Текст книги "История всемирной литературы Т.8"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 101 страниц)

Героиня поставлена писателем в идеальные условия, она вознесена над тяготами повседневности, ей, казалось бы, дано все для свободного проявления богато одаренной натуры. Однако ее жизнь – это путь, приводящий к крайнему эгоцентризму. Лишенный возможности найти в самой действительности свободного, счастливого, живущего полноценной жизнью человека (а само это намерение очень важно для автора и неоднократно – с гораздо большим успехом – будет повторено им в будущем), Г. Манн искусственно сконструировал такой образ. Однако конструкция оказалась оторванной от реальности.

Генрих Манн и Томас Манн

Фотография (ок. 1900 г.)

Новая ступень в развитии Г. Манна – роман «Учитель Гнус, или Конец одного тирана» (1905). Образ учителя Гнуса, вобрав в себя большое историческое и социальное содержание, стал нарицательным. Мелкий человеконенавистник и маньяк, мракобес и тиран, учитель Гнус возомнил себя блюстителем нравственности и законов. Он ненавидит ум и талант, самостоятельность, душевную широту. Малейшее отклонение от казенной дисциплины вызывает у него приступы негодования. Прусская система воспитания нашла в Г. Манне беспощадного обличителя, рисующего немецкую школу как своего рода казарму, где всячески подавляется индивидуальность и живая мысль. Цель такой школы – воспитание законопослушных граждан.

Гнус – тиран и раб одновременно. Возможность попрать, унизить человека доставляет ему садистскую радость. Развращенный своей властью над учениками, он уверен в собственной исключительности. Однако Г. Манн заставляет Гнуса проделать крутой поворот. Педант и блюститель нравственности, он влюбляется в певичку, выступающую в кабаке «Голубой ангел», и попадает в полное подчинение. Женившись, он становится владельцем дома сомнительной репутации, притона разврата и мошенничества.

Писатель доводит до абсурда поступки Гнуса. Заостренность, утрировка, эксцентрика помогают выявлять самую суть характера, а также действительности, которая его породила. Этот роман о немецкой гимназии и педагогах далек от традиционной описательности посвященных той же теме романов Л. Тома и Э. Штрауса.

Сразу после окончания «Учителя Гнуса» у писателя возник замысел трилогии «Империя». Но до ее осуществления он успел написать еще два романа – «Между расами» (1907) и «Маленький город» (1909).

Действие романа «Маленький город» происходит в Италии, стране, как и Франция, любимой писателем. В этом романе царят озорная буффонада, беззлобный юмор, что не исключает и сатиры. «Манн проделывает смелый, блестяще удавшийся эксперимент: политический конфликт, разыгрывающийся на общеевропейской арене, – борьбу между силами буржуазного либерализма и силами реакции – он переносит в провинципальный итальянский городок и показывает ее так, что все, представляющееся ее участникам грандиозным и трагически возвышенным, оказывается смешным фарсом, жалкой мышиной возней обывателей, разыгрывающих роли вершителей судеб человечества и истории», – писал И. Миримский.

«...Оглядываясь на пройденный путь, на созданные мною шесть романов, – подводил итоги и сам Г. Манн, – я вижу, что шел в них от утверждения индивидуализма к почитанию демократии. В „Герцогине Асси“ я воздвиг храм в честь трех богинь, в честь триединой, свободной, прекрасной, наслаждающейся личности. „Маленький город“ я создал, напротив, во имя народа, во имя человечества».

Сам народ не принимает участия в возне политиканов. Он доверчив, простодушен, но слеп, безынициативен, и ловким демагогам удается сбить его с пути. На фоне беспринципной грызни разных политических партий появляются авантюристы, люди без чести и совести, демагоги и проходимцы, стремящиеся любой ценой захватить власть. Таков Савецо, тип, психологически близкий будущим фашистам. Недаром сам Г. Манн говорил о «Маленьком городе», что это «Италия накануне фашизма». Так за буффонадой и фарсом открывается политический смысл книги.

В 10-е годы Г. Манн выступает и как публицист. Его эссе «Вольтер – Гёте» (1910), «Дух и действие» (1910) ратуют за общественную активность литературы, утверждают идею неразрывности мысли и действия, внутреннюю связь реалистического искусства и демократии. Само заглавие статьи «Дух и действие» имеет для Г. Манна программный смысл, выражая сквозную идею всего его творчества. Действуя, он выступил в числе немногих немецких писателей противником развязанной Германией первой мировой войны. Идея необходимости соединения культуры и демократии легла в основу его очерка «Золя» (1915). Противоречие между духом и действием воспринимается писателем как исконно немецкое. Не случайно в середине 30-х годов в дилогии о Генрихе IV, диалектически снимающей это противоречие, главный герой будет взят из истории Франции.

Всемирную известность принес Г. Манну его роман «Верноподданный», который был закончен перед первой мировой войной. В 1916 г. он был напечатан в количестве всего лишь десяти экземпляров; широкая немецкая публика познакомилась с «Верноподданным» по изданию 1918 г. А в России роман вышел в 1915 г., будучи переведенным с рукописи. Роман «Верноподданный» наряду с романами «Бедные» (1917) и «Голова» (1925) составил трилогию «Империя».

Уже само заглавие показывает, каков масштаб социальных обобщений писателя. Творческая задача, которую поставил себе в «Империи» Г. Манн, была соизмерима с замыслами, осуществлявшимися Бальзаком и Золя. Главный герой «Верноподданного» Дидрих Геслинг стал образом-символом. Это социально-психологический тип, сформированный немецким империализмом, а впоследствии ставший опорой фашизма. В такой политической конкретности выражается новое качество реализма Г. Манна.

Геслинг – не один из многих: он само существо верноподданничества, его воплощенная в живом характере суть. Роман строится как жизнеописание героя, который с детства преклоняется перед властью – отца, учителя, полицейского. В Берлинском университете он вступает в студенческую корпорацию «Новотевтония» и самозабвенно растворяется в этой корпорации, думавшей и желавшей за него. Служба в армии, от которой ему вскоре удалось освободиться, возвращение в родной город, фабрика, которую он возглавил после смерти отца, выгодная женитьба, борьба с либералом Буком, руководителем «партии народа», участником революции 1848 г., – все эти картины нужны автору, чтобы еще и еще раз подчеркнуть главные неизменные свойства натуры Геслинга. Он – духовный родственник Гнуса, но его поле деятельности намного шире.

Внутренние свойства человека, как правило, подчеркиваются какой-либо внешней деталью. Но от внешних гротескных характеристик в «Стране кисельных берегов» Г. Манн переходит к большой психологической мотивированности, сохраняя, однако, и в психологизме сатирическую, публицистическую задачу. Подобно учителю Гнусу, Геслинг раб и деспот. В основе его психологии лежит низкопоклонство перед сильными мира сего, которое он очень ловко умеет использовать для упрочения своего положения. Механика взаимодействия человека и обстоятельств неизменно занимает Г. Манна.

Рассказ о Дидрихе Геслинге – это прежде всего фиксация его постоянно меняющейся социальной позиции (то же самое относится и ко множеству героев в других романах Г. Манна). Писателя не интересует последовательное описание жизни героя, зато в каждой детали просматривается социальная установка Геслинга – поза и жест подчиненного или властителя, желание выказать силу или, напротив, затаенный страх.

Г. Манн представляет читателю срез всего немецкого общества, всех его социальных слоев, от кайзера Вильгельма II до социал-демократов, которые не столько выражают интересы народа, сколько предают его, умея выгодно для себя договориться с хозяевами (прикрывающийся демагогической фразеологией Наполеон Фишер). Один из разоблачительных ходов романа состоит в том, что Г. Манн делает Геслинга двойником императора Вильгельма II. Геслинг слепо подражает обожаемому кайзеру. Оказывается, что Геслинг похож на кайзера и внешне и по сути. Они – родственные души. В этом своеобразном двойничестве оба выглядят как лицедеи, разыгрывающие некий непристойный фарс. «Пошлой клоунадой» названа в самом романе общественная жизнь города Нецига, и эти слова дают ключ к тому, как сам Г. Манн понимал изображаемое.

Очень быстро Геслинг превращается в автоматически действующий робот. Так же механистично и само общество. В разговорах, в реакциях на происходящее выявляется стереотипная психология взаимозависимых и взаимосвязанных людей. Символичен конец романа, описывающий открытие при большом стечении народа памятника Вильгельму I. Парадная помпезность, напыщенные трескучие речи. Но внезапно разразившаяся гроза сметает всех с площади. Небо разверзлось «от горизонта до горизонта и с такой яростью, что все это походило на долго сдерживаемый взрыв». Геслинг, сидя на корточках в луже, прячется под ораторской трибуной.

В статье «К моим советским читателям», помещенной в «Правде» 2 июля 1938 г., Г. Манн писал: «Теперь всякому ясно, что мой роман „Верноподданный“ не был ни преувеличением, ни искажением... Роман изображет предшествующую стадию развития того типа, который затем достиг власти».

Во второй части трилогии «Империя», романе «Бедные» (1917), автор стремится взглянуть на окружающую действительность глазами рабочих. «Бедные» знаменуют собой поиски новых, внебуржуазных идеалов. Геслинг в этом произведении отступает на второй план, хотя роман посвящен борьбе Бальриха с Геслингом, в ходе которой рабочий не раз заставляет трепетать своего изворотливого противника. Правда, образ Бальриха не всегда достоверен (Г. Манн плохо знал рабочую среду), но в целом роман по-своему отразил стремление к активному социальному действию, свойственное народным массам в последние годы мировой войны.

В «Бедных» отсутствуют подробности бедственного положения рабочих, голода, физических страданий, зато подробно изображаются те нравственные муки, которые причиняют несправедливость, попрание человеческого достоинства, невозможность истинно человеческой жизни. Г. Манн пытается показать (хотя и далеко не достигнув выразительности первого романа трилогии) пробуждение классового самосознания, духовный и нравственный рост человека из народа, отстаивающего в открытом конфликте свои права. Г. Манн принадлежит к тем мастерам реализма XX в., творчество которых отмечено острейшей политической тенденциозностью.

ТОМАС МАНН

Томас Манн (1875—1955) также остро ощутил нравственную ущербность буржуазного прогресса. Он прожил жизнь, все повороты которой были тесно связаны с немецкой историей. Даже разорение торговой фирмы отца, представителя старого, уважаемого бюргерского рода, он с основанием воспринял как характерное явление времени, принесшего с собой иные нравы. Кончив Высшую техническую школу в Мюнхене, Манн после нескольких лет службы в страховом обществе смог всецело посвятить себя писательской деятельности. Его первый рассказ был опубликован в 1894 г.

В отличие от брата Генриха Томас Манн был предан вплоть до начала 20-х годов идее консерватизма и патриархальности, способных, по его тогдашним убеждениям, охранить страну от нравственной порчи. В 1914 году он среди многих других немецких писателей выступил сторонником развязанной Германией мировой войны.

Дальнейшее развитие Томаса Манна привело его к демократии и антифашизму. Всемирно известный писатель, лауреат Нобелевской премии 1929 г., он расстался с Германией, когда к власти пришел Гитлер. Жил эмигрантом сначала в Швейцарии, потом в США. После разгрома фашизма Манн приезжал в оба немецких государства лишь ненадолго. Он умер в Швейцарии.

Истоки творчества Т. Манна лежат в глубинных недрах немецкой культуры. Он органически тяготел к свойственной немецкой литературе философичности. Развивая эту традицию, писатель в дальнейшем создал национальный тип интеллектуального романа. Однако интеллектуализм сочетался в его творчестве с художественной пластичностью.

Широкую известность как в Германии, так и за ее пределами принес Т. Манну роман «Будденброки. История гибели одного семейства» (1901). Написанный в форме семейной хроники, роман вобрал в себя большое социально-историческое содержание, обнаружив тяготение романиста к эпической форме. Судьба рода Будденброков под пером художника приобрела обобщенный смысл. Впоследствии Т. Манн отметил, что на него «произвело особенно глубокое впечатление осознание истины, что художественное обобщение, казалось бы, специфически местных обстоятельств могло явиться обобщением не только немецких, но и международных форм жизни».

Роман автобиографичен. Т. Манн внимательно анализировал прошлое своего рода. Но в в нем запечатлено и движение самой истории, смена патриархально-бюргерского уклада новейшими формами жизни, характерными для эпохи империализма. Фирма Будденброков приходит в упадок и терпит поражение в борьбе с более ловкими и беззастенчивыми дельцами. Роман, повествующий о гибели одного семейства, рассказал о крахе патриархальной бюргерской добропорядочности, о бесчеловечности воцарявшегося империализма, о глубоком кризисе и смене эпох.

Четыре поколения Будденброков, выведенные в произведении, олицетворяют разные исторические ипостаси бюргерства. Автор редко касается исторических событий как таковых, но в судьбах героев, через их мироощущение просвечивает время.

Понятие «бюргер» для Т. Манна имело емкий смысл, впоследствии раскрытый им в статьях «Любек как форма духовной жизни» (1926), «Гёте как представитель бюргерской эпохи» (1932) и др. В этом понятии для него объединились гражданственность, ответственность, долг, честность, труд, верность добрым традициям. Однако художник с горечью вынужден констатировать историческую обреченность бюргерства. А в прошедшей через все его творчество антиномии «бюргер – художник» раскрывал духовную ограниченность бюргерства. Все наиболее интеллектуальные, одаренные, тонкие его герои неизбежно оказываются чуждыми благопристойной бюргерской среде.

Представляющий первое поколение Иоганн Будденброк воплощает прочность бюргерского уклада, не утратившего связи с народной средой. Он энергичен, напорист, инициативен, удачлив в делах. Его сын, консул Иоганн Будденброк, человек солидный и уравновешенный, неплохо ведет дела, но как личность менее масштабен. После революции 1848 г. он не столь уж уверен в незыблемости традиционных устоев. Для представителей третьего поколения Томаса и Кристиана фирма становится чем-то внутренне чуждым. В них развивается склонность к рефлексии – явление необычное в роду Будденброков. Сенатор Томас Будденброк сохраняет видимость спокойствия. Но внутренне он устал и надломлен. От окружающих и от самого себя он старается скрыть упадок фирмы. Ганно – единственный представитель четвертого поколения, сын Томаса, сам проводит черту под своим именем в фамильной книге в знак того, что после него род прекратит свое существование. У мальчика слабое здоровье, но он одарен музыкально. Жизнь внушает ему ужас и отвращение.

Многое сближает «Будденброков» Томаса Манна с «Сагой о Форсайтах» Голсуорси, «Семьей Тибо» Мартен дю Гара, «Делом Артамоновых» Горького. Эти «семейные романы» поднимаются до уровня романов об эпохе, обозначив особую тенденцию в реализме XX в.

Понижение роли фабулы, перевес психологии над действием, особая значимость обобщающе-символических деталей, сложная система устойчивых лейтмотивов, служащих целям портретной и психологической характеристики, – все эти и многие другие особенности поэтики «Будденброков» образуют в совокупности нерасторжимый сплав. Для писателя характерна эпическая неторопливость и даже известная замедленность действия, плавность и обстоятельность описания. Этими своими чертами Т. Манн продолжает реалистические традиции XIX в., классической русской литературы, о которой он с благодарностью писал на протяжении всей жизни, особенно выделяя Толстого, а вслед за ним Тургенева, Достоевского, Чехова. «Чтение этих великих русских эпиков XIX столетия, – замечал он, – явилось главным элементом в моем литературном образовании и осталось им и сегодня. Когда я в возрасте около двадцати трех лет писал „Будденброков“ – эпическое предприятие, превосходившее мои молодые силы, от которого я временами хотел отказаться, – именно каждодневное чтение Толстого придавало мне силы для того, чтобы продолжить работу над тяжелым романом». Широкая эпичность романов Толстого, их мощь – вот то, что прежде всего вдохновляло Т. Манна. Однако в первом романе писателя и в его новеллах этого времени по-своему претворялись и новейшие веяния.

В позднейших своих произведениях Манн редко достигал той импрессионистической свежести и непосредственности, которая отличает «Будденброки» и ранние его новеллы. Читатель «Будденброков» живо чувствует атмосферу старого бюргерского дома, а в новелле «Тонио Крегер» – ганзейского города Любека, с теснящимися домами, средневековыми башнями, массивами церквей и сырым, неослабевающим ветром, несущим запах моря.

Непосредственность не исключала интеллектуализма. Уже в раннем творчестве писателя наметилось устойчивое стремление варьировать и развивать, углублять от произведения к произведению родственные темы, конфликты и антитезы. Противоречие между действительностью, обществом и талантом, духом, искусством; между «нормальной», «здоровой» жизнью и душевной тонкостью, одухотворенностью, «болезнью»; между бюргером и художником, между этикой и эстетикой, красотой и нравственностью; между жизнью и смертью – все эти противопоставления повторяются Т. Манном неоднократно, причем писатель не дает абсолютного преимущества ни одной из сторон.

В это время Манн начинает ряд произведений, которые принято называть «произведениями о художниках». От ранних новелл, от романов «Будденброки» и «Королевское высочество», от единственной у Манна пьесы «Фьоренца» (1906) и вплоть до позднего романа «Доктор Фаустус» (1947) у писателя не ослабевает интерес к взаимоотношениям художника и жизни. Проблема не сводится к ответственности литературы перед обществом. Характерно само разделение жизни и тоскующего по ней художника – тема, органичная не только для Томаса Манна, но и для многих произведений немецкой литературы разных эпох.

Исследователи неоднократно подчеркивали автобиографический смысл данной проблемы для писателя. Это предположение не лишено оснований. В определенной степени автобиографический характер носит новелла «Тонио Крегер» (1903). Тонио Крегер – писатель, страдающий от одиночества и раздвоенности, охваченный тоской по миру простой жизни («блаженство обыденности»), хотя острым взглядом художника он распознает всю ограниченность тех, к кому тянется всем сердцем. Выведенная в новелле русская художница Лизавета Ивановна, друг Тонио Крегера, называет его «заблудившимся бюргером», раскрывая противоречие его души. И все-таки Тонио Крегер прежде всего художник, как художник и Ганно Будденброк, не успевший реализовать свой большой музыкальный дар.

Если в «Тонио Крегере» симпатии автора на стороне художника, творчества и духа, то в других его произведениях того времени проблема рассматривается с иной стороны. Писатель Детлеф Шпинель, герой новеллы «Тристан», личность глубоко сомнительная. Сомнительны и его литературная работа, и его отношения с женой коммерсанта Клетериана, приведшие прекрасную женщину к гибели.

В драме «Фьоренца», действие которой относится к эпохе Возрождения, возникает сходная проблема. Поборник гедонистического мировоззрения меценат Лоренцо Медичи, прозванный Великолепным, и аскет монах Савонарола, противопоставляющий красоте дух, совесть, долг, стремятся к власти над Флоренцией. Савонарола одерживает победу, но в пьесе содержится и предостережение: дух, стремящийся к власти, теряет свою высоту; и предсказание его собственной близкой гибели: разум и дух бессильны без союза с жизнью.

Уже в раннем творчестве Т. Манна большую роль играет ирония, своеобразно им понимаемая. Ирония писателя рождена объективной противоречивостью реального мира и направлена на обе стороны противоречий. В такой авторской позиции есть своего рода релятивизм, интеллектуальная игра. Т. Манн далек от того, чтобы, подобно романтикам, видеть в иронии способ свободного воспарения над низменной действительностью. Ирония понимается им как пафос «середины». Иронично уже противопоставление «бюргер – художник». Художник – «заблудившийся бюргер» одновременно и тянется к своему окружению, и отталкивается от него. Презрение и зависть, превосходство и чувство собственной неполноценности весьма своеобразно сочетаются в таком персонаже.

Ирония выражает сложное взаимоотношение этих противоречивых чувств и невозможность окончательного решения конфликта. Позднее, в романе «Волшебная гора», Т. Манн пояснит свое понимание «середины», определив ее как «героический труд овладения противоречиями», как задачу сохранения ясности, твердости, стойкости при трезвом сознании противоречий в собственной душе и в мире.

Но противопоставление художника и жизни, высокой духовности и действительности давало Т. Манну и другие художественные возможности.

В раннем творчестве Т. Манна зрелый его реализм полнее всего предвосхищает новелла «Смерть в Венеции» (1912). Именно в этой новелле всего заметней, как взаимоотношения художника и жизни начинают значить гораздо больше того, что в них, казалось бы, содержится. Пара противостоящих друг другу и в то же время связанных понятий «искусство» – «жизнь», так же как и многие другие постоянно возникающие под пером писателя противопоставления: порядок – хаос, разум – неуправляемая стихия страстей, здоровье – болезнь, многократно высвеченные с разных сторон, в обилии своих возможных положительных и отрицательных значений образуют в конце концов плотно сплетенную сеть из разнозаряженных образов и понятий, которая «ловит» в себя гораздо больше действительности, чем это выражено в сюжете. Технику манновского письма, впервые оформившуюся в «Смерти в Венеции», а затем виртуозно им разработанную в романах «Волшебная гора» и «Доктор Фаустус», можно определить как письмо вторым слоем, поверх написанного, на грунтовке сюжета. Только при поверхностном чтении можно воспринять «Смерть в Венеции» просто как историю о престарелом писателе, внезапно охваченном страстью к прекрасному Тадзио. Эта история значит еще и гораздо больше. «Не могу забыть чувства удовлетворения, чтобы не сказать – счастья, – написал Томас Манн через много лет после выхода в свет в 1912 г. этой новеллы, – которое порой охватывало меня тогда во время писания. Все вдруг сходилось, все сцеплялось, и кристалл был чист».

Главный герой новеллы, писатель Густав Ашенбах, – человек внутренне опустошенный, но каждодневно усилием воли и самодисциплиной побуждающий себя к упорному, кропотливому труду. Выдержка и самообладание Ашенбаха делают его похожим на Томаса Будденброка. Однако его стоицизм, лишенный нравственной опоры, обнаруживает свою несостоятельность. В Венеции писатель попадает под неодолимую власть унизительной противоестественной страсти. Внутренний распад прорывает непрочную оболочку выдержки и добропорядочности. Но тема распада и хаоса связана не только с главным героем новеллы. В Венеции вспыхивает холера. Над городом висит сладковатый запах гниения. Неподвижные очертания прекрасных дворцов и соборов скрывают заразу, болезнь и гибель. В такого рода «тематичности» картин и деталей, гравировке «по уже написанному» Т. Манн достиг уникального, изощренного мастерства.

Фигура художника оказывается незаменимым фокусом, способным свести к единству процессы внутренние и внешние. Смерть в Венеции – это не только смерть Ашенбаха, это разгул смерти, означающий и катастрофичность всей европейской действительности накануне первой мировой войны. Недаром в первой фразе новеллы говорится о «19.. годе, который в течение столь долгих месяцев грозным оком взирал на наш континент...».

Вслед за «Будденброками» Т. Манн создал второй роман – «Королевское высочество» (1909), произведение условное и полусказочное. Писатель изобразил некое немецкое герцогство, сохранившее почти немыслимую патриархальность. Приметы XX в. – техника, всесилие индустриальных магнатов, манипулирующая общественным мнением пресса – накладываются на ветхую, почти потерявшую реальность систему. Герцогство находится в полном упадке. Писатель неистощим в описаниях его оскудения, «пышной мишуры и облезлого великолепия».

Образ принца Клауса-Генриха сродни манновским образам художников. Вся его жизнь подчинена самоотверженному умению владеть собой, означающему, однако, в этом романе механическое исполнение ритуала. Спасение обнищавшего герцогства неожиданно приходит благодаря браку принца и дочери американского миллиардера. Сказочная легкость решения – показатель «невсамделишности» такого выхода.

Тонкая грустная ирония окутывает все повествование: судьбы опереточного герцогства были для автора хрупкой основой, по которой, как и в «Смерти в Венеции», были прочерчены некие важнейшие в его глазах проблемы. В «Королевском высочестве» еще раз выявилось свойственное с тех пор Т. Манну желание видеть в описываемом, несмотря на всю его пластическую убедительность, еще и фундамент, на котором воздвигается невидимая читателю, но угадываемая им реальность – реальность больших исторических процессов.

Роман «Королевское высочество» подвергся нападкам реакционной критики, усмотревшей в этом произведении сатиру на германскую империю. Т. Манн выступил со статьей, в которой, полемизируя с неким немецким владетельным князем, утверждал право художника на поэтический вымысел, говорил об «аллегорическом одеянии» своего творения. В статье было сказано, что истинным предметом изображения является не маленькое немецкое герцогство, а предметы более крупные. По существу, Т. Манн уже тут объяснил одну из сторон своей техники двуслойного письма, которой предстояло развиться в будущем.

Теоретические и публицистические статьи составляют значительную часть его творчества. Концептуальный характер имеет статья «Бильзе и я» (1906). Внешним поводом для ее написания явились упреки жителей Любека, которым не понравилось, что некоторые образы «Будденброков» были слеплены с реальных лиц. Отметая плоские обвинения в копировании, Т. Манн провозглашает право на «субъективное углубление действительности». Впоследствии он назвал это свое эссе «полемическим исследованием о взаимоотношениях сочинителя и действительности».

Роман, по мнению Т. Манна, является некоей синтетической формой, объединяющей в себе и эпическое, и драматическое, и лирическое начала («Опыт о театре», 1908). По сути, речь шла об обогащении возможностей реализма.

Развитие разных художественных течений в немецкой литературе с 1890 по 1918 г. шло не изолированно. Жизнь часто диктовала писателям сходные задачи. В разные годы в пределах различных течений литература достигала разных по своей значительности художественных результатов и степени постижения действительности. Можно отметить, однако, и некоторые общие сдвиги, совершившиеся в ней за данный период.

Литература усомнилась в устойчивости существующего политического, социального, нравственного порядка. Она предчувствовала приближение катастрофических потрясений. Начиная с 90-х годов, она упорно показывала неустойчивость человека и лабильность его сознания. Для писателей разных направлений было характерно обостренное внимание к скрытому от глаз, тайному, бессознательному.

В литературе этого времени жизнь часто представлена камерно. Однако не менее характерно нарастание интереса к всеобщему. Человек вообще, множество запечатлены в поэзии экспрессионистов (особенно в годы войны). Множество, массы людей действуют и в романе молодого Альфреда Деблина («Три прыжка Ван Луна», 1915), в недалеком будущем одного из создателей реалистического немецкого романа XX в. Но и там, где писатели сосредоточены на событиях как будто бы частных, за ними все явственнее проглядывает общее. Формируются новые художественные отношения между явлением и сущностью, конкретностью и разными способами выявленной закономерностью.

Немецкая литература этого времени, а особенно в следующие десятилетия, выделяется на фоне других литератур своей особой склонностью к философичности как форме постижения жизни.

В конце XIX – начале XX в. австрийская литература впервые занимает не просто заметное, но весьма влиятельное положение среди европейских литератур. На рубеже веков наблюдается заметный подъем духовной жизни Австрии.

Если раньше вклад этой страны в мировую культуру определяли почти исключительно музыка и театральное искусство, то теперь картина резко меняется. Мировую известность приобретают австрийская живопись (Г. Климт, О. Кокошка, А. Шиле), архитектура (О. Вагнер, А. Лоос), австрийская философская мысль (Э. Мах, З. Фрейд, М. Бубер). Привлекает к себе внимание во всем мире и творчество австрийских писателей – А. Шницлера, Г. фон Гофмансталя, Р. М. Рильке, Ст. Цвейга, Ф. Верфеля, Г. Тракля, Ф. Кафки, Р. Музиля и др.

Интеллектуальный подъем был предопределен социально-историческими причинами. Начинался распад Австро-Венгерской империи – 1918 г. лишь ознаменовал завершение процесса, который происходил десятилетиями. Общественные и национальные противоречия расшатывали империю все сильнее по мере развития капитализма в этой стране. Они не могли не сказываться на литературе, улавливавшей приближение кризиса подчас с сейсмографической чуткостью. Усугублявшийся общественный кризис, постепенное разложение старых форм государственной жизни – все это существенным образом влияло на духовную культуру. Прежде отличавшее австрийскую культуру устойчивое тяготение к идеальной гармонии, преодолевающей темные стороны бытия возвышенной «кротостью», сменяется настроениями трагедийными и даже апокалипсическими. И в дальнейшем, где бы на Западе ни заходила речь о разного рода кризисах – жизни, мысли или культуры, среди имен, эти кризисы выразивших, всегда с уверенностью можно предполагать немало австрийских, хотя бы по происхождению. Причем австрийцы – как Фрейд или Кафка, Климт или Шенберг – нередко являются выразителями крайних, экстремистских культурных тенденций века. В Австрии зарождались и своего рода «крайности» общественно-политической жизни, отсюда были родом основатель сионизма венский журналист Герцль и будущий главарь германского фашизма Гитлер.

Почему так произошло? Во-первых, потому, что старый буржуазный мир в этой пестрой по национальному составу и особенно подверженной центробежным политическим устремлениям империи разваливался буквально на глазах. А во-вторых, оттого, что переживаемый на рубеже веков культурный кризис оказывался здесь в явном противоречии со здоровой и укрепившейся в противостоянии всем кризисам духовной традицией, не испытавшей существенной романтической прививки, как это было, например, в Германии. Однако не затронутых кризисными веяниями австрийских художников в XX в. почти не было.