Текст книги "100 shades of black and white (СИ)"

Автор книги: Shagel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 70 (всего у книги 72 страниц)

– Держись, иначе упадешь, – он следил за нею, рывками раскачивающейся над стулом, в который Рэй вцепилась свободной рукой. Следил, как она насаживалась на свои пальцы, уже лихорадочно вскрикивая, когда острые ногти расцарапывали нежные стенки изнутри.

Его мягкий голос дразнил ее, успокаивал, подбадривал. Словно забрался под кожу, прокатываясь изнутри волнами наслаждения.

– Вот так, ты молодец, Рэй, ты молодец... – его голос прозвучал совсем рядом, и она вздрогнула в последний раз, сводя бедра до боли, понимая, чувствуя пульсацию мышц, сжимавшихся вокруг пальцев, и вяло осела на пол, оглядываясь в его сторону.

Не так. Все было не так. Неправильно. В прошлый раз была боль, в этот – одно мучительное опустошение, будто ее лишили чего-то важного, чего-то...

Правильного.

– А теперь иди, – темнота колыхнулась, впуская в границу света силуэт человека, того самого, что все это время наблюдал за нею. Молодого мужчины со шрамом, разделившим лицо пополам.

И золотыми глазами, сиявшими нестерпимым светом. Как у нее.

– Беги, Рэй, если хочешь, – он дотронулся до стекла, проводя по нему пальцами с обратной стороны, словно поглаживая ее отражение. – Разрушь его. И ты свободна.

Он был таким же, как она – монстром, только уже принявшим себя.

Он знал, что нужно делать с болью.

И как разрушать клетки.

====== Founders keepers ( Бен Соло/ Рэй) ======

Комментарий к Founders keepers ( Бен Соло/ Рэй) Для тех, кто потерялся.

Специально для Рем – нет, ничего такого тут нет, обещаю)

Иногда она все еще возвращается к нему. Во сне, конечно.

Где-то между бесконечным берегом, по которому он все еще блуждает каждую ночь, не зная, как выбраться, и рассветом.

Сны никогда не меняются. Небо низкое, затянутое багровыми тучами, словно с них польется не вода, а кровь, а его следы на песке тут же затягиваются, пропадают.

Толпы так много, что сквозь нее никак не продраться, но ни у одного из людей, взявших его в кольцо, нет лица. Ничего нет, только пустое место вместо глаз или ртов.

Иногда они не нападают, им ни к чему, просто не дают пройти. В другой раз толкают локтями, в спину, дергают за волосы и тянут к себе, разрывая на части.

И отовсюду несется безыскусная мелодия, та самая, что должна веселить детей, но от нее только дрожь по спине. Потому что с ней все не так, она разносится по пляжу заезженной пластинкой, задом наперед, бормоча невнятные слова.

Во сне Джайна пахнет молочной карамелью и жженым попкорном, и песок все сыплется, сыплется с ее протянутых к нему ладоней. Она молчит, но лучше бы плакала, кричала, звала на помощь.

Нет, Джайна просто смотрит на него.

Хвостики распустились, где-то потерялся пояс платья, и ее закушенная губка дрожит – Хан всегда говорил, что в их семье не плачут, не жалуются – но она просто ждет.

Когда все закончится. Когда Бен проснется.

Никакого тела не нашли. Хоть полиция прочесывала не только пляж, карнавальные шатры и окрестности. Несколько недель ее серьезная мордашка с этими самыми кривыми хвостиками в разноцветных резинках была на пакетах, на всех столбах, на каждом экране, а потом исчезла еще одна девочка, подняв новую волну паники. Тоже с береговой ярмарки.

Всего вместе теперь их было пять.

Бен понятия не имел, как они пережили это. Родители.

Развелись той же осенью, когда стало понятно, что Джайну уже не найдут, что она не возникнет на пороге. Сама, случайно, потому что просто заблудилась в толпе, уехала вместе с цирком. Или что все это какой-нибудь розыгрыш, дурацкая детская затея, чтобы попугать маму с папой, и больше всего его.

Что было дальше, Бен узнавал уже из новостей в инете, вместо учебы скролля один и тот же сайт

“Вести Набу”.

Нашли всего одно тело, только не Джайны. И хоть девочка была примерно того же возраста, она пролежала в земле целых шесть лет. Ее убили ударом в затылок, и она даже не сопротивлялась. Бог знает, что еще выяснили эти фбровцы, прочесывавшие береговую линию, поросшую деревьями, вплоть до самой границы, но газеты в один голос твердили о серийном маньяке, похитителе детей. Сноук, кажется так его звали, выглядел так, словно выбрался из-под земли, из самого ада. Высокий, тощий, с этим его синдромом Марфана и изуродованным вмятиной лицом, он напоминал монстра. И в тенте уродцев ему было самое место.

Потом этого тента, конечно, не нашли.

Ярмарка двигалась вдоль по побережью, останавливаясь только на выходные. В крайнем случае, вот как вышло с их городком, на месяц – это было жаркое лето, и все семьи были только рады выбираться отдохнуть к воде. Тут плавали, загорали, а после обеденного зноя неслись к ярким расписным тентам, чтобы поесть мороженого, покататься на карусели, побродить в зеркальных лабиринтах, разглядывая сотни собственных отражений, скалящихся в ответ.

И глава ее, маленький сухонький старичок, еле мог удержать в памяти свое имя, не то что всех своих сотрудников.

Вот и все, что досталось копам и репортерам – одно имя, одна жуткая черно-белая фотография, с изуродованным мужчиной в длинной робе, которую он носил на всех представлениях. Он действительно любил детей, угощал сладостями, показывал фокусы. А потом убивал.

И словно нутром чуял, когда следовало исчезнуть. Ни Сноука, ни золотого шатра. Ни детей, только кости в земле.

Иногда Бену даже интересно – какой бы она стала, Джайна. Похожей на отца? Или на мать, маленькой, тонкой, с этим упертым подбородком и недобрым прищуром. Во снах она еще совсем мелкая, такая, какой он запомнил ее навсегда. Сам заплетал эти идиотские хвостики, вот почему они были кривыми.

Завязывал шнурки на ботинках.

Она в том самом платье, которое уже сгнило где-нибудь в воде, расползлось по ниткам. Но взрослая Джайна такое носить не захотела бы. Только джинсы, только майки, открывающие загорелые плечи. Что-нибудь современное, стильное, подходящее ей.

Но ботинки... ботинки, пожалуй, остались бы.

– Эй, Бен, завяжешь? – дразнила бы она его. – Ты же научился наконец делать красивые бантики, да?

Нет, Джайн, не научился за пятнадцать лет одиночества. Даже и не пытался.

Теперь он ненавидит шнурки, ненавидит запах карамели или попкорна, и от дребезжащих мелодий, которые все еще играют в парке под рождество, его выворачивает насквозь.

И больше всего он ненавидит песок. Была бы возможность, переехал куда-нибудь, где всегда снег, где нет лета, нет жаркого ветра, поднимающего клубы пыли и заметающего следы. Где и прошлого нет.

Потому что это его вина, что она потерялась. Он все еще помнит этот момент, когда отвернулся за холодным рутбиром, отпустив ее ладошку. И все.

Он уже и не надеялся, что позвонит мать. Они все еще предпочитали делать вид, что ничего не произошло с тех пор. Что он все еще хороший сын, что Хан Соло не бросил свою семью, укатив куда-то на другой конец Америки, а потом и в Аляску, только бы не слышать упреков в свой адрес. Что мать любит его. Что больше не ненавидит за то, что он потерял свою сестру.

Вот почему не собирался даже отвечать, пока потерявшийся в складках покрывала айфон не начал плавиться, выдавая монотонную трель.

– Бен... – голос матери постарел, стал тусклым, хриплым.

– Я занят, мам, – он говорил это так часто, чтобы она наконец поверила, что дома ему не место.

– Нет... ты не понимаешь, Бен... – ей не хватает воздуха, или слов. – Джайна... Джайна нашлась. Она дома. Она живая, Бен. И очень хочет тебя увидеть. Ты же приедешь? Скажи, что вернешься... Бен?

Он видит ее со спины, сидящую за столом на кухне. Босые ступни плавно покачиваются в воздухе, волосы заплетены в какую-то дурацкую прическу – мелкие пучки в ряд, как у детей, и она что-то читает. Ест, жадно надкусывая яблоко, хрустит так, что у него сводит челюсть от этого звука, и водит пальцем по странице старой, зачитанной до дыр книжки, которую он читал ей на ночь.

Плечи загорелые дочерна, все в веснушках, тонкие, острые, и вся она такая... какой он ее себе представлял.

Кроме лица.

– Эй... – ему достаточно сделать один шаг, наступив на скрипучую половицу, как она тут же настороженно оборачивается, стискивая книгу, будто ею можно защититься.

Ее лицо одновременно напоминает кого-то, но состоит из незнакомых черт. Взрослых, растерявших мягкость детства. Ничего общего с той самой фотографии на пакете. Ничего похожего на ту девочку, что отпустила его ладонь.

Это не Джайна. Кто угодно, только не она.

– Бен? – она все еще выглядит готовой сбежать или напасть, или все вместе. И наклоняет голову – движение, перенятое у Леи, когда та злилась. – Бен... – может, разве что голос, голос похож. Охрипший от страха, голос потерявшегося ребенка, вернувшегося домой. – Ты... Бен...

Она подлетает к нему за мгновение. Меньше – он даже не успевает закрыть глаза, чтобы моргнуть. И его накрывает облаком тошнотворно-сладкой карамели, сахарной ваты. И все возвращается.

Пальцы в руке, липкие от яблочного сока, нос, трущийся о щеку, и острый локоть, вонзившийся под ребро.

– Бен... Бен... – все шепчет она, срываясь. Чуть ли не душит его в объятиях, а он глаз не может отвести от ее стоптанных ботинок, валяющихся под столом. Спутанные шнурки змеятся по полу.

У нее нет прошлого, нет памяти. Даже имя чужое, выбранное хозяином приюта, куда она попала после больницы, – Рэй. И оно приросло к ней новой кожей, запуталось в волосах сияющим нимбом,

– Ешь, – мать все суетится рядом, боится отойти на шаг, точно Джайна исчезнет. – Блинчики, детка? Кленовый сироп, как раньше, да?

– Ага, – Рэй все еще ест быстро, давясь, чуть ли не облизывая тарелку. Сует в рот пальцы, и острый язык так и ходит по фалангам, обсасывая их. И Бен все пялится, не в силах оторвать взгляд. – Можно еще? И сиропа...

Теперь она ест медленнее, следя за ним, следящим за нею. В этом все дело – они пялятся друг на друга через стол, и до него наконец доходит. Джайна терпеть не могла кленовый сироп, это он любил его.

– Что? – мямлит Рэй с набитым ртом, и в ее взгляде снова проскальзывает это странное, чуждое выражение. Потерянное. Провинившееся.

Липкими пальцами она все заправляет непослушный завиток за ухо, и на волосах остаются янтарные капельки.

Они должны быть сладкими на вкус.

Ее шаги не услышать, даже если очень стараться. Джайна легче ветра, и Бен понимает, что она рядом, когда уже почти провалился в кошмар.

Песок скрипит на зубах, и в ушах звенит ржавая мелодия, но потом все уходит. Вместе с мягкими прикосновениями пальцев ко лбу, к щекам, а потом к губам.

– Все хорошо, – Рэй ложится рядом, прижимается всем телом, устраиваясь на самом краю. – Ей хорошо сейчас. Она спит. Давно как... спит.

– Кто ты... – он боится открывать глаза, потому что знает, она тоже исчезнет. Как Джайна когда-то.

– Рэй... Меня зовут Рэй, – ее пальцы скользят ниже, по горлу, очерчивая кадык. – Он так назвал. Сноук... – и в голосе сквозит тень ужаса. – Я Рэй... Рэй... – снова и снова повторяет она, будто боится забыть свое имя. Исчезнуть.

Ее рот на вкус как кленовый сироп – ничего общего с карамелью или попкорном. Голодный и жадный, влажный и теплый.

– Я Рэй... – вздрагивает она, когда он тянет ее на себя, устраивая на бедрах. Стягивает через голову тонкую майку, которую сейчас носят все девушки, чтобы выглядеть обычными. Освобождает от лямок белья, комкая и отбрасывая на пол. Помогает с шортами, и она смешно вздыхает, ерзая на нем, словно никак не может приноровиться. – Я потерялась тогда, – Рэй захлебывается первым стоном, сдавленным, тихим. – Я искала их... Они обещали найти меня. Обещали... А потом...

– Ш-ш-ш... – внутри ее слишком узко, слишком тесно, но он не может остановить ее. – Ш-ш-ш, не надо.

Она плачет и стонет, истекает кровью между бедер, она все насаживается на его член, наплевав на то, что он без резинки, а это ее первый раз.

– Я Рэй... – жалобно хныкает она. – Рэй... Не Джайна.

Но это уже не важно.

Главное, что она нашлась.

Она вернулась домой.

====== The one (Хакс/Рей) ======

Комментарий к The one (Хакс/Рей) Все еще очень-очень старое)

Она та самая.

По крайней мере, Хакс был уверен в этом.

В тот день Кайло Рен медленно сошел по трапу Ипсилона. Он нес ее на руках, свернувшуюся в клубок, спящую, безмятежную. Нес осторожно, не так, как тащат жертву. Скорее, словно она была его судьбой.

Воплощение всех желаний, так прозвал ее Сноук.

Кайло Рена, нашедшего себе ученицу, равную ему по Силе. Сноука – задумавшего использовать ее и ее Свет, чтобы вернуть былую мощь Империи, только в новом виде. Ордена и повстанцев на другой стороне.

Эта девочка была подарком судьбы.

Рей свыклась со своим положением не сразу.

Несколько раз сбегала с корабля. Дважды пыталась убить Рена, за что Хакс ей был лично признателен, хоть не признался бы ни за что.

А однажды ночью она оказалась и у него.

Наверное, это было чистой случайностью, потому что все штурмовики искали ее совсем в другом месте.

Восьмой и девятый уровни, полетные ангары и капитанский мостик, откуда можно было запросить помощь у повстанцев. И одной Тьме известно, как Рей попала сюда.

– Не двигайтесь, генерал, – предупредила она, оказываясь слишком близко. Девчонка охотно пользовалась тем, что в его каюте темно и он не успел ее разглядеть.

Вибро-нож, намертво зажатый в ладони, коснулся его горла с какой-то странной нежностью. Почти ласково провел по коже, словно она не намеревалась убить его прямо сейчас. А просто игралась.

– Может, мне еще и не дышать? – замер Хакс.

Он видел ее издалека, на аудиенции у Сноука, сломленную девушку с потухшим взглядом.

Видел тогда, впервые, на руках у Рена, – спящую, выглядевшую такой хрупкой, нежной словно цветок.

Но сейчас понял, насколько внешний вид бывает обманчив.

– Можете и не дышать, – согласилась Рей, и послышался приглушенный смех. – Хотя думаю, просто не двигаться гораздо проще. И безопаснее для вашей жизни.

Она подступила, оказываясь еще ближе к нему, и Хакс почувствовал, что его трясет.

Потому что у него руки чесались отобрать у нее нож. Скрутить и отнести к Рену, пусть сам разбирается. Или как следует наказать.

– Расскажите мне все, что знаете, генерал, – мягко попросила она, словно это было всего лишь дружеская беседа. И за ней по пятам не гнались три отряда вооруженных до зубов штурмовиков во главе с самим Кайло Реном.

– Просто расскажите, где располагаются аварийные капсулы. Вы ведь все это знаете? Сделаете это, и мне не придется ломать вам шею. Или копаться в мозгах.

– У тебя не выйдет, – сглотнул Хакс, ощущая холод острия по коже. Стоило ему нечаянно дернуться, и он бы точно умер. (А если бы по чистой случайности все еще оставался в живых после ее побега, Сноук сам бы свернул ему шею – отличный выбор, что сказать).

– Не выйдет угнать? – Рей насмешливо хмыкнула, и он понял, что вся ее покорность была просто маской. Отличной иллюзией, на которую все купились. – Я вас умоляю, генерал. Я даже мертвый челнок могу провести по гипер-пространству. Не стоит недооценивать мусорщиков с Джакку.

– Нет, не это, – Хакс попытался прикинуть, успеет ли он отобрать у нее нож, прежде чем тот перережет сонную артерию. Нет, не из этого положения. Крифф, а ведь эта девчонка отлично подготовилась.

Она проникла к нему в каюту, не подняв тревоги.

Она умудрилась взломать дверь, хотя пароль знал только Хакс.

И еще она прекрасно ориентировалась в темноте, значит, неоднократно бывала тут.

– Ты не сможешь забраться в мою голову, – медленно проговорил он. – Врожденная нечувствительность к Силе.

– Какая жалость, – прошептала Рей, вздохнув, и состроила гримаску. – А ведь мне так не хотелось калечить вас, генерал, – она поднялась на цыпочки и свободной рукой взъерошила его волосы.

Дернула за прядь челки, намотав на пальцы.

– Мы можем договориться, – предложила она. – Чего вы хотите?

Ее пальцы были такими же холодными, как и вибро-нож у горла. А ногти, впившиеся в щеку, не менее острыми.

– Избавиться от Рена, не так ли? – улыбнулась она. – Занять его место.

Рей читала его как открытую книгу, и все без какой-либо Силы. Она просто видела его слабые места.

– Отпустите меня, генерал Хакс. Взамен я убью Кайло однажды. Его, а затем Сноука. И тогда вы станете свободным. Никто больше не сможет управлять нами.

Она не могла влезть ему в голову и не могла контролировать его с помощью Силы. Не пыталась внушить то, на что бы он никогда не согласился.

Но это было уже не нужно. Потому что Хакс умел строить далекоидущие планы.

– Дай клятву, – потребовал он, мысленно прикинув, как далеко эта девчонка уйдет в своей светлой, выделяющейся одежде. Ему следует отдать ей свою шинель.

– На вас же не действует Сила, какой от нее толк. Хотя ладно, – Рей пожала плечами и подалась наверх, коснувшись его губ своими и оставив поцелуй-клятву.

Это длилось всего один короткий миг, и ее рот был мягким и теплым, а затем Хакс ощутил боль. Она прокусила его губу до крови.

– Клянусь собой, – Рей облизнула губы и опустилась на пятки. Вибро-нож, однако, остался на месте.

– Отпусти меня, и однажды ты станешь править своим Первым Орденом, – улыбнулась она, и ее улыбка была полна обещаний.

Так что Хакс продиктовал ей все необходимые данные. Более того, отдал ей свою запасную шинель и собственноручно проводил до аварийных капсул.

Он смотрел вслед ее челноку, исчезавшему среди звезд, и губы жгло от поцелуя.

Она была той самой, теперь в этом не было никаких сомнений.

Как там говорил Сноук – исполнение всех желаний?

====== Pet (Рэй/Хакс, Рэй/Кайло) ======

Комментарий к Pet (Рэй/Хакс, Рэй/Кайло) Все странные, Рэй сияет, как всегда. Ну и как сказали в телеграмном чатике “Хаксик не нужен”))))

– Кто это? – спрашивает она у Кайло, когда все же удостаивается чести побывать на капитанском мостике. Три побега, убийство Сноука, покушение на Верховного – за такое обычно сидят в одной из тех крошечных камер, что подготовлены для допросов, но она не обычный пленник.

Никаких силовых кандалов или ингибиторов в крови, подавляющих Свет, никаких ограничений, кроме, пожалуй, незапланированных полетов в одиночку за границу Сектора. Даже одежда ее собственная – выбеленные тряпки, неряшливо обмотанные вокруг тела, еще с Джакку, контрастирующие с лаконичностью черной формы.

Ей здесь совсем не место, но... так решил Кайло. Он всегда решает за остальных.

И раз уж она его Ученица, то и однажды сможет заменить Верховного во время отсутствия.

– Это Хакс, – в голосе Кайло ничего, кроме презрения. – Ублюдок... но полезный.

Рыжеволосый мужчина в отдалении, совсем рядом с защитным экраном, кажется, занят тем, что разглядывает темноту по ту сторону стекла, но когда Рэй прищуривается, то замечает его взгляд. Отражение его направлено прямиком на нее, и это довольно недружелюбный, если не сказать хуже, взгляд.

То ли дело в освещении, то ли ей просто кажется, но Хакс похож на мертвеца, какими их находят в песке – совсем светлые, точно под бельмами глаза, исхудавшее лицо, кожа обтягивает череп, и хищный оскал.

Он знает, что говорят о нем, и шевелится, почти незаметно – выдает только отражение в стекле – дотрагиваясь до рук, затянутых жесткими перчатками. Скользит пальцами по запястью, повторяя одно и то же движение. Снова и снова.

А затем, догадавшись, что за ним следят, он замирает снова. И вот теперь уж точно смотрит вдаль, на звезды.

– И что он сделал тебе? – ей не позволено лезть в мысли Учителя, так что приходится либо хитрить, либо идти напролом, вот как сейчас. – Принес дурные вести? Упустил одного из повстанцев? – с тех пор, как она сменила сторону, прошло достаточно времени, чтобы научиться шутить без боли.

– Пытался убить меня, – Кайло поглощен докладом на голопаде, так что не удостаивает ее даже взглядом, но по тону довольно понятно – это глубокие воды, и лучше далеко не заходить.

– Ого, тогда у меня с ним больше общего, чем казалось, – Рэй кривит губы, а затем делает то, чего от нее не ожидает никто. Она двигается с места прежде, чем Рен заметит это и удержит ее, ведь это его любимое занятие – запрещать все, и идет к Хаксу, останавливаясь рядом и для приличия делая вид, что ей тоже интересны звезды.

И аккуратно касается его ментально, проводя невидимым щупом по волосам. Так легко, чтобы не заподозрил Кайло.

– Меня проверяют каждые три дня, чтобы удостовериться, что я верен нашему Верховному. Незачем ломиться в мои мозги, – Хакс все еще намертво приклеен к звездам взглядом, но голос его подрагивает от сдерживаемой ярости. – К тому же мы все носим ошейники.

Рэй отпускает Силу, позволяя прикосновению рассыпаться в ничто, и закусывает губу. Под его воротом она видит край металлического обруча, сковавшего шею.

Кайло познакомил ее с точно такой же игрушкой, когда впервые взял в свою постель.

Любая неправильная мысль стала бы смертельной, из-за маленьких игл, тоньше волоска, встроенных во внутреннюю поверхность ошейника. Захочешь сделать что-то не то, не так, и умрешь от яда.

Вот почему ей приходилось не думать ни о чем, когда он ее трахал. Хорошо хоть трахал Кайло отменно, доводя до одного оргазма за другим, и ненависти больше не оставалось. Ничего не оставалось, кроме дрожи, липкости между ног и ощущения, будто она падает и никак не может уцепиться за что-нибудь под руками. Хоть за что-то, не связанное с прошлым или будущим, с Силой или Кайло.

– Почему? – спросила она его, когда Кайло аккуратно снял ошейник и, уложив его на бархатную поверхность небольшой коробки, спрятал в нише рядом с кроватью.

– Просто... – он лег рядом, гладя по стянутой подсохшей спермой щеке пальцем, – я люблю послушных девочек. Но твоей учебе это не должно мешать, малышка. Вымойся, а затем я жду тебя в тренировочном зале.

И он шлепнул Рэй по бедру, спихивая с кровати.

Интересно, Хакс знает? Конечно, знает.

Кайло всегда берет то, что хочет, когда хочет. Ему плевать на чужие взгляды, опасливо уставившиеся в пол каждый раз, когда он бесцеремонно тащит Рэй за волосы к себе. Когда при всех толкает на стену и давит на горло, не давая выкрикивать проклятья, разрывая одежду.

Все знают и благоразумно молчат.

– Я удивлена, что ты все еще не пытался снять его, – Рэй прекрасно знает, что Кайло слышит их милую болтовню, он одержим контролем. Но это ее нисколько не волнует. А вот Хакс...

Он тут же вспыхивает и поворачивается к ней.

– Тебе здесь нечего делать! Возвращайся обратно к Верховному, маленькая цепная су...

Договорить он не успевает. Лицо багровеет, искажаясь от невидимой хватки Силы. Хакс заходится хрипом и валится на колени, все еще глядя на Рэй с ненавистью. Он знает, что это не ее рук дело, но все стискивает лодыжку, за которую ухватился, чтобы удержаться.

Ничем не лучше Рена, в самом деле. Причиняет только боль.

– Пусти... – она отчаянно шепчет, дергая ногой, только бы Кайло не заметил наливающихся синяков, иначе ей – и особенно Хаксу – несдобровать. – Крифф, чтоб тебя, просто... перестань!

Носок ботинка, тяжелый, украшенный металлической пластиной, впечатывается Хаксу в щеку, оставляя глубокую царапину.

А позади глухо, довольно смеется Кайло.

– Так-то лучше, – он вздергивает Силой Хакса, словно нашкодившую псину, за шиворот, и подтаскивает к себе, разглядывая рану. – Мне следует отрезать тебе пальцы, что касались ее ноги, ублюдочная ты мразь. Может, мы так и поступим? Как считаешь, Рэй, все же, это он оскорбил тебя. Во сколько обойдется его жадность? Два, три, все пять... Или разом кисть?

Это всего лишь синяки, думает Рэй, просто цепочка потемневших следов на коже, сам Кайло измывался над ней в десятки раз сильнее, жаль только, конечно, самому себе он член отхватить не захочет.

– Отдай мне его, – она выпрямляется и оставляет в голове только ярость, чистую, однородную, точно вода, только ядовитую. – Я сама накажу его.

Кайло отучил ее думать. Кайло отучил ее бунтовать, рваться на волю, но отомстить ему она еще в силах.

– Я уничтожу его, Кайло. Просто отдай мне. Пожалуйста... – и для верности Рэй тянет к нему руки, словно дотрагиваясь до лица, которое сама же изуродовала.

Он ведь так любит покорных девочек.

– На, забирай это... ничтожество, теперь он принадлежит тебе. Делай с ним, что хочешь, – и Хакс уже перед нею, распластанный по полу. Куда делась его невозмутимость, где же теперь хладнокровный ублюдок, разглядывающий звезды... Всему виной одно слово. И за него он поплатится.

Первое время она жила в клетке. Пустой, прозрачной. Лишенная одежды, возможности побыть одной. Кайло угрожал остричь ей волосы, вздумай она сплести из них удавку.

Он приходил ровно настолько, чтобы она успела понять, что соскучилась. Не по нему, безумному психопату, а по самому звуку человеческой речи, по возможности смотреть в чужие глаза, а не на свое искаженное отражение.

Он кормил ее из рук. Он поил ее со своих ладоней, заставляя Рэй вылизывать пальцы досуха. Он касался ее, приручая заново.

Рассказывал правду о себе и своем прошлом, позволяя ярости стихнуть.

И клетка с каждым разом становилась все больше.

А теперь здесь не так одиноко. Здесь Хакс.

– Садись, – Рэй указывает ему на низкое кресло, с которого она обычно наблюдает за восходом над безымянной планетой, медитируя. Тянется за ящичком, в котором собраны бакта-пакеты, на тот случай, если Кайло придет к ней.

Сейчас они кстати.

Она поднимает его лицо за подбородок, стирая кровь с царапины, но не очень-то церемонясь. И наслаждается почти обморочной бледностью. Больно или он ее боится?

Наверное, все вместе.

– В следующий раз он не простит, надеюсь, ты понимаешь, – под коркой крови разошедшиеся края раны, достаточно глубокой, чтобы оставить шрам на будущее, если не зашить. – У меня нет с собой степлера, для такого нужен дроид. Замри.

Зеленоватую комковатую жидкость она щедро размазывает по его лицу, заставляя морщиться от боли. И сдавливает края, надеясь, что под повязкой они сойдутся вместе.

– И не смей больше касаться меня без разрешения. Или звать... – Рэй давит сильнее. – Сукой. Никогда.

Она заклеивает его щеку мягкой повязкой, комкает пустой пакет из-под бакты и выбрасывает в уничтожитель.

– Вот, так гораздо лучше.

– Почему? – Хакс задает тот же вопрос, что и она в свое время, и для ответа много времени не надо. Все и так ясно.

Рэй оттягивает ворот его мундира, дотрагиваясь до обруча.

– Тебе нельзя ненавидеть его, так? – ошейники настроены одинаково. Верность Верховному должна быть запредельна. – И меня, конечно же. Я ведь знаю Кайло. Ну и каково это? – она сжимает пальцы в кулак и бьет под дых.

Это лучше, чем молотить по дроиду в тренировочной комнате – под костяшками твердые ребра и трепыхающееся живое сердце – и Рэй понимает, почему Кайло оставил ее в живых, поближе к себе.

Чтобы иметь личную игрушку.

– На колени, – Рэй щелкает пальцами, и Сила тянет его к полу, прикладывая изо всех сил, только голову удерживая на весу. Будет жалко испортить свою же кропотливую работу. – И слушай меня. Ты поможешь мне. Ты будешь делать все, что я захочу, как прикажу, и тогда... Можешь начать с ботинок.

Она стягивает бриджи, переступает через штанины, пока он все еще распутывает шнурки на правом ботинке.

– А теперь... – Рэй дергает за рыжие волосы, тянет к себе, тычет головой между бедер, возбуждаясь от его пылающего лица и от бессилия, что раздирает его на части. Не будь на нем ошейника, он точно убил бы ее. – Лижи.

Она не лучше Кайло, единственная разница, что ей не нужно причинять Хаксу боль, пока он послушен. Сцепив руки за спиной, он тщательно вылизывает ее влагалище, посасывая складочки и скользя языком по клитору. И это божественно, ничего общего с жестким трахом с Реном.

Его мягкий и влажный язык мягко толкается внутрь, выскальзывает, чтобы пройтись по бугорку клитора и вернуться обратно, а она уже вся дрожит, горит огнем. В голове только блаженная пустота, темнота, заполненная влажным причмокиванием, и это сводит с ума. Рэй вздрагивает и кончает, стискивает бедра и подается вперед, все еще вцепившись в его волосы до боли. Еще немного – и снимет с Хакса скальп.

Так их и застает Кайло, почувствовавший ее возбуждение сквозь Узы. О, это точно свело его с ума.

Он ломится в дверь, круша все мечом и оставляя длинные обугленные полосы в металле. Врывается внутрь с проклятиями, звучащими громом внутри ее головы, и несется к Рэй.

А она все улыбается, поглаживая Хакса по голове.

Ее накажут, сегодня ночью она будет выть от боли, умоляя убить ее поскорей.

Но потом... у нее останется Хакс.

С утра она начнет строить ему клетку.

====== At any cost (Кайло Рен/Рэй) ======

Комментарий к At any cost (Кайло Рен/Рэй) Грязно, порнушно, любящий мудак Кайло и немножко сомнофилии.

Для моей прекраснейшей Рем)

Вот так всегда – хочешь писать джен, но “кого я обманываю, да”))))

Он знает, когда появиться.

Прямиком после допроса, насквозь провоняв чужим страхом и собственным потом, прожарившись в тесной одежде. В шлеме, стиснувшем голову, от которого он избавляется сразу же.

В висках колотится кровь вперемешку с болью, отдаваясь изнутри гулким нытьем, точно в затылок вогнали иглу. И медленно проворачивают снова и снова.

Он приходит к ее утру, чтобы поймать тот самый короткий промежуток, где начинаются сны.

Внутри светло и пусто – после кошмаров, насланных Сноуком в качестве своего последнего дара, здесь больше никогда не бывает темно. И кроме нее, никого нет.

Рэй посапывает на своем убогом лежаке, закрыв лицо руками, и с его места ему видна только аккуратная линия подбородка и тонкая загорелая шея. Такая уязвимая сейчас – коснись, сдави в ладони и смотри, как она задыхается.

Но нет, у него есть идея получше, и Кайло оглядывается в поисках двери, чтобы запереться изнутри.

Из-за того, что они связаны Узами не целиком, – Рэй спит, и сознание ее затуманено сном – он снова теряется в пространстве. Стол выступает из пустоты наполовину, загроможденный разобранными деталями чего-то, что должно быть двигателем спидера, инструментами и одиноким горшком, в котором сохнет синяя небула. Не прижилась в жарком климате, похоже, и он небрежно давит цветок в пальцах.

Эти убогие подарки от других его бесят.

Но что бы ни произошло, куда бы она ни бежала, где бы ни пряталась, Узы все равно возвращают Рэй к нему. Рано или поздно он чувствует ее – фантомная боль отрезанной конечности, которой хочется прирасти обратно. И приходит. Как сейчас.

Кайло собирает в ладони Тьму, сперва невидимую – это поток Силы, подвластной ему, – а затем на кожаной перчатке словно искры проступают.

И их же, пока не успели просочиться сквозь кожу, он стряхивает Рэй на лицо, на руки, на плечи, укрытые покрывалом, таким ветхим, что того и гляди рассыплется волокнами на глазах.

– Вот так... – шепчет он, наклоняясь над нею и вдыхая сонный аромат, исходящий от ее разогретой кожи. Слушает, как сердце начинает биться все медленнее, спокойнее, а тело погружается в бесконечную пустоту.