Текст книги "100 shades of black and white (СИ)"

Автор книги: Shagel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 72 страниц)

А когда Бена пускают в бассейн – от воды еще больше несет хлоркой, потому что жара неимоверная – у него дергаются ступни.

– Нихуя себе... – Хакс выглядит так, будто сожрал кота, а потом выблевал где-то по пути, но он такой всегда, когда пытается улыбаться. Ему идет. – А я не говорил, что костыли помогают кадрить девчонок? Нет? – херовые у него шутки, но сейчас действительно немного смешно.

Бен отпускает руки, загребая ими тепловатую воду, и это все равно, что плыть. Хоть куда-то.

Ему разрешают ходить понемногу, разрабатывая деревянные мышцы, и со стороны он выглядит еще хуже, чем когда катался себе на инвалидной коляске. Тогда хоть меньше места занимал. И просто сидел.

Но железные обручи, оцепившие ноги, не только делают из него железного мудилу из детской сказки, но действительно поддерживают.

Хотя на пляж он выезжает все равно с помпой, взяв за компанию Хакса и Дэмерона. Пока один плещется в воде,а другой прячется под зонтом, изображая вампира, застигнутого инквизицией, Бен пробует ходить по песку. Босиком, конечно, хоть ощущения вообще почти никакие. Он может запросто – что и делает к концу первого дня – раскроить себе ступню об острый скол раковины, и хоть бы хны. Крови больше, чем паники, а Хакс замечает, что эту ногу никто и так не собирался спасать, так что можно резать сразу.

Рэй и ее компания тусуются поодаль, у них свои тенты от солнца, сетка для волейбола, ящик со льдом и мороженым, это Бен в бинокле видит. У них весело, и их музыка доносится даже досюда.

– Выпендрежники, – фыркает Хакс. – Вот включил бы я что-нибудь приличное, тоже позавидовали бы.

Под приличным он имеет в виду старую добрую классику, но ей не место на пляже, и Дэмерон тайком шепчет Бену на ухо, что в следующий раз они едут вдвоем, или только после тщательной инспекции вещей.

Когда Бен добирается до воды, скрипя, еле переставляя гудящие ноги, у него вся спина буквально горит от чужих взглядов. Ее там тоже есть, он уверен. Хоть сейчас она не отворачивается.

А заканчивается все...

Заканчивается все дождем.

Он сидит на балконе, скрестив ноги, вытянув их на парапет, и не потому, что это смотрится круто, а потому что они все еще адски болят. Но боль – удивительное дело – делает его жизнь менее однообразной.

И когда начинается дождь, Бен не двигается с места. Наверное, стоило бы взять зонт, или вернуться в комнату, но он продолжает смотреть на серую пелену, надвигающуюся с запада. Она смешивает цвета – белый и синий, она вытягивается к самой земле, с каждой секундой только набирая силу, пока не превращается в самый настоящий ливень.

Вода сбивает пыль, унимает жар, скользит по лицу прохладой, и почему-то Бен не удивлен, когда слышит ее голос.

Рэй стоит на своем балконе, вытянув руки, сложив ладони в лодочку.

– Это лучшая часть, да? – пытается она перекричать дождь.

– Да, – кивает он, и больше всего ему хочется засмеяться. Хотя зачем, на лице полно воды, сойдет вместо слез.

– Вот бы это никогда не кончалось, – набрав полные ладони воды, Рэй прижимает их к лицу, точно умываясь. Или заменяя одни слезы другими. – Можно... – в этот раз она больше не колется, не язвит. – Можно к тебе?

– Не поскользнись только, – он слишком долго ждал этих слов, чтобы произнести спокойно и легко. Выходит несколько ворчливо. – Хватит одного...

Рэй тут же перебирается по лестнице, ловкая и быстрая, на другой балкон и спрыгивает рядом с Беном.

– Вообще-то для этого есть двери.

– Заткнись уже. Ре... Бен, – ей нравится произносить его имя. Она пробует его на языке, медленно, точно на вкус. – Мое предложение все еще в силе, знаешь?

– Какое?

– Могу подвезти тебя к воде. Туда и обратно. Потом, когда эта, – и она указывает на небо, – закончится.

– Мне придется купить тебе лимонад, – он помнит ту фразу. Надо же, она первая подкатила к нему, предлагая выпить.

– Терпеть не могу шипучку, – Рэй смешно морщит носом.

И удивительно, до чего же легко у нее получается стоять рядом и болтать о полной чепухе. И одновременно слишком важной.

– Кошмар, – улыбается Бен. – Что-нибудь придумаем. Можешь... можешь подойти ближе?

– М-м-м? – она смотрит на него сверху вниз непонятливо. Вся мокрая, лицо облепили волосы, одежда потемнела от воды, такая... забавная. Даже задорные пучки обвисли под тяжестью ливня. – Зачем?

– Просто, – он подается вперед, это просто, это так просто, будто оно само уже случилось, где-то в другой вселенной, а здесь и сейчас оно идет по накатанной дорожке. Ухватывает ладонь и тянет к себе, вниз, вынуждая наклониться. – Вот зачем.

У нее губы мокрые, соленые, черт знает из-за чего. Из-за дождя? И они смешно дрожат, а потом растягиваются в улыбке.

Это то самое неслучайное совпадение. Звезды, которые сошлись. Джекпот, который ему удалось сорвать.

Когда она целует его в ответ.

====== Сalligraphy (Кайло Рен/Рэй) ======

Комментарий к Сalligraphy (Кайло Рен/Рэй) Пробиваю новый уровень дна. Очень дарково и кинково.

Осторожно, серьезно.

– Знаешь, что она мне как-то сказала? – Кайло нравится наблюдать за Рэй, когда он говорит с нею. Со стороны может показаться, что ей все равно, ей плевать. Но слишком уж ровная спина, упрямая челюсть и взгляд, сверлящий стену, выдают ее с головой. Притворщица из нее отличная, но не для того, кто умеет смотреть. Читать. А Рэй читать все равно что открытую книгу. Тут и Уз не надо, все же как на ладони.

– Когда я заявил ей, что что-то... кто-то... говорит со мной, ей показалось, что я все выдумываю. Никаких монстров нет, Бен, вот что она сказала. И тебе нужно просто перестать притворяться. Успокоиться. Представляешь?

Он задумчиво разглядывает Рэй, прикидывая, с чего бы начать. Это не то же самое, что пытать повстанцев. Это другое.

– Представляешь меня спокойным, Рэй? Вот и я о том же, – хмыкает он. – Спокойствие – это полный бред. Сказочка, которой меня вдоволь накормил Люк, пока обратно не полезло. Понятия не имею, что они все находили в этом спокойствии. Что тебе в нем так... нравится.

Ему доставляет удовольствие касаться ее, зная, что Рэй, в общем-то, некуда бежать. Поводок долгий, крепкий, но мира не так уж и много. Сжался до пределов одной камеры, цельной, без щелей или проемов, чтобы она не могла понять, куда же он ее унес. Спрятал под землей, вознес в небеса, или просто держит где-то посреди развалин старой планеты, древней как сама история ситхов и джедаев.

В этом тоже есть смысл. Когда у Рэй не остается ничего, за что можно уцепиться, ни друзей, ни войны, ни идеи, ее проще переубедить. Или сломать, если на то пошло.

Как смешно, что от первого же его прикосновения ее тут же бросает в дрожь. Куда-то девается вся хваленая джедайская выдержка, все эти ее бесстрастные взгляды.

Рэй трясется, словно ее разрывают на части, но держится. Задирает свой подбородок еще выше, отчего цепь, замотавшаяся у горла слабо звенит, а закусанные до корок губы мелко дрожат.

– Пошел ты, – выплевывает она ему в лицо.

– Э нет, Рэй. Я никуда не денусь, – придвигается он еще ближе. Зачем, когда он чувствует ее страх.

О Тьма, да она же боится этого. Куда больше, чем пыток, физический увечий, чтения мыслей, она боится, что он коснется ее. Возможно, с этого и следовало начинать.

– Покой и гармония, вот чего они от меня хотели. Показать тебе, как? – он поднимается с колен, краем глаза замечая, как она резко вздыхает, точно ее отпустили от смертельной хватки, дали последний глоток воздуха перед смертью. Пусть.

Можно толкнуть ее, раскачать, подождать, пока она сама не сломается. Ей же немного осталось.

Кайло возвращается обратно, неся длинный сосуд в одной руке и свернутый лист в другой, выкладывает их перед Рэй. Пусть видит.

– Каллиграфия, как тебе? – ему нравится удивление на ее лице. Искреннее, неподдельное. Ошеломленное. Сбитая с толку, Рэй теряется. Хмурится, открывая рот, но тут же смыкает губы, понимая, что чуть не заговорила со своим смертельным врагом.

– Смотри, – он расстилает лист, прижимая к гладкому полу легким касанием Силы. Окунает в сосуд один палец, указательный, и позволяя густой, чернильной жидкости стекать обратно, а потом одним движением переносит ладонь на лист, выводя на белой поверхности ровную линию.

О, это требует усидчивости и осторожности даже теперь, и Кайло рисует сосредоточенно, не позволяя запястью дрожать. Один рывок – и все будет испорчено. Но он помнит, его руки еще помнят все, и на поверхности листа возникает имя.

Ее имя.

– Ты понимаешь, что здесь написано?

Она отрицательно мотает головой, прячет взгляд, переводя его на ладонь.

– Конечно, нет. Но думаю, к концу нашего урока, кое-что ты все же выучишь, Рэй. Снимай, – он указывает на ее тонкую тунику, под которой – о, это он не только знает, видит же – ничего нет. Острые соски натягивают выцветшую, побелевшую от соли ткань.

– Нет!

– Да ладно, Рэй. Если не снимешь ее, я сам порву ее на куски, и другой одежды тебе больше не дадут. Обещаю, я оставлю ее. Позже, – свое слово Кайло сдержит. Ему не нравится даже мысль о том, что кто-то другой увидит ее обнаженную. Но она ведь не знает.

Рэй решается разом, точно ныряет в воду. Подхватывает полы старой туники и стягивает ее через голову. Ее кожа еще золотится, напитанная солнечным светом. Ее тело худое, с острыми ребрами, маленькой, совсем маленькой грудью, словно она еще подросток. Бледно-розоватые соски точно такие же, как он и представлял себе их. Идеально.

– А теперь ложись.

Ее страхом можно питаться. Пить как воду, им заполнен воздух, он плещется в глазах, он застывает на ее губах, разомкнутых на застывшем вдохе, искусанных до синевы.

– Что?

– Ложись, Рэй, – Кайло проводит пальцем, все еще измазанным в чернилах, по ее щеке, оставляя грязно-серую полосу. Как шрам, которым она наградила его, отпечатавшийся в кривом зеркале. – Сюда.

Ее единственное желание – бежать. Сражаться. Но без Силы она не способна ни на что. И потому поддается древнему как сама жизнь, единственно-верному инстинкту. Послушаться.

Она опускается на пол рядом с ватманом. Как можно плотнее прижимая ладошки к груди, стремясь закрыться. Слишком поздно.

Пошатнувшись в одну сторону, ей остается только двигаться обратно. По инерции. Пока не разобьется.

В этот раз он набирает чернил больше. Два пальца, указательный и средний, чтобы оставить идеальный след.

Начинает выводить с обнаженного, сжавшегося живота, смуглого, теплого. Ее кожа горит под пальцами, и не потому что страшно. Краска ядовита. Не смертельна, но ядовита. В этом заключался еще один урок.

Терпение.

Ему больно не меньше, и рука уже начинает онемевать, простреливая иголочками на подушечках пальцев. Чтобы оставить правильную надпись, следует быть спокойным. Осторожным, ведь краску уже не смыть, не исправить. Она впитается в кожу, раскрасит дымными пятнами и совсем нескоро исчезнет.

– Убери руки, Рэй, – он не приказывает ей.

Просит, и она – застывшая под его прикосновениями, сжавшаяся, только взгляд, единственное живое, что в ней осталось, умоляющий прекратить – внезапно покорно соглашается.

Ей больно, но она даже не вздрагивает, когда он касается ее сосков, окрашивая в черный, вырисовывает сложное плетение на груди.

Кайло пишет ее имя, Рэй из ниоткуда, покрывая черной вязью всю ее кожу, от шеи, выступающих ключиц, по ребрам, где кожа такая тонкая, что кажется, вот-вот порвется под нажимом, по животу и вниз, к пояску штанов.

– Нравится?

Она ведь не может видеть, только чувствовать. Вот почему еле сдерживается, чтобы не вздрогнуть, напряженная как струна. Идеальное полотно, чистое, принадлежащее только ему.

– Нет! – из ее горла доносится только слабый шепот, слабее порыва воздуха. – Пожалуйста...

– Хорошо, – он соглашается с ней. Так легко, что она снова осекается, не успев высказать все, что хотела. Теряется, не понимая, к чему это.

– Тогда я просто повторю, Рэй. Я буду делать это снова и снова, пока не понравится, – все просто.

В этот раз он набирает еще больше краски, и она течет, расплывается пятнами по ее телу. Как цепочка синяков, идеальное украшение.

Движения быстрее, нажим сильнее, и Кайло процарапывает ногтями дорожки, загоняя пигмент краски под кожу.

Ей больно, ей так больно, что она выгнулась навстречу, поджав пальцы ног. И выглядит так, будто сейчас кончит. Это красиво.

Он даже слышит ее тихий, сдавленный вой, он рождается внутри горла, оставаясь все там же, со всхлипами и криками. С нестерпимой болью, от которой не избавиться.

– Ты понимаешь, что тут написано? – спрашивает он ее еще раз. Откуда ей знать, как ей вообще понять, если все растеклось, смазалось, превратилось в мешанину чернильных завитков, прожигающих до кости. – Нет? – его рука онемела, потеряла всю чувствительность до локтя, точно ее отрубили, и измазанные черным пальцы больше не принадлежат телу, их можно отрубить, а он и не поймет.

– Н-н-нет... – Рэй заикается, вздрагивает раз, второй, теряя контроль над телом.

Одним движением он зачерпывает столько краски, сколько может, задерживая пригоршню вязкой жидкости в пальцах, истлевших от боли, кажется, до самой кости. И засовывает их под поясок штанов, под тонкую ткань трусиков, размазывая по лобку и складкам влагалища. Растирая клитор.

Теперь, когда боль смешивается с наслаждением, одно острее другого, она перестает сопротивляться. Судорожно бьется в его руках, как пойманное животное. Она кричит, она стонет. Она сгорает до костей.

– Там написано, что нет никакого покоя, Рэй, – он горит вместе с нею, потому что в этом весь смысл. Быть единым целым со своим произведением. Расшатать, пока она не вылетит из замкнутого круга, становясь чем-то новым. – Абсолютно никакого.

====== Bladerunner (Рэй/Дэмерон По, Рэй/Кайло Рен) ======

Комментарий к Bladerunner (Рэй/Дэмерон По, Рэй/Кайло Рен) Паразитируем на идее, так? На самом деле это вообще приквел к ненаписанному вбоквелу, и... да какая к черту разница)

У меня на такой случай припасен целый час музыки, это Sabled Sun – 2145, но мне кажется, Blade Runner – Zimmer`а будет не меньше в тему, да)

Я категорически за то, чтобы дописать этот приквел, где можно всфапнуть на Дэмерона, а затем перейти к Кайло. Да-да, хватит на всех)

От выжженной напрочь земли разило гниением. Разложившейся плотью, и Рэй поморщилась, зажав ладонью нос и рот. Подавила рвотный позыв и только тогда выдохнула, выпрямившись.

Не то, чтобы она не видела трупов, поживи на Джакку, и не такого насмотришься. Но то, что лежало перед нею, даже и трупом назвать язык бы не повернулся.

Скорее пятна, обугленные, застывшее тяжами разодранных синтетических мышц – они отливали синим в свете ультра-лампы, выдаваемой вместе с рабочей одеждой – и органы. Много органов, как на свалке какого-нибудь из заводов Хакс Корпорейшн.

– Они человеческие? – пробубнел остановившийся рядом Ункар Платт, ее непосредственный начальник и босс всей конторы. Ему-то досталась приличная маска, как хозяину всего этого места, и под углепластиком его расплывшаяся морда казалась какой-то желтой, мутной, словно у утопленника. Разве что высунутого языка не хватало.

– Понятия не имею, – покачала головой Рэй и глянула себе под ноги. По сути, чем они отличались, эти органы?

Что для пересадки людям или инородцам, что предназначенные для репликантов: нового поколения дроидов. Они были плотью. Мясом. Кровью.

Им причинили боль, это Рэй могла бы почувствовать и без своих способностей, единственного, что позволило вызвать ее посреди работы на третьем объекте сюда. На заброшенную свалку Ниджима Корп. Чтобы она могла рассказать, кто сделал это.

– Слушай, у нас не так уж много времени прежде, чем сюда нагрянет Отдел с их допросами, так что будь добра, посмотри внимательно. Как умеешь, – снова прервал ее размышления Ункар. Его голос звучал так умильно, как мог, но под всей этой фальшью прорезались нотки неминуемой расправы.

– Но я не... – она больше старалась не делать этого.

Даже во время возни с обшивками и прочим отжившим свое металлическим мусором пользовалась перчатками. Хотя у кораблей не было никаких воспоминаний, что они могли бы поведать ей...

Вот именно, ничего, поэтому Рэй и осталась тут. На мизерную зарплату, на окраине городка, который и на карту нанести не собирались. Вместе со своими железяками. А тут органы?

– Делай! – прогудел Ункар и надавил своей лапищей на плечо, вынуждая бухнуться коленями прямиком в обугленный пепел. – Или я уволю тебя, Рэй. И побыстрее.

Пепел оказался необычно мягким, теплым, словно ее заставили дотронуться до слоистых пластов, он даже пружинил под нажимом ладоней. И от него не оставалось ровно никаких воспоминаний.

Будто вместе с мясом кто-то захотел уничтожить всю возможную память.

– Как... – Рэй нахмурилась, отнимая ладонь от пепла и перенося ее к лежащему первым, совсем рядом, вскрытому сердцу, начиненному современной проводкой. Нет, снова ничего. Ни даже проблеска возможных воспоминаний.

Эта плоть была хуже, чем мертвой, уничтоженной. Она изначально была мертва.

– Это странно. Я не могу... я даже не знаю, откуда они тут.

В этом был ее талант, ее единственный дар и одновременно проклятье. Излишняя чувствительность, хотя у врачей было же какое-то другое название, слишком сложное, чтобы ей хотелось его запоминать.

– Ты говоришь, что не знаешь, кто пронес эту дрянь на мою землю?! – весь подобрался, набычился Ункар, еще больше напоминая мертвеца. – Дерьмо, ты что, хочешь сказать мне, что ТЫ не знаешь? Ты? Кого ты покрываешь, а? – он лихо для своей комплекции наклонился над Рэй, хватая ее за плечо и затряс, словно душу собрался вытащить. – Кто принес эту... дрянь? Кто хочет подставить меня?!

– Я не знаю, – ей было больно, и Рэй сжалась, чувствуя, что ее плечо вот-вот треснет от мертвой хватки. – Это не обычные органы! – она уже вопила во весь голос, не слыша себя. – Пусти!

Она еле вывернулась, пытаясь отползти. Жаль, что не заметила, как задела рукой да и большей частью спины один из выброшенных кубов, на котором были намотаны остатки мышц, и теперь от нее воняло разложившейся плотью.

– Еще раз попробуй и я... – в ботинке был спрятан вибро-нож, но она не успела достать его. Как и договорить.

К ним со стороны ворот приближались агенты.

Быстро же они добрались, небось вызвал не Ункар, тот-то сначала подчистил бы тут все, если надо залил топливом да поджег, а потом заявил бы, что донесение было ложным.

В отличие от нормальных людей, да и тех инородцев, что застряли в этом нищем городишке, агенты выглядели так, словно попали сюда с другой планеты. Все в одинаково черной, из дорогих материалов одежде, в затемненных масках-пузырях, укрывающих лица – может, хоть вони не чувствуют. С новенькими бластерами в поясной кобуре. С имплантами.

О, ничто так не заставляло завидовать Рэй, как эти импланты. Она бы с радостью отдала свой дар. Великая Сила, да она бы руки себе отрезала, только бы не чувствовать больше ничего, взамен на эти прекрасные, отливающие матовым блеском протезы, состоящие из сплошных изгибов и сочленений.

Увы, ее собственные конечности такой красотой точно не могли похвастаться.

– Ункар Платт? – прошелестел искусственный, измененный модулятором шлема голос агента, возглавляющего отряд. Он был ниже остальных, но почему-то казался главным. Весомым. То ли за счет плеч, то ли из-за осанки, позволявшей ему держаться так, будто он был готов ко всему. И все равно оставался невозмутимым. Даже ступив в обугленный пепел. Или в окровавленные кишки. – Старший агент Дэмерон По. Нам поступил вызов насчет обнаруженных органов. Так?

– Так, – недовольно кивнул Платт. Он был обязан подтвердить все. В конце концов, если не найдут того, кто принес это все на свалку, могут и на него повесить. Не в первый раз такое случалось в городках вроде Джакку, правда, до агентства не доходило, местная полиция разбиралась. – Вот пришел посмотреть, что да как. Сам только что...

– А вы? – агент скрестил на груди руки, поворачиваясь к Рэй, и та машинально дернулась.

– Я... – что она должна была сказать? Дар? Какой дар, да ее на смех поднимут.

Доктора, исследовавшие Рэй – это была чисто номинальная проверка, всего одна печать, чтобы допустить ее к работе с вредными материалами и веществами – сказали, что никогда такого не видели. Это аномалия, и в конечном счете она когда-нибудь станет причиной генетических нарушений. – Я просто... тут... – Рэй вытерла руки о бедра, оставляя грязно-ржавый, тошнотворный след.

– Она нашла их. Я прибыл сюда, как только она мне сказала, – быстро пробубнил Ункар, не дав ей договорить.

– Вы?

Как удачно, что от вонючего воздуха ее снова замутило. Запах гниения снова вернулся, и вообще не стоило ей соглашаться приходить сюда. Рэй закашлялась, проглотив ругательства. Теперь еще и на нее повесят.

– Что вы здесь делали?

– Я... – Рэй скривилась, пытаясь подобрать правду, что не прозвучит ложью. – Я работаю в отделе по переработке ненужных запчастей. Забираю оттуда, приношу сюда. Забираю отсюда и возвращаю обратно. Вот и все.

О, это была самая большая беда человечества на данный момент. Что планета, что колонии не справлялись с громадным количеством мусора, его же нужно было куда-то девать. Небольшие заводики по переработке ценились побольше ферм с синт-едой, особенно в таких захолустьях, где от земли ничего не осталось.

Так что агент поверил.

– Мы побеседуем с вами позже, мисс. Здесь или в отделе. Встаньте и пройдите к сканерам. Снимем ваши отпечатки, и можете быть свободны. Пока. Ваши тоже, – и агент развернулся, прикасаясь к своему шлему. Теперь его голоса не было слышно, зато остальная ватага в черном, все это время державшаяся возле ворот, рядом с одинаковыми гладкими аэрокарами, разом зашевелилась.

Удобно. За новыми технологиями действительно было будущее. А такие, как она, подумалось Рэй, оставались за бортом. Она атавизм, сказал тогда один из докторов. Понимаете, Рэй, это особенный ген, и мы сожалеем, что не можем избавиться от него. Ваши родители... – если они вообще существовали – не должны были позволить вам появиться на свет. Они не должны были обрекать вас на такое существование.

Блондинка с неразличимым именем на бейдже, которой Рэй была обязана показать свои руки, только сердито цыкнула, глядя на измазанные в гниющей крови и пепле перчатки.

– Вы были в них все время?

– Ага. Никогда не снимаю их, – торопливо произнесла Рэй. Никогда и ни за что, вот первый и единственный девиз человека, которому на сто лет не сдался этот жуткий дар.

– Тогда нам придется забрать их. Чтобы сверить волокна. Вы же не против?

– Да, конечно. Вам они нужнее, чем мне.

Конечно, Рэй не была против. Только бы не касаться никого, ну и разделаться со всем поскорее.

А так, чтобы они ее отпустили... она готова была отдать и собственную форменную куртку, потому что та тоже была безнадежно испорчена чужой кровью и слизью. Но увы, под одеждой Рэй носила только легкий бандаж, а светить почти голой грудью перед незнакомыми людьми, и тем более перед ее боссом, Ункаром, вообще не входило в планы. Ни в какие.

Так что оставалось только задирать голову, как можно дальше от вонючих пятен, и старатся дышать через рот, короткими, резкими вдохами.

– Вы нашли их?

– Ага, – Рэй все еще смотрела, как быстро и слаженно они двигаются по свалке – черные пятна, опускающиеся над одной лужей крови, снимающие плоть со ржавых остовов, и уносящие их к белым ящикам. – А зачем они собирают их? Почему не исследовать на месте?

– Время не позволяет нам. Мы оставляем это для лаборатории. Пусть там разбираются. Знали бы вы, сколько таких... – и женщина под полупрозрачным колпаком шлема поежилась, точно ей стало холодно. – За последнюю неделю вы третьи.

– Третьи? Вы имеете в виду органы? Или массовое захоронение на свалке? – новости не умолкая твердили о новом законопроекте Сноука, о постройке пятой колонии, но ничего, совершенно ничего – о сумасшедшем, разбрасывающем ошметки мертвой плоти в безлюдных местах.

– Вам лучше не думать об этом, – внезапно улыбнулась женщина, так фальшиво, что Рэй поняла, ей тоже было не по себе. – Все будет хорошо. Агенты знают свое дело.

Блондинка заткнулась ровно в тот момент, когда кто-то потрогал Рэй за плечо. Прикосновение было таким легким и аккуратным, что сначала Рэй даже не поняла, и только затем, повернувшись, столкнулась с агентом лицом к лицу.

Да, они были почти одного роста. И все же он... он внушал какое-то подсознательное опасение. Может, из-за черного костюма, неживого, потрескивающего металлом голоса и невозможности видеть его лицо?

– Рэй?

– Да, – она потерла обнаженные – как некстати – ладони и попыталась спрятать их в карманы. – Я Рэй.

– Вы нашли их, так?

– Мгм, да, – ей пришлось поверить в эту ложь, чтобы сказать достаточно четко и решительно.

– Когда?

– Я пришла сюда буквально перед вами.

Ункар, втянувший ее в этот кошмар, и он же единственный, кто мог прикрыть ее, стоял, нагнувшись, над одним из окровавленных пятен, что-то яростно втолковывая агентам. Наверняка жаловался, как тут все хреново. И как он ни в чем не виноват, вот же... И подсказать Рэй, что вообще следовало сказать, он тоже никак не мог.

–Тут... тут никого не было. И я не думаю, что убийца оставил их на свалке сегодня. Они гниют. Земля пропиталась кровью и высохла. А пепел успел расслоиться. Такому не день нужен, и даже не два.

Агент сразу же наклонил голову, словно среди бесполезной шелухи нашел что-то необычное, и Рэй тут же заткнулась. Великая Сила ей вообще не следовало говорить. Заткнись, Рэй, пока не выболтала еще чего. Например, свои секреты...

– Хорошее наблюдение. Что-то еще?

– Ну... На свалках больше нет камер наблюдения. Наш босс, – и Рэй мотнула головой в сторону Ункара, – он отказался от наблюдения за прилежащими территориями. Нехватка ресурсов и все такое. Так что вы от него ничего не узнаете.

Это было обычной практикой. Удивительно, как в их отделе еще не заменили на дроидов. Те, конечно, работали быстрее, но стоили куда дороже.

Да и замена запчастей обошлась бы Ункару в кругленькую сумму. Это же не Старкиллер-сити какой, так, Джакку.

– Простите, если больше ничем не могу помочь, – она пожала плечами и еще глубже засунула руки в карманы, когда он придвинулся ближе к ней. Нарочно? Но зачем ему было пугать ее?

– Спасибо, Рэй, – за стеклом шлема не было видно ничего, но все же Рэй показалось, что он все рассматривает ее. Так внимательно, как будто она была частью головоломки. И не просто песчинкой, застрявшей между двумя шестеренками. Отнюдь нет.

Неловкая пауза не затянулась надолго, и агент кивнул той самой блондинке, что уже успела упаковать перчатки, принадлежавшие Рэй в зеленый пакет.

– Нам пора, Каре.

Остальные агенты уже тоже закончили со сбором плоти и сейчас сгрудились возле крайнего черного аэрокара, загружая ящики с образцами.

– Стойте, – Рэй остановила его, когда агент уже собирался садиться в свою машину. – Я не знаю... Насколько это вообще важно, – она знала, что должна рассказать ему все. Не так, чтобы он счел ее сумасшедшей, но так, чтобы понял. – Я работаю в третьем отделе. Мы... Мы забираем вышедшие из пользования корабли, аэрокары, все, что несет в себе металл. Ну, кроме, имплантов, конечно, – она невесело усмехнулась. Дал бы им кто эти импланты...

– Вы знали, что на данный момент есть больше двух тысяч различных видов кораблей? И это только те, что должны путешествовать от нас к колониям. Так вот, – она не хотела задерживать его, потому что остальные агенты уже расселись по своим машинам и ждали только его. Да и маячившая вдали фигура Ункара казалась недовольной. – Так вот, детали должны быть универсальными. Чтобы в случае чего забрать их и переставить на другой корабль. В этом весь смысл. Эти органы... – эти органы были мертвыми. Изначально. – Эти органы такие же. Но ведь... этого не может быть. Так?

Он задумался. Снова наклонил голову, разглядывая Рэй сквозь непрозрачное стекло. И ее снова царапнуло ощущением, будто он пытается прочесть ее мысли. И понять, кто она.

Это длилось всего секунды три, бесконечные секунды, за это время Рэй даже не вздохнула, не пошевелилась, но по затылку побежали мурашки.

А потом отвернулся, прикасаясь к шлему, словно давая понять, что разговор окончен, и завел двигатель.

Рэй отступила назад, позволяя аэрокарам проскользнуть сквозь ворота и исчезнуть за защитным куполом.

Действительно, зачем ему было выслушивать этот пространный бред про детали?

Но она надеялась, что он поймет. Рано или поздно, до него дойдет.

– Возвращайся к работе, – прогудел Ункар, когда они остались вдвоем, разглядывая опустевшую мусорку. Агенты унесли с собой все, что смогли. Но не запах. – А я позову бригаду зачистки. Пусть пройдутся тут сверху. Какой кошмар, теперь они перетрясут все сверху донизу, и мы не успеем с... – он продолжал кряхтеть, качать головой и возмущаться.

Похоже, агенты пообещали посетить его не раз и не два, а если учесть, что кроме официальной деятельности по утилизации сырья у Платта был еще один, подпольный бизнес, он оказался по уши в дерьме.

– Ну? Чего стоишь?

Рэй поморщилась. От нее отвратительно воняло, а сменная одежда осталась дома. Просто отлично.

Ее нынешнее жилье, уж куда получше приютского общежития, больше напоминавшего казармы, располагалось на противоположном конце Джакку, у самого въезда в город. Когда-то здесь еще стояли заборы, висели таблички, жизнерадостно утверждавшие, что эта зона свободна от радиации. Но все дело было в том, что не радиация убивала города.

Люди сами сделали это.

Занесенное красным крошевом, сыплющимся с неба, с заколоченными ставнями и узкими щелями вместо окон, выглядело оно... атмосферно, если не сказать, угнетающе.

Свою хибару – четыре стенки, высокие балки, словно ее могло затопить морем, было бы оно еще где-то, это море, – Рэй сама собирала. Из деталей, оставшихся от кораблей. Кое-то пришлось выторговать у Ункара, например, замки, чтобы никто другой не додумался влезть к ней в ее же отсутствие. Хотя... было бы что красть.

Единственный голопад, редкость и самую ценную вещь в ее распоряжении, Рэй старалась носить с собой. Не потому что любила новости или все эти идиотские передачи по голонету. Просто он был единственным, что хоть как-то связывало ее с бесконечным миром информации.

Знания были куда более ценной вещью, чем все ее остальное барахло, чем сами стены, чем сама Рэй.

«Органы. Хакс Корпорейшн» быстро набрала она на голопаде и уселась перед ним, пережевывая черствую булку.

Ссылок высветилось на четыреста вкладок вперед, и это только основное.

Рекламу Рэй отмела сразу. Новые импланты были слишком дорогими даже для того, чтобы подумать о них. Не задохнись от жадности, Рэй, закашлялась она, колотя себе кулаком по спине, когда крошка не туда попала.