Текст книги "Краски вне линий (фанфик Сумерки) (ЛП)"
Автор книги: WinndSinger
сообщить о нарушении
Текущая страница: 66 (всего у книги 80 страниц)
Я даже помню, как кричал ему:
– ВЫЙДИ ИЗ МЕНЯ! Выйди НА ХУЙ ИЗ МЕНЯ!
Он лишь стал двигаться медленнее и вскоре я уже умолял его со слезами на глазах:
– Пожалуйста – НЕ НАДО БОЛЬШЕ! Пожалуйста, …сэр Кевин!
Я был последним, чье мнение по этому поводу его интересовало, и я был вынужден умолять его как маленькая сучка.
Но он лишь получал большее наслаждение, слушая мои всхлипы и крики, ускоряя движения, сжимая мою задницу и целуя мою вонючую потную спину. Казалось, он трахал меня вечность, прежде чем кончить. А затем, словно всего прошедшего было недостаточно, он перевернул меня и принялся ЛИЗАТЬ меня. И сосать мне. Я все еще был прикован на цепь и сопротивлялся. Хотя, это не имело успеха. Он по-прежнему получал все, что хотел.
За исключением Беллы и Кэти.
Поэтому, после того, как все закончилось, я тоже получил то, чего действительно хотел. Они были в безопасности. К ним не прикоснулись эти засранцы. Это единственная мысль, благодаря которой я смог остаться единым целым после всего, через что прошел.
И сейчас судебные исполнители сидели у нас и допрашивали Беллу о том, что случилось следующей ночью.
Когда она оказалась достаточно храброй, чтобы прийти в это змеиное логово лишь для того, чтобы спасти меня. Я действительно не заслуживаю эту женщину, я знал это. Но я был благодарен за то, что я получил этот дар, эту богиню, которая была создана только для меня. Чем больше я думал о Белле, о ее детских печалях, … о том, что она потеряла мать, и о том, что Чарли большую часть времени отсутствовал, тем больше понимал, почему она выбрала себе такое призвание – просто потому, что хотела лучше понять своего отца, что всегда меня поражало. Она продолжала все больше узнавать о том, как дотянуться до людей и помочь им, как вылечить людей, которым больно и которые потеряны, … и раз уж наши тропинки пересеклись, …похоже, этому было суждено случиться.
Белла наконец-то встретила свою половинку, и она, закатав рукава, принялась работать со мной, …и то, что она влюбилась в меня – для нее это одновременно просто чудо и жестокая шутка.
Но, кажется, шагая по жизни, она сделала на этом пути большой крюк, что привело ее ко мне. Если бы этого не случилось, она могла бы закончить университет, получить какую-нибудь докторскую степень и открыть практику в Хэмптоне (престижный и богатый район Нью-Йорка на востоке Лонг-Айленда – прим.пер.) или что-нибудь в этом роде.
– НЕТ, ОН НЕ ДЕЛАЛ ЭТОГО! – я услышал крик Беллы, немедленно подскочил и побежал к ней еще до того, как осознал, что мои ноги стучат по полу.
– Что за хуйня? – я, нахмурившись, взглянул на парня – судебного исполнителя, как бы его там ни звали, и коснулся плеча Беллы.
Она не плакала, но выглядела злой, и беспомощно подняла на меня глаза.
– Они пытаются повесить на тебя смерть Виктории, – почти выплюнула она, свирепо глядя на них.
– Нет, НЕ ПЫТАЕМСЯ! – крикнула Бенсон, – Мы просто хотим знать правду, чтобы она не застала нас в самый неподходящий момент в суде, когда найдутся вещественные доказательства! Если нас поймают на лжи, мы ПОКОЙНИКИ.
– Мы не лжем, – сказал я, – Нас похитили, в меня СТРЕЛЯЛИ и попали в Чарли! Они собирались ИЗНАСИЛОВАТЬ Беллу, и Бог знает, что еще! Разве это не называется самозащитой?
– Да, но в это трудно поверить, если жертва была в наручниках, – пробормотал Моррисон.
– Жертва? – у Беллы округлились глаза, и повысился голос, – Виктория? Дайте мне перерыв!
– Думаю, ребят, вам пора, – я погладил Беллу по затылку, бросив на них строгий взгляд, осмелившись отказать им.
– Отлично, – сказала Бенсон, пробегая руками по волосам и собирая свои папки, – Но вам, ребят, лучше решиться признаться и рассказать нам, что произошло на самом деле. Или вы оба отправитесь в тюрьму на долгие-долгие годы.
Когда они закрыли за собой дверь, Белла сделала глубокий вдох и задрожала в моих руках. Она взглянула на меня со слезами на глазах и прошептала:
– Я собираюсь рассказать им.
– Рассказать им что? – спросил я, уставившись на нее как на сумасшедшую.
– Что я сделала это, – она моргнула и отвернулась от меня, – Что я сбросила на нее свечу. Что я убила ее.
– Ш-ш-ш-ш… – я прикрыл ее рот ладонью и прошептал:
– Они могли оставить здесь «жучки»!
Затем я громко сказал:
– Ты никого НЕ убивала, Белла. Это был Я. Мы оба это знаем. Эта сука мучила меня ДОЛГИЕ ГОДЫ, Я ХОТЕЛ ее смерти!
– Эдвард, прекрати! – она вырвалась из моих рук, – Здесь нет никаких «жучков». Но они правы. ДНК, частицы волос, …мой отец коп, я знаю о таких вещах. Они рано или поздно узнают, …что это была я. Я не позволю тебе отправиться в тюрьму, чтобы защитить меня. Как я буду с этим жить? Я должна рассказать им правду. Возможно, они смогут мне помочь. Скажу, что это было временное помешательство или еще что-нибудь. И я получу всего несколько лет взамен пожизненного заключения.
– Нет, Белла, ни несколько лет, нисколько! – я почувствовал, что мое сердце разбивается лишь при мысли об этом, … о том, как они уводят Беллу со скамьи подсудимых в наручниках, а я сижу и наблюдаю за этим, … и меня затошнило, стоило мне представить себе это, – Ты НЕ сядешь в тюрьму, ЧЕРТ ПОБЕРИ! ВООБЩЕ!
– Это нормально, Эдвард, – Белла взглянула на меня и грустно улыбнулась, – Я не сожалею об этом. После всего, что она сделала тебе… и Кэти. Я была рада сделать это. Единственное, о чем я сожалею – это то, что она не исчезает из твоей жизни, …из твоей головы. Если бы я смогла сделать это, я бы с радостью приняла три пожизненных приговора. Ты заслуживаешь того, чтобы быть свободным, Эдвард. Во всех смыслах. Наконец-то. Я не позволю запереть тебя снова… ни за что.
Я всхлипнул и сказал глубоким голосом:
– Пожалуйста, прекрати так говорить. Ты меня пугаешь. Складывается такое впечатление, что ты сдаешься. Не сдавайся, Белла, я тебя умоляю. Борись за нас. Продолжай бороться, пожалуйста. Если ты нас бросишь бороться, какие шансы будут у меня? Какие шансы будут у Кэти?
– Не надо…, – она заплакала и попыталась отвернуться от меня, но я грубо притянул ее обратно, чтобы она смотрела мне в лицо.
– Нет, я НЕ ПОЗВОЛЮ тебе сдаться, – я услышал, что мой голос дрожит, – Ты никогда не позволяла мне сдаться, поэтому и я ТЕБЕ не позволю. Ты ничего им не расскажешь, ты слышишь меня? Если ты это сделаешь, я встану и заявлю, что Викторию убил я один. Они поверят МНЕ. Я – всего лишь грязная шлюха, а ты студентка колледжа, дочь шефа полиции.
Она со злостью пристально взглянула на меня, зная, что я прав.
– Пожалуйста, Белла, останься со мной, – сказал я шепотом, проводя своим носом по ее маленькому носику, а руками нежно обнял за лицо, – Не сдавайся. Прислонись сейчас ко мне так, как я всегда прислонялся к тебе. Сейчас я достаточно силен. Благодаря тебе. Я могу поддержать тебя. Пожалуйста, позволь мне. Доверься мне. Я не дам тебе упасть.
Она разрыдалась и, обессилев, упала в мои объятья, шмыгая носом у моей груди, в то время как я покрывал ее голову поцелуями, прижимая ее к себе изо всех сил.
– Я так сильно тебя люблю…, – продолжал я повторять ей, позволяя выплакаться, – Я не могу жить без тебя. Я не хочу без тебя жить. Мне так жаль. Я лишь хочу сделать тебя счастливой. Это все, чего я когда-либо хотел. Пожалуйста, не оставляй нас. Ты моя жена. Ты мама Кэти, …ты нужна нам, …ты очень сильно нам нужна.
Наконец, она затихла и взглянула на меня, …и на ее лице появилась легкая улыбка, даже, несмотря на то, что глаза были красными и опухшими от слез. Но она по-прежнему оставалась самой красивой женщиной из всех, что я видел. И она моя. И сейчас я отказываюсь отпускать ее.
– Я – твоя жена? – пропищала она, будучи едва в состоянии говорить.
Я улыбнулся ей в ответ и кивнул.
– В моем сердце – да. Но ты гораздо больше, чем просто жена. Ты мой партнер. Ты мой друг. Ты моё всё. Ты не можешь оставить меня одного. Без тебя, я, блять, просто недоразумение.
Она негромко рассмеялась и шмыгнула носом, вытирая правый глаз.
– Ты – недоразумение, – пошутила она, – Только посмотри на себя…
– Я знаю… – я ухмыльнулся ей в ответ, целуя в лоб и не выпуская из рук ее лицо, – Поэтому ты ДОЛЖНА остаться и присматривать за мной. Останешься, да?
– Прости, – она опустила глаза, а затем снова подняла их на меня, – Я не думаю, что смогу уйти, даже если попытаюсь. Я просто так боюсь, что…
– Нет, – я поцеловал ее в губы, минуту не давая ей говорить, а затем сказал, закрыв глаза:
– Ни слова больше об этом. Мы должны научиться перестать бояться. Мне очень понравилось, когда ты сказала мне, что ты больше не чувствуешь страха. Это придало храбрости и мне тоже. Так что не будем возвращаться к этому. Больше никакого страха. Пообещай мне.
Теперь я взглянул ей в глаза, и она слегка кивнула мне, соглашаясь. Она была психологом, и прекрасно знала все о том, как страх калечит душу.
– Больше никакого страха. Я обещаю, – твердо заявила она, крепче прижимаясь ко мне.
Coloring outside the lines. Глава 39 (часть 1)
Глава 39. Приходи меня ловить.
Часть 1.
От автора: *Привет, ребят! Я соскучилась по всем вам! Надеюсь, все вы нашли себе приятеля? Держитесь вместе! Следующие несколько глав будут трудными! Знаете, это моя история и я ничего не хочу менять! LOL!*
EPOV
Мы вернулись к нормальной жизни, концентрируясь на скучных мирских делах, …делах, которые в большинстве семей считаются само собой разумеющимися. Воскресные ужины с Беном и Анджелой, помощь им в кафе-мороженое, …субботние свидания за ужином в ресторанчике Джимми Чена, …чтобы «помериться хуями» с Маркусом… и получить очередное «несчастливое печенье» с таким приятным посланием от богов. Чтение вслух Питеру, пытаясь сдержать тошноту во время чтения с подробностями того, что сэр Кевин сделал с моим телом и с моей головой, …попытки терпеть Джоша и его постоянное присутствие в нашей жизни, …он даже ХОДИЛ С БЕЛЛОЙ ПО МАГАЗИНАМ, если вы можете в это поверить! Может быть, он гей? Я ничего не имею против геев, но… уверен, что с радостью воспринял бы эту новость. Возможно, тогда он смог бы мне понравиться и я бы расслабился. Но сейчас, когда я смотрю на него и на его идеальное лицо и небрежные длинные волосы… блин,… нет, он никогда мне не понравится.
И, конечно же, иметь дочь – это также работа на полный рабочий день. Кэти прекрасно училась: у нее было четыре «пятерки» и одна «четверка» – по физкультуре, и я считал, что это прекрасно. Я сам всегда ненавидел физкультуру. По-видимому, она получила «четверку», потому что не смогла перебросить волейбольный мяч за сетку. Великое дело. Она маленькая. Ебаные учителя физкультуры.
Белла с Кэти продолжали сближаться благодаря книгам, …и являли собой милейшую картину, когда сидели на диване, обняв друг друга ногами, лицом друг к другу, и читали «Гарри Поттера» – каждая свой экземпляр. Я уже читал эти книги, а Белла – еще нет. Она втянулась, прочитав первую и мне было очень весело слушать ее охи и ахи по поводу происходящих в книге событий. Затем она рассказывала нам о прочитанном, и мы ей говорили: «О, я знаю! Драко Малфой – настоящий маленький засранец!» Ну, последние слова говорил я, а не Кэти.
Также мы с Кэти побывали на конюшне у Дэнсер, …и я учил ее ездить верхом. Она ехала на Йо-Йо, единственной лошади, которой я доверил свою дочь, а сам ехал верхом рядом с ней, инструктируя ее по ходу, наслаждаясь прогулкой вокруг конюшни. На улице было очень красиво и время перед закатом – сумерки – напоминало волшебное.
Мы прекрасно поговорили о многом, …немного о Тане, …у нее было много вопросов о своей маме, и я отвечал ей доброжелательно и честно. Затем она спросила меня о моих отношениях с Таней, …и о том, почему мы все время ругались.
Это был более трудный вопрос, но, думаю, я хорошо справился с ответом на него. Я не лгал ей, я попытался быть честным, не упоминая о вещах между мной и Таней, которые были предназначены лишь для взрослых ушей.
Но больше всего я упирал на то, что Таня всегда любила ее, как и я, …и что это была не ее вина, ни в коем случае. Я сказал ей, что она была солнцем в нашей жизни, …и что бы мы ни делали, мы в первую очередь думали о Кэти. Кажется, эти слова сделали Кэти счастливой и принесли ей кое-какое облегчение.
Я тоже задал ей много вопросов. О том, что она думала, когда я уехал, что причиняло ей боль, пока она все эти годы жила без меня. Я даже вынудил ее признаться, что она злилась на меня, за то, что меня не было с ней тогда, когда она больше всего нуждалась во мне,… и мы с ней поговорили в духе бесед с доктором Беллой.
Единственный вопрос, на который я не смог ей ответить в тот день, звучал так: «Кстати, а где ты был все это время? Поп-Поп сказал, что ты работал, а когда ты вернулся, ты сказал что-то о плохих людях, у которых ты был. Что случилось?».
Я подавился словами, …и слезы потекли из глаз, когда я ответил ей.
– Я обещаю, что расскажу тебе это… однажды, – поклялся я, глядя на ее волосы, которые оранжевый закат окрасил в сверкающие отблески пламени, – Я хочу, чтобы ты знала. И в то же время, я боюсь, что ты возненавидишь меня, когда узнаешь. Это неприятная история. Это мой самый большой страх – что ты возненавидишь меня, когда узнаешь о моем прошлом. Я клянусь тебе в одном – я делал все это ради тебя. Чтобы ты могла жить хорошей жизнью, …и чтобы у тебя было все, чего ты заслуживаешь. Я бы отдал душу, чтобы убедиться в этом.
Может быть, и отдал.
– Пап, – она взглянула на меня так, словно я был слабоумным, – Я никогда не возненавижу тебя. Прекрати беспокоиться об этом. Ты мой папа. Я люблю тебя. Это такая «бородатая» фраза…
Я секунду хихикал и согласился с ней, даже, несмотря на то, было весьма волнительно слышать от нее такие слова.
– Хорошо, но будь хорошей девочкой и говори только такие слова, какие сказал бы Гарри Поттер, – я немного сослался на ее героя, ухмыляясь в ответ на взгляд, который она бросила мне.
– Прости, – я поднял руки вверх, – Я люблю Гарри.
Иногда Кэти ходила к Тао, в квартирку над рестораном Джимми Чена, а порой Тао торчал у нас дома. В любом случае, вряд ли был хоть один день, когда они не виделись друг с другом.
По прошествии еще пары месяцев все мои студенты, изучающие японский, начали очень хорошо общаться с Тао, …а он начал разговаривать с нами по-английски. Было еще очень долго до того момента, когда мы смогли бы сесть и свободно поболтать друг с другом, но более-менее языковой барьер был пройден.
Большой проблемой для меня на наших уроках было сохранять строгое выражение лица, когда на занятия приходили Маркус и Дональд Дак. Я думал, что Маркус ненавидит МЕНЯ, …но Дональда он ненавидел гораздо БОЛЬШЕ. Я думаю, Маркус просто завидовал Дональду, потому что у того с языком все получалось гораздо лучше, тогда как самому ему приходилось трудиться немного усерднее. И Маркус НЕНАВИДЕЛ ошибаться, он ОЧЕНЬ злился! Однажды вечером у меня даже возникло желание поставить его в угол – так отвратительно он вел себя на уроке.
Маленьким преимуществом в работе учителя для меня было то, что Белла возбуждалась, пока я вел занятие. Я замечал это несколько раз и, в конце концов, не выдержал. Я оставил ее после занятий, чтобы обсудить ее… успеваемость.
Кэти в тот вечер ушла вместе с Маркусом и Тао, поэтому весь класс был в нашем распоряжении.
Боже, это была прекрасная ночь!
И Белла с мистером Калленом договорились, что если она продолжает фокусироваться на изучаемом материале, а не на мне во время урока, я уделяю ей дополнительное, особое внимание после урока, …ну, знаете, личные занятия с репетитором. Боже, я хотел быть настоящим учителем! Однажды Белла даже принесла мне яблоко, и я нашел ему прекрасное применение, заставив ее держать его в зубах, когда наклонил ее над столом, спустил ее трусики к лодыжкам и познакомил со своей любимой линейкой. Я восторгался звуками, которые она издавала, держа яблоко в зубах, пока шлепал ее маленькую розовую задницу, совсем слегка, само собой. Это были негромкие сексуальные похрюкивания и хныканье… ЧЕРТ! И даже, несмотря на то, что линейка не била ее слишком больно, звуки шлепков были очень громкими, когда линейка прикасалась к ее плоти! Я отвердел за две секунды, и Франкенчлен, облачившись в свою маленькую шапочку выпускника, был готов к игре.
Позднее, я вытащил яблоко и откусил от него большой кусок. Ее руки находились у нее за спиной – она сложила их там для меня, пока я проверял, как она выучила некоторые японские глаголы и фразы, и пока лизал и сосал ее киску, стоя сзади.
Она была такой хорошей девочкой, что я трахал ее и позволил говорить со мной в процессе, но только на японском. И я отвечал ей тем же. Было очень забавно то, что мы делали это почти каждый раз, когда наступала очередь Тао забирать Кэти к себе домой с ночевкой.
В последнее время я начал замечать, что я не так уж против подобных игр. Я не находил их грязными или унизительными, как привык считать, пока это было моей работой. Мне очень нравилось, как сильно Белла наслаждается этими играми и в ее глазах я читал совершенно новый восторг, которого никогда не было там раньше. Я не считал, что чтение вслух этой херни с доктором Питером оказывает хоть какую-то пользу, но, возможно, мне это помогало. Было странно осознавать, что постепенно я выздоравливаю, но, кажется, чтение делало свое дело. И затем, внезапно, я осмотрелся по сторонам и понял, что мне лучше, и я уже не тот, что раньше, …это было клево.
Мне больше не снились кошмары про сэра Кевина, … и мысли о Виктории мелькали у меня в голове лишь время от времени, …а не каждый день, как это было раньше. У меня из головы совсем не выходили мысли о суде и судебных исполнителях, …но когда их не было поблизости, я ухитрялся затолкать мысли о них в самый угол сознания, где они и находились, чтобы я просто не забывал об их существовании. От тревожных мыслей о тюрьме, суде, Джеймсе и обвинениях против него, избавиться было невозможно, и они просто омрачили бы мою радость от каждой минуты, что мы проводили вместе, прежде чем обо всем этом дерьме станет известно всем, …а я не позволил бы этому случиться. Если бы меня посадили в тюрьму на год или два, так тому и быть. Но прежде, чем они уволокут меня в камеру, у нас троих останутся кое-какие охуенные воспоминания, и даже если мы прожили вместе как семья всего лишь год, это будет лучший год в нашей жизни, а у некоторых людей и этого нет. И теперь, когда я поклялся Белле избавить ее от желания сдаться, я мог снова дышать и забыть о своих снах, в которых на ней была оранжевая тюремная роба, и ее перевозили в женскую тюрьму, а я кричал ее имя, удерживаемый толпой копов.
Светлым пятном в нашей жизни был тот факт, что у Кэти в школе появилось несколько новых друзей помимо тех маленьких сучек, и я знал, что так и будет. Она в точности выполняла все, что советовала ей Керри в письмах, чтобы не общаться с теми жестокими детьми. Мы с Керри поддерживали постоянную переписку. Она рассказала нам о том, как вернулась в старшую школу и как тяжело ей это давалось. Ей было очень страшно, но все ее старые друзья приняли ее с распростертыми объятьями. Все они знали лишь то, что она больше года пропадала, а теперь вернулась. Керри решила быть разборчивой относительно того, кого посвятить в эту историю, …решив довериться лишь родителям и паре самых близких друзей. Мне было грустно узнать, что ее бойфренд, Джулиан, услышав ее историю, взбесился и обиделся на нее. Я написал ей в ответ, что, возможно, ему просто нужно время, и он вернется. А если нет – значит, он был для нее недостаточно хорош. Я сказал ей, что мужчина, с которым она, в конце концов, останется, будет не просто любить ее со всеми ее изъянами и ошибками, а будет любить ее за всю силу, благодаря которой она выжила в такой непростой ситуации. Я напомнил ей о том, как Белла приняла и любила меня, зная все о моем прошлом. Я сказал ей, что где-то есть человек, достаточно сильный, чтобы любить ее так, как она того заслуживает, …и в один прекрасный день она его встретит. Но, что более важно, сказал я ей – к черту поиски мужчины! Сначала полюби себя, сказал я ей, прости себя и выстрой свою жизнь заново, прежде чем волноваться о том, что какой-то мальчик о тебе подумает.
Тогда я остановился на середине предложения, не выпуская ручку из рук, …и осознал, что мне следует воспользоваться собственным советом и сделать то же самое. Я провел слишком много лет, ненавидя себя и думая, что я недостаточно хорош для любой приличной женщины, …я напрасно тратил драгоценное время, хныча о том, что я всего лишь шлюха и игрушка, когда мне следовало смеяться и наслаждаться жизнью с Беллой и своей дочерью, без стыда и чувства вины. Черт, я такой дурак!
И эти письма Керри помогали и мне тоже. И мне было приятно, что есть кто-то, кто спрашивает у меня совета, интересуясь, как бы я поступил в той или иной ситуации. Мне нравилось помогать ей. Я чувствовал себя своей собственной версией доктора Беллы и затем спрашивал у Беллы, согласна ли она с тем, что я сказал Керри. Я очень боялся, что дам ей неправильный совет и все только испорчу. Я не смог бы жить в согласии с самим собой, если бы сказал или сделал что-либо, после чего она вернулась бы к той жизни, от которой сбежала. Правда состоит в том, что многие проститутки, привыкают к деньгам и некоторые из них подсаживаются на наркотики. Очень тяжело бросить это и зажить нормальной жизнью. Я знаю, как это тяжело – жить нормальной жизнью. И многие проститутки возвращаются к этой жизни, будучи отвергнутыми семьей или друзьями, или чувствуя себя неспособными жить в реальном мире. Я бы не хотел, чтобы Керри стала одной из них.
Полагаю, что Керри тоже нравилось помогать другим, потому что она делала это в каждом письме, которое написала Кэти. Кэти уважала ее, и у Керри всегда была какая-нибудь классная мысль, которой она делилась с Кэти. Она рассказывала ей о «сучках», которые водились в каждой школе. Она говорила ей не пытаться подружиться с этими девочками. Будь самодостаточной личностью, говорила она, будь самой собой. Найди настоящих друзей, и не суди о них по тому, как они одеваются или по тому, какими клевыми считают их другие дети. Если тебе нравится кто-то, и ты нравишься ему, тогда знакомься с ним ближе. Выбирай друзей осторожно, говорила ей Керри.
Питер часто бывал у нас, и я думаю, что Кэти по-прежнему была влюблена в него, …но это проявлялось все меньше и меньше с каждым разом, что он приходил к нам. Питер продолжал приносить ей книги и рассказывал ей о том, какие они классные. По большей части это были пьесы, …и они ей очень нравились теперь, когда она хотела быть актрисой. Кажется, с тех пор, как Питер стал советовать ей книги, нос Кэти постоянно находился в книге, а приставка «wii» теперь использовалась лишь иногда, чему мы с Беллой были рады.
Работа была по-прежнему трудной, как всегда, и Боб оставался для меня лучшим наставником и учителем, какого только можно было пожелать в деле, касающемся лошадей. Однажды он сказал кое-что, что удивило меня. Он сказал:
– Ты и правда очень сильно изменился с тех пор, как пришел сюда впервые.
– Что? – спросил я, смутившись от его слов.
– Ты был тощим и бледным с ярко-рыжими волосами…, – усмехнулся Боб, вспоминая, – Ты казался мне почти вампиром. Но посмотри на себя сейчас – теперь у тебя есть руки и кое-какие мускулы, …твоя кожа загорела и выглядит здоровой, …твои волосы по-прежнему рыжие, но теперь у них более теплый оттенок, …полагаю, ты немного поджарился на солнце… и… кое-что еще – твоя улыбка теперь гораздо шире, чем прежде. Теперь ты похож на ковбоя, Муравей.
Я поразмыслил над его словами и решил, что он прав.
– Я И ЕСТЬ ковбой, Боб, – признал я, гордо ухмыльнувшись, – И мне это очень нравится.
Я не отблагодарил Боба как следует за то, что он каждый день давал мне пинка под зад при работе с лошадьми. Он заставил меня остаться и выстоять, …он научил меня тому, как быть ковбоем. И я никогда не думал, что мне это понравится, но я должен был признать, что это выбило из меня все ДЕРЬМО шлюхи из большого города. Однажды, погожим весенним днем, я посмотрел на свое отражение в глади озера, где мы с Бобом в свое время разделили наш первый ланч, …и увидел, что он прав. Я выглядел лучше… сильнее, …счастливее. Я выглядел как мужчина, …а не как тень.
Когда это произошло?
Дэнсер шла на поправку, и операции, которые она перенесла, оказались успешными, хотя и сопровождались болью. Пока никто не мог ездить на ней верхом – я лишь однажды сделал попытку к этому, но она очень осторожно отошла в сторону и позволила мне упасть с ее спины, а затем развернулась и ткнулась в меня своим носом.
– Все нормально, я все равно тебя люблю, – заверил я ее, – И не жду, когда ты будешь готова.
Она негромко заржала в ответ, словно говоря мне «спасибо».
Через несколько дней я увидел, как она бежит рысью вокруг большого открытого загона, и удивленно застыл на месте.
– Она бегает… немного, – сказал я вслух Бобу, который наблюдал за этим, стоя рядом со мной.
– Да, …и ей это очень нравится, – он улыбнулся, довольный увидеть, что малышка развивает небольшую скорость и для разнообразия наслаждается пребыванием под лучами теплого майского солнца.
– И она направляется… прямиком … – сказал Боб, в то время я как увидел это и взбесился, а он закончил предложение, выкрикнув:
– К ПСИХУ!
Я побежал туда, в то время как Боб истерически смеялся, сочиняя целую веселую сагу о Дэнсер и Психе. Мне было не до смеха.
– УБИРАЙСЯ ОТ НЕЕ, КОЗЕЛ! – крикнул я, набрасывая поводья Дэнсер на шею и осторожно отводя ее от этого отвратительного зверя, который хмуро смотрел на меня.
– Малышка, пожалуйста, я же говорил тебе, …он ПЛОХОЙ! – ворковал я с Дэнсер, пока тянул ее на другую сторону загона, – Он недостаточно хорош для тебя, девочка, …поверь мне! Здесь так много других хороших лошадей, …играй с НИМИ.
И Дэнсер негромко захныкала, чем почти разбила мне сердце.
***
Сегодня вечером, пока Белла сидела за ужином в ресторане Джимми Чена, Маркус отозвал меня в сторону и проворчал:
– Пошли, поговорим на кухне. Сейчас.
– Ладно, – я последовал за ним, и Белла слегка кивнула мне, продолжая ужасаться содержимому меню на столе.
– Что случилось, Гречка? – спросил я, когда Маркус принялся, нервничая, крошить морковь, не встречаясь со мной взглядом.
– Пошел на хуй, – пробормотал он, – Бери морковку и начинай ее крошить. Я хочу кое-что сказать и не хочу, чтобы ты смотрел на меня, пока я говорю.
– Ладно, – медленно сказал я, взяв морковку из кучи, лежащей перед нами, и затем взял чистый нож из поставки, стоящей рядом со мной, осторожно нарезая морковь маленькими кусочками размером с десятицентовик.
– Я попросил Дженну выйти за меня, – поведал Маркус, как только мои глаза опустились к моркови.
Я охнул и собрался посмотреть на него, когда он застыл и предупредил меня:
– НЕ СМОТРИ на меня!
Я опустил глаза на морковь и принялся подшучивать над ним как над сумасшедшим.
– Здорово! – сказал я, глядя на морковку, – Ее стошнило?
Я заржал, а Маркус проскрежетал мне:
– Нет, ее не стошнило. Она ответила «да».
– Вау, – выразил я свой восторг овощу, который крошил, – Я думал, что у нее хорошее зрение – она же наездница, в конце концов. Полагаю, что нет. Ну, это же здорово, чувак. Если она не может видеть, насколько ты уродлив, она выйдет за тебя!
– Можешь прекратить нести эту хуйню, чтобы я мог сказать то, что хочу сказать? – огрызнулся он.
– Валяй, – я глянул на него искоса, задаваясь вопросом – что с ним такое.
– Я знаю, что ты считаешь, что я фанатик и думаешь, что я ненавижу белых… – начал он.
– С чего ты это взял? – слегка подразнил я его, пряча усмешку.
– Ни с чего, – отрезал Маркус, игнорируя мою шутку, – Я имею в виду,… я знаю, что говорю много ебанутых вещей, …я зову тебя белым парнем…
– Это одно из самых МИЛЫХ слов, какими ты меня называешь, – заметил я.
Маркус прекратил крошить морковь и свирепо взглянул на меня.
– Пожалуйста, можно я договорю? – спросил он.
– Давай, – я немного нахмурился, возвращаясь к своей морковке.
– Давным-давно я был копом, – поделился он, – В Нью-Йорке. Я не люблю говорить об этом. Я видел много плохих вещей. Я работал в плохом районе и, полагаю, просто решил, что у белых людей есть все, в то время как у детей с моей улицы ничего не было, и они ложились спать голодными. Я знаю, что это не так. Но мне до сих пор немного трудно, когда я имею дело с белыми людьми.
– Я голодал, – тихо сказал я, не отводя взгляда от того, чем я занимался, – Я ел из мусорных баков. Это никак не зависит от цвета кожи – быть бедным… быть бездомным. Это может случиться с каждым.
– Я знаю, – сказал он, и его голос звучал немного мягче теперь, когда я поделился с ним рассказом о своем бездомном прошлом.
– Я рассказывал тебе о своей матери, …китаянке, которая взяла меня, – Маркус продолжил, когда я кивнул. – Ну, короче говоря, …она заболела, …но не рассказала мне об этом. Она ненавидела больницы. Она немного боялась белых людей, но ни к кому не испытывала ненависти. Однажды я пришел к ней на квартиру, чтобы перекусить, …и увидел, что ее больше нет. Она умерла в одиночестве, с фотоальбомом, лежащим рядом с ней, полным наших с ней фотографий, сделанных, когда я был ребенком, …полный фотографий с окончания мной полицейской академии. На обложке альбома была надпись на китайском: «Мой сын – моя самая большая гордость».
Ей было всего 59 лет. Я узнал, что если бы она обратилась в больницу, с ней все было бы в порядке.
Я пытался вернуться к работе копа, но я был слишком зол. Я ненавидел все. Вскоре дела мои стали плохи. Я орал людям в лицо за превышение скорости и делал всякое такое дурацкое дерьмо. Никто не хотел быть моим напарником, они думали, что в своем теперешнем состоянии я могу убить их.
Однажды ночью я поймал одного белого малолетнего хулигана с рыжими волосами, очень похожего на тебя. Он торговал наркотиками и ругался на меня, прямо как ты, …и я бил его, бил, …даже после того, как он лишился глаза, …до тех пор, пока другие копы не оттащили меня от его окровавленного тела, …он впал в кому.
Я подал в отставку наутро, после того, как увидел в больнице, что я сделал с ним. Я просто понимал, что у меня не все в порядке с головой, чтобы выполнять эту работу. Я просто сидел дома, много смотрел телевизор и что-нибудь готовил по лучшим маминым рецептам. Готовка – единственная вещь, которая успокаивала меня, напоминала мне о ней и обо всем, чему она научила меня.
Я пытался найти что-нибудь еще, чем я мог заняться в жизни, и что бы сделало ее счастливой. Я, блять, понятия не имел, что я делаю. И затем, несколько недель спустя, пришли все эти бумаги, в которых говорилось, что я унаследовал какой-то ресторан, который принадлежал моей матери. Он был недействующим, но она владела им – он перешел к ней от ее отца. Полагаю, что она никогда и не думала сюда переезжать, …я был копом и тогда был счастлив в Нью-Йорке, …а она хотела быть ближе ко мне. До того момента я никогда не слышал о Каспере, …но это было все, чем я владел. Мне показалась неплохой идея бросить все это дерьмо в Нью-Йорке и отправиться жить туда, где тихо и где никто меня не знает.
