Текст книги "И солнце взойдет (СИ)"
Автор книги: Барбара О'Джин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 54 страниц)
Глава 18
Энтони Ланг бросил последний взгляд на обожжённые кисти, со свистом вытолкнул воздух сквозь плотно сжатые зубы и на мгновение прикрыл глаза. Внутренний спор вышел кратким и продуктивным. Большие руки крепко подхватили Рене за талию и настойчиво усадили на ближайшую скамью, после чего Ланг повернулся к замершей неподалеку Роузи. Ему хватило одного только кивка в сторону двери, чтобы Морен мгновенно поняла молчаливый приказ и скрылась в коридоре. Где-то вдалеке загремели железные ящики с лекарствами. Убедившись, что проблемная подопечная не собирается падать в обморок или, не дай бог, продолжать спор, Ланг наконец-то обратил внимание на притихших врачей.
По раздевалке пробежала волна, когда под взглядом главы отделения каждый из присутствующих невольно отшатнулся, но затем стало тихо. Настолько, что было слышно, как из пострадавшего шкафчика капала на пол вода. Рене перевела взгляд на совершенно черное от копоти нутро, где ярким пятном по-прежнему желтели остатки пальто, и в отчаянии стиснула пальцы. Вопреки любому здравому смыслу было жалко не руки, одежду или милые сердцу мелочи, а те самые конспекты – тетради, листы, выписки из протоколов операций. Она скорбела о знаниях, которые достались ей трудом и, пора сказать прямо, жертвами. Неожиданно на плечо легла тяжелая ладонь, и Рене вздрогнула. Вскинув голову, она встретилась взглядом с доктором Лангом и молча кивнула. Все в порядке. Она в порядке.
Касание почти сразу исчезло, хотя ощущение теплоты в том месте осталось. Это было странно, и при том удивительно обнадеживающе. Ну а затем Рене увидела, как глава отделения легко перешагнул два ряда скамеек и оказался около грустно покачивавшейся дверцы шкафчика. За спиной раздался щелчок замка, и тут же пробежавшим по раздевалке сквозняком притянуло запахи мокрой бумаги, обуглившейся краски да горелого пластика. Рене вдруг поняла, что вот так оно и вспыхнуло: поток воздуха, обратная тяга и человеческая глупость – ее или кого-то другого – неважно. Все должно было потухнуть намного раньше, да только никто не учел, что шкафчик удручающе мал.
Вдруг Ланг двумя пальцами толкнул отсыревшую металлическую створку, которая мерзко скрипнула, затем еще и еще, пока уши всех находившихся в комнате не заболели от раздиравшего барабанные перепонки визга петель. Кто-то зажал голову руками, некоторые лишь морщились, но большинство стояли неподвижно. Убедившись, что все внимание приковано только к нему, главный хирург осторожно прикрыл дверцу, отчего та издала совсем уж душераздирающий вой, и задумчиво уставился на черные надписи. Вопреки огню, воде и времени те не потускнели. Даже не стерлись! И теперь Ланг изучал их, словно перед ним находился редкий образец современного искусства. Рене же вдруг ощутила, как правой руки коснулось что-то холодное, а потом в другую ладонь ткнулся еще один пакет с сухим льдом. Шепотом велев прижать его поплотнее, рядом уселась Роузи и приступила к осмотру. А Ланг заговорил.
– Мистер Холлапак, будьте так добры, выключите свет, – произнес он, не отрывая задумчивого взгляда от одного из обгоревших листков. Там еще виднелся мелкий, без сомнения, женский почерк, который пытался разобрать Ланг. Но тут лампы резко погасли, по комнате пробежал недоуменный ропот, а Рене непонимающе дернулась. Роузи немедленно схватила ее за локоть, и в этот же момент тепло на плече в месте давно разорванного прикосновения усилилось, а вспыхнувшая искра паники потухла.
В раздевалке стало совершенно темно. Точно так же, как в тот вечер, когда Рене осталась один на один со своими кошмарами – ни блеска от двух зеркал, ни яркого экрана телефона. Только незрячая чернота, чужие судорожные вздохи и шаги, что в этот раз нарушали воцарившуюся здесь тишину. Удивительно тяжелая поступь глухо отстукивала подошвами жестких ботинок, пока Ланг неторопливо двигался по раздевалке. И в созданном им глухом мраке он будто отлично видел каждое скованное страхом лицо, каждый настороженный взгляд, которым загнанные в ловушку люди испуганно шарили в темноте. Казалось, ему не нужен ни свет, ни ориентиры, когда черным аспидом его высокое, гибкое тело скользило меж замерших жертв. Ланг опутывал их, завораживал монотонным шелестом ткани, ровным дыханием и, конечно же, голосом, в чьей гипнотической власти Рене больше не сомневалась.
– Я хочу рассказать вам одну историю, – донесся до неё почти шепот… вздох самой темноты. – Давным-давно, в маленькой деревушке жил на свете старик. Никто не знал, откуда он взялся. Просто однажды пришел он в селенье да занял пустой дом на отшибе, где коротал последние дни своей старости. Поговаривали, он был кузнецом. Что руки его ценились отсюда и до самых гор. И не было ему равных. Быть может, и врали. Или же нет. Кто теперь разберет?
Глава отделения неожиданно прервался, и чернота вокруг стала гуще. Рене казалось, что сама тьма рисовала голосом Ланга узор неожиданной притчи. Вот дом, вот старик. Вот даже ручей, о котором не сказали ни слова. Но тот был. Она видела зеркальный блеск глади, слышала тихий плеск воды. Но тут раздался новый шорох, и история двинулась дальше вместе со своим рассказчиком. Только легкое дуновение воздуха выдавало, где теперь Ланг. Неожиданно послышался хриплый вздох, неровная поступь чужих шагов, а потом вновь стало тихо.
– Время шло. Старик день ото дня становился слабее, но все так же смотрел в синее небо синими, как то самое небо, глазами. А те не выгорели и под тысячью увиденных ими солнц. И вот однажды замер старик на ступенях своего дома, взглянул в очередной раз на небосклон, да так и остался сидеть на крыльце до самого вечера, завороженный игрой облаков. С тех пор он выходил каждое утро и возвращался лишь затемно, когда старые глаза уже слезились от усталости. Долго следили за ним жители той деревушки и удивлялись, ведь на любой их вопрос – что он там видит? – старик отвечал только одно. Каждый день он твердил, что смотрит в синее небо и на желтое солнце, любуется белым пером облаков.
Голос вновь оборвался, но теперь все тело Рене напряглось в ожидании непонятно чего. То ли развязки, то ли страшного продолжения.
– Сначала над ним потешались, – негромко продолжил Ланг, который неожиданно оказался совсем рядом. И она почувствовала, как шевельнулась, не выдержав, Роузи, но тут же снова застыла. – Старика просили не городить чушь и откровенно смеялись. Но чем больше проходило дней, тем сильнее становилось людское непонимание. Как можно увидеть синее небо и желтое солнце, если на землю падает снег, льет мерзкий дождь или вовсе весь мир поглотил серый туман? Но старик лишь улыбался в ответ и просил посмотреть на это прекрасное небо. Люди начали злиться. Они называли его обманщиком; пустили сплетни, что он совсем сумасшедший. И тогда нашелся один, кто взялся доказать, что не бывает неба под тьмой облаков; что нельзя разглядеть то, чего нет. Схватил он охотничий нож да выколол синеву глаз с лица старика. А тот лишь улыбнулся, задрал голову вверх и вновь уставился на лазурное небо, где вставало ярко-желтое солнце. Потому что среди всех этих зрячих даже пустые глазницы видели больше, ибо нельзя ослепить уже однажды слепого.
Ланг наконец замолчал, но Рене все еще не могла даже вздохнуть. Тишина стала абсолютной, и потому прозвучавший в ней смешок заставил всех вздрогнуть.
– Быть во главе толпы так воодушевляет. Правда, Хелен? Ты вообразила себя едва ли не гласом Господним… Этакой Жанной Д’Арк, где каждое твое решение заранее оправдывает чужая воля, неважно чья, – идиота с синих небес или выбор целой толпы. И оружие нашла себе под стать.
– Я не понима… – начала было стоявшая где-то слева медсестра, но ее немедленно перебило змеиное шипение.
– Ложь!
– Нет!
– Сколько вас было? Десять или больше? Я сумел опознать семь разных людей в этих замечательных надписях на шкафчике, и среди них нашелся даже один предатель. Да, мистер Холлапак?
Рене вздрогнула. Что? Франс? Не может быть! Это же он спас ее тогда, не выдал на планерке и предупредил о Дюссо… Господи, а ему-то что она сделала? Рядом рассерженной лесной кошкой заворчала Роузи. Наверняка подруга уже выпускала клыки, чтобы впиться в шею темнокожего резидента, но Ланг успел первым. Рене услышала шорох ткани, чей-то всхлип и вкрадчивый голос:
– Ты так жалок, мистер-шмистер Хуллахуп, и воняешь паникой, точно дерьмом, каким и являешься. Это же ты выдал им код от шкафчика, да? Увидел его в тот самый день, когда так боялся обмочиться.
– Н-нет, сэр… я н-не…
– Ложь… – От яростного шипения вздрогнула даже Роузи. – Чем тебя пугали? А, главное, кто?
Ланг замолчал, и в этот же миг дверь в раздевалку стремительно распахнулась, чтобы впустить громко хихикавших Дюссо и Клэр. Похоже, Талан не стала долго переживать о потере любовника и успела завести себе нового. Она смачно поцеловала ведущего хирурга в губы, после чего наконец заметила нечто неладное и недоуменно отстранилась. В полосе яркого света пара замерла на пороге переполненной комнаты напротив побледневшей до синевы Хелен. А в ту по всем законам театральщины уперся равнодушный электрический луч. Он же осветил тот самый шкафчик у входа. Клэр метнула туда быстрый опасливый взгляд и, кажется, вздрогнула. Вид покрытого копотью нутра оказался весьма впечатляющим. Ланг тихо хмыкнул.
– О, а вот и нож. Такой же тупой и безмозглый, – едва слышно произнес он, но почти неразличимые слова услышал каждый, кто стоял в переполненной раздевалке. Дюссо было дернулся, но быстро оценил обстановку и знакомо фальшиво улыбнулся.
– У нас репетиция вечеринки на Хэллоуин? – нарочито весело спросил он, оглядев напуганные лица присутствующих.
Хирург строил из себя удивленного, но Рене видела, как его рука сжалась в кулак в кармане халата. Неужели он тоже в этом участвовал? Захотелось спрятать лицо в ладонях и сбежать. Теперь она прекрасно понимала, отчего Ланг так хотел отправить ее прочь. Знать, что тебя ненавидят, не страшно. Но услышать самой – удивительная вещь, с которой не так просто сразу смириться. Это как взять пистолет и выстрелить в человека, если раньше палил исключительно из рогатки по пустым консервным банкам. Убивает. Рене прикрыла заслезившиеся от яркого света глаза, а затем вовсе отвернулась.
– Можно сказать и так. Сплачиваем коллектив. Укрепляем командный дух, – тем временем раздался из темноты ленивый голос, а тепло на плече неожиданно усилилось. Захотелось уткнуться лицом в знакомые твердые костяшки, но Рене ощутила лишь собственное плечо. Ланг же продолжил: – Хорошо, что вы все же соизволили прочитать сообщение и почтили наше собрание своим присутствием. Без вас кое-чего не хватало.
– Мы были у пациента, – торопливо откликнулась Клэр и, без сомнения, мгновенно все поняла. Испуганный взгляд темных глаз скользнул по обгоревшим вещам, чуть дольше задержался на Рене, а потом остановился на молчаливой Хелен. А та будто впала в какой-то транс.
– Разумеется, – тем временем протянул Ланг. И в одном этом слове было столько яда, что Рене передернуло. Что же, время сказок закончилось, пришла пора платить за представление.
По-видимому, это же понял Дюссо. Потому что он немедленно отступил в сторону, бросив подружку, и наполовину скрылся в дрожащем полумраке. Глава отделения усмехнулся, но ничего не сказал, только перевел взгляд на трех оставшихся действующих лиц. Франс с блестевшим от пота лицом замер между Хелен и Клэр, а те остались стоять друг напротив друга и, похоже, очень хотели сбежать. Но тут позади них отзвучали сухие шаги, словно обратный отсчет, и доктор Ланг, обогнув импровизированную сцену, небрежно прислонился к распахнутой настежь двери. Он скрестил на груди руки и вытянул вперед длинные ноги, чем окончательно отрезал путь к отступлению. И его профиль настолько контрастно смотрелся на фоне бледных больничных стен, словно то был провал в личный космос. Черное и белое. Монохром без серых оттенков и полутонов, которые могли бы дать хоть какой-то шанс двум заговорщицам и одной пешке. Но из того, что Рене поняла за последние дни, Энтони Ланг не признавал полумер ни в жизни, ни в работе, ни в каких-либо решениях. Он отсекал все лишнее без раздумий и колебаний.
– Когда была подброшена зажигательная смесь? – спросил Ланг обезличенно, но Клэр выдала себя сама.
– Это была не я…
– Дура. Господи, какая же дура, – прошелестел ласково голос. – Дюссо, надеюсь, ты не увлекся ей слишком сильно. Боюсь, идиотизм весьма заразен.
Вышло грубо, а по мнению Рене, даже слишком. Внутри Ланга скапливалась едкая злость, и надо было бы прекратить набиравшее ход линчевание, но довольная Роузи остановила попытку.
– Нет-нет, – зашептала она. – Подожди. Я хочу насладиться этим зрелищем сполна.
Тем временем ведущий хирург хмыкнул, но промолчал.
– Скажи, Талан, в какой момент из безобидной твари, что гадила мне по мелочам, ты превратилась в гадюку? – спросил Ланг, а потом оторвался от стены и ступил в полосу света, словно вышел на сцену. – Я закрывал глаза на периодическое воровство наркоты, на подмену рецептов, даже деньги специально оставлял на столе, чтобы тебе не пришлось шариться у меня по карманам. Ты была мелкой, но удобной дрянью. Шлюхой, которая с чего-то решила, будто стоит дороже оклада.
– Не смей меня оскорблять, Энтони! – процедила Клэр. Под взглядом собравшейся толпы ее трясло мелкой дрожью от стыда и унижения, но она шагнула вперед.
– Уймись, – последовал скучающий смешок, и Талан замерла. – Чего тебе не хватало? Приключений? Власти?
– Тебе ничего не доказать…
– Ты убийца, Клэр, – отчеканил Ланг и скользящим движением шагнул вперед, мгновенно оказавшись рядом с застывшей в ужасе девушкой. – Дерьмовая, как твоя душонка, но все равно убийца. Потому что из-за твоей ублюдочной мстительности сегодня мог погибнуть человек!
Рене заметила, как презрительно скривился Дюссо, и покачала головой. Неправильно. Так поступать было совершенно неправильно, но кто станет сейчас ее слушать? Даже она не посмела бы возразить навязчивой воле Ланга поквитаться. В конце концов, это его люди и его отделение. Порядок здесь он должен навести сам.
– Я знаю, что ты чувствуешь, – Ланг продолжал нашептывать, а сам вышагивал вокруг уже заметно трясущейся Талан. Крылья его носа раздувались в предвкушении скорой расправы, и Рене чувствовала, как из самых дальних углов в его груди собирается угольная чернота. Вязкая. Душная, точно забившая легкие сажа. – Ты боишься, Клэр. От тебя разит страхом, как потом после случки. И правильно, потому что одно только слово, и твоей карьере наступит конец.
Сердце Рене едва не оборвалось, когда она увидела обезумевший взгляд повернувшейся к ней Клэр. А потом все случилось так резко и сумбурно, что все растерялись.
– Это не я! – взвыла Талан, бросаясь к Лангу. Она пыталась ухватить его за руки, но он лишь брезгливо скидывал цепкие пальцы. – Это была идея Хелен. Она велела стащить ключ… поджечь… запереть… Я не хотела! Не думала! Франс достал код, рассказал про бумажки. Я ничего не делала! Клянусь! Мне сказали, что надо лишь спалить ее дурацкие конспекты и ничего больше… Это все они! Я спешила, и смесь попала на одежду, но я не хотела… даже не знала! Не понимала…
Клэр уже почти висела на главе отделения, когда неожиданно к ней шагнула Хелен и дернула за руку, вынудив повернуться. Воздух взорвался хлопком звонкой пощечины.
– Заткнись, идиотка! Ты выдала всех нас! – рявкнула она, но добилась лишь того, что Талан заголосила еще громче.
– Тварь! Ненавижу тебя! Только и можешь завидовать каждому. Но я расскажу… Расскажу, как вы хотели подставить Роше, когда Ланга не будет рядом. Заманивали на чужие операции, врали пациентам. О-о-о, я поведаю, как ты вскрывала шовные нити, как подделывала в картах назначения, как подсовывала тупой инструмент. Думаешь, я не поняла, почему ты позволила мне с ним трахаться? Да у тебя же кожа чешуей дракона покрывалась от ревности, стоило мне войти к нему в кабинет. – Клэр ткнула пальцем в ухмылявшегося Ланга, а тот скрестил на груди руки и откровенно наслаждался развитием событий. – Хотела разом избавиться и от Роше, и от меня, да? Свалить вину на шлюху Талан и вышвырнуть на улицу, как только все закончится. Даже дурачка исполнителя нашла. А что в итоге?
Клэр прервалась, когда в переполненной комнате раздались одинокие неторопливые хлопки. Ланг аплодировал молча, старательно ударяя ладонью о ладонь в совершенной тишине, пока не решил, что с него хватит. Подойдя вплотную к настороженно замершей Талан, он двумя пальцами взял ее за подбородок, погладил покрасневшую после оплеухи щеку, нежно поцеловал в лоб и ласково произнес:
– Иди отсюда с миром и никогда не возвращайся.
– Н-но, – не поняла она.
– Ты уволена, Клэр, – все так же мягко продолжил Ланг. – Без рекомендаций и с записью в деле обо всем случившемся. Забирай свои вещи, и чтобы к вечеру тебя здесь уже не было.
Раздался громкий всхлип, Талан отшатнулась и бросила затравленный взгляд в сторону жестко улыбнувшегося мужчины, а потом стремительно выбежала прочь. Ну а Ланг демонстративно развел руками.
– Вещи! Клэр! – крикнул он вслед, но ему не ответили. Тогда он повернулся к Франсу. – Мистер Хулахуп, вы же у нас мастер-взломщик. Прошу вас, освободите шкафчик мисс Талан. Полагаю, где здесь мусорное ведро, вам известно.
– Сэр, но я не знаю код! – попробовал было возразить растерянный Франс.
– Так узнайте, – раздраженно отозвался Ланг и повернулся к Хелен. – А мы пока продолжим.
– Ты ничего не докажешь, – быстро проговорила старшая медсестра. – Вопли Клэр – это проблема только самой Клэр. Но мне ты ничего не сделаешь. Я буду все отрицать…
Ланг хмыкнул и теперь закружил вокруг неподвижно стоявшей Хелен. Шажок за шажком, он медленно обходил ее, пока не оказался за спиной. Там главный хирург замер, а потом неожиданно положил руки на плечи вздрогнувшей медсестры. Она побледнела еще сильнее, и каждый, кто находился в переполненной комнате, почувствовал, как воздух мгновенно пропитался кислым запахом чужого ужаса. А Рене вдруг поняла – намного лучше, когда Энтони Ланг орет, захлебываясь собственной желчью. И гораздо хуже, когда он вот так молчит. Ибо в своей жизни она не видела ничего более пугающего, чем его чуть ссутулившиеся в преддверии броска плечи.
– Вот уже пять лет ты стоишь за моей спиной, – наконец тихо заговорил Ланг. – Я тебя выдрессировал, сделал идеальным инструментом, который за все это время не дал ни одной осечки. Вложил в тебя время, силы и знания. А теперь ты пытаешься пойти против меня. Почему?
Ответом ему было молчание. Вздохнув, он шутливо заметил:
– Не скажешь? Неужели столько раз предавала меня, что не знаешь какой способ выбрать теперь? Совесть разбегается?
– Я не предавала, – четко произнесла Хелен, но позади нее Ланг лишь удивленно вскинул брови.
– Нет?
– Нет.
– Тогда, в чем дело? – жестко спросил он, и медсестра дернулась, оборачиваясь.
– Я не верю, что ты не понимаешь. Что не видишь сам, – забормотала она. – Тебя используют, Энтони! С каких пор ты превратился в мецената, который точно инкубатор выращивает золотые яйца Лиллиан Энгтан? В отделении полно талантливых хирургов… Но нет! Ты берешь ее, хотя сам прекрасно понимаешь, что ничем хорошим это не закончится – сделаешь свое дело и отправишься на улицу. Потому что наш главный врач нашла себе новую игрушку. Новый флаг, чтобы ринуться с ним к спонсорам и хвастаться на каждой конференции, пока ты в очередной раз валяешься в своей блевотине. Тебе почти сорок! Ты уже не подходишь на роль гениального ребенка, которому скандально дали целое отделение. И, поверь, святая Роше будет первой, кто повернет в твоей спине нож. Она и этот рыжий Фюрст! Тебя уничтожат, Ланг. Предадут! И это буду не я, а твоя Роше. Возьмет от тебя все и уничтожит.
То, как быстро умеет двигаться доктор Ланг, знали все. Но в этот раз его стремительное движение не смог уловить даже самый чувствительный глаз. И то ли дело было в осточертевшем полумраке, с которым главный хирург сливался своей черной одеждой, то ли такого просто никто не ожидал… Однако не успело стихнуть последнее слово, как Хелен оказалась прижата к стене. В ее горло впивались бледные мужские пальцы, а ноги беспомощно болтались без шанса хотя бы носочком дотянуться до пола. Но еще быстрее оказалась повисшая на напряженном предплечье испуганная Рене. Она изо всех сил цеплялась за черную кофту уже горящими от ожогов руками, пока пыталась отодрать будто сведенную судорогой ладонь от шеи хрипящей Хелен.
– Не надо! – бормотала Рене. – Отпустите ее! Доктор Ланг, пожалуйста… Черт тебя возьми, Энтони, прекрати!
Имя звонким эхом прокатилось по комнате, и он наконец-то услышал. Рене видела, как чуть дрогнуло нижнее веко, а затем пальцы резко разжались. Задыхающаяся Хелен сползла по стене и обессиленно опустилась на пол, ну а Рене торопливо присела перед ней на корточки, заглядывая в глаза и проверяя пульс.
– Извиняйся, – выплюнул Ланг, пока разминал кисть, и раздраженно поморщился, когда заметил непонимающий взгляд медсестры. – Я сказал – извиняйся.
– Я… – Хелен откашлялась и посмотрела ему в глаза. – Я прошу прощения.
– Да не передо мной, дура! – Он вновь начинал злиться и, похоже, только присутствие рядом с несостоявшейся жертвой перепуганной Рене мешало ему опять вцепиться в тонкую шею. – Перед ней. За свою тупость, стервозность и намеренную жестокость. Потому что причини ты ей вред исключительно из-за своей глупости, я бы простил. Но сейчас решение принимать не мне. Так что извиняйся.
Хелен бросила затравленный взгляд в сторону Рене, но так и не смогла посмотреть прямо в глаза. Ее бледную кожу тронул румянец стыда, потому что это действительно унизительно. И будь они только втроем, еще можно было бы поспорить… попытаться уговорить или смягчить Энтони. Но оспаривать авторитет главы отделения прямо перед его подчиненными казалось совершенно неправильным. Да он не позволил бы. Ланг в два счета вышвырнет любого за дверь и придумает наказание пострашнее. А потому Рене смиренно ждала нужных слов.
– Я… прошу прощения, – едва слышно произнесла Хелен, отчаянно надеясь, что этого будет достаточно. Но Ланг оказался более жестоким, чем кто-то мог подумать. Он отошел на несколько шагов, открывая свою медсестру всем собравшимся в этой комнате, и громко попросил:
– Громче, Хелен. Тебя еще не все слышали.
По рядам пробежал ропот, но легкий поворот головы… нет, всего лишь чуть приподнятая бровь, и в раздевалке стало тихо.
– Громче, – потребовал он, и Хелен сдалась.
– Я прошу прощения, – четко произнесла она.
– У кого? – издевался Ланг. – У пола? Посмотри ей в глаза, милая. И извинись как положено.
Рене метнула на него взгляд, полный негодования. Хватит! Этого уже более чем достаточно! Если он хотел продолжить унижения, то для подобных упражнений у него была вся жизнь впереди, но на сегодня предел достигнут. Ему следовало просто пойти к главному врачу и обо всем доложить! Однако Ланг намеренно проигнорировал безмолвную просьбу и упрямо смотрел на стиснувшую руки Хелен. Наконец, та подняла взгляд на Рене и медленно проговорила:
– Я прошу прощения у Рене Роше…
– За… – подсказал Ланг.
– За свою тупость, стервозность и… жестокость, – стиснув зубы, договорил идеально выточенный инструмент. И тогда Рене не выдержала. Наклонившись к Хелен так близко, как могла, она тихо, но твердо заговорила и была совершенно уверена в своей правоте.
– Tu ne dois pas[53]53
Ты не должна.
[Закрыть]. – Это было настоящей удачей, что Ланг не понимал по-французски, а потому Рене торопливо забормотала, хотя то и дело срывалась на женевский говор: —Не обязана следовать его указаниям, потому что любые извинения – это искренний порыв. Иначе они бессмысленны. Нельзя заставить розу цвести, а кошку ходить по воде, если они этого не хотят. Я не держу на тебя зла. Не прощаю, но помнить не буду, и это я говорю тебе совершенно искренне. Но если вдруг однажды ты в своей душе захочешь попросить прощения, то я с радостью приму любые извинения. Ведь слова не важны. Важно только намерение. Но на сегодня хватит унижений.
Рене прервалась, с надеждой глядя на Хелен, но та молчала и упрямо смотрела куда-то в сторону. Из груди вырвался вздох сожаления. Что же… она попыталась. Еще раз бросив взгляд на застывшую Хелен, Рене поднялась на ноги и отошла к стоящей неподалеку Роузи.
– Весьма трогательно, – непонятно к чему заметил Ланг. Однако гнев его, похоже, поутих до следующей волны. Так что он повернулся к своей медсестре и, не удостоив даже взглядом, совершенно равнодушно сказал: – Ты останешься в больнице. На своей должности. Но помни… одна ошибка – и ты отправишься под суд; слово – и будет суд; не тот взгляд, вздох или моргание – суд. Ты запомнила?
– Да… – прошептала она.
– Тогда я велю подготовить стенд с твоим именем. Лучший работник будущих месяцев заслуживает особого почета. Поздравляю, Хелен, следующие полгода этот приз твой, – мерзко протянул Ланг.
Он несколько раз ударил в ладоши, а потом отвернулся, потеряв всякий интерес к сидевшей на полу женщине.
– Есть ли среди присутствующих те, кто хочет возразить или оспорить мои сегодняшние решения? – громко спросил Ланг, но ответом была ожидаемая тишина. – Тогда, кворум вынес вердикт. А сейчас те, кого я назову, делают шаг к своим шкафчикам, собирают вещи и ПРОВАЛИВАЮТ из моего отделения.
– Идем, – раздался за спиной шепот Роузи. – Больше ничего интересного уже не будет. На сегодня все закончилось, однако нам по-прежнему надо обработать твои руки.
И под звуки громко оглашаемых Лангом фамилий они вышли в коридор, оставив позади себя Хелен, взмокшего от страха Франса, скучавшего Дюссо и семь человек, которых Рене больше никогда не увидит. По крайней мере, она очень на это надеялась.
