Текст книги "История всемирной литературы Т.8"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 96 (всего у книги 101 страниц)

Другая новелла Рефика Халида «Против силы», эпизод из жизни полуколониальной Турции, также вызвала интерес у читающей публики и не только своей антиимпериалистической направленностью, но и совершенством новеллистической формы. Важно и другое. Писатель как бы зафиксировал новый сдвиг в понимании проблемы «Восток – Запад». Запад больше не идеализируют. На него взирают глазами угнетенной нации. И это прозрение – свидетельство идейного возмужания турецкой литературы 10-х годов.

В идейной атмосфере страны еще ощущался революционный дух, но уже весной 1909 г. вспыхнул мятеж, спровоцированный внутренней и внешней реакцией. Мятеж был подавлен. Однако это событие как бы подвело черту под революционностью младотурок. Отныне охранительный характер идеологии младотурецкой партии стал очевидным. И «вольный поэт» Тевфик Фикрет, который воспринял революцию 1908 г. с восторгом и надеждой, понимает отныне свою миссию как миссию обличителя младотурецкого режима. В 1911 г. после разгона младотурками парламента Тевфик Фикрет пишет свое знаменитое стихотворение «Возврат к девяносто пятому». Это было напоминание о разгоне парламента Абдул Хамидом в 1876 г. (по мусульманскому летосчислению – 1295). Несбывшиеся мечты народа поэт переживает как большое личное горе. «Эпоха лживых фраз, отброшены все клятвы. // Растоптаны, увы, высокие мечты...» В 1912 г. во время второй балканской войны появляются строки Тевфика Фикрета, непосредственно обращенные к младотурецкой клике, – «Пир грабителей». Это была вершина его гражданской лирики.

В сложной, противоречивой литературной ситуации 10-х годов есть один важный аспект: соотношение поэзии и прозы. Поэзия и проза выступают в эти годы, можно сказать, как два почти автономных литературных пласта. Их развитие идет на разных уровнях, разными темпами. Новая проза по-прежнему определяет литературный процесс. Поэзия уходит от реальностей мира в лоно «чистого» искусства. Начальную стадию этого двуединого процесса своеобразно воплотил в своей творческой судьбе Реджаизаде Экрем (1847—1913). Есть как бы два Реджаизаде Экрема: Экрем-поэт и Экрем-прозаик. Экрем близок к турецким просветителям, и его называют мостом от просветительской литературы к литературе «Сервети фюнун». Но «зулюм» наложил свою печать на мировоззрение и творчество Экрема-поэта. И если Экрем-поэт тяготеет к принципам «чистого искусства», то Экрем-прозаик следует по иному пути. Он обращается к общественным темам.

В условиях разнонаправленного литературного развития полемика по вопросам эстетики становится одной из важных примет литературной жизни 10-х годов. В этой связи внимание привлекает деятельность литературной группы «Феджри ати» («Грядущая заря»). В 1910 г. «Феджри ати» публикует свою декларацию, первый в истории турецкой литературы манифест. Тон манифеста – агрессивный. Молодые поэты выступают как ниспровергатели литературных авторитетов, художественных завоеваний «Сервети фюнун». Кумиры этой эстетствующей молодежи – западные мэтры: поэты Бодлер, Малларме и Верлен, философы Шопенгауэр, Ницше, Бергсон.

В конце XIX и особенно в начале XX в. литература Турции, как и все литературы Востока, все активнее втягивается в мировой литературный процесс, в систему его закономерностей. Эпоха империализма и деспотический режим накладывают свою печать на диалектику ускоренного литературного развития. Влияние французской литературы на турецкую вступает в новую фазу. Если в период своего зарождения новая литература Турции воспринимает у западных литератур главным образом их прошлый опыт (литература Просвещения, романтизм, реализм), то с конца XIX в. взаимодействие литератур во многом развивается уже в плоскости современности, как взаимодействие современных литератур. Этот сдвиг обусловлен тенденцией выравнивания уровней литературного развития Запада и Востока в XX в. Одновременно на формировании новых литератур Востока сказывается усиление воздействия нереалистических литературных течений Запада и стоящих за ними философских, эстетических теорий.

Так, например, Яхья Кемаль (1884—1960), член группы «Феджри ати», а впоследствии признанный классик турецкой поэзии, делает попытку привить турецкой литературе идеи француза Мореаса и создать на основе его концепции неоклассицизма новую турецкую поэзию. По мысли Яхья Кемаля, новая поэзия должна опираться на классическую систему стихосложения, аруз, а темы и сюжеты черпать из средневековой истории Османов. Однако турецкий неоклассицизм не имел будущего.

В 10-е годы взаимодействие литератур проявляется главным образом на уровне поэзии. Это совпадает с формированием турецкого символизма. Основу его типологии составляет синтез отдельных элементов двух эстетических систем: классической турецкой поэзии и европейского символизма. Наглядной иллюстрацией может служить поэзия Ахмеда Хашима (1885—1933). Первый цикл своих стихов, которые печатались в течение 1908—1909 гг. в журнале «Ресимли китап» («Иллюстрированная книга»), поэт назвал «Лунными стихами». Они имели еще и другое название – «Воспоминание о матери и о реке Тигр» (Ахмед Хашим родился в Багдаде). Только ночь, лунный свет, думается Ахмеду Хашиму, могут приукрасить действительность, скрывая ее несовершенства и уродства, сообщая ей ложный блеск. В стихах Ахмеда Хашима много зарисовок рек, озер, бассейнов – «водной глади воображения», в которой поэт-символист «созерцает реальность». В 1911 г. в журнале «Сервети фюнун» печатался цикл стихов Ахмеда Хашима, получивших название «Часы, проведенные на озере». В 1921 г. эти стихи вышли отдельной книгой. Это был первый сборник стихотворений поэта.

Многое сближает турецкого символиста Ахмеда Хашима с французскими символистами. Ахмед Хашим томится в разлуке с «городом синих теней» и ощущает себя вечным изгнанником («Тот город»). Свое понимание символизма Ахмед Хашим, которого можно назвать теоретиком турецких символистов, заимствует у Малларме. И у него можно встретить характерное для Шопенгауэра и воспринятое Малларме и другими символистами тяготение к эстетическому мистицизму, к чудесному, загадочному, к образам расплывчатым и неожиданным. В основе эстетики символистов лежит, как известно, понятие художественного образа как символа, который допускает различное истолкование. Ахмед Хашим также воспринимает данный принцип, придав ему восточное обличье: «Стихи, подобно Корану, должны заключать в себе возможность различных толкований».

В поэзии Ахмеда Хашима обращает на себя внимание тщательная отделка стиха, его мелодичность, музыкальность. Стихи должны быть «песнями без слов», повторяет он вслед за Верленом. Для него творчество – таинство, одно из «таинств» ночи. Ахмед Хашим прошел мимо бедствий своей родины. Он не откликнулся ни на революцию 1908 г., ни на первую мировую войну. «Не заметил» он и национально-освободительной борьбы турецкого народа. «Он пришел в литературу как гость», – писал об Ахмеде Хашиме в 1947 г. журнал «Гюн» («День»).

Картина литературной жизни Турции 10-х годов сложна, противоречива, запутанна. Причем в значительной мере это относится к поэзии. Проза более однородна. В турецкой поэзии послереволюционных лет царит полный разброд: различные группы и группировки, разнообразные поиски, неустоявшиеся идеи, образы, представления.

Одной из примет идеологической жизни 10-х годов становится утверждение исламизма, туркизма, а также османизма в качестве официальных доктрин младотурецкого режима. Именно в этих противоречащих друг другу идеологиях младотурки находят обоснование своим завоевательным, авантюристическим планам создания мировой империи, которые приведут их затем к полному краху, а Османскую империю к гибели. Все возрастающее распространение панисламистской и пантуркистской идеологий вызывает у отдельных представителей художественной интеллигенции повышенный интерес к истории ислама и к средневековой истории Османской империи. И этот интерес, нередко носивший апологетический характер, идет в русле поисков в прошлом социального и нравственного идеала, поисков основы для создания национальной литературы. В этих условиях на передний план эстетической борьбы 10-х годов выдвигается новый аспект: резкое противопоставление западным культурным ценностям ценностей общеисламских и национальных.

В 10-е годы в качестве одного из наиболее активных пропагандистов идей панисламизма выступает поэт Мехмед Акыф (1873—1936). Свою активную пропагандистскую деятельность он ведет и как проповедник в мечетях Стамбула, и как поэт, и как издатель журнала «Правильный образ жизни». Мехмед Акыф – автор семи сборников стихов под общим названием «Сафахат» («Вехи»).

Первый сборник Мехмеда Акыфа, который назывался «Сафахат» (1911) и дал название всему собранию, привлек к себе внимание народническим духом, гуманистическим звучанием («Больной», «Кофейня в квартале», «Самовластие» и др.). Но с каждой новой книгой в стихах поэта возрастает религиозное начало.

В годы первой мировой войны Мехмед Акыф – проповедник полностью берет верх над Мехмедом Акыфом поэтом. Пропагандистская направленность заметно снижает художественную ценность его стихов. Время выявило несостоятельность панисламистского идеала поэта. После победы в стране национально-освободительного движения, установления республики, ликвидации султаната и халифата, этих последних оплотов традиционализма, Мехмед Акыф окончательно сломлен. В 1926 г. он покидает Турцию. На родину поэт возвращается лишь перед своей смертью в 1936 г.

Драматические события 10-х годов – Триполитанская (1911—1912), Балканские войны (1912—1913) и первая мировая война, а также шовинистическая и агрессивная политика Стамбула по отношению к угнетенным национальностям, их истребление – все это сопровождалось развитием националистической идеологии. Примечательно, что разработка концепции национализма шла в основном на уровне культуры, средствами искусства, литературы.

Значительную роль в этом смысле играют многочисленные литературные объединения и общества, клубы, которые в 10-е годы приобретают откровенно националистический характер (общества «Турецкое собрание», «Турецкий очаг», клуб «Турецкая родина» и др.), а также многочисленные журналы, и в частности журнал «Генч калемлер» («Молодые перья»). Среди сотрудников журнала Омер Сейфеддин, Али Джаниб. Особое место в журнале занимает Зия Гёк Алп (1875—1924). Это одна из характерных фигур эпохи: философ и социолог, видный деятель младотурецкой партии, ее идеолог и, наконец, «отец турецкого национализма». Зия Гёк Алп – поэт и прозаик. В своем стремлении выделить турок-османов среди других мусульманских народов Зия Гёк Алп вводит понятие османской религиозной системы, османской цивилизации. И конечно, он прежде всего социолог, политик, а потом уже литератор. Литература, поэзия – это для Зия Гёк Алпа средство разработки и пропаганды на доступном народу материале националистических, пантюркистских идей. Сам он говорит об этом так: «Я не поэт. Я пишу стихи для того, чтобы сделать понятными мои мысли о нации».

Одним из первых глашатаев турецкого национализма становится Мехмед Эмин (1869—1944). «Я – турок, велика моя вера, и род мой велик!» – возвестил он уже в одном из ранних своих стихотворений. В 30-е годы поэт примет фамилию «Юрдакул» – «раб родины». Его дебют в литературе состоялся в 1898 г. Мехмед Эмин бросил вызов салонной поэзии «Сервети фюнун». Свой сборник он назвал «Турецкие стихи» (буквально: «Стихи по-турецки»). Он отказался от аруза и обратился к народному силлабическому размеру – хедже. Из его стихов в турецкую поэзию вошли со своими бедами и нуждами обездоленные анатолийские крестьяне. Мехмед Эмин подарил турецкой литературе образ матери-родины, символ Анатолии. Но с точки зрения мастерства его стихи нельзя отнести к лучшим образцам турецкой поэзии: их отличают тяжеловесность рифмы и бедность внутренних ритмов, слабое разнообразие выразительных средств и неприкрытая националистическая тенденциозность. Эта тенденциозность становится особенно заметной в годы первой мировой войны («Турецкий сад», 1914; «Эй, турок, проснись!», 1914; и др.).

Своеобразной закономерностью развития новой прозы становится смена ведущих жанров при частой смене историко-культурных и литературных эпох. В эпоху «Сервети фюнун» ведущим жанром был роман. А литературная эпоха 10-х годов – это становление жанра социальной новеллы и выдвижение новеллы на передний план литературной жизни. В последующие годы турецкий реализм как бы убыстряет свой шаг. Этого требует изменение исторической ситуации в Турции и сложная,

быстро меняющаяся картина мира. В решении подобной задачи особенно продуктивным оказывается мобильный жанр новеллы. Наиболее полно новеллистику 10-х годов представляет творчество писателей-реалистов Омера Сейфеддина, Рефика Халида, Хусейна Рахми.

Как творческая личность Омер Сейфеддин (1884—1920) формируется в 10-е годы, когда пышным цветом расцветает идеология туркизма и «властителем дум» значительной части турецкой молодежи становится Зия Гёк Алп. Влияние Зия Гёк Алпа сказывается и на мировоззрении, и на творчестве писателя-реалиста. И это создает иногда коллизию, можно сказать, парадоксальную. С одной стороны, творчество реалиста Омера Сейфеддина помогает становлению национального самосознания турок, становлению национальной литературы и национального языка. С другой – в произведениях с националистической направленностью, где проявляется предвзятое, враждебное отношение националиста Омера Сейфеддина к нетурецким народам, писатель-реалист игнорирует, а то и фальсифицирует исторические реальности и изменяет принципам реализма («Бессмысленная жестокость», «Реакционные шаги», «Бомба», «Белый тюльпан» и др.). Творчество писателя сложно и противоречиво, потому что сложно и противоречиво его мировоззрение, сложно и противоречиво его время. Омер Сейфеддин – сын века, буржуазной младотурецкой революции, но он отрекается от нее: «Я вспомнил: сегодня вторая годовщина нашей фальшивой революции, этой бескровной, жалкой, выдуманной турецкой революции...» («Дневник армянского юноши»). Омер Сейфеддин – выразитель идей турецкой национальной буржуазии. Именно с этих позиций он воспринимает и национально-освободительные движения нетурецких народов, и империалистические вожделения европейских держав. Но вера писателя в буржуазные идеалы терпит крах, а политика младотурецкой буржуазной партии становится объектом его сатиры. Идейная эволюция Омера Сейфеддина идет трудным путем: от критики османизма к проповеди национализма, пантуркизма. И вершина этой эволюции – отход от националистической идеологии и критика пантуркизма. После первых военных неудач турок в первой мировой войне Омер Сейфеддин, еще вчера мечтавший о завоеваниях, военных походах в чужие страны («Государство будущего – Туран», 1914), словно прозревает. Герой Омера Сейфеддина клеймит «кучку людоедов, сделавших своей религией философию: „грабь, убивай, наживайся“» («Что это было?»). Отныне война для него – это «безумие», «чудовищное варварство», «свидетельство человеческой дикости».

Центральное место в творчестве Омера Сейфеддина занимает социальная новелла. Обращение писателя к социальной теме предопределило ракурс его художественного видения – критическое отношение к окружающему. В его творчестве реализм обретает новое качество – тенденциозность. Критическая направленность реализма 10-х годов составила важное завоевание новой турецкой прозы. Если средневековая литература создавала образы идеальных правителей, идеальных влюбленных, а литература «Сервети фюнун» отдавала предпочтение представителям «высшего света», то реалистическая проза 10-х годов поднимается до уровня изображения обычного, маленького человека, он становится ее героем.

Критическое начало у Омера Сейфеддина – это всегда стихия комического, сатира и юмор. В юмористическом, сатирическом ключе создают свои произведения и другие реалисты – Рефик Халид, Хусейн Рахми. Современная сатира и юмор – это приобретение литературы 10-х годов.

Из первой мировой войны Османская империя выходит разбитой и обескровленной. Население нищенствует, голодает. Повсюду полный развал и запустение. Империя агонизирует. Турецкой интеллигенцией владеет ощущение крушения, конца мира. В 1918 г. начинается оккупация страны войсками Антанты. Но в том же 1918 г. в Анатолии начинают собираться силы национального освобождения. Оккупанты режут страну на части. В этих сугубо драматических условиях проблема личности в литературе отходит на задний план, личность обесценена. Эстетизм изживает себя, декадентское искусство теряет свой ореол, перестает быть модой. Правда, есть еще немало поэтов, которые продолжают писать в прежней манере, воспевая ночь, луну, любовные томления. Но все чаще в поэзии начинает пробиваться гражданская струя (Риза Тевфик, Ака Гюндюз, Дженаб Шахабеддин и др.). Поэты продолжают свои поиски путей создания новой поэзии. Большую роль в этих поисках сыграла группа «Пять поэтов хеджистов» – Халид Фахри, Юсуф Зия, Энис Бехич, Орхон Сейфи, Фарук Нафыз. Хеджисты ввели в поэзию силлабический стих, обратившись не к западным образцам, а к турецкой народной поэзии, к ее фольклорным формам – мани, тюркю. Их муза заговорила на чистом турецком языке. С творчеством этих поэтов турецкая поэзия как бы прощается с арузом, старой системой стихосложения. Однако содержание стихов хеджистов остается прежним. «Прощанием с арузом» становится деятельность и другой литературной ассоциации – «Собрания поэтов», которая организовалась в 1917 г. Ее представляют Омер Сейфеддин, Орхон Сейфи, Хакки Тахсин и др. Год создания этой организации явился как бы рубежом в развитии турецкой поэзии. Отныне права гражданства получает народная поэтическая метрика «хедже везни». Переход на новую систему стихосложения некоторые турецкие литературоведы определяют как событие первостепенной важности: «смерть старой османской поэзии» и «рождение новой турецкой поэзии».

Однако, для того чтобы турецкая поэзия получила подлинно национальное направление, повернулась лицом к живой жизни и стала вровень с прозой, нужна была подлинная литературная революция. И эту революцию совершил в 20-е годы поэт-революционер Назым Хикмет.

* Глава вторая*

ЕГИПЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

В конце XIX – начале XX в. продолжается процесс постепенной кристаллизации национального своеобразия отдельных арабских литератур, стимулируемый и в то же время осложняемый политической ситуацией на Арабском Востоке. Исторические судьбы Египта, Сирии, Ирака в этот период складываются по-разному. В течение всего XIX в. Египет входил в состав Османской империи, но фактически был почти независим от нее. С начала 80-х годов Египет оккупировала Англия, которая впоследствии объявила над ним свой протекторат. В этот период египетское национально-освободительное движение было направлено в первую очередь против англичан. Среди интеллигенции большой популярностью пользовалась идея всемусульманского единства перед лицом европейской колониальной экспансии; отражением этих настроений в литературе явилось стремление к ориентации на национальные традиции при максимальном приближении к актуальным задачам современности. Все это замедляло, но уже не могло остановить процесс европеизации культурной жизни Египта.

На литературное развитие арабских стран в этот период наложила свой отпечаток эмиграция интеллигенции, в первую очередь сироливанской, находившейся в особо трудных условиях османского гнета. Многие ее представители на рубеже XIX—XX вв. переезжали в Египет и принимали активное участие в культурной жизни страны. Эмиграция не только давала возможность сирийским писателям более свободно выражать свои взгляды, но и оказала благотворное влияние на культурное развитие самого Египта. По словам египетского писателя аль-Манфалути, эти сирийцы «вырастили в бесплодных пустынях Египта побеги усердия и труда, смелости и отваги, энергии и независимости. Они научили сынов Египта сочинять и переводить, издавать газеты и журналы, превращая это благородное занятие в профессию».

Произведения эмигрантов, затрагивавшие проблемы, животрепещущие для всего Арабского Востока, широко читались и в Египте, и на родине. Условно мы будем рассматривать их в данной главе, хотя в действительности их следует считать достоянием и той, и другой литературы.

В арабской общественной мысли начала века преобладают просветительские настроения. Протест против закабаления Арабского Востока сочетается с требованием широкого просвещения масс и усвоением достижений европейской культуры; стремление к восстановлению былого могущества арабов и возрождению классического наследия – с борьбой против феодальной отсталости. Воспринятые арабскими просветителями руссоистские идеи оказывают воздействие на формирование нового взгляда на общество, утверждают идеи внесословной ценности человека, понимание зависимости личности от обстоятельств.

В Египте в последнее десятилетие XIX и в начале XX в. бурно развивается публицистика, начинают выходить многочисленные газеты и журналы. Большой популярностью пользовались просветительские журналы сирийских эмигрантов – «аль-Муктатаф» Якуба Сарруфа, «аль-Хиляль» Джирджи Зейдана, «аль-Джамиа» («Содружество») Фараха Антуна и др., печатавшие статьи на социальные, научно-популярные и воспитательно-нравственные темы. Материал в них излагался популярно, доступным, простым языком, а печатавшиеся в приложениях романы с продолжением привлекали своей занимательностью.

Важную роль играет политическая пресса. Появляются газеты, систематически выступающие против британской оккупации и поддерживающие панисламские тенденции. Однако в мусульманской среде уже зарождается и разочарование в панисламских идеях. Так, Вали ад-Дин Йекун – турок, навсегда связавший свою жизнь с Египтом, резко критикует в своих статьях и эссе результаты младотурецкой революции, принесшей мало облегчения арабским странам. Ахмад Лутфи ас-Саййид, редактор газеты «аль Джарида» («Газета»), выдвигает идею египетского патриотизма вне религиозных рамок, подчеркивая связь современных египтян с их древними предками. Впоследствии эта идея нашла широкое распространение среди египетских националистов.

В прессе затрагиваются также вопросы внутренней жизни арабских стран, выдвигаются требования конституции, демократических свобод, женской эмансипации. Появляются первые женские журналы, выходят нашумевшие книги египтянина Касима Амина (1865—1908) – «Освобождение женщины» и «Новая женщина». Автор подробно излагает в них программу эмансипации мусульманской женщины на основе современного толкования Корана.

Из сирийских публицистов-мусульман, работавших в Египте, особенно выделяется шейх Абдаррахман аль-Кавакиби (1849—1902), старавшийся в своих известных трудах «Мать городов» и «Природа деспотизма» дать теоретическое обоснование (с точки зрения мусульманского реформизма) борьбе против тирании и деспотизма за свободу, равенство и просвещение. Он был одним из первых мусульманских идеологов арабского национализма.

Дальнейшее развитие просветительских тенденций характерно и для литературного движения; особое значение придается воспитательной роли литературы, в ней сочетаются художественное и публицистическое начала, часто с дидактическим уклоном. Эти тенденции находят воплощение в поэзии просветительского классицизма, возрождающей старые традиции, приспосабливая их к современности, в патриотической публицистике и просветительском романе. Притом уже достаточно отчетливо просматриваются различные пути, по которым идет развитие прозаических и поэтических жанров в творчестве египетских и сирийских писателей, несмотря на их тесные контакты.

Для поэзии этого периода, начало которому положил аль-Баруди, по-прежнему характерна приверженность к средневековым законам стихосложения, правилу законченности бейта, традиционной образности. Однако в ней теперь наблюдается интерес к социально-политическим проблемам, изображению общественно важных событий, воспевание достижений цивилизации.

Среди последователей аль-Баруди особенно выделяется «эмир поэтов» Ахмед Шауки (1868—1932), которого арабы считают величайшим поэтом нового времени. На первом этапе своего творчества (до мировой войны) Шауки – придворный поэт хедива Аббаса II, умелый панегирист, откликающийся в газетах на все важные государственные события, и в то же время изящный куртуазный лирик. Под влиянием идей национального и мусульманского возрождения он, по примеру аль-Баруди, создает панегирики в честь пророка Мухаммада, воспевая былую славу Египта. Особенно знаменита его так называемая фараонская касыда, в которой восставший из гроба Тутанхамон скорбит о современном положении Египта. За гневные стихи, направленные против британского протектората, английские власти в 1915 г. высылают поэта из страны.

Современник Шауки, «поэт Нила» Мухаммад Хафиз Ибрахим (1870—1932), претерпевший в жизни много трудностей и лишений, с самого начала своего творчества был близок к кругу передовых общественных деятелей (Мухаммад Абдо, Мустафа Камиль и др.). Наряду с лирикой, традиционными элегиями и патриотическими касыдами о величии Древнего Египта он печатает в газетах свои стихи – яркие политические речи: возмущается англо-французским договором о разделе сфер влияния на Арабском Востоке, обличает британский произвол, призывает молодежь к борьбе за свободу Египта, требует социальных реформ. Его произведения отличаются большой искренностью, музыкальностью и простотой.

В рамках классицизма можно рассматривать и полный стихотворный перевод «Илиады» Гомера, выполненный сирийцем Сулейманом аль-Бустани (1904), с комментарием и с обширным исследованием, в котором автор сопоставляет гомеровскую древность с арабской, «Илиаду» с древней арабской поэзией. Этот труд и по широте замысла, и по глубине подхода к оригиналу, и по качеству исполнения – явление исключительное во всей арабской переводческой практике просветительской эпохи.

Первые попытки выйти за пределы рамок классицизма связаны с именем сирийского эмигранта Халиля Мутрана (1872—1949), современника Шауки и Хафиза Ибрахима. В его поэзии, насыщенной свободолюбивыми мотивами, особенно чувствуются бунтарский дух и гуманистическая направленность: даже пирамиды, воспетые аль-Баруди и Шауки как свидетельство могущества Египта, для Мутрана лишь символ бесчеловечной тирании фараонов. Его касыды на исторические темы, напоминающие европейские романтические баллады («Нерон», «Смерть Бузурджмихра»,

«Черногорская девушка» и др.), звучат как предостережение современным тиранам.

Мутрана обычно называют первым арабским поэтом-романтиком или преромантиком. В его лирике слышны живые, нетрадиционные интонации, он стремится передать тончайшие душевные настроения. Особую роль в его стихах играет впервые вошедший в арабскую поэзию лирически окрашенный пейзаж. Мутран еще не пытается сломать традиционную форму стиха: он сохраняет ритмы аруда, придерживается монорима, но нередко обращается и к андалусской строфической форме (мувашшаху). В то же время он старался отойти от застывших стилистических канонов и большое внимание уделял композиции стихотворения, стремясь к тому, чтобы оно представляло собой органическое целое, а не распадалось на законченные самостоятельные строки, как у средневековых поэтов и их современных последователей.

Мутран известен и как переводчик произведений Шекспира – «Отелло», «Гамлета», «Венецианского купца» и др.

В прозе ведущую роль играет просветительский роман: здесь формируются два направления, которые условно можно назвать египетским и сирийским. Первое, ориентированное на национальные традиции, создает роман в форме цикла макам на современные темы; второе культивирует роман европейского типа – исторический, семейно-бытовой, назидательно-философский.

Писатели египетской школы, связанные с вождями мусульманского реформизма, большую роль в деле просвещения народа отводят возрождению арабского литературного и научного наследия, нередко высказывая скептическое отношение к европейскому культурному влиянию, хотя сами его вольно или невольно испытывают.

Эти писатели пытаются использовать традиции классической прозы, в частности – возродить жанр макамы, вложив в него современное содержание. Самый знаменитый из таких «романов-макам» – «Рассказ Исы ибн Хишама» (ч. I – 1898—1900; ч. II – 1902) Мухаммада аль-Мувайлихи (1868—1930) – сатирическая картина, рисующая египетскую жизнь периода оккупации. В нем изображены злоключения некоего паши, который чудесным образом восстал из гроба и в сопровождении рассказчика совершает путешествие по Каиру, наблюдая жизнь различных социальных слоев Египта, а во второй части отправляется на Всемирную выставку в Париж. Паша приходит к выводу, что Египет, если он хочет сохранить свое существование, должен пойти по пути реформ, направленных на восстановление всего лучшего из старой цивилизации. «Рассказ Исы ибн Хишама», в большинстве глав сохраняющий традиционную для макамы рифмованную прозу и языковые украшения, считается классикой новоарабской литературы.

Аль-Мувайлихи и его последователи несколько модернизируют традиционный жанр макамы, сохраняя один из основных художественных принципов макамы – условность сюжета и способа изображения. Но и в таком виде жанр макамы был непродуктивен для дальнейшего развития арабской прозы по пути к реализму. Поэтому египетские писатели рано или поздно должны были обратиться к формам свободного повествования и использовать опыт литературы Запада, освоенный в хорошо знакомых египтянам произведениях романистов сирийской школы.

Идея возрождения славного арабского прошлого стимулировала расцвет исторического романа. Крупнейшим представителем этого жанра был Джирджи Зейдан (1861—1914), который создал серию романов, посвященных самым острым моментам в истории арабов от начала распространения ислама до младотурецкой революции 1908 г. («Египтянка Арманосса», «Абу Муслим из Хорасана», «Аббаса, сестра ар-Рашида», «Беглый мамлюк» и др.). Подобно Селиму аль-Бустани, Зейдан стремится соединить в своих романах познавательно-назидательный элемент с развлекательным. Он вводит в исторический сюжет вымышленных героев и любовную интригу, увлекательно строит фабулу, переплетая события личной жизни героев с событиями историческими. Его романы содержат много исторических сведений, причем автор стремится быть предельно точным и беспристрастным.

У Д. Зейдана ярко выраженная назидательная направленность служит целям нравственного воспитания. В его романах постоянно происходит борьба добра и зла: силы добра олицетворяют высокую нравственность, гуманизм, высокие общественные идеалы, разум и просвещенность; силы зла – аморальность, деспотизм, корыстолюбие, узость духовных интересов, суеверие. Герои романа Зейдана – не столько живые люди, сколько иллюстрация тех или иных нравственных принципов.