Текст книги "И солнце взойдет (СИ)"
Автор книги: Барбара О'Джин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 54 страниц)
– Что б ты, Ланг, споткнулся и обварил себе яйца, – тем временем ядовито и на весь кафетерий поздоровалась Роузи. А Рене замерла и распахнула от шока глаза. Что?!
Глава хирургии чуть замедлил шаг, а потом и вовсе остановился около их столика. Аккуратно взяв безусловно горячий стаканчик в другую руку, он с высоты своего телебашенного роста бросил взгляд на растерянную Рене, потом посмотрел на Роузи и затем остановил взгляд на недоеденном сэндвиче. Лицо Ланга исказила улыбка, больше похожая на спазм.
– Как всегда очаровательна, Морен. Смотрю, даже соус выбираешь под цвет детского дерьма? Какая похвальная любовь к работе.
– Как всегда чертовски наблюдателен. Слава богу, я действительно люблю именно работу, а не онанирую каждое утро на себя в зеркале. Ах, погоди! Вампиры же не отражаются. Какая досада, похоже, у тебя спермотоксикоз, – наигранно сочувственно воскликнула медсестра, затем осклабилась и намеренно смачно впилась белыми зубами в булку. – Пваваливай отсфюда.
Если честно, Рене очень хотелось забиться как можно глубже под землю, чтобы даже краем уха не слышать этот разговор. Но, к сожалению, полы в старой больнице были сделаны надежно, а под кафетерием находился всего лишь один технический этаж, так что бежать было некуда. Разве что в отделение, но и там ее догнали бы воспоминания в лице крайне раздраженного Ланга. Рене почувствовала, как ее лицо вспыхнуло, а белокурые волосы задымились от стыда. Тем временем наставник неожиданно шумно поставил стаканчик на столик и склонился прямо к невозмутимо жующей Роузи.
– Не ругайся со мной, Морен, – негромко проговорил он, и от его тона у Рене по спине побежали мурашки. – Потому что однажды я могу и не прийти к вам на помощь.
– В твоем отделении много хороших хирургов, – фыркнула ни капли не испугавшаяся Роузи. Но Ланг тонко улыбнулся, а затем резко выпрямился.
– Хороших – да. Лучших… – он демонстративно задумался, – всего двое. Так что подумай хорошенько, прежде чем что-то мне говорить.
С этими словами он подхватил кофе, еще раз мазнул взглядом по донельзя обескураженной Рене и отправился прочь.
– Pauvre type! Fous-le-camp![28]28
Жалкий тип! Проваливай!
[Закрыть] – крикнула ему вслед Роузи.
– Прекрати, пожалуйста! – шепотом взмолилась Рене. – Не надо провоцировать конфликт.
Медсестра еще какое-то время сверлила удалявшуюся от них прямую спину, а потом передернула плечами.
– У-у-у! Упыряка! – протянула она. – Не понимаю, как Фюрст его терпит. И про кого второго он говорил? Уж не про Дюссо точно. Та еще посредственность с изумительным самомнением. Вот ведь два дружка под стать друг другу…
Если честно, Рене было все равно сколько там в отделении отличных, хороших или никчемных хирургов. Кто из них умеет прямо держать скальпель, а кто каждый раз роняет инструменты на пол. Прямо сейчас ее волновала исключительно собственная карьера. Эгоистично? Возможно. Но за эти две недели она уже чертовски устала. И потому Рене уже собиралась попрощаться, когда ее перебил разнесшийся по всему кафетерию вопль.
– РЕ-НЕ!
Она зажмурилась. Черт… Как не вовремя! Сидевшие за столиками врачи и посетители испуганно оглянулись.
– РЕ-Е-НЕ! Господи, я тебя еле нашел!
Что же, голос замершего в дверях Франса разбудил бы и коматозного. Сколько шансов, что едва покинувший кафетерий доктор Ланг его не услышал? Близко к нулю…
– О нет, – простонала Рене и торопливо подхватила разложенные на столе бумаги. Опыт прошлых дней показал, что парень может кричать долго и упорно, пока не добьется своего.
– Это дурачок Дюссо? – тем временем с любопытством спросила Роузи, а затем задумчиво облизала перепачканный палец. – Да ты святая, раз помогаешь ему. Он-то тебя живо в пропасть столкнет, когда поймет, что попался.
– Рене, выручай! Помоги с пункцией! – Франс, наконец, пробрался через лабиринт столиков и бросился навстречу к своей жертве.
– Если ты планировал воспользоваться помощью тайно, то у тебя не вышло, – резонно заметила Морен, а Франс, кажется, только сейчас заметил окружавших его людей и вытер выступившую на темном лбу испарину.
– Ой…
Роузи закатила глаза, но Рене ничего не ответила, только пожала плечами. Что толку? Это был уже пятый или шестой раз за последние дни, когда резидент Дюссо звал на помощь, отчего рисковал подставить обоих. И сейчас Рене очень надеялась, что доктор Ланг ушел достаточно далеко и не слышал озвученной просьбы.
– Лучше молчи, – сказала она непонятно кому. То ли уже готовой съехидничать Роузи, то ли слишком громкому резиденту. Рене торопливо схватила его за руку и поспешила к выходу из кафетерия, когда в спину прилетело развеселое:
– Поговори с ним.
Поговорить? Если бы все было так просто…
На самом деле, найти доктора Ланга считалось самой простой задачей. Он либо просиживал часы в своем кабинете, либо не вылезал из операционной целыми сутками, так что в худшем случае с ним можно было разминуться лишь по пути из одной локации в другую. Ну а Рене, каким-то неведомым даже для себя образом, всегда точно могла сказать, где именно находился ее наставник. Они приходили вместе и уходили, кажется, тоже. Даже в течение дня у нее то и дело возникало ощущение, что доктор Ланг где-то поблизости. Он мог заглянуть в ординаторскую или пересекался с Рене в коридоре, а то и вовсе будто намеренно сталкивался при входе в больницу. Его футуристичный черно-красный мотоцикл неизменно парковался у главного входа в тот самый момент, когда она торопливо шагала со своей остановки. И потому у Рене была тысяча и одна возможность разглядеть во всех ракурсах идущие по корпусу надписи «KTM» и «Duke». Оставалось, правда, неясным, что означали эти загадочные буквы. Название фирмы? Марка инопланетного монстра? Или же подтверждение, что у Ланга эго размером с герцогский титул в «Королевстве Талантливых Монстров»? На этой мысли Рене всегда фыркала. Увы, но на принца с черным конем наставник никак не тянул, хотя отрицать очевидный дар казалось глупо.
Вообще, у неё было много возможностей убедиться в одаренности доктора Ланга. Рене тайком наблюдала за ним во время его операций, сбегая туда каждый раз, как только на белой доске появлялось что-нибудь интересное. С пачкой эпикризов и блокнотом подмышкой она прокрадывалась в смотровую комнату и, приоткрыв рот, следила за каждым жестом. Как плавно двигались руки, при этом ни разу не потеряв будто запрограммированной точности; как скупо, но емко звучали команды; как спокоен оставался сам Ланг, даже если вокруг творился апокалипсис кода 66[29]29
Код 66 – в некоторых провинциях Канады обозначает ситуацию, когда количество поступивших очень тяжелых больных намного выше пропускной способности больницы.
[Закрыть]. Он брался за случаи, которые другие хирурги, согласно требованиям профессиональной этики и уместности, назвали бы безнадежными. И где-то через неделю Рене начало казаться, что глава хирургии на самом деле едва ли не всемогущ. Теперь она понимала ту уверенность и апломб, с которым он привык действовать в операционной. Поистине, Ланг мог собрать людей по кусочкам, а потом заставить жить вопреки любой статистике.
И чем дольше Рене на это смотрела, тем сильнее становилась тревога, потому что никогда раньше ей не приходилось работать с чем-то подобным. Травматология первого уровня – это не изысканные упражнения в красоте швов на периферических нервах, а литры крови на полу, осколки костей и постоянный шум вертолетов. Максимильен Роше оказался, как всегда, прав – в больнице общего профиля крупнейшего города действительно стояло круглосуточное пекло. И выжить под давлением такой ответственности могли лишь те, кто получал кайф и ловил эндорфины от каждого удачного случая. Подобно доктору Лангу. А тот, кажется, жил ради этого.
Рене не знала, замечал ли наставник ее присутствие в смотровой над операционными комнатами. Ланг не говорил об этом ни разу, хотя попадись она, наверняка устроил бы взбучку. Но иногда поднимал голову, словно знал, что там, наверху кто-то есть. Этим он привлекал и без того сосредоточенное только на нем внимание, а потом демонстративно медленно делал надрезы, нарочито громко диктовал медсестре перечень травм и находок, комментировал едва ли не каждое действие. А Рене не могла оторваться от рук. Они притягивали ее, как тянул вниз вид усталого Ланга. И потому она всегда дожидалась конца, тех скучных и рутинных моментов, с которых обычно сбегали студенты. Для них там уже не было ничего интересного, а для Рене открывалась изнанка тяжелой работы. В такие минуты наставник точно не подозревал, что за ним наблюдают, и после особо изнурительных операций долго стоял, прислонившись к холодной стене. Он запрокидывал голову и прикрывал глаза, а Рене видела, как вьются около бледной шеи темные влажные волосы. А еще почти чувствовала раздиравшую высокомерный лоб нескончаемую мигрень. Лангу, очевидно, было непросто, а ей хотелось стучать от бессилия в проклятое звуконепроницаемое стекло и кричать, что пора перестать дуться. Что она нужна ему там, внизу. Что у нее обязательно все получится. И пусть она умела не так много, но хотела учиться! У него! Однако Ланг оставался по-прежнему неумолим: позорные чтения, истории болезней и полное игнорирование любых просьб. Но однажды все подходит к концу, а потому к третьей неделе даже у Рене сдохло терпение…
Глава 11
Приближалось время обеда, когда Рене торопливо шла из архива по небольшой парковке между корпусами больницы. В полдень здесь всегда было пусто. Утренние пациенты уже выписаны, а вечерний трафик еще только ждал своего часа. Так что внимание Роше привлекло даже не странное, хаотическое движение на полупустой площадке, а раздиравшая перепонки громкая музыка. От неё вибрировал асфальт и подрагивали пластиковые крышки расположенных неподалеку мусорных баков. Вывернув из-за угла, Рене наконец смогла разобрать несколько слов.
«Gimme fuel, gimme fire, gimme that which I desire, O-oh!!!»
Прилетел вопль, и Рене застыла, на секунду зажмурившись. Ну, да. Конечно. Как же иначе… Синяя Тойота, распахнутые настежь двери и двое мужчин, в которых без труда узнавались глава хирургии и его лучший друг. Серьезно, она с Лангом сталкивалась даже чаще, чем лейкоциты в пробирке.
«Turn on I see red
Adrenaline crash and crash my head
Nitro junkie, paint me dead
And I see red…»
Пожалуй, было немного странно, что для своей очередной эпатажной выходки Энтони Ланг не выбрал что-нибудь с «Черного альбома» или культовую «Back in Black». Но громыхавшая музыка вполне подходила представшей картине. А там было на что посмотреть. Уже только один вид почти двухметрового Ланга, который пытался сложиться в маленькую беленькую машинку, по виду напоминавшую кукольный кар, стоил быть запечатлен на веки вечные. Рядом рассекал проложенную между припаркованными машинами трассу Дюссо и едва не задевал бамперы при особо остром вираже.
«…One hundred plus through black and white
War horse, warhead
Fuck 'em man, white knuckles tight
Through black and white…»
Тем временем Ланг наконец справился со своими конечностями, и маленький белоснежный болид рванул вперед под залихватский свист Дюссо. На самом деле, Рене следовало поскорее уйти, но по какой-то совершенно непонятной причине она замерла. У неё будто случился панический паралич, когда на лице Ланга появилась улыбка. Настоящая, а не та, что походила на нервный тик или искаженную постоянными болями судорогу. И в голове вспыхнул огонек: именно сейчас следовало подойти и спросить, воспользоваться хорошим настроением и выцарапать себе доступ в операционные. Но искорка мелькнула и ушла, немедленно остановленная совестью. Подглядывать за наставником еще хуже, чем трогать его же татуировку. Верх невоспитанности. Так что Рене следовало прямо сейчас развернуться и найти другой путь в больницу, но…
«Oh, on I burn
Fuel is pumping engines
Burning hard, loose and clean
And I burn
Turning my direction
Quench my thirst with gasoline»
Два маленьких кара все носились между большими машинами и оставляли на нагретом солнцем асфальте черные следы шин. Конечно, это было противозаконно. И, вероятно, совсем небезопасно, но прямо сейчас это не волновало даже Рене. Прислонившись плечом к каменной стене корпуса, она поплотнее запахнула белый халат и усмехнулась. По всем правилам нужно было срочно остановить этот произвол, сообщить главному врачу или напрямую президенту больницы, но отчего-то не хотелось. Рене просто наблюдала за двумя юркими белыми пятнами, чувствовала, как греет спину еще теплое осеннее солнце, и едва заметно улыбалась.
Свою ошибку она поняла несколькими минутами позже, когда с воплем: «Gimme fuel, gimme fire, gimme that which I desire… Hey!» – Дюссо затормозил прямо напротив Рене и легко выбрался из кара. Испуганно вздрогнув, она перевела взгляд на немедленно растекшееся в прогорклой гримасе удовольствия лицо и сделала шаг назад. Но тут, следом за другом, резко затормозил на своем мини-болиде Ланг, после чего откинулся на сиденье и скрестил на груди руки. Взгляд Рене вновь зацепился за татуировку. Господи, да сколько же можно на нее пялиться? Но перестать смотреть оказалось намного труднее, чем мысленно отвешивать себе тумаки. Ведь своей черной одеждой и видневшейся за ней белой кожей, черными волосами и слишком крупными, но острыми чертами Ланг приковывал к себе намного больше внимания, чем казавшийся просто грязным пятном такой же «черный» Дюссо. Так странно… Но сегодня пародийность ведущего хирурга особенно била в глаза.
– Мисс Роше, – тем временем протянул Энтони Ланг, и Рене вздернула голову. – В который раз поражаюсь, каким же потрясающим чувством неуместности вы обладаете. Вот это действительно удивительный талант.
Увы, вся магия черно-белого образа рассеялась, стоило главе хирургии открыть свой не маленький рот. Рене тихонько вздохнула. Виски тут же кольнуло, дав понять, что у наставника опять начинала болеть голова. Как и вчера в операционной, как и два дня назад, неделю и, наверное, месяц. Рене даже не могла понять, откуда ей это известно, но смущенно переступила с ноги на ногу.
– Извините, я не хотела и уже ухожу, – пробормотала она, а потом отлепилась от стены, однако, Дюссо незаметно преградил ей дорогу.
– Энтони, ты слишком жесток к своему резиденту, – укоризненно проговорил он, а затем внезапно поднял руку и заправил за ухо выбившуюся из косы прядь золотившихся на солнце волос. При этом нечаянно (а может, и намеренно) его ладонь скользнула по скуле застывшей жертвы и очертила подушечками пальцев стыдливо торчавшую из-за ворота платья ключицу. И тогда, не выдержав, Рене шарахнулась в сторону, налетела на каменную стену и лишь чудом сдержала порыв схватиться за вспыхнувший шрам. Тонкие губы Дюссо разошлись, хищно обнажив зубы. – Посмотри, как ты ее запугал. Разве можно так обращаться с женщиной? Ну же, Ланг, где твое обаяние?
– В стенах больницы врач – существо бесполое, – откликнулся наставник, пока сам возился с настройками своего кара. Судя по всему, порыв веселья был бездарно потрачен, и опять неизбежно наваливалась привычная скука. – Что тебе нужно, Роше? Если опять пришла умолять пустить тебя в операционную, то мой ответ прежний – нет.
– Нет? – влез удивленный Дюссо и перевел взгляд на покрасневшую Рене. Однако его интерес остался без ответа, потому что она закусила губу, вскинула голову и звонко спросила:
– Но почему? Потому что я один раз ошиблась?
– Потому что ты бездарна, – фыркнул Ланг, снова поморщился и неожиданно легко выбрался из машинки.
Рене сделала несколько торопливых шагов вперед и остановилась прямо перед наставником, глядя в скучающие карие глаза с таким вызовом, который никогда в себе не подозревала. И почти физически ощутила, как у главы хирургии свело спазмом голову. Да что же такое?
– А на основании чего вы судите? По единственной операции, к которой я была не готова? – тихо спросила она.
– По тому, что ты считаешь, будто тебя здесь должны о чем-то предупреждать, – презрительно протянул Ланг. – Извини, Роше, но я не шаман и не могу спрогнозировать аварии, оползни или человеческую глупость. Это хирургия, а не будка предсказаний. Не умеешь быстро думать – пошла вон. Не можешь взять себя в руки и действовать – пошла вон. Тебя здесь никто не держит. И я же просил не пользоваться духами в рабочую смену!
Зарычал Ланг и наклонился прямо к ее лицу, едва не ткнувшись носом прямо в лоб, а Рене захотелось зажать уши. Это стало последней каплей для чаши многодневного терпения. По поверхности пошли волны, и она почувствовала, как внутри взрывается злость. Одновременно с этим собственные виски вспыхнули отвратительной болью. Право слово, уже не смешно. Кажется, ее эмпатия совершенно не вовремя вышла на новый уровень.
«Gimme fuel, gimme fire, gimme that which I desire!»
– разнеслось по парковке и впилось в страдающий мозг.
– Эй-эй! – снова попытался вмешаться Дюссо, но его опять не услышали, потому что Рене все же сорвалась на крик. Непривычный. Жалкий. Но от того безмерно отчаянный.
– Вы действительно считаете меня идиоткой? Что будто бы я не знаю, как лишние запахи могут спровоцировать дыхательную недостаточность? Вы посмеялись надо мной – хорошо, я поняла свою оплошность и сполна искупила вину! Но в чем причина сейчас? В чем я опять виновата?!
– Смените тон, мисс Роше, – холодно бросил Ланг, крылья его носа трепетали, но Рене упрямо качнулась вперед.
– Сэр, я… Послушайте меня наконец, – настойчиво проговорила она, а сама не сводила взгляда с прищурившихся золотистых глаз.
– У вас ровно одна секунда на оправдания.
– Никогда! Я никогда не пользуюсь туалетной водой или чем-то еще. Я оперирую уже пять лет и соблюдаю правила…
Рене прервалась, когда Ланг резко отстранился и взглянул с таким откровенным сомнением, словно ему сказали, что на Луне живет колония крокодилов. У Рене опять получилось брякнуть что-то не то? Господи! Как же надоело разбираться в этом кавардаке эмоций! Однако, восприняв молчание как маленькую победу, она уже набрала в легкие побольше воздуха, но ее остановило ощущение чужой руки на собственной талии.
Теплая ладонь скользнула по спине, провела кончиками пальцев по позвоночнику, а затем прекрасно устроилась в районе бедра. И Рене показалось, что воздух резко стал твердой субстанцией. Она попробовала шевельнуться, но смогла лишь поднять перепуганный взгляд на доктора Ланга. О боже! Дюссо же не станет распускать руки прилюдно, ведь так? До главы отделения наверняка добрались все гулявшие вокруг его резидента сплетни вместе с огромной надписью «шлюха». Но чтобы так… посреди дня. Однако наставник казался слишком занят собственными мыслями, чтобы заметить происходящее прямо под его чуть кривым носом. И потому Рене попыталась осторожно отстраниться сама, но сильные пальцы ощутимо впились в бок. Повеяло гнилью из расположенной неподалеку мусорки.
На самом деле, ей следовало закричать. Открыть рот и высказать всё, что скопилось на душе, но вместо этого Рене сжалась. Слишком хорошо она помнила, как в ответ на агрессию приходит еще больше жестокости. А потому она просто смотрела. Отчаянно вглядывалась в сосредоточенный профиль единственного человека, который мог остановить это безумие, и мысленно заорала, услышав:
– Если тебе настолько не нужен ассистент, отдай его мне, – легко бросил стоявший за спиной Дюссо, и Рене ощутила дыхание на обнаженной шее. – Думаю, я смогу найти применение мисс Роше. И даже в операционной.
От вопиющей несправедливости навернулись злые слезы, но Рене сморгнула и потому успела увидеть, как медленно повернулся в их сторону Ланг. Их взгляды встретились.
«So gimme fuel, gimme fire, gimme that which I desire, yeah!»
– твердил Хэтфилд.
– Не жадничай, Энтони.
Она понятия не имела, что прочитал в ее глазах Ланг, который, конечно, не мог видеть, как ловко утонула в складках приталенного халата мужская ладонь! Но лениво усмехнувшись, он едва заметно скривился, когда в очередной раз в черепе резанула мигрень, а потом просто отвернулся и направился прочь. Лишь через пять шагов до застывшей в панике Рене донесся его скучающий голос:
– Нет.
И она было облегченно выдохнула, но в следующий миг за коротким отказом пришло продолжение.
– И не советую даже думать об этом. Единственное, что ты приобретешь, так это Великое Око Саурона у себя за спиной. Оно будет неотрывно следить за тобой из великого женевского Барад-Дура, звонить по ночам и требовать непонятно чего. При этом, старое чудище совершенно не понимает, что его кольцо, которое тебе зачем-то всучили, не несет ничего кроме проблем. Тебе не нужна такая морока. А потому отпусти уже мисс Роше. Пусть идет с миром читать свои бумажки.
Выслушивать подобные сентенции было унизительно. Настолько, что Рене зажмурилась и почувствовала, как задрожали почти зажившие пальцы. Вот всегда с Лангом так, шаг вперед и десять назад. Но, черт возьми, дедушка! Она же просила…
– Да ладно тебе, – заржал Дюссо, явно впечатлившись сравнением с Темным Властелином. – Кольцо – переходящий приз. Тебе не нужен, так я подберу эту прелесть…
– Я сказал: нет! – неожиданно повернувшись рявкнул Ланг. И возможно, Рене показалось, но в его неожиданно расширившихся на ярком солнце зрачках вдруг вспыхнули те самые отблески горящего бензина. Gimme fuel! Хватка на талии исчезла, когда Дюссо невольно отступил. Ланг же брезгливо закончил: – Надеюсь, я выразился достаточно ясно? А вы, мисс Роше, займитесь делом и перестаньте докучать своими невыполнимыми просьбами.
«That burn, yeah!»[30]30
Metallica – ‘Fuel’
[Закрыть]
И все действительно сгорело. Ее попытки докричаться, намеки Дюссо, даже решимость хоть как-то бороться дальше. Потому что Ланг дал понять – его игрушка останется только его и только игрушкой. Куда уж откровеннее, верно? Так что, поджав губы, Рене торопливо направилась прочь.
– И повтори к завтрашнему утру главу про этику, – раздался вслед надменный голос, но она даже не оглянулась. Только ускорила шаг, ощущая, как в душе растекается полное опустошение.
Рене не любила конфликты. Терпеть не могла вытягивающие душу споры, но с Лангом какого-то черта не выходило иначе. Достало! Неожиданно виски снова прострелило болью, и Рене споткнулась.
– Господи, да выпей ты уже ибупрофен. Быть может, подобреешь, – процедила она едва слышно, а потом не сдержалась и схватилась за голову. Видит бог, эманации мигрени доктора Ланга чувствовал, наверное, каждый в этой больнице.
Остаток дня прошел в полном взаимном игнорировании. Рене старательно не замечала доктора Ланга, ну а доктор Ланг… не замечал вообще никого. Его мучила настолько жесточайшая головная боль, что к шести часам вечера пришлось спрятаться от неё в раздевалке. Здесь было темно и совершенно безлюдно. Только ярко-оранжевые лучи закатного солнца проникали через слегка приоткрытую дверь. Но Рене не беспокоило отсутствие света. На самом деле, она могла даже ослепнуть, руки все равно продолжили бы свои аккуратные и точные движения. Они будто обладали собственным разумом, с привычной сноровкой и точностью повторяя заученный раз и навсегда порядок. Перехлест, фиксация, положение супинации, чуть отвести большой палец, и дистальная фаланга скользнула под нить, а затем снова фиксация. После чего перевернуть и подушечкой ощутить оба конца твердой нити, чуть натянуть… поднырнуть, схватить, провернуть, избегая скользящей петли, снова перехватить и сделать второй виток. А потом все по новой: перехлест, фиксация…
Скрип двери вспорол сосредоточенную тишину, и Рене вздрогнула. Нить дернулась, соскользнула с указательного пальца, а изо рта вырвалось:
– Дьявол!
– Ты льстишь, но мне нравится, – раздался голос Роузи, а Рене заморгала. Она выходила из состояния концентрации, точно разбуженная посреди дня сипуха, и теперь щурилась на ярко освещенный солнцем проем. – Что ты делаешь?
– Вяжу узлы, – пожав плечами откликнулась Рене и потерла предплечьем глаза.
Медсестра прошла в глубь комнаты, а затем щелкнула выключателем. Видимо, интимный полумрак раздевалки не подходил для крутящихся в голове Морен коварных планов. А в том, что иные там не водятся, Рене уже убедилась. «Поговори с ним!» Ну, она и поговорила. Тем временем привычно загудели лампы дневного света, а Роузи ахнула.
– Это что еще за дерьмо? – удивленно проговорила она, и пришлось повернуть голову, чтобы понять, о чем шла речь. Ах… Ну да.
– Шкафчики, – лаконично отозвалась Рене, а затем вернулась к своему занятию. Итак, перехлест…
– Уж про это я как-нибудь догадалась сама, – едко откликнулась Роузи, но в ее голосе все равно проскользнули ошарашенные нотки. – Откуда здесь, черт возьми, пещерная живопись?!
Она подошла поближе, поскребла ногтем одну из надписей, а потом обернулась и внимательно посмотрела на демонстративно сосредоточившуюся на своем занятии Рене. Вопросов, чей именно это шкафчик не возникло. Как-то замысловато прищелкнув языком, Роузи внимательно оглядела царивший на скамье перед Рене хаос и осторожно взяла одно из увядших соцветий. Его лепестки сначала неаккуратно порвали, а потом скрупулезно зашили, превратив в аккуратный лоскут… чего-то. Повертев в руках шедевр кройки и шитья, Морен машинально поправила очки и положила цветок на место.
– Что это?
– Гибискус, – ровно откликнулась Рене. – Нашла его в холле. Какой-то ребенок оборвал лепестки, а я решила, что это отличная возможность потренироваться. Никогда не шила ничего подобного, но по ощущениям похоже на сосуды. Неплохой опыт в аккуратности и точности.
В ответ раздалась многозначительная тишина. Роузи молчала так долго, что Рене невольно прервалась и отложила зажатый между коленями тренажер.
– Слушай, не считай меня сумасшедшей, просто мне нужно как-то тренироваться. А поскольку доктор Ланг напрочь отказывается пускать меня в операционную, то приходится искать другие способы.
Морен перевела многозначительный взгляд на шкафчик, а потом дунула на цветы. Те покачнулись, но уже начинавшие вянуть бутоны прилипли к скамейке.
– Как я понимаю, разговор не задался.
– Мне недвусмысленно указали на мое место и потребовали больше не беспокоить с «невыполнимыми просьбами».
– А у вас здесь весело, я смотрю, – процедила Роузи. – Просто целое варьете из клоунов и шутников. Одни пишут душещипательные послания, другой целенаправленно издевается, а ты сидишь и шьешь цветочки, точно бедная сиротка.
– Я не бедная сиротка!
– Да ну? – медсестра повернулась и ткнула указательным пальцем в исписанную дверцу шкафчика. Аккурат в мольбу поскорее сдохнуть. – Ты ведь знаешь, кто это сделал. Подозреваешь, но не пойдешь ни к доктору Энгтон, ни к Лангу. А почему?
– Потому что я не хочу разбирательств, прилюдного обсуждения и знаю, что потом все выйдет на новый, более жестокий уровень.
– Как бы не так, дорогуша. Ты трусишь. Позволяешь подстилке Клэр и ревнивой идиотке Хелен безнаказанно веселиться за твой счет.
– Нет, – Рене вздохнула и подняла голову, посмотрев в сердитые темные глаза Роузи. – Они не хотят мне зла по-настоящему, просто дурачатся. К тому же, я ничего не докажу, ведь здесь нет камер, только выставлю себя истеричкой. А мое положение слишком шаткое, чтобы испытывать терпение доктора Ланга. К тому же, мне кажется, он знает…
– И ничего не сделал? Вот… черная гадюка! Рене, это ненормально. И такое отношение с твоей стороны тоже ненормально!
– Я знаю. – Она осторожно улыбнулась. Морен убеждала, словно говорила с душевнобольной. И кто знает, быть может, в ее глазах Рене казалась именно такой. – Но у меня есть только два варианта. Либо бросить все прямо сейчас и непонятно на что жить до весны, когда будет новый набор на программы. Либо потерпеть восемь месяцев и получить проклятую лицензию. Да, разумеется, без помощи доктора Ланга мне не стать таким же виртуозом, как он, но я нашла подработку недалеко от дома в центре реабилитации… Там ничего сложного, но хоть не потеряю базовый навык.
– Не тянет на травматологию первого уровня, – резонно вклинилась Роузи.
– Я сдам экзамены, – Рене нахмурилась. – Даже если он запретит мне подходить к операционной до самого мая. Мне нужно всего лишь немного практики.
– Упыряка Ланг, может, и запретит, – неожиданно задумчиво протянула медсестра, а потом хитро улыбнулась. – Но я знаю того, кто чихал на это. Идем. У меня есть идея!
В черноволосой голове маленькой медсестры всегда роились «идеи». Как ускорить поставки ампициллина, где достать необходимое оборудование и что делать, если все очень плохо. Именно последнее доставляло Роузи Морен наибольшее удовольствие, а значит, массу проблем доктору Фюрсту. Тот неизменно играл роль буфера для самых невероятных планов и знал, как вовремя остановить поток поистине фантастических предложений. За это он потом отдувался неделей обиженного молчания, но затем снова случалась «проблема», которая требовала реализации очередной «идеи», и все начиналось по новой. Так что Рене не удивилась, когда ее привели в полуподвальный бар. Это прокуренное и едва освещенное место, как никакое другое, идеально подходило для разработки тайных операций и чудовищных провокаций.
«Безумный Шляпник» располагался на самой окраине деловой части города, где на улочке Кресан Монреаль потихоньку сбавлял обороты. Узкая мостовая была сплошь отдана во власть разных кафе, но именно этот бар выделялся своей атмосферой. Дымный и теплый, со старым музыкальным автоматом и парочкой древних пинболов, весь освещенный желтыми лампами, в чьих стеклах горела спираль. Здесь можно было поболтать за кружкой канадского пива, выпить хитрый коктейль и, конечно, отведать неизменный poutine. Но чуть дальше, чем добротные деревянные столики, в нишах под светом неожиданных подвесных канделябров стояли столы для американского пула. Их алое сукно горело яркими пятнами даже в таком полумраке.
Алан Фюрст нашелся в самом темном углу около стойки с разномастными киями. Он придирчиво выбирал себе компаньона на вечер из двух самых бледных и рыжих, видимо, чувствуя в них родство душ, и обернулся, когда услышал шаги.
– Ал, нам нужна твоя помощь, – не удосужившись поздороваться, Роузи бросила сумку на одно из кожаных кресел и потянулась за самым маленьким кием.
– Добрый вечер, Рене. – Доктор Фюрст был, по обыкновению, вежлив и аккуратно повесил два женских плаща, прежде чем повернуться к маленькой провокаторше. – Кофе, Роузи?
– Боюсь, надо нечто покрепче. Роше, будешь что-нибудь?
Рене отрицательно покачала головой и расположилась в одном из кресел. Не знай она, что эти двое всего лишь друзья, то уже придумала бы для них пять красивых историй знакомства, целую сотню забавных моментов и ворох нежностей. Веселая, вечно в движении Роузи и спокойный, пожалуй, порой излишне философски настроенный Фюрст. Они так дополняли друг друга, что их подчеркнуто осторожная дружба без грана даже мимолетного флирта казалась чем-то неправильным. Хотя иногда Рене мерещились случайно брошенные ими взгляды, и тогда сердце начинало биться чуть-чуть торопливее. Да, без сомнений, между Роузи и доктором Фюрстом постоянно витало нечто такое же сладкое, как пирог, и надежное, как сам главный реаниматолог. Но… ни один из них не делал тот самый шаг, который мог подтолкнуть их вперед или испортить все навсегда.
