Текст книги "История всемирной литературы Т.8"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 101 страниц)

В основе быстрого формирования новой татарской литературы лежало ее тесное сближение с общероссийским революционным процессом, развитие многовековых национальных традиций в духе революционного преобразования, формирование новой эстетики и поэтики с опорой на общечеловеческие гуманистические ценности.

В центре литературной жизни находился поэт Габдулла Тукай (1886—1913). Представитель четвертого или пятого поколения династии мулл (священнослужителей), проведший юные годы в медресе, бездомный юноша, обитавший в жалких номерах гостиниц, он уже первыми стихотворениями заявляет о себе как одаренный поэт. Вся боль и печаль, гнев и надежда татарского народа звучат в его строках. Тукай был резок в сатире; в гражданских стихах он был политиком, государственным деятелем, в размышлениях – философом. И всегда – поэтом; татарский стих обретает у него невиданную гибкость и изящество. Рядом с ним были М. Гафури, С. Сунчелай, С. Рамиев, Дэрдмент – поэты разные, одаренные щедро и ярко. Расцвет поэзии неудивителен – татарская литература и в прошлом знала прекрасных лириков.

И татарская и башкирская проза развивались от рассказов, по преимуществу описательных, к повести и роману, где утверждался критический реализм, а впоследствии и метод социалистического реализма. М. Гафури в эти годы пишет, как и большинство прозаиков (например, Г. Ибрагимов, Ф. Амирхан), рассказы и повести о жалкой судьбе шакирдов, о горькой женской судьбе. Оригинальностью выделялась повесть Ф. Амирхана (1886—1926) «Фатхулла-Хазрет» (1909; хазрет – духовный сан), где современный писателю священнослужитель переносился в будущее, и всем становилось видно его лицемерие, ханжество, словоблудие, аморальность. Своеобразны произведения Ш. Камала (1884—1942) – он пишет о рабочих, о судьбе сезонников, об их жизни; лучшая его повесть – «Чайки».

Вполне достоин стоять рядом с Г. Тукаем прозаик, публицист, литературовед Галимджан Ибрагимов (1887—1938). Его проза отразила жизнь шакирдов, крестьян и рабочих, священнослужителей и революционеров. От первых описательных рассказов до рассказов романтических, от сентиментальных повестей до романов,

в которых воссоздается уже исторический ход татарской жизни, – таков его путь. Лучшее, что им написано до Октябрьской революции, – повести «Дети природы», «Дочь степи», романы «Молодые сердца» (1912), «Наши дни» (1914). В романе «Наши дни» даны образы героев революции 1905—1907 гг., среди них и татары и русские. Ибрагимов заложил основы татарской национальной прозы, критики, литературоведения, исторической науки. Он принадлежит к числу писателей, творчество которых явилось мостом к новой, советской культуре.

Стремительным был расцвет татарской драматургии. Татарин, отученный Кораном от живописи и скульптуры, был потрясен возможностью увидеть на сцене реальную жизнь. Национальную драматургию создали Галиасгар Камал (1879—1933), Г. Кулахметов (1881—1918), М. Файзи (1891—1928), в ее создании участвовали также Ф. Амирхан и Г. Ибрагимов. В основном это были комедии из жизни купечества в духе А. Островского, мелодрамы из жизни села, защищавшие достоинство и право женщины на любовь и счастье. Особняком стоят пьесы Г. Кулахметова «Две мысли» (1906) и «Молодость» (1908), созданные, по словам автора, в подражание М. Горькому. В пьесе «Две мысли» показана борьба Красной и Черной мыслей за разум человека. Даут, главный герой, заявляет: «Человек может жить только вместе с народом и только в борьбе вместе с ним найти счастье». А в «Молодости» изображаются революционер-рабочий Вали и его единомышленник интеллигент Гали.

История художественного слова литератур Поволжья и Приуралья показывает, что общественные сдвиги всегда воздействуют на культуру. Революционная ситуация вызвала такой поразительный взлет, какой пережила в конце XIX – начале XX в. татарская культура, оформившаяся в 1905—1907 гг. как зрелое искусство.

*Глава девятая*

ГРУЗИНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Художественная литература Грузии 90—900-х годов занимает исключительное место в социально-политической жизни страны – она становится одним из сильнейших средств выражения и, вместе с тем, удовлетворения возросших духовных потребностей народа, который испытывал тяжелый социальный и национальный гнет.

Резкий поворот литературы к задачам революционно-освободительного движения во многом был обусловлен традициями грузинской классической литературы XIX в., в частности традицией шестидесятников (И. Чавчавадзе, А. Церетели, Н. Николадзе и др.), приобщившихся к идеям русских революционных демократов.

Несомненной заслугой грузинской литературы этого периода и следует считать то, что она в своей многогранной художественной практике смогла тесно увязать и органически соединить пафос утверждения национального самосознания грузинского народа с задачами и целями социально-политической борьбы. В этом отношении она следовала по тому же магистральному пути художественного развития, что и литературы русская, украинская или армянская. Поэтому и естественны идейное родство и даже эстетическая близость литератур народов Российского государства.

Особое значение следует придать тому факту, что еще на заре XX в. великий классик грузинской литературы Илья Чавчавадзе в статье, опубликованной в газете «Иверия» (31. XII. 1899 г.), выступил с пророческим заявлением о том, что XX в. и для Грузии станет веком социальных потрясений, а несколькими годами позже – уже в годы жесточайшего разгула реакции после поражения революции 1905 г. – он от имени народа произнес в Государственной думе смелую речь, в которой протестовал против массовых смертных казней. Второй выдающийся грузинский шестидесятник Акакий Церетели писал в середине 90-х годов: «Старый уклад разлагается и рушится, наступают новые времена и следует расчистить новому путь, рабочие выступят стройными рядами... Они возглавят дело, встанут во главе других, будут вожаками...»

В 90-е годы на литературную арену выходит новое поколение литераторов, поставивших перед собой задачу обогащения критического реализма. Утвержденные уже И. Чавчавадзе, А. Церетели, А. Казбеги, Важа Пшавела принципы реалистического изображения жизни, выработанное ими своего рода эстетическое кредо многопланового реализма через призму новых задач воспринимаются такими их преемниками, как Э. Ниношвили, Ш. Арагвиспирели, Д. Клдиашвили,

И. Евдошвили, В. Барнови и А. Эристави-Хоштария, в творчестве которых на первый план выдвигаются острые социальные и национальные проблемы.

Разговор по праву следует начать с Эгнате Ниношвили (1859—1894), недолгая творческая жизнь которого оставила глубокий след в истории грузинской литературы. Ведущее место в его творчестве заняла тема резкого противостояния социальных сил, острого классового противоборства. Э. Ниношвили был одним из первых пропагандистов марксистских идей в Грузии. Поэтому в его рассказах и повестях, написанных с редкой образной силой и творческим вдохновением («Рыцарь нашего края», «Симона», «Кристинэ», «Гогиа Уишвили», «Мор», «Писарь Мосе», «Озеро Палиастоми», «Распоряжение» и др.), в его страстной публицистике сквозной идеей является протест против социальной несправедливости. Социально униженные существа, каковыми являются персонажи этих рассказов Гогиа Уишвили, Кристинэ или Кациа Мунджадзе, уступают место образам таких бунтарей, как Симон Дзаладзе или Спиридон Мциришвили. Появление таких активных героев знаменовало собой новую ступень в развитии грузинского критического реализма и отход его от концепции пассивного гуманизма народнической литературы. Как передовой художник-реалист, Ниношвили воспринимал в более остром и современном социальном аспекте также и проблемы национально-патриотические. Тема непреклонной общенародной борьбы с «собственными» и «внешними» угнетателями в его историческом романе «Восстание в Гурии» (1888—1889) решена в верной исторической перспективе. Движущей «осью» романа является идея совместной борьбы трудящихся грузин и русских против общего социального зла. Эту идею провозглашает один из главных героев романа Георгий.

Но реализм 90-х годов не был явлением однородным. Для него характерны и безграничный революционный оптимизм (И. Евдошвили), и глубокий психологизм (Ш. Арагвиспирели), и комическое преломление трагической судьбы привилегированных классов (Д. Клдиашвили), и совершенно новая концепция восприятия прошлого (В. Барнови).

Шио Арагвиспирели (1867—1926) первым из писателей данного периода обратился к психологическому анализу как основному творческому принципу. И с этих позиций он попытался воспринять и осветить социальные и национальные проблемы. Однако его обличительный пафос несколько односторонен, ибо личность для него – это своего рода «голая душа», управляемая роком. И все-таки пафос этот объективно имеет резкую социально-обличительную направленность и в конкретной общественной ситуации играет немаловажную роль. В первой же своей новелле («Вот она, наша жизнь!») Арагвиспирели коснулся проблемы социального неравенства, да и в дальнейшем не раз обращался к ней («Три попранных заповеди», «Земля!», «Вставай!» и др.) В поисках новых психологических пластов в человеческих взаимоотношениях Арагвиспирели обратился к темам и мотивам любви, любовных коллизий (рассказы «Полли», «Я пожал лишь плечами...» и др., роман «Надтреснутое сердце», 1927). Высокие идеалы автор противопоставлял аморальному и корыстному обществу.

О тематическом многообразии и расширении стилистических возможностей грузинской прозы свидетельствует и творчество Давида Клдиашвили (1869—1931). В нем попеременно главенствуют две темы: судьба находящегося в плену суеверий крестьянина («Проклятье», «Жертва», «Микела», «Приход») и трагедия материального и духовного банкротства представителей некогда привилегированных сословий («Соломон Морбеладзе», «Мачеха Саманишвили», «Невзгоды Камушадзе», «Невзгоды Дариспана» и др.). Первые рассказы Клдиашвили в известной мере близки творчеству писателей-народников. Однако самобытный талант его проявился в прозе и пьесах именно этой темы. Сам выходец из среды обедневшего дворянства, он досконально знал быт и видел обреченность представителей своего сословия. Но сочувствие и сопереживание это никак не отражалось на его позиции как художника – позиции беспристрастного реалиста. Трагическую судьбу, драматизм душевных переживаний и страстей представителей своего сословия Д. Клдиашвили раскрыл в своеобразном комическом плане. В известном смысле здесь можно было бы вспомнить Сервантеса и Гоголя. Следует подчеркнуть и то, что Клдиашвили как художник утвердил грузинскую прозу на прочной объективно-исторической основе, придал ей свой особый стилистический строй и лад (драматический элемент повествования, несколько облегченный комизмом; внутренняя эмоциональная нагрузка фразы; преобладание диалога; передача настроения героя через описание природы).

Новая концепция художественного осмысления богатого исторического прошлого Грузии обеспечила В. Барнови (1857—1934) особое место в грузинской литературе рубежа двух столетий. Сам по себе исторический материал открывал художнику большие возможности для выражения своих философско-эстетических убеждений. Он считал, что история является ареной постоянной борьбы добра и зла; личность со всеми своими могучими страстями вовлечена в это противоборство как начало активное, но фатальный рок готовит ей или тяжкую долю покорности или трагический конец.

Отношение Барнови к истории в основном зиждется на идеалистических воззрениях. Историческая концепция его представляет собою своеобразную интерпретацию древнейшего памятника грузинской истории – «Жизнь Картли («Жизнь Грузии»). Таков его роман «Любовь мученическая» (1918) – одновременно о торжестве и трагедии любви, о жестоком конфликте между церковной догматикой и повседневным бытом. Так создавался и «Померкший ореол» (1913) – роман о божественной силе любви и о муках, выпавших на долю тех, кто отверг ее.

При этом в центре внимания писателя стояла и национальная проблема, которой он посвятил романы и более поздние – «Георгий Саакадзе» (1925), «Тамар младая» (1929) и др. В этих произведениях подняты и вопросы государственно-политической ориентации Грузии в разные периоды ее истории. Художник такого масштаба, каким был Барнови, не мог пройти мимо острых социальных проблем эпохи. В новеллах и рассказах 90—900-х годов, пронизанных пафосом страстного социального обличения («Праздник змей», «Парчовый архалук», «Жертва» и др.), он раскрыл непримиримый характер раздирающих общество противоречий.

Литературное наследие Э. Ниношвили, Ш. Арагвиспирели, Д. Клдиашвили, В. Барнови и их сподвижников – яркое свидетельство того, что грузинская литература 90-х годов чутко откликалась на злободневные явления общественной жизни и, благодаря зоркости видения и силе реалистического воплощения, обеспечила себе достойное место в ряду литератур других народов.

Третий этап революционно-освободительного движения в России, революционный подъем 900-х годов, выдвинул новые задачи и перед грузинской литературой. Новая литература не только отражала сдвиги в экономической и духовной жизни людей, но и способствовала распространению в широких массах освободительных идей, выражала интересы и стремления всего трудового народа.

Горячо откликнулся на революцию старейший грузинский поэт Акакий Церетели. С первых же дней революции на страницах газеты «Иверия» публикуются его стихи, выражающие боевой дух народа: «Песня», «Мечта», «Долой!», «Интернационал» и др. В творчестве другого выдающегося грузинского классика Важа Пшавела усиливается пафос борьбы за освобождение родины и вера в успех этой борьбы. Впечатляющие образы героев-революционеров нарисованы в его стихах этой поры «Берикаули», «Хевсур Бердиа», «Жизнь меня мучила» и ряда других.

В грузинской литературе 900-х годов особое место принадлежит Иродиону Евдошвили (1873—1916), связанному с революцией и творчеством и практической деятельностью. Его поэтическое кредо прекрасно передано в пронизанном страстным гражданским пафосом стихотворении «Муза и рабочий» (1905). Это призыв к служению народу и революции. В творчестве поэта особенно плодотворными были 1905—1907 гг., отмеченные для него исключительной целеустремленностью и внутренним накалом.

В художественном творчестве тогдашней России, после М. Горького, вряд ли найдется поэт, создавший столь богатую традицию революционной лирики и завоевавший большую популярность. Такие замечательные образцы революционной лирики, как «Друзьям», «Песня борьбы», «Буря», «Свобода», «На могиле героя», «На заре» и др., принесли ему всенародную известность. То, что не успел довершить рано скончавшийся Ниношвили, успешно воплотил продолжатель его традиций Евдошвили. Он едва ли не первым в грузинской литературе 90—900-х годов нарисовал образ пролетария как наиболее угнетенного и, одновременно, наиболее революционно настроенного человека («Рабочий», «Фонтан», «Вечер в городе», «Сон рабочего», «Батрак»). Поэтическая картина революционной бури («Уже поднялась буря»), созданная Евдошвили, перекликается с символическим образом горьковского Буревестника.

Многие его стихи, ставшие песнями, наряду с «Интернационалом», «Марсельезой», «Дубинушкой», были подхвачены вышедшим на баррикады народом. Творчество Евдошвили, поэта-трибуна, подлинно революционно и народно, его стихотворения, рассказы, публицистика, фельетоны носят призывный и мобилизующий характер. Поэт стал главой демократически-революционной литературной школы в Грузии. Эта школа дала грузинской литературе 900-х годов таких писателей, как Ной Чхиквадзе, Георгий Кучишвили, Варлам Рухадзе и др., в произведениях которых вместе с проблемами национально-освободительного движения все глубже разрабатывались, образуя новый эстетический феномен, революционно-социальные мотивы.

В грузинской художественной литературе 900-х годов выделяется весьма своеобразный и колоритный писатель – Чола Ломтатидзе (1878—1915), в творчестве которого глубокий психологизм сочетался с революционной страстностью и оптимизмом. Раскрывая душевные переживания героя, как правило, на широком социальном фоне, он успешно преодолевает некоторую ограниченность и узость психологического анализа, свойственную, например, Ш. Арагвиспирели. Почти все сочинения Ломтатидзе создавал в заключении – в тюремных камерах Тифлиса, Москвы, Одессы, Петербурга, и потому главный герой его – закованный в кандалы революционер. Активный деятель революционного движения, участник IV (Стокгольмского) и V (Лондонского) съездов партии, депутат Второй Государственной думы, семь последних лет своей жизни проведший в заключении, он пишет рассказы – «Перед виселицей», «В тюрьме», «Без заглавия», «Первое мая», «Белая ночь», «Из записной книги» и др., сквозной идеей которых является героическая борьба, самопожертвование во имя свободы. Герои этих рассказов – Джейран Вардосанидзе, Мциришвили, Вано Гугунишвили или же Виктор Агиашвили – люди одной судьбы. Несмотря на муки и тяжкие испытания, они остаются до конца верными своим убеждениям, своим идеалам. Психологизм Ломтатидзе охватывает различные пласты душевных состояний человека, их сложные и часто противоречивые настроения. Порою это психологически насыщенный монолог о жизни и смерти, о смысле и сути человеческого существования. Следует обратить внимание на то, что все эти произведения создавались в годы разгула реакции, когда даже в ряды революционно настроенной интеллигенции проникали и неверие, чувства разочарования и безнадежности. Поэтому особенно ценен неистребимый революционный оптимизм Ч. Ломтатидзе. По оценке литературной критики, в новелле Ч. Ломтатидзе «Первое мая» дано прямое мощное разоблачение самодержавия и капитализма и звучит яростный призыв к сражению с оружием в руках против господствующего строя. Эти слова с полным основанием можно было бы отнести ко всему его творчеству.

К началу 900-х годов реализм в грузинской литературе приобретает новые черты, становится более объемлющим и остросоциальным. В целом ряде произведений грузинской литературы этого периода отразилась деятельность нового класса, его утверждение на революционных позициях («Друзьям», «Рабочий», «Песня», «Муза и рабочий» И. Евдошвили, новеллы Ч. Ломтатидзе, ранние драматические опыты Ш. Дадиани, несколько позднее – роман Л. Киачели «Тариэл Голуа» и др.). Лучшие представители литературы именно в революции 1905—1907 гг. увидели долгожданное реальное воплощение своих идеалов и надежд на национальное и социальное освобождение народа. В Грузии 900-х годов обостряется интерес к писателям, которые пишут на революционные темы, и вообще к прогрессивной литературе мира. Грузинская общественность с исключительным вниманием следит как за достижениями русской литературы, так и за литературным процессом в Западной Европе. На грузинский язык переводится французская, английская, немецкая классика, произведения, проникнутые освободительным пафосом и идеями гуманизма. Особое внимание привлекает русская классическая литература.

Очень популярным в Грузии был М. Горький. Едва ли не каждое его новое произведение сразу же выходит на грузинском языке. Весьма примечателен тот факт, что пьеса М. Горького «Последние», запрещенная в России царской цензурой, была впервые поставлена в Грузии как раз в последние годы реакции. Как известно, обстоятельства жизни и судьбы особо тесно сблизили Горького с Грузией. Он всегда с любовью и уважением вспоминал Грузию, в которой получил творческое крещение, что нашло отражение во многих его произведениях. «Я никогда не забываю, – писал М. Горький, – что именно в этом городе (Тбилиси. – Г. М.) сделан мною первый неуверенный шаг по тому пути, которым я иду вот уже четыре десятка лет. Можно думать, что именно величественная природа страны и романтическая мягкость ее народа – именно эти две силы – дали мне толчок, который сделал из бродяги – литератора».

В Грузии 900-х годов создавали свои классические творения художники других братских народов. К этому периоду относится жизнь Леси Украинки в Грузии. Она тесно сблизилась с грузинской интеллигенцией. Под непосредственным влиянием и под впечатлением революционной демонстрации в Тифлисе в январе 1905 г. написана ее «Осенняя сказка». Революционная обстановка в Грузии 900-х годов неизгладимый след оставила в сознании юного В. Маяковского; в те годы он учился в Кутаисской гимназии и, как он сам об этом вспоминал, активно участвовал в революционных выступлениях молодежи.

В грузинской литературе намечается определенный спад после поражения революции 1905 г.; усиливаются пессимистические настроения, усугубляющиеся предательским убийством в 1907 г. вождя национально-освободительного движения грузинского народа Ильи Чавчавадзе, нареченного «Отцом нации». Но спад этот был временным.

Прогрессивная литература 1905—1907 гг. дала первый толчок поэтическому творчеству будущих классиков грузинской советской литературы – Иосифа Гришашвили, Галактиона Табидзе, Сандро Шаншиашвили, Александра Абашели. В первое десятилетие XX в. вместе с другими представителями нового поколения грузинских писателей, творчество которых уже определяло главные тенденции литературного процесса, расширился тематический горизонт литературы, на новый уровень поднималось поэтическое искусство. В первых же их стихотворениях чувствуется стремление обогатить грузинскую лирику тематически и версификационно. Их новаторство было продиктовано задачами конкретного времени и вместе с тем обусловлено воздействием процессов, происходящих в других литературах: расширением рамок реализма, своеобразным «обновлением» романтизма путем использования более сложных структур.

Галактион Табидзе (1892—1959) придал грузинскому стиху большую символическую нагрузку, обогатил его подтекст, настроил на новый романтический лад. Традиционный лирический герой грузинской поэзии обрел более масштабное мироощущение. И совершенно закономерно, что именно Табидзе принадлежит великая миссия реформатора грузинской поэзии и грузинского стиха XX столетия. Иосиф Гришашвили (1889—1965) обогатил грузинскую лирику тематикой из городского – тифлисского – быта и «языком» этой городской среды. Александр Абашели (1884—1954) органически связал свои земные ощущения с возвышенными видениями, как бы введя своего лирического героя в космическое пространство, придав тем самым особый метафорический строй и лад своей гуманистической ранней лирике. Сандро Шаншиашвили (1888—1979) остался верен главным образом традиционным социальным проблемам, однако смог найти им новую национальную, патриотическую опору.

Нико Пиросманишвили.

Кутеж в виноградной беседке

Литературный процесс в Грузии становится все более чувствительным не только к актуальным национальным проблемам, но и к процессу художественного развития в других странах. Одним из таких направлений, с особой силой повлиявших на грузинскую поэзию, следует, несомненно, признать французский и русский символизм. В грузинскую литературу, в силу исторически сложившихся обстоятельств, дошли его сравнительно поздние отголоски (как в свое время и в России). В 1910—1915 гг., оформившись в Грузии в школу так называемых «голубороговцев», направление это оказывает заметное влияние на литературный процесс. Наиболее крупные представители этой школы – Паоло Яшвили, Тициан Табидзе, Григол Робакидзе, Валериан Гаприндашвили, Георгий Леонидзе, Колау Надирадзе, Сандро Цирекидзе – в своем творчестве достигли высокого совершенства и способствовали общему подъему грузинской поэзии. Правда, в их дореволюционных стихах подчас отчетливо звучали декадентские ноты, но вместе с тем интроспективная установка их поэзии была связана с более полным и глубоким раскрытием внутреннего мира лирического героя. Их поэзия сложна и неоднозначна. Тематическое и идейно-нравственное родство этих грузинских поэтов с Верленом, Маларме, Рембо, Бодлером, Бальмонтом, Блоком – очевидно. В эту пору были созданы «Поль Верлен» и «Красный бык» П. Яшвили, «Сон Халдеи» и «Принц Магог» Т. Табидзе, циклы «Офелий» и «Двойников» В. Гаприндашвили, «Ослиный мессия» Р. Гветадзе и т. д., где явственно сказывалась тенденция отхода от живой действительности и тяга к условным маскам. Даже Галактион Табидзе, твердо придерживавшийся традиций национальной поэзии, отдал известную дань эстетике и поэтике символизма. Следует подчеркнуть, что грузинский символизм был всегда отмечен особой метой: он оставался в рамках национальных интересов; главные его мотивы были порождены национальными бедами и невзгодами, а та или иная мистификация или отчуждение от реальности связаны с насущными национальными проблемами («Письмо к матери», «Внезапные стихи к Польше» П. Яшвили, «Осень в Орпири» и др. стихи Т. Табидзе). В этом отношении у грузинских символистов обычно находят много общего с Блоком или Брюсовым.

Как отмечалось, грузинскому символизму, оказавшемуся перед необходимостью глубинного обновления мысли, выпало на долю вывести грузинскую версификацию на новый путь. Символизм, отталкиваясь и в чем-то противостоя тенденции опрощения и примитивизации грузинского стиха в творчестве революционно-демократических поэтов 900-х годов, обогатил его формальные структуры, систему тропов, внутреннюю ритмику и различные аспекты поэтического ви́дения. Ныне общепризнано, что наряду с поэтами так называемого нового поколения (Г. Табидзе, И. Гришашвили, А. Абашели, С. Шаншиашвили), «голубороговцы» совершили истинный переворот в грузинской поэтике XX в.

В литературе 10-х годов заметно также влияние импрессионизма, хотя творчество писателей, испытавших это влияние, – Нико Лордкипанидзе (1880—1944), Лео Киачели (1884—1963), Константинэ Гамсахурдиа (1891—1975) и др. – протекает в основном в рамках реализма, а избранный ими миниатюрно-импрессионистический аспект художественного воплощения действительности не может остановить их тяги к широким социально-эпическим обобщениям.

В истории новейшей грузинской литературы видное место занимает национальная драматургия, которая сформировалась как самостоятельный жанр позднее, чем в других странах. Работа по возрождению грузинского театра, начатая на рубеже двух столетий, естественно, потребовала и создания оригинальной национальной драматургии. Предшествующего опыта было недостаточно. И вот одна за другой создаются пьесы А. Церетели («Рассвет», «Реакция», «Любовь»), Д. Клдиашвили («Невзгоды Дариспана», «Счастье Ирины»), Ш. Дадиани («Гегечкори», «Вчерашние»), С. Шаншиашвили («Некоронованные цари», «Бердо Змания»), Н. Шиукашвили («Глупец»), Т. Рамишвили («Гостеприимство»), Д. Нахуцришвили («Золотой столп»), И. Гедеванишвили («Жертва», «Свет»), И. Экаладзе («С крестом № 21»), И. Имедашвили («Иосеб Лагиашвили»), Н. Азиани («Дезертирка»), П. Иретели («Поверженные») и др. Эти пьесы, воплощенные на сцене корифеями грузинского театра В. Абашидзе, Л. Месхешвили, К. Кипиани, В. Гуния вместе с грузинскими переводами образцов русской и западноевропейской классической драматургии обусловили высокий профессиональный уровень и прогрессивно-гуманистический характер нового грузинского театра.

Подъем грузинской литературы и искусства в 90—900-е годы, естественно, вызывает и развитие грузинской литературно-критической и эстетической мысли. У истоков грузинской марксистской литературной критики стоит Александр Цулукидзе (1876—1905), который в статьях – «Новый тип в нашей жизни», «Беседа с читателем», «Мечта и действительность», «Заметки читателя» и др. – отстаивает принципы реализма, анализирует литературные явления, как образное отражение социально-политической жизни народа.

Глубокий критический анализ дан в этюдах, годовых обзорах и в статьях Киты Абашидзе (1870—1917), посвященных отдельным эстетическим проблемам. Несмотря на не совсем четкую методологию (применение теории эволюции жанров Брюнетьера к грузинскому литературному процессу), литературно-критические взгляды К. Абашидзе сыграли в свое время значительную роль в развитии грузинской художественной мысли. Незаурядным явлением следует считать также создание в 90-х годах А. Хаханашвили (1866—1912) курса истории грузинской литературы. Грузинская литературная критика в 900-х годах своими достижениями во многом была обязана также критико-публицистической деятельности И. Гомартели, А. Джорджадзе, Р. Панцхава, И. Вартагава.

На страницах периодической печати этого времени вообще много места отводится художественным произведениям, критическим статьям, литературным обзорам и другим подобным материалам. Здесь идет становление, формирование и популяризация новейшей литературы, разгораются споры о ее дальнейших путях и тенденциях развития. В грузинской периодике 90—900-х годов обостренным интересом к литературе выделяются газеты «Иверия» (1886—1906), «Квали» (1893—1904), «Цнобис пурцели» (1886—1906), «Брдзола» (1901—1902), «Пролетариатис брдзола» (1903—1905), «Мнатоби» (1908), «Паскунджи» (1908—1909), «Теми» (1911—1915), «Дроэба» (1908—1910), журналы «Моамбе» (1894—1905), «Акакис твиури кребули»

(1897—1900), «Накадули» (1904—1920), «Театри да цховреба» (1910—1926).

К началу 900-х годов относится зарождение в грузинской критике и вульгаризаторских тенденций.

Падение царского самодержавия в 1917 г. было встречено с ликованием и воодушевлением. Это событие Г. Табидзе приветствовал гимном «Скорее знамена!», который открывает новый революционно-романтический этап в творчестве поэта, обогатившего грузинскую лирику XX в. многими шедеврами. Начинается процесс активизации всей грузинской творческой мысли, процесс, непосредственно связанный с надеждами на окончательное национальное и социальное освобождение. Восстановление утраченной на целое столетие национальной самостоятельности, провозглашение Грузии демократической республикой, естественно, дали мощный толчок дальнейшему подъему всей национальной культуры.

Итак, новейший период развития грузинской литературы – один из значительных этапов ее многовековой истории. В этот период литература укрепляет связи со всенародной борьбой за социальное и национальное освобождение, создаются условия для дальнейшего развития новейшей литературы Грузии.

*Глава десятая*

АРМЯНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Конец XIX и начало XX в. совпали с периодом зрелости и расцвета дооктябрьской армянской литературы. К этому времени были как бы подведены итоги более чем векового развития новой армянской литературы, и она активнее, чем когда-либо раньше, включалась в мировой литературный процесс.