Текст книги "И солнце взойдет (СИ)"
Автор книги: Барбара О'Джин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 50 (всего у книги 54 страниц)
За спиной замерли шаги, но Рене не повернулась. Наоборот, она чуть наклонилась вперед, чтобы провести кончиком указательного пальца по одной из бронзовых лент.
– Тебе снятся об этом кошмары? – негромко спросил Роше.
– Один раз, – задумчиво ответила Рене и поправила слегка загнувшиеся лепестки одного из соцветий. – Теперь я вижу другое.
– Может, все-таки стоит поговорить с…
– Нет, – отрезала Рене, а затем резко поднялась на ноги. – К тому же, я уеду через три дня.
Седые брови Максимильена Роше удивленно взлетели вверх, однако его немедленно взяли под руку и повели прочь от тяжелых воспоминаний. И хотя операция на желчном прошла без проблем, Рене отлично знала, что для полноценного восстановления надо нечто повеселее угрюмых мыслей.
– Я хотела дождаться родителей, чтобы поговорить. Но, кажется, уже не успею. Вряд ли мне дадут время до следующей весны, – немного злее, чем хотела, продолжила Рене.
– Тебе предложили работу? Где?
Они вышли за ворота и одновременно прикрыли ладонью глаза от бьющего солнца. Жест вышел настолько одинаковым, что Роше улыбнулся. Иногда кровь действительно значила не больше, чем символы в медицинской карте.
Неожиданно Рене остановилась и резко обернулась, скользнув пристальным взглядом по пустой улице. Она оглядела каждый камень и припаркованную машину, прежде чем нахмурилась. Послышалось? Так странно… Рене потерла татуировку за ухом. Она была точно уверена, что кто-то крикнул вдалеке ее имя, но улица была пуста. Совершенно.
– Так, куда ты направишься? – переспросил тем временем дедушка, и Рене вынырнула из своих ощущений. Однако чувство чьего-то присутствия не исчезло. За ней словно следили.
– Понятия не имею, – пожала она плечами, прежде чем еще раз безрезультатно оглянулась и уверенно открыла тяжелую дверцу большой машины. К черту! – Где-то в Канаде.
Недоуменный взгляд Максимильена Роше остался по ту сторону бронированного стекла. Что поделать, если Рене действительно не знала, где этот… Гаспе.
Глава 48
Город, что стоял на самом краю огромной страны, гордо носил титул колыбели французской Канады. Именно здесь был поставлен первый французский крест, и здесь же поднялись в воздух три королевские лилии. Отсюда начала свой отсчет «страна Канад», сам Квебек, и открыл пристань первый международный порт. А потому Рене, которая вот уже десять часов тряслась по восхитительным местным дорогам, что пролегли среди диких лесов, надеялась найти хоть какое-то подобие цивилизации. Но скромный городок, который предстал с высоты одного из горных хребтов Гаспези, не дотягивал по своему уровню даже до пригорода Квебека.
На самом деле, стоило практически сразу заподозрить в этом месте черную дыру мирового прогресса. Еще в тот момент, когда на запрос билета из железнодорожной компании, пришел ответ – рейсов нет. Никаких. Ни поездов, ни самолетов, ни теплоходов. Только холодный автобус, три пересадки и сутки в пути. Рене ошарашенно моргнула, потом набрала указанный в конце пригласительного письма номер телефона некоего Поля и услышала радостное: «Мы вас встретим!» Что же, ее действительно ждали и готовы были любой ценой доставить до места работы. Рене не страдала ненужной скромностью, а потому прекрасно осознавала, что в таких городах подобные ей врачи – событие едва ли не национального масштаба. Разумеется, кто хотел провести жизнь с видом на унылый залив Святого Лаврентия и почти в тысяче километров от центра провинции? В месте, где из развлечений лишь не очень горные лыжи и нерест лосося? Верно. Никто. Только Рене Роше, которой было настолько плевать, что она согласилась на первое же предложение. Так что всего лишь за три дня очень важная для мира Женева сменилась совершенно неизвестной точкой на карте.
А в Гаспе… было холодно. Даже когда с неба светило еще жаркое летнее солнце, ветра с залива едва не сбивали с ног. На горизонте периодически появлялись подтаявшие айсберги прямиком из Ньюфаундленда, и тогда в лицо веяло снежной крошкой. Помимо этих сомнительных радостей, здесь царила вечная сырость. Она забиралась в дома, пускала на краске ужасные пузыри и расписывала некрасивыми пятнами отштукатуренные потолки. Бесконечная влажность вынуждала едва ли не круглосуточно сушить одежду у радиаторов, чем создавала идеальные условия для пожаров. И Рене, что вышла из сухого кондиционированного воздуха старой машины, моментально почувствовала, как отяжелели от влажности волосы, джинсы и тонкая черная водолазка. Святые небеса, страшно представить, какой ледяной кошмар здесь творился зимой. Тем временем кто-то тронул ее за плечо, и Рене испуганно вздрогнула.
– Доктор Роше, пойдемте, я покажу вам больницу и отделение, – радостно прогорланил тот самый Поль.
Привезший Рене водитель был крупным краснощеким санитаром с обветренными руками и широкой улыбкой. Он радостно описывал прелести Гаспе три часа кряду, прежде чем понял, что его пассажирка, кажется, задремала. Два перелета, бессонная ночь и все те же кошмары вымотали бы кого угодно. Но все же Рене постаралась взбодриться и оптимистично кивнула. Ну отделение так отделение.
Городская больница располагалась на противоположном берегу небольшого водоема. Через немного болотистую запруду, что впадала в залив Святого Лаврентия. Белое здание из одного крыла и пяти этажей служило единственным местом качественной медицинской помощи на много километров вокруг. Здесь не было высококлассного оборудования, современных операционных или инструментов для уникальных манипуляций. Только самый необходимый набор, чтобы при первой возможности отправить пострадавшего вертолетом в Квебек или же Монреаль. Но все равно, Рене здесь понравилось. Сначала.
– Все препараты нам привозят два раза в месяц, так что планируйте заказы заранее… – вещал маленький глава отделения хирургии, которое было здесь нарасхват. Абсцессы, рыбацкие травмы, обычные операции – любые манипуляции проводились лишь в двух помещениях, при виде которых у Рене вырвался вздох. – Да, не то, к чему вы привыкли. Но можно попробовать уболтать главного врача на пару интересных штучек для вас. Слышал, раньше вы занимались нейрохирургией?
Доктор Бюже бросил заинтересованный взгляд на задумчивую Рене, а та встрепенулась от неожиданного вопроса и растерянно пробормотала.
– Да, четыре года.
– Отчего же ушли? – Ему, очевидно, было действительно интересно.
– Не сложилось, – немного сухо откликнулась Рене, но потом тихо добавила. – Я бы не отказалась от специальных окуляров и запаса нейрохирургических нитей.
– Запишите, – хмыкнул Бюже. – Здесь надо заниматься чем-то особенным, дабы не свихнуться в зимние месяцы. Так что, занесите мне в понедельник ваш список. Что-нибудь да придумаем.
С этими словами он зашагал дальше и по пути завел стандартную речь, которую обычно приберегают для неожиданных визитов спонсоров. Во время неё Рене узнала годовой план операций, все до одного показатели отделения и была представлена, наверное, каждому в этой больнице – от уборщицы до чудом заблудших сюда студентов. Но когда экскурсия уже подходила к концу, и они с доктором Бюже прощались у выхода, он вдруг махнул рукой куда-то за спину Рене и весело произнес:
– Совсем позабыл показать вам нашу неотложку. Не скажу, что она пользуется здесь популярностью, однако мы всегда готовы принять…
Дальше Рене не расслышала ни слова. Повернувшись в направлении, куда по-прежнему указывал глава отделения, она подняла взгляд и едва не заорала. Сердце медленно бухнуло, прежде чем истошно заколотилось и разогнало по венам враз остывшую кровь. В ушах зазвенело. И Рене хотела бы не смотреть, мечтала зажмуриться и сбежать, но зеленый коридор из кошмаров притягивал. Он уходил вглубь длинной прямой, в конце которой нервно мигала дурацкая лампа. И видит бог, у Рене и не осталось ни одного шанса обознаться. Да, это было оно. То самое место из снов, которое она хотела бы никогда не видеть. Забыть! Но вместо этого услышала:
– Давайте наведаемся туда.
Нет! Рене хотела закричать, что не надо! Что лучше она развернется и сбежит к черту из этой больницы! Но пальцы Бюже уже аккуратно взяли за локоть, и Рене шагнула вперед. Под ногами скрипнула местами разбитая плитка, а зелень краски впилась в глаза, словно хотела их выцарапать. Боже правый! Рене могла бы сделать это сама. Все, что угодно, лишь бы не видеть, не считать двери и не замереть на секунду около той самой, чтобы аккуратно повернуть ручку и толкнуть створку.
«Nur weil ich langsam erfrier
Find ich zu dir… Find ich zu dir»
– А здесь у нас смотровая для родственников, чтобы не толпились в морге, – вдолбился в мозг легкомысленный голос поверх музыки из трещавшего радио, и Рене нервно сглотнула колючий комок.
Она старалась не вслушиваться в такой до боли знакомый немецкий выговор, что зазвучал словно в насмешку, пока сама безумным взглядом обвела крошечную комнатушку. Рене не знала, искала ли то самое тело с огромным шрамом от пупка до адамова яблока или наоборот – любое подтверждение, что это ошибка. Но пальцы сами вцепились в гладкие зеленые стены. Она не обозналась.
«Ich weiß genau wo kein Mensch jemals war
Bin ich dir nah… Bin ich dir nah…» – провозгласило висевшее на стене радио. Рядом, словно в попытке перекричать, надрывался о чем-то доктор Бюже, но Рене не слушала.
Она одновременно ждала и боялась увидеть воплощение своих снов, и сердце билось так часто, что перед глазами уже все плыло.
«Um mich nur strahlendes Weiß
Hier tief im ewigen Eis»
Однако железный стол оказался пуст. Его матовая поверхность была спрятана за стандартной зеленой тканью, под которой виднелись изгибы бортов и лунок для жидкостей. Рене заставила себя втянуть пахнувший антисептиком воздух и осторожно прислонилась к стене.
«Hab ich den Kompass verlorn…»
– Доктор Роше? Эй, – донесся до нее вдруг обеспокоенный голос. – С вами все в порядке? Конечно, такой перелет. Да еще наши отвратительные дороги! Пойдемте, я угощу вас кофе…
«Ich bin auf Kurs zurück zu dir…»
– Нет-нет, спасибо, – едва ворочая языком, пробормотала Рене, прежде чем смогла все же оторваться от твердой и надежной поверхности.
«Der Sturm treibt mich über die See…»
Но стоило ей повернуться, чтобы уйти, как неожиданно, подобно странному чувству в Женеве, она вновь ощутила спиной чей-то обеспокоенный взгляд. Только вот обернуться и снова посмотреть в комнату сил не нашлось. Вместо этого Рене зябко передернула плечами и направилась к выходу.
«Hinfort von hier…»
– Я лучше выйду на улицу. Не знаете, здесь можно вызвать такси? Кажется, я понятия не имею, где мой дом.
Бюже бросил на неё странный недоверчивый взгляд, а потом засунул руки в карманы и спокойно проговорил:
– Поль вас отвезет.
«Ich such deine Spuren im Schnee…»[88]88
Oomph! – 'Auf Kurs'
Пусть я медленно погибаю от холода.
Я на пути к тебе… Я на пути к тебе
Я точно знаю, что там, где никогда не ступала нога человека,
Я буду на шаг ближе к тебе… Я буду на шаг ближе к тебе
Вокруг меня белым-бело.
Здесь в вечных льдах
Я потерял свою путеводную звезду…
Я на пути возвращаюсь к тебе…
Шторм гонит меня через океан…
Все дальше отсюда…
Я ищу твои следы на снегу…
[Закрыть]
Рене смогла лишь благодарно кивнуть и почти бегом бросилась прочь. Кажется, для первого дня она получила чуть больше, чем могла пережить…
Следующие несколько недель отчетливо показали, что Рене, видимо, больна. Окончательно тронулась головой, попрощалась с нервной системой и больше не адекватна, ибо гребаный коридор по-прежнему пугал до истерик. Каждое утро она обходила его стороной, старалась не смотреть в его сторону, а на дежурство бежала, плотно зажмурившись, но все было без толку. Рене опять – опять! – считала шаги. Их было столько же, как и в кошмарах, которые теперь стали лишь ярче. Сны вернулись и оказались удивительно беспощадны. Отныне Рене сама вскрывала грудину и перебирала порванные на куски органы, пока по секционной эхом носилось ее собственное истеричное: «Я хочу, чтобы ты сдох!» Она пыталась затыкать уши, пробовала даже сбежать, но дверь всегда была заперта. Ей будто бы намекали, что слов не вернуть, как не отменить приближающихся последствий. Ибо какие-то ржавые шестеренки уже начали свой разбег и упорно приближали личный конец света. Рене не знала, почему в голове роились подобные мысли. Она просто чувствовала.
Такой же необъяснимой оставалась возникшая еще в Женеве иллюзия чужого взгляда. Она то становилась чуть тише, то немного ярче. Иногда, когда от безделья хотелось бросаться на стены, до Рене доносились отголоски раздражения и усталости, пару раз даже мучила мнимая головная боль, но больше ничего. Ни вперед, ни назад, будто какой-то невидимый друг поселился у неё в голове. Странно, обычно эту стадию проходят еще в пубертатном возрасте, но с каким-то смирением Рене записала странности в копилку собственного сумасшествия. Право слово, от такой работы не тронется только святой.
Она покривила бы душой, сказав, что в Гаспе чрезвычайно скучно. Просто жизнь этого полуострова обладала размеренностью глубокой провинции. Несмотря на третье тысячелетие, новости сюда долетали с большим опозданием, и все разговоры вертелись вокруг улова да новых туристов, что каким-то чудом добирались до этого места. Здесь ничего не происходило. Абсолютно. Рене ездила на работу на старом автобусе, отсиживала положенные часы, а потом шла домой, где не было даже картин. Голые стены и сквозняки. Ей ничего не хотелось. Она никуда не ходила. Вся жизнь теперь состояла из монотонного существования и вечеров, когда поскорее хотелось лечь спать, чтобы не оставаться в глухом одиночестве. Дошло до того, что даже кошмары стали приятнее ежедневного существования. В них она хотя бы видела Тони, но на утро просыпалась с диким чувством тоски. Рене скучала. И Рене сожалела. Обо всем. Теперь её унылые будни состояли из мелких задач, вроде стандартных до академичности операций, и даже редкие странные случаи, вроде рыболовного крючка в губе у какого-нибудь бедолаги, не могли разогнать гадкой тоски.
Впрочем, на что-то большее не приходилось рассчитывать вовсе. Оборудование в этой больнице оказалось удивительно старым: у томографа то и дело ломались катушки, а выездной стол постоянно заедал где-то слева; не вовремя перегорали лампы в операционных светильниках; ну а в самом помещении было либо слишком уж жарко, либо невероятно холодно. В первые пару месяцев Рене еще пробовала что-то изменить, терзала просьбами главного врача, ездила в местное министерство здравоохранения, но к декабрю поняла – смысла нет. Всем плевать. Здесь было тихо, как на дне залива Святого Лаврентия, откуда через день доставали новых утопленников. А потому она сосредоточилась на собственном хобби – тренировала никому не нужные навыки сшивать сосуды и нервы, и к Рождеству достигла такой удивительной точности, что, кажется, могла идеально соединить даже желе из больничной закусочной. На большее то все равно не годилось. Так что, когда в Сочельник на полуостров обрушились снежные бури, парализовав не только дороги, но и любую работу, Рене не скучала.
Она расположилась в большом кресле, что стояло в самом углу ординаторской. И хотя время приближалось к полуночи, Рене поглядывала за окно и понимала, что домой ехать не было смысла. Шторм, который зародился прошлым утром где-то в Атлантике, теперь скрыл под собой остров Ньюфаундленд, и за последние пару часов разошелся в полную силу уже над Гаспези. Он бился в больничные окна, завывал в пустых коридорах и мигал перебоями света, чем вызывал внутри Рене неясное чувство тревоги. Дороги окончательно замело, и по словам едва добравшейся до работы одной из сестер, Апокалипсис предполагал длиться три дня. Еще парочка потом уйдет, чтобы очистить шоссе, так что на этой неделе Рене вряд ли сумеет попасть в свою пустую квартиру. Как все-таки хорошо, что она так и не завела ни цветов, ни собак, ни даже рыбок.
Рене вздохнула и повернула голову к абсолютно белому окну. Подсветка больницы располагалась как раз вокруг их этажа и била вверх лучами света, в которых теперь стеной стоял снег. Это было похоже на космос, каким его изображают в фантастических фильмах – куча звезд, что слились в полосы. После целого дня на ногах безумно хотелось поспать, но Рене никак не могла позволить себе закрыть глаза и проваливаться в кошмар на виду у скучавшего персонала.
– Там есть свободная палата в конце коридора, – неожиданно раздался над ухом заговорщицкий шепот. Рене подняла голову и встретилась с хитрым взглядом операционной сестры.
Кэтти была из тех удивительных личностей, что могли достать несуществующее, уговорить неуговариваемых и одним сердитым взглядом заставить работать барахлившее оборудование. Своими ангельскими кудряшками и белозубой улыбкой она не оставляла равнодушным даже постоянно брюзжавшего старшего хирурга, но с той же легкостью могла хлопнуть ладонью по столу главы отделения. В общем, Рене нравилось, когда им выпадали общие смены, потому что тогда можно было сосредоточиться на операции, а не искать посреди манипуляций чистые тампоны или нестандартный стерильный инструмент. Обычно веселая Кэтти будто знала наперед, что может пойти не так, и была, похоже, готова даже к войне. Идеальная медсестра. Почти, как Хелен. Только вот с собственным мнением.
– И что ты предлагаешь? – тихо отозвалась Рене, а потом поглубже зарылась в высокий воротник свитера. Черного, разумеется. От ярких цветов ее тошнило.
– Я предлагаю перестать созерцать потолок и отдохнуть. – Кэтти скрестила на груди руки и тревожно уставилась в снежный кошмар за окном. – Мало ли, что может случиться.
Рене тоже посмотрела в сторону ночного безумия.
– Если и произойдет, мы об этом вряд ли узнаем до окончания снегопада, – задумчиво пробормотала она. – Дорог нет. К нам, разве что, на санях Санты. Даже вертолеты не летают.
– Тем более! Иди отдохни. Если что, я тебя разбужу.
Вздохнув, Рене поднялась, ещё раз бросила полный тревоги взгляд за окно и направилась прочь из ординаторской. Кэтти права. Надо поспать…
В зеленом коридоре было удивительно холодно. Вдоль стен перекатывались гонимые неизвестно откуда взявшимися сквозняками снежные хлопья, которые тут же забивались в старые швы меж выщербленной плиткой и плинтусом. Свистел ветер. Мигала мерзкая лампа. Рене посмотрела вниз, где белыми полосами по полу стелилась поземка, и попыталась понять, откуда же та взялась. Она оглянулась, но все двери были плотно закрыты. Только из-под одной с монотонным гудением выбивались все новые вихри, которые потом разносились по узкому коридору. Поджав от мороза пальцы на неожиданно босых ступнях, Рене шагнула в ту сторону и поежилась. Быть может, кто-то забыл закрыть окно? На улице буря…
Смешно! На самом деле, она знала, что это не так. В той комнате не было ни форточек, ни отдушин, откуда могло намести столько снега. А потому Рене поспешила вперед, пока сама на ходу сильнее натягивала на озябшие руки манжеты желтого свитера. Его яркая солнечность будто бы выцвела, как обычно бывает со старыми фотографиями, но оттенок было по-прежнему легко угадать. Странно. Ей казалось, она выбросила всю одежду еще в Монреале, однако каким-то чудом джемпер вновь очутился на ней. Необычно, но сейчас она была этому рада.
Тем временем ноги принесли ее к той самой двери, за которой скрывался уже привычный кошмар. Рене отчаянно не желала туда заходить, но тело не слушалось. Пальцы потянулись к потертой ручке, аккуратно нажали, и только через мгновение мозг осознал, насколько холодной та оказалась. Словно за порогом была ледяная пурга, а вовсе не теплая комната. Как это возможно? Но времени на раздумья ей снова не дали. Что-то толкнуло в спину, и Рене шагнула вперед, едва не поскользнувшись на мерзлом бесшумном покрытии. Какого черта?.. Однако затем она подняла взгляд и застыла.
В этот раз Тони не лежал на железном столе выпотрошенным мертвецом, а стоял чуть поодаль, безвольно свесив руки вдоль тела, и под его ботинками стремительно таял снег. Рене видела, как постепенно обнажается кусочек то ли дороги, то ли насыпи щебня, но не понимала, что происходит. Да в общем-то, и не хотела. Ее взгляд был прикован к бледному лицу и губам, которые вдруг разомкнулись и что-то сказали. Слово, затем еще – целая фраза, почти речь, что неожиданно оказалась беззвучной, как бывает, если выключить громкость. Рене затрясла головой в попытке показать, что не слышит, но Энтони не видел. Он открывал рот и торопливо говорил нечто наверняка очень важное, однако вместо долгожданного голоса в комнате раздавался лишь монотонный свист ветра. В отчаянии Рене оглянулась вокруг, но рядом с ними никого не было. Только пустующий стол, шкафы, да они сами на таявшем под ногами снегу. Тем временем Тони едва заметно ласково улыбнулся, и Рене вдруг почувствовала, что сейчас разревется. Как дурочка. Как маленькая очень соскучившаяся девочка, которая неожиданно для себя захотела резко вернуть все назад. Зачем! Ну зачем она сбежала? Рене отвела взгляд и только тогда заметила, какими ровными пятнами обнажалась рядом с Тони земля. Круг. Снова круг. Три ровных проталины подряд, как будто на снег что-то капало по обе стороны от безвольно болтавшихся рук. И вдруг все стало так очевидно – он ими не пользовался! Ни разу не шевельнул пальцем, не попробовал в любимой позе скрестить на груди, не поправил привычно взлохмаченные пряди, которые так неудобно лезли в глаза. Кисти висели точно две плети, и Рене, задыхаясь, проговорила:
– Что с ними? Что с твоими руками? Тони!
Он оборвал себя на полуслове, недоуменно посмотрел под ноги, и в этот момент Рене со всей силы встряхнуло. Комната мгновенно съежилась, унеся за собой Энтони, странные пятна и снег, а перед глазами оказались светлые стены палаты.
– Роше, с Рождеством, – раздался над головой встревоженный голос Кэтти. – Вставай. Сейчас приедет подарок.
