремится в революционных боях России «проверить» новый идеал.

В сборниках пятистиший «Горсть песка» (1910), «Грустная игрушка» (1912) уже нет прежней романтической мечтательности, мистического ощущения загадочности бытия, характерных для сборника «Стремление» (1905), – в них автор обращается к повседневной жизни простых людей со всеми их радостями и горестями. Такубоку наполняет традиционные танка глубоким социальным содержанием. Он вошел в историю японской литературы как родоначальник школы «поэзии жизни».

Последняя книга стихов Такубоку «Свист и свисток», изданная в 1913 г., уже после смерти поэта, – итог его идейно-творческих исканий. В одном из стихотворений этого сборника, «Надгробная надпись», дан образ пролетария, подлинного революционера. В этом передовом рабочем жил «непреклонный, прямой и глубоко мыслящий человек», он не любил «трусливых краснобаев», и был «всегда готов на борьбу с врагом». Вот этого «здорового сына революции», в котором воплотилась бы заветная мечта поэта о «завтра», искал всю свою недолгую жизнь Такубоку.

Демократическая и социалистическая тенденции творчества Такубоку, отразившие рост общественного самосознания народных масс, наметили новый путь развития японской литературы. Однако историческая обстановка в Японии, сложившаяся после подавления «движения простого народа», не способствовала развитию прогрессивной литературы.

Утверждение революционного идеала стало задачей следующего этапа развития японской литературы. Традиции Такубоку продолжили японские пролетарские писатели 20—30-х гг.

*Глава вторая*

КИТАЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ

90-е годы XIX – конец 10-х годов XX в. – этот небольшой отрезок истории китайского общества по насыщенности социальными и культурными событиями, по интенсивности общественного развития равен целой эпохе. Короткий период в социальной и духовной жизни страны отмечен важными общественными и культурными процессами.

В Китае по-прежнему правит маньчжурская династия Цин. Еще в 90-х годах молодой император Гуансюй вместе с несколькими реформаторами (Кан Ю-вэй, Лян Ци-чао) попытался осуществить некоторые социальные реформы. Однако из-за противодействия консервативного лагеря во главе с престарелой, но еще могущественной Цыси планы молодого монарха и его окружения потерпели провал. Реакция на какое-то время восторжествовала. Внутренняя и внешняя политика двора, однако, породила в стране острое недовольство, о чем свидетельствовали сильные антиманьчжурские настроения.

Первое десятилетие XX века стало последним в истории династии Цин – этого «азиатского правительства... подавляющего военной силой всякое стремление к свободе» (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 4. С. 383). В 1911 г. произошла Синьхайская буржуазная революция, которая покончила с монархией.

Последующие годы проходили под знаком острой социальной борьбы и политических неурядиц. Для этого периода характерно также нарастание революционно-демократического движения, расширение социальных и культурных преобразований.

В то же время мощным катализатором этих сдвигов явилось революционное движение на Западе. Огромное влияние на всю общественную жизнь Китая оказала Великая Октябрьская социалистическая революция в России.

Большое значение для разных областей культуры и литературы имело развитие издательского дела, современной прессы. Если до 90-х годов в Китае выходило крайне мало газет и журналов (причем многие издавались за пределами страны), то на рубеже веков и особенно в первые два десятилетия XX в. появились многочисленные периодические издания, в том числе и издания литературно-публицистические, отражавшие мнения разных слоев общества. Так, в шанхайской газете «Шибао» («Время») в 1904—1905 гг. впервые была введена литературная рубрика. Возникли небольшие литературные приложения, ставшие прообразами литературных журналов. В 1903 г. Лян Ци-чао начал издавать первый в Китае литературный журнал «Синь сяошо» («Новая проза»). В этом же году стал выходить двухнедельный журнал Ли Бао-цзя «Сюсян сяошо» («Иллюстрированная проза»), а в 1910 г. – очень популярный в ту пору литературный журнал «Сяошо юэбао» («Месячник прозы»).

Крупные издательства объединяли прогрессивную интеллигенцию, что способствовало формированию передовых для того времени идей и тенденций. Так, группы единомышленников сложились вокруг журнала «Сюсян сяошо» (Ли Бао-цзя, У Во-яо, Лю Э), журнала «Наньшэ» («Южное общество») – литераторы Лю Я-цзы, Су Мань-шу, Чэнь Цюй-бин и др. Известный журнал «Миньбао» («Народ»), выходивший в Японии с 1905 г. (он представлял антиманьчжурское общество «Тунмэнхуэй» – «Союзная лига»), собрал вокруг себя представителей революционной интеллигенции: Сунь Ят-сена, Чжан Бин-линя и др. В 10-х годах произошла консолидация радикально мыслящих интеллигентов вокруг журнала «Синь циннянь» («Новая молодежь»): Чэнь Ду-сю, Ли Да-чжао, Ху Ши и др.

Духовная жизнь страны в это время переживает сложный период, свойственный эпохам переломным, кризисным. Громадную роль по-прежнему играют старые формы культуры и идеологии, все также сильны феодальные традиции, догмы и стереотипы, унаследованные от прошлых эпох. Китайская культура в значительной степени сохраняет черты культуры старого традиционного типа. Эта особенность присуща и литературе. В китайской литературе тех лет мы не найдем таких художественных направлений, как романтизм, реализм, натурализм и т. п. Трудно говорить и о наличии в литературе (в поэзии и прозе) индивидуальных стилей. Все это приходит несколько позднее и не без влияния западноевропейской литературы. Почти вплоть до 20-х годов китайская литература в значительной мере развивается в русле старых форм, имеющих вековую историю. Именно это побуждало радикально мыслящих интеллигентов (Чэнь Ду-сю, Ху Ши) в 10-х годах резко выступать против тогдашней культуры, называя ее «мертвой». Но изменения, конечно, происходили, и немалые, хотя и в очень специфической форме. Некоторые новые явления в китайской литературе тех лет обрели смысл, выявившийся с ходом лет.

Типография газеты «Шэньбао» в Шанхае

Конец XIX в.

Китайская литература той поры переживает внутренние перемены. Происходит заметная трансформация системы литературных жанров. «Классические жанры» все больше вытесняются новыми литературными формами. Некоторые жанры с литературной периферии выходят на авансцену (например, проза на разговорном языке байхуа). Возникают новые области литературной деятельности – публицистика и художественный перевод, находившиеся до этого в зачаточном состоянии. Многие писатели начинают обращаться к темам, созвучным эпохе. Обостряется чувство времени, растет социальная содержательность, повышается общественное звучание произведения. Конечно, все эти и другие изменения проявляются по-разному в различных литературных жанрах.

ПРОЗА

Конец XIX и особенно 900-е годы XX в. отмечены необычайным оживлением повествовательных жанров, в частности прозы. Художественная проза, которую литературные староверы пренебрежительно называли «мелким ремеслом вырезания насекомых» (в отличие от «ваяния дракона», т. е. «высоких» жанров литературы), приобретает важнейшее значение. За этот небольшой период в Китае опубликовано свыше тысячи прозаических произведений (включая переводы).

Одна из причин расцвета прозы в это время определялась теми переменами, которые произошли на рубеже веков в самом обществе. В Китае и прежде (например, в XVII в.) крупные социальные и культурные сдвиги вызывали оживление прозаических жанров. Аналогичный процесс (хотя и в другом выражении) отмечается на рубеже XIX и XX вв. Возникает и теория художественной прозы, чего до сих пор, по существу, не было. Одной из первых работ такого типа была статья Янь Фу, и Ся Цзэн-ю, которая была опубликована в тяньцзиньской газете «Говэньбао» («Новости страны»). О специфике прозы писали известные литераторы, эссеисты и эстетики (Линь Шу, У Во-яо и др.). Авторы ставили вопрос о роли прозы в обществе и силе ее воздействия на читателя. Большую роль сыграли статьи Лян Ци-чао «Предисловие к переводам политической прозы» (1898) и «О связи прозы с народовластием» (1902), где был сформулирован важный вопрос о «революции в области прозы». Большое внимание в своих работах Лян уделял именно «политической прозе», которая, по его мнению, стимулировала (как в японской литературе) социальный прогресс. «Революция в прозе» может «улучшить народоправление», т. е. изменить общественные нравы и порядки, писал он. Лян и другие видели в прозе наиболее органичное средство распространения политических и социальных идей.

Предпринималась и попытка эстетического осмысления прозы. Ся Цзэн-ю в статье «Принципы прозы» (1903) подчеркивал роль вымысла, специфику создания художественных образов. Значительную роль сыграли работы Ван Говэя (1877—1927), в которых он стремился осмыслить прозу в рамках общей теории эстетики (автор находился под сильным влиянием Канта, Шопенгауэра, Карлейля). Знакомство с западногерманскими источниками позволило Ван Го-вэю и другим авторам поставить целый ряд новых для китайской литературы вопросов теоретического характера (например, о романтической литературе и пр.).

Проза этого периода многообразна. Как и прежде, она развивается по двум основным направлениям: проза на старом книжном языке вэньяне и на разговорном байхуа. Однако на рубеже веков соотношение этих двух видов прозы меняется. Хотя проза на вэньяне продолжает пользоваться определенным спросом у читающей публики, ее социальная и эстетическая значимость заметно падает. Наиболее интересные явления происходят в прозе на байхуа. Одной из ее важных особенностей является близость к нормам разговорной речи, подтверждающей общедоступность – «тунсу» – (термин появился еще в XVI—XVII вв.) прозы на байхуа, отличавшую ее от высоких жанров. По своей эстетике она тесно связана с предшествующей литературой. Развивая художественные традиции романа и повести на байхуа, она остается в своей основе прозой старого типа, ее поэтика строится почти в полном соответствии с давними эстетическими нормами. Однако наблюдаются серьезные изменения. Если, скажем, для прозы предшествующего периода характерны в основном традиционные темы (исторические, волшебные, любовные – например, рассказы о героях, талантливых юношах и красавицах), то в 900-х годах авторы обращаются уже к изображению нравов, возникает проза политического (обличительного) характера и т. д. Литератор Лу Шао-мин выделял в современной прозе такие тематические виды, как историческая, философская, проза идеалов, авантюрная, рыцарская, народная проза и пр. Он имел в виду прежде всего переводную литературу, однако его классификация в известной мере отражала и особенности оригинальной прозы.

Важной чертой прозы стала ее ориентация на реальную жизнь. Правда, еще не возникает произведений, отвечающих развитому реалистическому методу, но постепенно и интенсивно формируются его основы, хотя сами художественные произведения появляются в китайской литературе несколько позднее. В ориентации прозы на действительность сказалось влияние реформаторов, рассматривающих литературу (прозу) как средство выражения идей эпохи. Не случайно многие литературные журналы той поры печатали произведения, сюжеты которых были тесно связаны с современной жизнью. Так, журнал «Синь сяошо» опубликовал главы первых, своего рода «программных», произведений Лян Ци-чао («Будущее нового Китая»), У Во-яо («Удивительные события, увиденные за двадцать лет») и др. Социальная тематика возникает не без влияния современного японского политического романа, хорошо известного литераторам Китая. Во многих произведениях ставились типологически схожие проблемы общественного бытия. Особенное значение приобрела обличительная тема, к которой обращались многие авторы той поры, прежде всего такие видные литераторы, как Ли Бао-цзя, У Во-яо и др.

Страница журнала «Иллюстрированная проза»

Ли Бао-цзя (1867—1906) пришел в литературу из журналистики. Еще в 90-х годах он издавал в Шанхае газеты «Чжинаньбао» («Путеводитель») и «Фаньхуабао» («Расцвет») и др., где печатались очерки и эссе писателя, а также его крупные произведения (роман «Наше чиновничество», произведение в форме струнного сказа «События годов гэнцзы» и др.). С 1903 по 1906 г. Ли был главным редактором журнала «Иллюстрированная проза». Из многочисленных прозаических произведений писателя наиболее известны его романы «Наше чиновничество», «Краткая история цивилизации», в которых социальная тема звучит особенно отчетливо. В первом показана жизнь многих слоев современного китайского общества, и прежде всего самого влиятельного – чиновного сословия. Изображение деятельности чиновников в разных административных сферах (уездные и областные ямыни, судебные управы, экзаменационные палаты), а также их быта позволило писателю создать многоплановую картину общественного строя, показать скрытые пружины государственного механизма. В описаниях автора общество чиновников выглядит весьма неприглядно. Творчеству Ли свойственна отчетливо выраженная сатирическая тенденция, критика и осмеяние общественных пороков. Эта черта проявляется и в других произведениях Ли Бао-цзя, хотя в них критическое изображение дается несколько в ином плане. Так, в «Краткой истории цивилизации» автор поднял новую для литературы тему взаимоотношений китайского чиновничества с иностранцами. В многочисленных эпизодах романа, где фигурируют персонажи-чиновники, автор показал безразличие правящей элиты к национальным интересам. Читатель видел связь этих персонажей с реальными историческими деятелями, которые наживались на народных бедствиях.

Ли Бао-цзя был одним из первых писателей этой поры, кто возродил и заострил художественные особенности нравоописательных произведений XVII—XVIII вв., в частности романа У Цзин-цзы (XVIII в.) «Неофициальная история конфуцианцев» с его критическим пафосом и сатирическим накалом. Однако в отличие от У Цзин-цзы, для стиля романов Ли (как, впрочем, и других авторов этого времени) характерна большая гиперболизация. Ли Бао-цзя нередко сгущает сатирические краски, заостряет неприглядные стороны действительности, что придает своеобразие его поэтике. Лу Синь (он был одним из первых, кто дал объективную оценку романам Ли и других писателей) рассматривал его книги именно как обличительные.

Как и Ли, У Во-яо (1866—1910) также отдал немало сил издательской деятельности и публицистике. Уроженец города Фошаня в провинции Гуандун (отсюда его псевдоним – Фошанец), он некоторое время работал репортером в шанхайских редакциях, а в конце 90-х годов издавал небольшую газету «Цайфэнбао» («Нравы»), с 900-х годов активно сотрудничал в журнале Лян Ци-чао «Синь сяошо» (в то время издававшемся в Японии), где опубликовал такие произведения, как «История страданий», «Девять жизней» и первые строки глав романа «Удивительные события, увиденные за двадцать лет». Перу У Во-яо принадлежат и такие произведения, как «Секрет обогащения», «Записки о путешествиях по Шанхаю».

Современникам У Во-яо был известен прежде всего своими книгами, живописующими общественные нравы, в особенности самой значительной из них – романом «Удивительные истории, увиденные за двадцать лет» (опубл. 1909—1910). По теме и характеру изображения он напоминает «социальную» прозу Ли Бао-цзя с ее критической направленностью и сатирическим подтекстом. Сам писатель называл свою позицию «яньши» – «отвращение к миру» (слово «яньши» восходит к философии Чжуан-цзы). Эта позиция выражала чувство негодования художника, вызываемое пороками общества, и его желание исправить человеческие нравы. Панорама действительности, созданная У Во-яо, гораздо шире той, которая возникает в произведениях Ли. Кроме сферы чиновничества, писатель изображает современных шэнь-ши (джентри), компрадоров, представителей буддийского клира, городских торгашей. Большое внимание он уделяет изображению быта людей. Поэтическая форма произведения – своеобразного романа-обозрения (мозаичность изображенных событий, обилие действующих лиц) приводит к известной схематизации образов. Однако порой У Во-яо удается создать достаточно интересные характеры (как правило, отрицательные). Это хитроумный Цзя-жэнь, карьерист Гоу Цай и другие представители чиновного мира. Положительные герои выражают социальные взгляды писателя (в романах Ли таких героев, по существу, нет), однако в художественном отношении они малоубедительны.

Центральный герой-повествователь определяет архитектонику произведений, и поэтому она менее рыхлая, нежели в других «романах-обозрениях». Такая форма рассказа не была изобретением автора – изредка подобные произведения встречались и раньше (например, небольшая «биографическая повесть» Шэнь Фу «Шесть записок из быстротечной жизни», XIX в.).

Интересно изображение общественных нравов в творчестве прозаиков Лю Э и Цзэн Пу. Лю Э, он же Лю Те-юнь (1850—1909), в литературе известен как автор сравнительно небольшого, но интересного романа «Путешествие Лао Цаня», который был полностью опубликован в 1906 г.

Лекарь Лао Цань рассказывает об увиденном им во время странствий по городам и весям провинции Шаньдун. Форма романа-путешествия дала возможность писателю показать широкую картину современных нравов, автор заостряет внимание на отдельных событиях. Критическая направленность книги сближает ее с другими произведениями социальной прозы. Эпизоды, показывающие жестокость и самодурство властей (образ правителя Юй Синя), коварство и низость администраторов (чиновник Ган Би), сцены злодеяний в ямынях – все это сливается в мрачную картину, символизирующую разложение цинской власти.

В своем первом предисловии к роману писатель сравнивает современное общество с «шахматной партией», которая близится к своему финалу, с «шахматной доской, которая развалилась». Не случайно понятия «развал», «финал» обыгрываются в имени героя Бу Цаня (буквально «восполнить развал»), который пытается повлиять как-то на ход событий. Примечательна первая глава, где образ тонущего корабля символизирует современный Китай. В последующих главах эта аллегория углубляется. Свою идею «гуманного правления» писатель раскрывает в образах Лао Цаня (и некоторых других персонажей), используя даже значащие имена героев (Дэ Хуэй-шэн – добродетель и мудрость и т. д.).

«Путешествие Лао Цаня» продолжало традиции старой прозы на байхуа, но в некоторых отношениях роман был шагом вперед. Так, изображение жизни через восприятие одного человека (героя-лекаря) способствовало выделению личностного начала. Писатель пошел дальше многих своих литераторов-современников в реалистическом изображении жизни. Однако поэтика повествования в целом сохранила традиционные черты.

Особое место в китайской прозе начала XX в. занимает роман «Нехайхуа» – «Цветы в море зла», автором которого был Цзэн Пу (1871—1935), известный как прозаик, поэт, переводчик (он перевел драму Гюго «Жиль Блаз» и другие произведения). Роман писался с перерывами почти двадцать лет. Окончательный вариант появился лишь в конце 20-х годов.

Автор изображает современные нравы, обличает пороки «больного общества» (первые публикации подписаны псевдонимом «Больной Восточной Азии») и ищет пути усовершенствования общества. Сюжет романа прост. В центре повествования – история жизни крупного чиновника-дипломата Цзинь Вэнь-цина и его наложницы Фу Цай-юнь, их путешествие по странам Западной Европы. Такая композиция сближает это произведение с романом Лю Э «Путешествие Лао Цаня». Хотя Цзэн Пу заканчивает свой роман уже в 20-е годы, поэтика произведения тяготеет к традиционным формам, что проявляется в композиции сюжета, в средствах художественной образности, характерных для старой прозы. Специфические черты романа проступают прежде всего в выборе объекта изображения. Писатель показал привилегированные слои общества, сделав упор на изображении жизни минши – знаменитостей, чей социальный статус близок чиновничеству и ученому сословию. Автор-повествователь, показывая их духовный мир, культурные интересы и привычки, рассуждает – сам или его герои – о культуре, политике, науках и искусствах, что придает роману особое, «интеллектуальное» звучание. У многих персонажей были реальные исторические прототипы: политики, деятели культуры. Этим обусловлена атмосфера исторической достоверности повествования, что было новым словом в китайской литературе. Писатель пытался отразить в романе тогдашние исторические события (китайские и европейские), причем изображение европейской жизни (Германии, России) придавало роману особый колорит, несвойственный другим произведениям этой эпохи. Большой интерес представляют описания демократического и революционного движения в Китае и Европе (реформаторы в Китае, народники в России и т. д.). Позитивное изображение представителей прогрессивных сил свидетельствовало о понимании автором демократических идей, волновавших современников.

Литература этого периода затрагивала довольно широкий круг проблем. Так, в некоторых произведениях получила развитие злободневная тема реформ. Кроме неоконченного романа Лян Ци-чао «Будущее нового Китая» она нашла отражение, например, в «Подготовке конституции» У Во-яо, и в других произведениях. Тема преобразования общества широко освещается в книге литератора-революционера Чэнь Тянь-хуа («Львиный рык»), где выдвинута идея национальной революции. Та же тема развивается в повести о поэтессе Цю Цзинь «Лююэшуан» («Иней в июне») (псевдоним автора «Цзингуаньцзы» – «Спокойно взирающий»). Острая для того времени проблема китайцев-эмигрантов (рабочие-кули в разных странах Азии и Америки) затронута в небольшом романе анонимного автора «Злой свет» (1905). Цзи Вэнь в романе «Звуки города» рассказывает о мире торгового предпринимательства. Это и некоторые другие произведения были прообразом тех реалистических романов из жизни представителей делового мира, которые появятся в литературе 20—30-х годов (Мао Дунь и др.).

Китайские прозаики пытались освещать и события, происходившие за пределами страны. Этому способствовало широкое распространение идей китайских «западников», а также переводческая практика. Иностранная тема отражена в разных произведениях. Иногда она принимала утопические очертания, как, например, в неоконченном произведении некоего Сяожань юйшэна (псевдоним означает «Страдалец») «Путешествие в Утопию» или во фрагменте «Будущий мир» Чунь-фаня (псевдоним означает «Весенний парус»). Интересны и произведения, рассказывающие о борьбе европейских народов за свободу и гражданские права, эссе о национальных героях других стран (Жанне Д’Арк, Мадзини, Софье Перовской, Желябове). Особенной популярностью пользовалась тема борьбы русских народовольцев, которая интересно раскрыта в неоконченном романе «Героини Восточной Европы» (авторство до сего времени вызывает споры). Революционно-просветительская направленность этого произведения (воспевание идеалов свободы в духе Руссо и Монтескье, революции, как ее представляли народники) оказала воздействие на последующую прозу. Иностранная тема, по существу, была открытием для китайской литературы.

Проза начала XX в. не только осваивала новые темы, но и, затрагивая социальные проблемы, приближалась к реальной действительности. Хотя старые поэтические каноны по-прежнему играют громадную роль, нельзя не видеть новых черт в литературе: преобразование композиционной структуры (отсутствие традиционного пролога и пр.), своеобразие повествовательного стиля (совмещение черт художественного и публицистического повествования), усиление роли автора, новые средства изобразительности, жизненная достоверность и т. д. Все это говорит о накоплении в прозе новых художественных элементов, что в дальнейшем привело к серьезным качественным сдвигам.

Обложка журнала «Дунфан Цзачжи» («Восток»)

1904 г.

Появились произведения, которые в известной мере приближаются к современному типу прозы. К числу их, например, можно отнести небольшую повесть на вэньяне Пин Юаня (псевдоним литератора Чжоу Цзо-жэня) «Сирота» (1906), повесть Су Мань-шу «Одинокий лебедь» (1912), рассказ Лу Синя «Былое» и др. Во всех этих произведениях заметен новый подход к художественному изображению, хотя они написаны на книжном языке вэньяне. Интересно произведение Су Мань-шу, отмеченное автобиографическими чертами, что само по себе обращает внимание, так как «исповеднические» тенденции не свойственны китайской прозе того времени. У писателя они появились, безусловно, под влиянием западной и японской литератур. Личность писателя была на редкость сложна и противоречива. Су Мань-шу (1884—1918) родился в Иокогаме (его мать была японкой), жил в семье приемного отца, в детстве испытал немало унижений, что впоследствии отразилось в его творчестве. В юном возрасте он стал послушником буддийского монастыря, а потом монахом (отсюда и его странное имя Мань-шу – китаизированный вариант имени буддийского бодхисаттвы Манчжушри). Многие годы он провел в странствиях по Дальнему Востоку и Юго-Восточной Азии, где изучал санскрит, философию буддизма, религиозное искусство, иностранные языки, а вернувшись в Китай, занялся литературным трудом: переводил «Отверженных» Гюго, произведения Байрона, Шелли, Бернса, писал стихи.