Текст книги "И солнце взойдет (СИ)"
Автор книги: Барбара О'Джин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 54 страниц)
В эти недели Рене часто украдкой смотрела на них и теперь неожиданно поняла, что хотела бы найти в своей жизни кого-то подобного Роузи. Того, кто возьмет за руку и разом выдернет из болота привычных вещей, как это постоянно случалось с беднягой Фюрстом. Ведь что, если так посмотреть, у Рене было? Учеба, работа, размеренный мир, в который вдруг ворвалась смерть профессора. Ах, ну и Ланг – неизменная причина позора. Скукота… О боже! Рене нервно вздрогнула от этой мысли.
Тем временем Роузи натерла мелом кончик кия и поудобнее перехватила турник.
– У меня есть гениальнейший план, – возвестила она и сделала глоток принесенного Аланом пунша. – Поскольку Черная Моль не берет Рене на операции, я хочу, чтобы она провела свою. Личную. Как ведущий хирург. И показала бы этому облезлому крокодилу, что его зубки не настолько остры.
С этими словами Роузи гордо вскинула кий, а потом легким движением загнала первый шар в лузу. Ну а вокруг бильярдного стола повисла недоуменная тишина. Вряд ли хоть кто-нибудь из присутствующих ожидал услышать нечто подобное, но потом доктор Фюрст осторожно откашлялся.
– Рене не имеет права оперировать без присутствия наставника. Это запрещено правилами, ее могут за это выгнать с программы, – попытался он вернуть подругу на грешную землю несправедливой реальности. Однако Роузи поморщилась и сделала еще один глоток.
– Если ты, Ал, думаешь, что я это не предусмотрела, то ошибаешься. Мы его обязательно позовем, но… уже после того, как все начнется.
Морен многозначительно повела бровями, а Фюрст вздохнул и бросил взгляд на растерянную Рене. Ну а та ничего не понимала. Провести? Операцию? Самой?! Назло Лангу и вопреки его воле? Господи, она же не самоубийца… Но в груди уже завозился червячок амбиций. Он развернул свое скользкое тельце, разинул пасть и нагло цапнул за язык.
– Все операции согласовываются у главного врача, – медленно произнесла Рене, чувствуя, как от предвкушения кольнуло в районе солнечного сплетения. О боже! Своя операция!
– Именно! – еще один победный вопль и очередной отправленный в лузу шар. – Энгтон тебе не откажет. Душой клянусь, она едва потолок не пробила от счастья, когда ты согласилась на эту работу, наша маленькая знаменитость!
Рене скептически хмыкнула. Будто бы у нее был хоть какой-нибудь выбор.
– Для операции нужна команда. Не думаю, что найдутся те, кто согласится подставляться перед Энтони, – задумчиво проговорил Фюрст, а потом отхлебнул свой остывший чай.
– А вот для этого у нас есть ты. – Роузи повернулась и уставилась на закашлявшегося от неожиданности мужчину. – Ради Рене таких не будет, но твое присутствие гарантирует высший класс.
Алан неожиданно зарделся и потупился, перекидывая кий из руки в руку.
– Я не уверен, – медленно начал он, но Морен его перебила.
– Послушайте меня. Это единственный шанс для Рене попасть в операционную и доказать чертовому гомункулу-переростку, что не он один такой гениальный во вселенной. Ал, ты же сам мне говорил, она была хороша тогда! И даже специально смотрел записи с операций…
– Что? – удивленная Рене перевела взгляд на еще сильнее покрасневшего Фюрста.
– Извини, – пробормотал он и взлохматил прилизанные рыжие волосы. – Но мне и вправду было интересно случайно ты тогда справилась или нет.
– И каков же вердикт? – нервно хохотнула она.
– Энтони неправ, – коротко ответил Фюрст.
– Спасибо, – хмыкнула Рене, но тут анестезиолог продолжил, и его голос звучал удивительно серьезно.
– Он не понимает, что ученики вроде тебя прославляют своих наставников гораздо быстрее, чем миллион проделанных операций.
Рене почувствовала, как вспыхнули щеки и уши, а потому резко отвернулась.
– О боже, хватит устраивать здесь соревнования на пятьдесят оттенков алого, – заворчала Роузи. – Меня кто-нибудь вообще слушал?
Доктор Фюрст откашлялся, а в его пальцах замелькала шприц-ручка с инсулином. То, что глава анестезиологии диабетик было, кажется, известно всем, кроме самого Алана. Ибо Рене не находила иных причин, почему он так часто забывал о времени очередной дозы или необходимости строгой диеты.
– Думаю, я смогу уговорить парочку хирургов из ортопедии помочь нам. Им, в целом, плевать что пришивать – руки к ногам или ноги к рукам. С операционными сестрами проблем не возникнет, если ты согласишься мне ассистировать. – Он бросил вопросительный взгляд на Роузи, и та фыркнула.
– Разве я могу пропустить это шоу?
Фюрст нервно ухмыльнулся в ответ и пустился перечислять, кого еще стоит позвать. Ну а Рене молчала и все больше мрачнела. Эйфория, которую вызвало неожиданное заявление Роузи, развеялась так же быстро, как и пришла.
– Это слишком рискованно, – здравый рассудок наконец победил амбициозность и вступил в диалог. – Что, если я не справлюсь? Мы рискуем жизнью пациента, но так нельзя. Я недоучка, которая…
– Которая уже проводила собственные операции.
– Одну!
– Рене, когда-нибудь все равно придется это сделать снова. Так, чем этот шанс хуже любого другого? – Фюрст смотрел на неё совершенно серьезно. – Да, ты можешь еще чего-то не знать, но ты достаточно опытна. К тому же, у тебя будет время подготовиться.
– Как минимум, шьешь ты потрясающе, – хмыкнула Морен.
– План Роузи, очевидно, скандален, – вздохнул Алан. – Но она, сама того не понимая, права в одном – пока ты не докажешь Энтони, что можешь, не рассчитывай на его интерес. Мне не хочется признавать, но это и правда хороший способ.
– Но…
– Все решено, Роше. – Роузи стукнула кием об пол. – Я включаю победную музыку.
С этими словами Морен потянулась к старому автомату и ткнула наугад в первую попавшуюся клавишу. Проигрыватель заскрежетал, щелкнул, а затем под улюлюканье довольной вечерней публики по залу разнеслись знакомые звуки электронного оркестра и фортепиано. Прямиком из эпохи древнего музыкального монстра.
«Friday night and the lights are low
Looking out for a place to go
Where they play the right music
Getting in the swing
You come to look for a king…»
Рене осторожно улыбнулась и поймала ободряющий взгляд… подруги? Пожалуй, да. Если кто-нибудь из них выживет после такой эскапады, то они явно смогут считаться друзьями. Ради чужих людей никто не станет жертвовать своей лицензией и карьерой. Тем временем доктор Фюрст сверился с занесенным в телефон расписанием.
«…Anybody could be that guy
Night is young and the music's high
With a bit of rock music
Everything is fine
You're in the mood for a dance…»
– Как тебе операция у пациента с высокой непроходимостью желчных протоков? – не поднимая головы спросил он, и Рене улыбнулась. Она перевела взгляд на алое сукно стола и чуть ехидно протянула:
– Высокой, как Аппалачи?
Их взгляды встретились, и, без сомнений, Алан Фюрст уже слышал эту фразу однажды.
– You are the dancing queen! – мимо протанцевала развеселая Роузи в компании с печеным картофелем. Ну а анестезиолог хмыкнул и покачал головой.
– Вроде того, – тихо откликнулся он, отчего Рене едва слышно фыркнула.
«You are the dancing queen
Young and sweet
Only seventeen!»[31]31
Abba – ‘Dancing queen’
[Закрыть]
Глава 12
Вечер, когда был разработан грандиозный план, закончился сумбурными танцами и излишне громкими тостами повеселевшей Роузи. Она отплясывала с кием в руках, пока Рене все больше мрачнела, а Алан Фюрст нервно теребил в бледных веснушчатых пальцах мелок. Они оба понимали, насколько опасна и скандальна затея. Но затем главный анестезиолог поджал губы и нарочито громко откашлялся. Похоже, в его голове друг Роузи Морен все-таки смог договориться с директором резидентуры и найти приемлемые аргументы, ну а вот Рене… Рене до сих пор считала затею неправильной. В отношении доктора Ланга все как-то слишком отчетливо походило на некрасивое предательство, а потому наступившие выходные прошли в мучительных размышлениях.
За два дня Рене успела тридцать раз поспорить с собой, еще с дюжину проклясть юношеские амбиции и наконец к утру понедельника решить, что идея – полный кошмар. Об этом она уже собиралась сообщить поджидавшей ее в холле Морен, но та пробормотала что-то вроде «тебя ждут» и почти насильно втолкнула в кабинет главного врача. Так что прямо в своем дурацком лимонном пальто и неожиданно для себя Рене предстала перед совершенно не удивленной такому вторжению Леей Энгтан. Та лишь смерила растерянную девушку внимательным взглядом и преспокойно вернулась к бумагам. Что же, если в твоей больнице работает чуднóй Энтони Ланг, то, наверное, привыкаешь к любым человеческим странностям, даже к самым невероятным.
В кабинете Леи Энгтан было светло. Ровно так же, как в тот памятный день, когда она почти распрощалась с несчастными пальцами. Обстановка без единой тени по-прежнему лишала малейшей возможности спрятаться, затеряться в контрасте и полумраке. Словно рентгеновский снимок, она вынуждала посетителей выставлять напоказ содержимое мыслей и чувств. Слегка желтоватые стены вызывали ассоциации с пятнами от бестеневых ламп и прохладой стерильных операционных. Поймав взгляд главного врача, Рене невольно поджала пальцы на ногах, а затем попыталась расслабиться. Ладно. Это просто надо сделать. Шрам противненько зазудел, но Рене мысленно на него шикнула и улыбнулась. На самом деле, она понятия не имела, о чем будет говорить. И все равно прилежно открыла рот, чтобы начать хоть с чего-нибудь, но тут доктор Энгтан подняла голову. Их взгляды встретились, и все случилось само.
– О, вижу, вам передали, что я просила зайти, – проговорила она, когда, повинуясь взмаху изящной руки, Рене заняла предложенное бежевое кресло.
– Нет, я не успела…
– Как ваши успехи, доктор Роше? – не дожидаясь ответа спросила Лиллиан Энгтан. Очевидно, ей было интересно другое.
– Думаю, об этом следует узнать у доктора Ланга. Я не обладаю такими компетенциями, чтобы…
– Если честно, я переживала, что все будет плохо. Но отчет Энтони оказался весьма впечатляющим, – вновь перебила доктор Энгтан, и голос ее звучал удивительно самодовольно. – О нем я и хотела поговорить.
Рене же недоуменно моргнула, потом еще раз, а затем почувствовала, как внутри что-то онемело от страха. О нет! Черт! Как она могла позабыть, что наставники так же вынуждены сдавать ежемесячную отписку об успехах своих резидентов. С профессором Хэмилтоном это была пустая формальность, но доктор Ланг наверняка подошел к делу с душой. Как ко всему, что, похоже, касалось Рене Роше. Что там сказала доктор Энгтан? Весьма впечатляющий? Интересно, что именно показалось ей столь неординарным? Часовые чтения базовых лекций? Или курс по выводу из запоя? А может, беспрецедентное нарушение субординации умницей Роше? Ни одного выговора за все десять лет адской учебы, а сейчас… Рене стиснула зубы. И зачем она только согласилась на дурацкий план Роузи и Фюрста? Лучше бы ее молча уволили!
– Могу я узнать почему? – все же тихо спросила Рене.
– Доктор Ланг весьма сложный и привередливый человек, – сообщила давным-давно протухшую новость доктор Энгтан. – За последние два года он уволил шестнадцать ассистентов с пометкой о полной… кхм, назовем это профессиональной непригодностью.
– По одному ассистенту в каждые полтора месяца. Что же, тогда, у меня осталось два дня, если доктор Ланг не планировал портить статистику.
– Мисс Роше, он прекрасно понимает, что в вас бурлит молодость. Но, право слово, талант и успех легко компенсируют незначительный недостаток возраста, – сладко протянула Энгтан. – Поверьте, вам не о чем переживать.
– Я не уверена, – начала было Рене, но сегодня ее упрямо не хотели слушать.
– Никто не думал вас осуждать за тот случай в операционной. Доктор Ланг подтвердил, что вы осознали ошибку, а всему виной лишь молодость и исключительное чутье, которое нельзя недооценивать. Полагаю, комиссия будет в восторге.
Вызванное тоном и словами облегчение оказалось столь же мимолетным, как первый октябрьский снег. Понимание навалилось резко и неожиданно. Чутье? Осознание ошибки? Что? Это же какую чушь наплел в отчете Энтони Ланг, раз комиссия будет в восторге? Неужели главный хирург повредился рассудком на почве беспробудного пьянства? Перед глазами всплыло перекошенное от бешенства лицо наставника, с которым тот вышвырнул ее из операционной, и Рене передернуло.
– Но…
– Так же ваш наставник отметил успехи в теоретической подготовке и выразил искреннюю надежду на дальнейшее усердие.
Ах, нет. Все в порядке. Вот и ядовитый сарказм, от которого невинная, на первый взгляд, фраза отдавала в ушах знаменитой ланговской издевкой. Искренняя надежда на дальнейшее усердие. И чутье, которое нельзя недооценивать, а то вдруг полоумная Роше опять ринется под руки. Восхитительно.
– Доктор Ланг действительно подходит к моему обучению весьма основательно.
– Не сомневаюсь. Он понимает, что так резко сменить специализацию и темп работы весьма непросто.
Рене едва сдержалась, чтобы горько не рассмеяться. Ей было бы нормально, снизойди Ланг до адекватного наставничества. На третьем курсе она год отработала в скорой, а также регулярно дежурила в неотложке все время резидентуры. Рене видела всякое. Несравнимо с доктором Лангом, конечно, но она была достаточно грамотным специалистом. Так следовало ли все это считать намеком на продолжение ежеутренних пыток и страданий над историями болезней? Похоже, что да. Тем временем Лиллиан Энгтан неожиданно нацепила на нос очки и в упор посмотрела на Рене.
– На прошлой неделе у меня состоялся разговор с директором резидентской программы больницы. Доктор Фюрст сказал, что по учебному плану у вас начинается практика самостоятельных операций.
– Да, но…
– Разумеется, лишь базовый курс, но потом можно взять дополнительные часы. Они дадут лишние баллы, которые понадобятся, если захотите пройти программы по травматологии или неотложной помощи. Полагаю, вы уже обсуждали со своим наставником что-то подобное.
Рене нервно переплела пальцы, но тут же их расцепила и смяла край платья. Обсуждали ли они? Ах, если бы!
– Нет, он еще пока ничего мне не говорил, – наконец ровно произнесла Рене. Что же, отчасти это была правда.
– Неужели? – фальшиво улыбнулась Лиллиан Энгтан, которая даже не попыталась изобразить удивление. А Рене вдруг стало отчаянно интересно, что же именно рассказал главному врачу доктор Фюрст.
– Да, как вы заметили, он уделяет большое внимание теоретической подготовке.
– Очень жаль, – протянула доктор Энгтан, а потом холодно усмехнулась. – Но, увы, я не могу ждать, пока он проверит вас на знание латинского алфавита. Так что я обсудила этот вопрос с доктором Фюрстом, и он отметил в отделении нескольких пациентов, которые идеально подойдут на первую полностью самостоятельную операцию. А заодно и под критерии оценок ваших умений. Он только что занес мне документы.
Рене втянула носом воздух и попыталась справиться с волнением. Вот оно! Тем временем Энгтан взяла со стола самую толстую папку.
– Как насчет миссис Джеркис? Непроходимость желчных протоков. Кхм. Несложная, но весьма искусная операция. Она идеально покажет ваше мастерство перед комиссией. Что скажете?
– Я была бы очень благодарна, окажи мне больница подобную…
– Ну вот и отлично! – Энгтан вновь не сочла нужным дослушать. – Тогда забирайте несчастную и готовьте к операции, пока ей не стало совсем худо. Я даю разрешение. Доктор Фюрст прав, мой главный хирург ненавидит подобные унылые случаи, а потому станет оттягивать обучение до последнего. Так что, поверьте, он не будет в обиде, если его избавят от подобной глупости.
– Спасибо…
– Пустое, – отмахнулась главный врач, а потом откинулась на спинку кресла. – К тому же, у меня есть своя причина поскорее начать вашу практику. И я уже предвкушаю, какой это будет фурор.
– Простите? – Рене подумала, что ослышалась. Но уже успевшая снять очки доктор Энгтан посмотрела на неё исподлобья и плотоядно улыбнулась.
– Полноте, мисс Роше. Вы моя ценнейшая добыча. Самый молодой хирург Канады, что готов оперировать наравне с профессионалами. Понимаете, что это значит?
Она замолчала, явно ожидая ответа, но Рене была слишком ошарашена, дабы что-то сказать. Тогда Энгтан продолжила:
– Наша врачебная школа – конвейер, – сказала она и заглянула в глаза неподвижно сидевшей Рене с такой алчностью, что та едва не отшатнулась. – Здесь каждый этап рассчитан до последней минуты. Мы штампуем специалистов, точно солдатиков на заводе цветных пластмасс. Без брака или погрешностей. Но в них нет ни одной особенности. Понимаете? Скучная однотипность. Но вы не такая, Рене, и уже одним только возрастом ярко выделяетесь из толпы коллег. Внучка самого Максимильена Роше. Ученица Чарльза Хэмилтона. Юный гений, чье дарование однажды признает не только Энтони Ланг, но весь мир. Вам уготовано восхитительное будущее. И где? В моей больнице!
На лице главного врача растеклось самодовольство. А Рене едва не задохнулась от количества незаслуженных комплиментов и еще более неуместных оскорблений. Однако Лиллиан Энгтан не унималась. Кажется, она уже слышала завистливые поздравления от приятелей из министерства и совета директоров.
– Мы сделаем репортаж. Напишите мне статью о том случае с аневризмой, и ваши фотографии украсят ноябрьский выпуск канадского больничного ревью. Слышите? Нельзя упускать возможность, как можно громче представить ваше имя в медицинском террариуме. Когда я предложила вам место, то сомневалась, получится ли. Но отчет доктора Ланга оказался даже лучше, чем я ожидала. Мой брат не потерял хватки и взял себе лучшее. А теперь вы достались мне. Можно сказать, личный трофей. Так что, идите, доктор Роше. Мы с нетерпением будем наблюдать за вашими успехами.
Энгтан победно улыбнулась и протянула карту пациента, ну а Рене прикусила язык. Десять лет. Целая декада адского труда, личных успехов и достижений, чтобы в секунду понять – ничего не изменилось. Стереотипы и ожидания, которые окружали ее с первых дней, по-прежнему бредут по соседству. И не важно, где она находилась: в Женеве или в Канаде. Наверное, окажись Рене на дрейфующем острове Сейбл, и то не смогла бы скрыться от бегущих по пятам слухов. Словно она набор медалей и грамот, а не живой человек. Пять выигранных грантов, два досрочных диплома, статьи, операции, даже один репортаж по местному телевидению. Одногруппники смотрели на нее точно на монстра и, наверное, мечтали вскрыть Рене Роше мозг, чтобы посчитать извилины. За три года учебы у Чарльза Хэмилтона она было поверила, что все закончилось, но… видимо, нет. Это с ней навсегда.
В животе что-то едко сжалось, и Рене отвела взгляд, не в силах вынести ощущения статуэтки на полке заслуг. Лиллиан Энгтан была не права. Профессор выбрал ее вовсе не за успехи маленького вундеркинда, не ради собственной славы учителя, а потому, что ему была близка она сама. Просто Рене, со своей немного наивной мечтой, с точными пальцами и тонной усердия вперемешку с терпением. После стольких лет предрассудков он стал единственным, кто не считал свою ученицу кем-то особенным и… Ах, нет. Был еще Энтони Ланг, только совсем по иным причинам.
Рене вздохнула. Наверное, это надо просто принять и смириться?
– Благодарю, – ее ответ вряд ли походил на вежливый, но на большее Рене была не способна. Подхватив папку, она поднялась и уже направилась к выходу, когда ее догнал навязчиво бодрый голос.
– Не забудьте про статью, доктор Роше. Ваш успех должны запомнить надолго.
Да уж, такое точно не забывают. А она постарается, чтобы все произошло именно так. Они хотят себе ручного гения? Хорошо! Так тому и быть. Если за это ей дадут возможность, наконец, оперировать, то Рене готова побыть собачкой на выставке особо редких пород, собрать медали и по команде показывать белые зубки. Все что угодно, лишь бы получить лицензию и сбежать! Умчаться прочь от циничности, алчности и огромного эго двух главных людей, что почти погребли под собой здание огромной больницы. На самом деле, Лиллиан Энгтан ничем не уступала своему дурному хирургу. Пожалуй, они были даже похожи – мелочны, предвзяты и себялюбивы. Но ничего, Рене потерпит и это. Самое главное, у неё теперь есть разрешение, которое не сможет отменить даже сам Энтони Ланг.
С этой мыслью, возможно, чуть резче, чем следовало, Рене толкнула дверные створки и едва не врезалась в поджидавшую в нетерпении Роузи.
– Ну? – медсестра задала единственный вопрос.
– Передай мою благодарность Алану, – бросила Рене, в груди которой клокотали непривычные чувства – дикая смесь раздражения, упрямства и впервые задетой гордости. – Надо связаться с операционными, назначить день и предупредить пациента.
– Я займусь этим, – кивнула Роузи, и глаза за стеклами круглых очков опасно сузились. – Ну, держись, жук-трупоед!
В зябкой тишине комнаты щелчок включившегося радио показался слишком громким. Ежась от холода, Рене высвободила руку из-под тонкого одеяла и устало взглянула в окно, где меж давно проржавевшими крышами едва зеленел холодный рассвет. Что же, утро «того самого» дня операции наступило, но вставать не хотелось.
«You wanted control so we waited
I put on a show now we're naked
You say I'm a kid, my ego is big
I don't give a shit and it goes like this…»
Тихо, но весело тренькал старый приемник, когда под окнами что-то громыхнуло, заглушив песню, а затем раздался скрип распахнутой двери и гневный вопль мистера Смита:
– Ах ты, черная задница, ну-ка вылезай из моего мусорного бака!
Последовал гулкий удар о контейнер, неразборчивый мат, и все стихло. Еще пару секунд Рене прислушивалась к звукам, но затем вздохнула и села. Пора.
«Take me by the tongue and I'll know you
Kiss me 'til you're drunk and I'll show you
All the moves like Jagger
I've got the moves like Jagger
I've got the mo-o-o-oves like Jagger!»
В спальне было холодно. Отопление в этом доме оказалось столь же дерьмовым, как стены, лестница, система канализации и рамы на окнах. Последние вообще стали для Рене настоящим кошмаром, ведь вместо того, чтобы приглушать уличный шум, они, казалось, увеличивали его вдвое. Правда, с тех пор как она все же устроилась в расположенный неподалеку центр реабилитации для бывших заключенных, проблема со сном исчезла. Ведь, если не спишь, не о чем и страдать. Верно? А после целого дня в больнице и вечерних часов, потраченных на зашивание грязных ран на не менее грязных головах, сил хватало только в полусне приготовить на завтра обед и упасть в кровать, едва успев принять теплый душ. Так что утренняя разминка оставалась единственной возможностью проснуться, ну и согреться.
«…I've got the moves like Jagger…»[32]32
Maroon 5 – 'Move like Jagger'
[Закрыть]
Через пятнадцать минут Рене лихорадочно металась по квартире и то хваталась за любимое желтое платье, то запихивала в сумку протоколы предстоящей операции, которые накануне вызубрила почти наизусть. Руки не дрожали. Она вообще была удивительно спокойна. Лишь внутри раздувался огонь обиженной гордости, который в последние несколько дней с каждым разом становился сильнее, стоило лишь столкнуться на парковке с доктором Лангом. А он ухмылялся развеселым платьям своего резидента и демонстративно приглашал в ординаторскую, где наливал себе кофе, устраивался на излюбленном подоконнике и чередовал созерцание рассвета с «надеждой на дальнейшее усердие». Кажется, его безмерно веселило лицезрение чужих унижений. Увы, но сегодня доктору Лангу придется как-то иначе развлекать почтенную публику из уставших врачей и сонных студентов. А потому воодушевленная Рене подмигнула шевелившей на сквозняке лепестками гербере, хлопнула дверью, и по узкому коридору с пузырящимися обоями разнесся уверенный стук маленьких каблучков.
В палату своей пациентки она вошла в начале восьмого, оставив за спиной удивленные взгляды Хелен и Клэр. Рене не сомневалась, что об ее вопиющем поведении будет немедленно доложено главному ужасу отделения, но лишь улыбнулась и демонстративно аккуратно закрыла замок на исписанном шкафчике. Накинув на шею стетоскоп, она искренне пожелала хорошего дня двум подружкам и вышла из раздевалки. Рене прекрасно понимала, что оставалось не больше четверти часа, прежде чем ее хватятся. А потом еще двадцать минут до того, как в помывочную ворвется разгневанный Ланг. Так что она торопилась.
– Доброе утро, миссис Джеркис.
Рене улыбнулась и подхватила висевший на спинке больничной кровати планшет. Ногой она привычно подвинула табурет, на который тут же уселась, после чего повернулась к лежавшей на кровати пожилой женщине. И первым, что бросилось в глаза, были малинового цвета аккуратно уложенные волосы. Рене на секунду даже зажмурилась от их яркости, прежде чем взяла себя в руки. Ну надо же…
– Меня зовут доктор Роше, и на сегодня я ваш хирург. Как настроение?
Ответом стал пристальный, чуть прищуренный взгляд серых глаз, а потом едва тронувшая тонкие, уже по-старчески бледные губы улыбка.
– Намного лучше, – скупо ответила миссис Джеркис, и голова цвета фуксии склонилась вправо. – Особенно, когда не приходится прямо с утра лицезреть эту бледную мокрицу.
Рене удивленно моргнула, оторвала взгляд от записей ночной смены и непонимающе посмотрела на свою пациентку.
– Простите, мэм?
– Доктор Ланг способен вогнать в депрессию одним только своим видом. Ну а в моем возрасте черный цвет слишком напоминает о скорых похоронах. Вы же, смотрю, предпочитаете что-то поживее. – Миссис Джеркис махнула чуть дрожавшей в треморе рукой на неизменные желтые «вишенки» и приподняла левую бровь. О господи! Тоже малиновую. Вышло очень многозначительно.
– Да, я люблю яркие цвета, – искренне ответила Рене, а потом отложила планшет и с интересом посмотрела на свою пациентку.
– Вы похожи на солнце. Вам говорили об этом? – неожиданно задала совершенно бестактный вопрос миссис Джеркис, а затем аккуратно расправила на коленях складки голубого одеяла и сцепила тонкие пальцы. – Да, без сомнений. Из тех птичек, чье чириканье заставляет просыпаться в хорошем настроении.
– Надеюсь, это не намек на мою легкомысленность, мэм, – немного удивленно протянула Рене.
– Отнюдь. Знаете, я только и слышу от местной молодежи, что их бытие состоит из оттенков серого. – Миссис Джеркис посмотрела на стандартный подвесной потолок, а затем поморщилась. – Полоса потемнее, а потом посветлее, но все неизменно унылые, как их собственные душонки. Бог мой, этим детям едва за тридцать, а они уже ведут себя хуже семидесятилетних брюзгливых стариков, что погрязли в собственной жалости или Альцгеймере. Древние старцы с юношеским пушком над губой. Смехотворный пафос! – фыркнула миссис Джеркис с таким праведным гневом, что Рене едва сдержала улыбку. – Где радость жизни? Где ощущение молодости? Одно себялюбие и никакого чувства ответственности. Вы же, похоже, находитесь в удивительной гармонии с собой и миром.
– Мы с вами знакомы всего пару минут, – осторожно заметила Рене.
– И что? Для кого-то шаги в обратном направлении тоже кажутся дорогой вперед, но при этом все равно остаются падением. Эгоизм деструктивен, его видно сразу. Если сомневаетесь, посмотрите на доктора Ланга. Вот уж кто давно рухнул со всех пьедесталов, а ведь подавал такие надежды.
– Вы знакомы? – удивилась Рене.
– Да, – хмыкнула миссис Джеркис. – Он оперировал у моего мужа острый аппендицит пару лет назад.
– И что слу…
– Разумеется, Джон выжил. Этот брюзга дожил до восьмидесяти и проживет еще столько же! – Поправив и без того идеальную прическу, отчего блеск волос словно стал сильнее, миссис Джеркис продолжила: – По статистике у доктора Ланга самая низкая смертность, поэтому в этот раз я специально выбрала его. Но, бога ради, еще никогда я не была так разочарована.
– Но почему? Доктор Ланг действительно лучший хирург…
– Да не в этом дело, милочка! – Рене снова прервали, но она терпеливо улыбнулась. Иногда пациентам просто нужно дать выговориться, позволить выплеснуть волнение и скопившийся страх. Операции пугали многих. – Чтобы разрезать кого-то не надо иметь в себе много человечности, достаточно лишь умеренно ненавидеть людей. А доктор Ланг весьма сильно нас всех недолюбливает. Знаете, что он сказал мне в нашу вторую встречу?
– Что же? – Рене вновь постаралась сдержать улыбку, уже догадавшись, какой ворох сарказма свалился на голову впечатлительной старушки.
– Что в следующий раз мне стоит выкраситься в цвета канадского флага с огромным кленовым листом на макушке! C'était terrible impoli![33]33
Это было ужасно грубо!
[Закрыть] – Лиловые брови сошлись на переносице, а Рене пришлось закусить губу. На то, чтобы не рассмеяться, ушли последние силы. И она ни капли не сомневалась, что Ланг отлично повеселился, пока выводил из себя почтенную леди. Похоже, он даже вредничал из упорной принципиальности. Право слово, ну что за несносный мужчина? Впрочем, у неё самой начинало рябить в глазах от яркости мельтешившей картины.
– О, я думаю, он хотел сделать вам комплимент.
– Как бы не так! Он мерзкий, грубый мальчишка! – звонкий недовольный голос разнесся по палате, и Рене едва не прыснула снова. Назвать так почти сорокалетнего высоченного хирурга могла только дама весьма почтенного возраста. Потому что уж если кого и стоило здесь обвинять в недостатке взрослости, так вовсе не его. Так что Рене спросила:
– Вас не беспокоит мой возраст?
– А должен? – женщина вскинула брови, отчего стала похожа на одну из подружек куклы Барби, когда тем исполнится семьдесят. Что же, Рене определенно нравилось такое отношение к старости. Вряд ли она вдохновится этим, когда придет ее время, но настрой миссис Джеркис вызывал искреннее уважение.
– На вашем месте многие бы насторожились, – осторожно заметила тем временем Рене, но услышала в ответ громкое и недвусмысленное хмыканье.
– Чтобы очутиться на моем месте, надо еще суметь столько прожить, – саркастично откликнулась миссис Джеркис, а розовые кудри шевельнулись, будто ехидные змеи. – А что до возраста, то здесь всего два варианта. Либо вы недоучка, и тогда моя страховая отсудит у вас и больницы все до последнего доллара. Либо отличнейший образец таланта, о чем говорит ваше резюме из уст милого доктора Фюрста. Какой воспитанный юноша! Так что, полагаю, мне будет чем похвастаться перед знакомыми старухами лет через пять, когда вы прославитесь. Как видите, я в любом случае в выигрыше.
– Действительно, – рассмеялась Рене, а миссис Джеркис ласково похлопала ее по руке.
– Не волнуйтесь, милочка. Я уже предвкушаю зависть старых кошелок, когда мы встретимся за партией в бридж. А теперь, похоже, пришло время рассказать, как именно меня будут вскрывать? Доктор Фюрст уже ознакомил меня с рисками анестезии. Мальчик думал, я из пугливых. Нонсенс! Джеркисы ничего не боятся со времен первых колонистов! – Она поудобнее устроилась на кровати, а потом педантично поправила укладку. На морщинистом предплечье мелькнула маленькая татуировка в виде сердечка. Оу… – Право слово, с вашим приходом даже боли стали меньше. Вы, случаем, не волшебница?
