Текст книги "И солнце взойдет (СИ)"

Автор книги: Барбара О'Джин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 54 страниц)

Глава 19

На то, чтобы обработать целый ворох мелких ожогов, у дотошной Роузи ушло два часа. И все это время Рене выслушивала эмоциональные фырканья вперемешку с ехидными комментариями устроенного в раздевалке разноса. Рядом на стуле раскачивался доктор Фюрст, который уже был в курсе произошедшего и пришел рассказать последние новости. Однако тараторившая Морен не давала вставить даже словечка. А потому он терпеливо ждал, пока стихнут восторги, и застрявший внутри Роузи шарик энтузиазма немного сдуется. Наконец, были наложены последние бинты, а медсестра устало откинулась на спинку стула.

– Доктор Органа ждет статью, – немедленно заметил Фюрст, стоило Морен на секунду замолчать. Рене вздохнула.

– Значит, придется показывать, что есть, – медленно проговорила она, а потом тихо спросила: – Что теперь будет?

– Ничего, – Фюрст вздохнул и ткнул пальцем в лежавший на столе стетоскоп. – Энтони в праве увольнять или принимать на работу всех, кроме двух своих ведущих хирургов. Хелен официально операционная сестра, так что не подчиняется Лангу. Но все знают, что он работает только с ней.

– Ясно.

– На самом деле, неясно вообще ничего, – немного раздраженно откликнулся Фюрст, а потом встал и зашагал по тому самому «отстойнику», где давным-давно доктор Ланг орошал пол своим желудочным соком. Казалось, с того случая прошла целая вечность. – С Франсом будет разбираться Дюссо, это его компетенция. Но мистер Холлапак наименьшая из проблем. Он глуп, но не жесток. Беда в другом. Энтони не следовало оставлять возможный источник угрозы для всего отделения. Не дай бог, совет директоров узнает о произошедшем, плохо будет всем: тебе, Хелен, самому Лангу… С другой стороны, найти настолько вышколенную операционную сестру невероятно сложно. А для Энтони невозможно.

– Почему ты нам ничего не сказала? – неожиданно спросила Роузи. Она сердито взглянула на Рене, но та лишь пожала плечами.

– А что бы это изменило?

Ответ напрашивался сам – ничего. Слишком много нюансов, которые нужно было учесть. И будет чудом, если Ланг смог это сделать. Неожиданно раздался какой-то шорох, и перед глазами Рене появился нетканый мешок с эмблемой «Всемирной конференции анестезиологов». Подняв недоуменный взгляд, она увидела слегка покрасневшего и немного смущенного Фюрста.

– Забрал из шкафчика твои вещи. – Он неловко откашлялся в ответ на ласковую улыбку. – Но, боюсь, они непригодны для носки. Мокрые, в копоти… местами появились дыры. Впрочем, тебе лучше знать. Может быть, что-то удастся спасти. Жалко же выбрасывать…

Алан совсем смутился и молча протянул пахнувший гарью пакет.

– Спасибо, – Рене усмехнулась, заглядывая внутрь. Что же, любимое пальто цвета лимонного пирога основательно подгорело, но даже сквозь сумбур запахов ощутимо отдавало мокрой шерстью.

– Тебе есть в чем добраться до дома? – встрепенулась уже начинавшая клевать носом Роузи.

Время было позднее, и часы на стене за отдернутой шторкой показывали начало одиннадцатого вечера. Рене оглядела свой тонкий хирургический костюм и развела руками. Ну, хотя бы не голышом.

– Все, что есть.

Взгляд Роузи был поразительно скептичен. Протянув руку, она подхватила огромный шерстяной кардиган, в который обычно куталась в скорой, и в этот же момент к ним заглянула дежурная медсестра.

– Господа, вы скоро? У меня клиенты приехали. Требуют освободить номера. – Она окинула взглядом нежданных оккупантов и притворно сердито нахмурилась.

– Уже уходим, – миролюбиво ответил Фюрст и подхватил остатки перевязочного материала.

Вывалившись в коридор, они остановились, а Морен все же всучила свою длинную кофту.

– Весьма уродливая, конечно, но очень теплая, – вздохнула она. – Тебе вызвать такси?

– Я сама, – отмахнулась Рене, накинув вязаное чучело на плечи, и поудобнее перехватила пакет с вещами. – Идите. Доброй ночи.

– А ты? – Роузи зевнула так смачно, что челюсть тревожно хрустнула.

– Мне надо еще кое-что сделать, – ухмыльнулась Рене.

– Ненормальная, – откликнулась Морен и вяло побрела в сторону выхода.

В этот час ординаторская была пуста. Одиноко мерцал брошенный кем-то включенный монитор, бурчал традиционным хоккейным матчем телевизор, и только шаги Рене тихим шорохом разносились по комнате. Стукнув одним из ящиков стола, она достала исчерканные листы, перебрала их, выложив несколько очевидных черновиков, и длинно выдохнула. Тщательно забинтованные руки слушались плохо и начинали отвратительно ныть, но жаловаться не приходилось, сроки поджимали. Так что, подхватив будущую статью, Рене поспешила обратно. Она отчего-то не сомневалась, что Ланг еще у себя. И вряд ли смогла бы объяснить, почему так в этом уверена, но… Она просто знала.

Из приоткрытой двери в кабинет на свеженький антистатический пол падала тусклая полоса желтого света. Та пересекала весь коридор, а затем взбиралась по стене, где резко обрывалась у информационного стенда с фотографиями врачей хирургического отделения. Семь пластиковых прямоугольников были пусты. Ого. Быстро… Еще раз медленно выдохнув, Рене постаралась успокоиться и осторожно постучала в деревянный откос.

– У тебя ключ от моего кабинета, но ты все еще чего-то боишься. Поверь, я не провожу здесь запрещенные опыты над людьми, – донеслось до неё бормотание. Из кабинета настойчиво зазывали присоединиться к черному (а какому же еще) параду, и Рене широко улыбнулась. Видимо, настроение главы отделения маршировало с музыкой в такт.

Было в Энтони Ланге что-то такое, отчего она не могла на него злиться, даже если очень хотелось. Некая легкость при вопиющей сложности натуры. И несмотря на откровенные противоречия, в нем всегда был баланс: одно большое доброе дело на десять гадких помельче. Чем не пресловутый закон сохранения? Только вот Рене который месяц тряслась по горкам его характера и никак не могла отыскать в себе равновесие. Вот, например, еще несколько секунд назад она собиралась серьезно обсудить с ним возвращение всех уволенных, но теперь запал улетучился. Быть может, Ланг действительно прав… В конце концов, он руководит отделением уже целых пять лет. Дольше, чем она профессионально держит скальпель в руках.

Наверное, в том и заключалась разница между ними. Ланг действительно был истинным гением, тогда как Рене всего лишь оставалась прилежной заучкой с комплексом олимпийца – быстрее, выше, сильнее. Отсюда страсть к стерильному порядку, дотошность в обучении, а еще общая неуверенность, потому что, на самом деле, все эти знания были не ее. Книги, учебники, до нанометра отработанные навыки… Ланг же казался иным. Фанатиком. Громкий, резкий, импульсивный, он совершенно не ценил жизни, но мог наплевать даже на протокол, если знал, что это поможет. И невероятным чудом это всегда помогало.

Вновь запутавшись в своих размышлениях, Рене поправила на плече сумку с вещами, толкнула створку и осторожно ступила в кабинет.

«So paint it black and take it back

Let’s shout it loud and clear!»[54]54
  My Chemical Romance – ‘Welcome To The Black Parade’


[Закрыть]

– провозгласил музыкальный центр и оборвался на середине ноты по велению всемогущего пульта.

В комнате царил довольно уютный полумрак, только тяжелая лампа на столе светилась достаточно ярко, чтобы охватить привычный бардак. Ланг изучал один из документов, уперевшись руками в огромный стол, который оказался полностью скрыт под целой лавиной бумаг. Впрочем, очевидно, не найдя в написанном ничего интересного, он отбросил ненужный лист на пол к куче таких же и потянулся за следующим. Рене изумленно оглядела учиненный главой отделения бедлам, а потом недовольно поджала губы.

Здесь, как всегда, было не прибрано. По всем поверхностям (и на полу тоже) валялись эспандеры. Их Ланг то и дело терял, отчего покупал новые, а потом находил пропавшие тренажеры где-то под стулом или в одном из многочисленных ящиков. За годы их скопилось на целый маленький магазин. Так же пол усыпали всевозможные хирургические журналы и справочники. Некоторые из них оказывались разодраны на части, ибо если Ланг интересовался какой-то статьей, то выдирал листы с корнем, а потом таскался с ними по всему отделению. И каждый повстречавшийся на пути неудачник обязан был ознакомиться с ехидным мнением главы отделения. Еще Рене постоянно спотыкалась о скомканные пустые пакеты с эмблемами разнообразного фастфуда, а как-то раз случайно раздавила ногой позабытый малиновый пирожок. Теперь на ковре красовалось темно-бурое пятно, которое никто и не думал отчищать.

– Скачал несколько резюме, – так и не подняв взгляда, откликнулся доктор Ланг. Судя по всему, он верно оценил недоуменное молчание своего ассистента. – Надо же нам искать замену.

– Я хотела поблагодарить вас, – сказала Рене совсем не то, что собиралась. Стиснув в руках листы, она медленно подошла к рабочему столу.

– Мне показалось, или не так давно мы перешли на имена? – не поднимая головы, поинтересовался Ланг, а после отшвырнул следующий лист.

– Это было… случайно, – замялась Рене.

– Но мне понравилось. – Черная бровь многозначительно изогнулась, и доктор Ланг наконец-то посмотрел перед собой. – Нам с тобой предстоит упорно потрудиться в ближайшие недели, пока не найдем замену. Так что было бы неплохо перестать тратить столько времени на произнесение регалий. Как думаешь, справишься?

– С чем? С непрерывным потоком операций или именем? – чуть нервно поинтересовалась смущенная Рене.

– Со всем, – нагло улыбнулся он и выпрямился, скрестив на груди руки. Похоже, это была его любимая поза.

– Постараюсь. – Рене пожала было плечами, но тут к первой вопросительно изогнутой брови присоединилась вторая, и она сдалась. – Да… Энтони.

Язык чуть споткнулся на непривычном имени, Ланг хмыкнул, а затем вернулся к разложенным бумагам.

– Почему ты еще не дома? – спросил он немного невнятно из-за зажатого между зубов карандаша, которым он до этого делал пометки в резюме заинтересовавших кандидатов.

– Хотела попросить вас… тебя, – немедленно исправилась Рене, когда заметила брошенный в свою сторону укоризненный взгляд. Ох, кажется, это будет тяжелее, чем она думала! – Посмотри, пожалуйста, статью.

– М-м-м, – отозвался Ланг, пока вчитывался в бумаги. – Положи на стол.

Рене недоверчиво взглянула на полностью покрытую документами рабочую поверхность и переступила с ноги на ногу. Наверное, имелся в виду журнальный колченогий уродец? Но тот оказался завален пустыми упаковками из-под сэндвичей и пиццы.

– Господи! Давай уже сюда! – Энтони раздраженно выхватил статью и швырнул прямо поверх перечеркнутого резюме, и только потом заметил перебинтованные ладони. Внимательно изучив весьма печальное зрелище, он тяжело вздохнул, знакомо потер переносицу, а потом задал явно риторический вопрос. – И почему всегда руки?

– Я бы тоже хотела знать, – откликнулась Рене со смешком, за что получила новый укоризненный взгляд. И только сейчас Ланг наконец-то увидел, в чем она стоит.

– Ты же собиралась домой, – осторожно заметил он, а потом откровенно уставился на потрепанный жизнью шерстяной кардиган с торчащими из него нитями. В комплекте к чудному наряду шли желтые хирургические тапочки. – Рене, с утра на календаре был конец октября. Вряд ли за пятнадцать часов что-то сильно изменилось.

– Больше не в чем, – равнодушно откликнулась она и дернула плечом, на котором висела сумка с вещами. – Одежда сгорела.

Энтони смотрел на неё долгую минуту, прежде чем устало прикрыл глаза и с тихим смешком покачал головой.

– Господи! – пробормотал он. – За какие грехи ты была послана мне?

– Я… Пустяки, вызову такси, – Рене сделала шаг назад, тогда как Ланг чуть наклонился вперед, будто что-то хотел рассмотреть в ее широко распахнутых глазах.

– Чтобы потом опять страдать от нехватки денег на тесты? – саркастично поинтересовался он.

– Я не страдала! – возмущенная такой несправедливостью воскликнула Рене. – Между прочим, если бы ты не разбил дефибриллятор…

– Стоимость которого я вернул тебе премией…

– Уже после того, как я все сдала! – рассердилась было она, а потом внезапно нахмурилась. – Подожди, а откуда тебе известно, что мне не хватало на тесты? Ты сказал, что не понял, о чем я тогда говорила…

Энтони осекся и чуть выпрямился, словно сам задумался о причине своих столь глубоких познаний, но затем равнодушно фыркнул.

– Прочитал на твоем опечаленном вселенской несправедливостью лице, пока ты благодарила меня за чужую благотворительность, – съехидничал он, а потом махнул рукой. – Иди сюда.

– Что? Мне не двенадцать, чтобы переживать из-за такой глупости!

– Иди сюда, – с нажимом повторил Энтони, но вдруг сам вышел из-за стола, осмотрелся и направился к дивану. Под ошеломленным взглядом Рене он чуть отодвинул тот в сторону, перегнулся через спинку и достал из пыльного убежища какую-то черную тряпку. Встряхнув, Ланг поморщился от полетевших во все стороны клубов и сунул ей в руки то, что оказалось огромным мужским свитером. – Надевай.

– И не подумаю!

Рене возражала, скорее, от удивления, нежели из чувства протеста. Но Энтони, видимо, решил не церемониться и сначала сдернул с плеч тяжелую сумку, потом стянул уродливый кардиган, а затем ловко надел на растрепанную голову своего вредного ассистента пахнувший задиванной затхлостью джемпер. Не удосужившись помощью в поисках рукавов, чья длина составляла не меньше половины Амазонки, он стремительным и широким шагом направился к одному из шкафов. А там из третьего по счету ящика достал скомканную кожаную куртку. Конечно же, черную. Конечно же, точную копию той, что висела на спинке его офисного кресла.

– И это.

В руки ткнулся весьма потертый предмет гардероба. И Рене, которая секунду назад наконец-то совладала со свитером, едва успела его подхватить.

– Могу я узнать, что происходит? – деликатно поинтересовалась она. Резинка с волос, по-видимому, потерялась где-то в черной вязаной дыре, потому что предательские белокурые кудри немедленно наэлектризовались и встали взъерошенным полукругом.

– Можешь, но не стоит, – пришел лаконичный ответ, и Рене сделала глубокий вздох.

– Доктор Ланг…

Никакой реакции, только продолжавшиеся поиски непонятно чего в одном из множества ящиков.

– Энтони!

Тишина.

– Ланг! Черти тебя раздери на миллиард клеток и собери заново в засохшее дерево!

Наглец на секунду замер, а потом повернул голову.

– А вот это было неплохо, – ухмыльнулся он.

– Объясни, что происходит, – устало попросила Рене. Но вместо ответа неожиданно увидела прямо перед собой горящие золотистым азартом глаза.

– Любишь мотоциклы?

– ЧТО?!

Щелчок выключателя, крепкая, но осторожная хватка на поврежденной кисти, и Рене поволокло в коридор.

Шансы, что Ланг пошутил и внизу ждет такси, развеялись где-то между шестым и пятым этажом, когда он застегнул на куртке молнию. Не свою. На том балахоне, в который была прямо сейчас одета Рене. Она вообще смотрелась крайне нелепо в черной огромной хламиде, откуда снизу торчали лохмотья свитера, синих хирургических штанах и… неизменных желтых тапочках. Рукава были педантично закатаны самим Лангом, но это не помогло, потому что в остальном Рене попросту утонула. Она походила на тонконогого пингвина, который каким-то чудом оказался посреди Монреаля, или грустного клоуна. Однако ситуация стала лишь хуже, когда перед выходом Энтони нацепил на неё напрочь растянутый подшлемник. Тот пах мятой и уже привычной пылью, из которой, наверное, наполовину состоял каждый предмет Ланговой одежды.

– Почему я не могу просто вызвать такси? – спросила запыхавшаяся Рене, пока торопливо семенила в попытке успеть за размашистым шагом.

Наверное, со стороны они напоминали статного Дон Кихота и его верного, но неуклюжего оруженосца, Тимона и Пумбу, Майка и Салли, Тома и Джерри, Винни-Пуха и Пятачка, Белоснежку и гнома… На этом фантазия Рене закончилась, и она постаралась поглубже спрятаться в широкий ворот тяжелой куртки. Однако ее все равно узнавали! По проклятым «вишенкам». Впрочем, если говорить честно, свитер очень плохого мальчика грел замечательно. Так что к концу их импровизированного шествия до спящего мотоцикла, Рене успела взмокнуть и стянуть чертов подшлемник, который сползал на глаза при каждом движении.

– Надень немедленно! – рявкнул Энтони.

– Вопрос про такси все еще актуален, – напомнила она, но со вздохом натянула кусок какой-то дырявой штанины обратно на голову.

– Господи, Роше! У тебя от самой себя зубы скукой не сводит? – пробормотал Энтони, а сам уже надевал свой черный носок с прорезью для глаз.

– Я просто не понимаю зачем, – она попыталась вразумить оглядывавшегося по сторонам Ланга. А тот, заметив припаркованный неподалеку еще один мотоцикл, бесцеремонно схватил оттуда шлем и вручил растерянной Рене.

– На обратном пути верну, – пресек он любые попытки возражений, а затем помог надеть тяжелое ведро, сплошь усеянное дурацкими американскими звездами. Убедившись, что Рене способна увидеть хоть что-нибудь, он наклонился к прорези для глаз, отчего их шлемы стукнулись друг о друга, и заговорщицки подмигнул. – Ответ на твой вопрос – потому что это весело!

А дальше он легко уселся на черный, обнаженно торчавший своим нутром байк, помог забраться донельзя растерянной Рене, которая почувствовала себя неуклюжей, точно деревянный Пиноккио, и завел мотоцикл.

– Ты когда-нибудь гоняла? – громко спросил он, стараясь перекричать набиравший обороты двигатель.

– Нет! – Рене покачала головой. – А разве мотосезон уже не закрыт?

– Для меня еще нет, – хохотнул Энтони, затем бесцеремонно нащупал ладони Рене, обвил их вокруг своей талии и крикнул: – Держись крепче!

Двухколесное чудовище рвануло с места так быстро, словно ждало этого целый день. Оно пролетело по полупустой площадке, скатилось с горки парковки для персонала и с диким ревом устремилось вглубь узких улочек старого Монреаля. Открыть зажмуренные от страха глаза Рене смогла, только когда шум вокруг изменился на ровный гул живого города. Она чувствовала, как наклонялся в разные стороны мотоцикл, стоило Энтони войти в один из поворотов, как по стеганой куртке скользили вмиг вспотевшие ладони, и оттого цеплялась еще сильнее. Перед глазами мелькали разноцветные вспышки реклам да светофоров, и любопытная Рене рискнула оторваться от спасительно широкой спины, в которую уткнулась в самом начале.

За проведённые в Монреале два месяца она еще ни разу не видела город глубокой ночью. Впрочем, и днем Рене бывала здесь редко, потому что большая часть пути до больницы проходила глубоко под землей. Так что обилие неоновых огней и улетавших в покрытое тучами небо высоток ошеломляло. Рене покрепче стиснула в руках края куртки Энтони и задрала голову вверх. Они как раз остановились на одном из светофоров, и даже сквозь шлем было слышно, как довольно урчит мотор черной зверюшки.

– Не замерзла? – донесся до Рене приглушенный маской вопрос, и она молча покачала головой.

За спиной Энтони было удивительно тепло. Его широкие плечи с упрямством крейсера рассекали рвущийся навстречу воздух, отчего позади образовалось пространство тишины и безопасности. И пусть давно всклокоченные волосы трепал ветер, прямо сейчас Рене было поразительно спокойно. А когда большая ладонь в черной перчатке ободряюще накрыла едва ли не до судороги сведенные пальцы, она наконец-то расслабилась и позволила себе просто полюбоваться ночным городом, шумом дороги и скоростью. А та опьяняла, свистела в ушах и заставляла слезиться глаза даже за щитком звездного шлема. Она проникала под куртку и ныряла под свитер, чтобы обвить напряженное тело. И где-то уже за чертой центра города Рене вдруг поняла, что вернись реальность назад и вновь дай сделать выбор, то она бы без раздумий все повторила. А потому, когда мотоцикл медленно подкатил к темному кирпичному домику с обвалившейся верандой и покосившимся забором, Рене отчаянно не хотела заканчивать их путешествие. Она готова была ехать так целую ночь, меняя километры на города, а блеск выглянувших на небе звезд на яркость дневного солнца. Но их время подходило к концу.

Неловко спрыгнув с тяжелого мотоцикла, Рене стянула шлем, пыльный и драный, но теплый чулок, а затем замерла перед Энтони. Наверное, надо было что-то сказать. Но неожиданно накатила неловкость, и сразу в памяти всплыли моменты, от которых вспыхнули щеки. Фальшиво откашлявшись, Рене протянула шлем.

– Спасибо… – начала было она, но Энтони бесцеремонно перебил. Скептически оценив внешний вид тупика, где стояли покосившиеся здания и куда долетал шум двух автострад, он чуть прищурился и поднял защитное стекло.

– Это твой дом? – недоверчиво спросил Ланг, словно подозревал каменные стены в сговоре с целью обвала.

– На втором этаже, – пожала плечами Рене, а потом зачем-то стала оправдываться. – Выбирать не приходилось. Мне дали на переезд десять дней, так что я ухватилась за первое попавшееся, лишь бы не остаться жить на вокзале.

Она скованно улыбнулась и оглянулась на огромную желтую луну, что как раз вынырнула из-за крыши соседнего дома. Становилось холодно.

– Я думал, семья оплачивает тебе обучение…

– Нет, – немного резче, чем следовало, ответила Рене и вновь настойчиво протянула шлем. – Извини, мне пора. Спасибо, что довез. Одежду я принесу тебе завтра, если не возражаешь.

– Можешь ее выкинуть, – после недолгой паузы ответил Ланг и прервался, словно хотел сказать что-то еще, но не стал. Лишь проследил, как она поднялась по лестнице, а потом неожиданно окликнул: – Рене…

Она обернулась, остановившись на верхней, самой шаткой ступеньке, и сощурилась от яркости огромной желтой луны. Из-за отбрасываемой шлемом тени Рене не видела глаза Энтони, но знала, что он смотрел прямо на неё.

– Да? – решила она прервать неловкое молчание.

– Завтра в девять первая операция. Будь готова.

То, что Ланг произнес совершенно иное, чем собирался, Рене поняла сразу. Но с сухим щелчком захлопнулось защитное стекло, мотор взревел, а уже через пару секунд черные огни скрылись за поворотом. Вот черт! Рене спрятала лицо в перебинтованных ладонях и покачала головой. Она очень надеялась, что еще не… Последнее слово было торопливо проглочено из-за испуга даже подумать о чем-то подобном. Время покажет.