Текст книги "100 shades of black and white (СИ)"

Автор книги: Shagel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 65 (всего у книги 72 страниц)

Рэй все же прыгает, размахивая руками, но потом понимает, что это бесполезно. Нужно идти к Ункару. И это будет уже после работы, на которую она вот-вот – черт бы побрал этого Рена! – опоздает.

Камеры, конечно же, никто убирать не станет, Ункар только довольно потирает лапищами, так что скорее всего договор был такой, что все они останутся домовладельцу, когда Рен съедет.

Но это не устраивает Рэй.

– Это вообще-то вторжение в частную жизнь! – она еле сдерживается, чтобы не нагрубить Платту. Тот, конечно, не выставит ее вон, за аренду уплачено на полгода вперед, но сделать жизнь хуже – это запросто.

– Он поступил правильно, вообще-то, – удивительно, как от нелюдимого мудака Рен превратился в нормального жильца для Ункара. – Лампочки теперь бить не будут. Всякие...

Он смотрит на Рэй так, словно это к ней постоянно ходят какие-то непонятные бандиты с бейсбольными битами наперевес. Чтобы лампочки бить.

– Эй! – Рэй тарабанит в дверь Рена изо всех сил. Сегодня выходной, так что разговоры по душам в лифте откладываются. – Рен! – отвешивает она пинок ни в чем не повинной двери. – Слушай, это просто...

Он умеет быть тихим, и сейчас, когда дверь резко открывается, чуть не сбивая ее, Рэй застывает, словно пойманная с поличным за чем-то нехорошим. А она всего-то шла разобраться с камерами.

– Я... – осекается она.

Ее сосед явно с душа, и его... ну просто чертовски много. Слишком много обнаженного торса, блестящего от воды, и мелкое полотенце на плечах вообще ничего не скрывает.

Он будто все еще из того боевика, только рейтингом повыше, потому что такие мышцы ни за что нельзя прятать.

– Я насчет... камер, – все же удается ей закончить, не прикусив язык и не подавившись слюной. – Убери! – на зрелища она не падкая, ни разу. Или все же да... О черт!

– Убрать? – его тон слишком насмешливый, чтобы воспринимать все всерьез. Он над нею просто издевается, а Рэй глаза свои никуда увести не может.

Сколько на нем шрамов, ого.

– Сними хотя бы ту, что смотрит на мою дверь, – Рэй концентрируется на самом безопасном. Ручке двери, которая в опасной близости от джинсов, облегающих бедра. Темная дорожка волос уходит вниз от пупка и под пояс... господи, черт бы его побрал, да как тут сосредоточиться?!

– Нет, – отрезает Рен, заставляя ее поднять глаза. – Это все?

За его широченной спиной темно, ни пятнышка света, будто он привык жить по ночам. Как есть вампир.

– Ты не можешь. Это моя дверь! – последний аргумент все равно почему-то кажется ему неубедительным.

– Все еще нет. Пока, Рэй, – и он захлопывает дверь прежде, чем отваливается ее челюсть.

Он назвал ее по имени?

Этого достаточно, чтобы ночью он пришел к Рэй во сне.

Она ненавидит эти сны чуть ли не больше, чем кошмары о приюте. В тех, вторых ей всегда нужно бежать от кого-то из прошлого, кого-то страшного, кого-то... ищущего ее. А в этом она ворочается с одного бока на другой, и все тело горит от невесомых прикосновений мужчины, чье имя она так и не знает.

– Рен, – стонет Рэй, чувствуя, как он заполняет ее целиком, всю без остатка, проникая не только в тело, но и в разум, и устраивается там, – пожалуйста... – она выпрашивает так, словно это последний вдох перед погружением. Тянет за черные колючие волосы, обвивающие ее запястья крепче веревок.

И он берет ее на руки, вытаскивая из одного мира в свой, где темно, где нет ничего, кроме мрака и ярких пятен камер по углам.

И сон уходит, распадается, а Рэй приходит в себя под дверью снаружи. В одном белье, она стоит под камерой и раскачивается со стороны в сторону, словно безумная. или потерявшаяся.

Она снова начала ходить во сне, и это дурной знак.

Без пяти двенадцать его нет, и Рэй стоит внизу в холле, нетерпеливо поглядывая на часы. Тесные шпильки стискивают ступни хуже кандалов, а платье такое узкое, что можно задохнуться, но она чувствует себя... готовой.

Три, два, один...

Она ступает в лифт и поворачивается вовремя, чтобы заметить его тень, скользящую по холлу. Пальто, перекинутое через руку, лишь слегка скрывает тревожный оттенок алого, расползшийся по телу.

– Привет, Рен, – Рэй нарочно отступает к самой стенке, чтобы он не смог до нее дотронуться, даже случайно. Это словно объявление войны, даже лучше перчатки, которой можно было бы хлестнуть по его бледному лицу.

Он рассматривает ее всю, снизу – от лаковых шпилек, сегодня вознесших Рэй на подобающий пьедестал, – и до глухого ворота, стянувшего шею намертво, но оставившего достаточно разрезов, чтобы найти в них уязвимые места.

– Догнала все же? – глухо басит Рен, и лицо его кривится еще больше, хуже маски, кажется, вот-вот разломится на две части и упадет. А глаза черные, острее игл, и в них ничего, кроме ненависти.

А потом он отворачивается, ставя точку в не начатом разговоре.

И это... ошеломляет. Точно по лицу ударили ее.

– Ага, – Рэй стискивает в руках пальто, держится за него, а спиной опирается на стенку лифта. Если дернет, она точно упадет.

В этот раз Рен не долбит по кнопке, бьет всего один раз, но этого достаточно, чтобы створки лязгнули и закрылись сразу. И пальцы его так и ходят, сжимаясь и разжимаясь, достаточно, чтобы Рэй вспомнила вчерашний сон.

И руку на горле.

Он стоит спиной к ней, как обычно, у самого выхода, готовый сорваться и унестись, а лифт ползет так медленно, словно в ад, что Рэй не выдерживает. Набирает полную грудь воздуха, понимая, что любой вдох, стон или шорох привлечет его внимание.

И тянет пальцы к разрезу на платье, подныривая под него, сдвигая в сторону белье. Она гладит себя украдкой, слишком аккуратно, и все тело горит, наливаясь изнывающей слабостью.

Это полное безумие – смотреть на его спину, затянутую в черное, на все еще вздрагивающую ладонь, на затылок, представляя, что она запускает туда свои пальцы, оттягивая за волосы, назад, к ней. Вынуждая стать перед ней на колени и целовать бедра, ласкать, как это делает она сама.

Это бесконечные минуты по пути в ад, и Рэй стискивает ноги до боли, вытягиваясь на шпильках, задыхается от жара, и присутствие Рена только подстегивает ее.

Она кончает, когда лифт останавливается. Их встряхивает, и на мгновение свет гаснет, а Рэй закрывает глаза и делает первый вдох, теряющийся среди скрипа. Она еле стоит, еле держится вообще, она понятия не имеет, смотрит ли на нее Рен. Понял ли он, что вообще произошло?

Когда она открывает глаза, его в кабине уже нет. Его темная спина мелькает у двери, захлопывая с такой силой, что с потолка сыплется крошка.

А посреди ночи ее будит звонок от Финна. Телефон какое-то время жужжит, не умолкая, а затем экран гаснет, и Рэй лежит в темноте, прислушиваясь.

Она знает свою квартиру наизусть, каждую половицу, и все места, где они скрипят.

Он – нет.

Но теперь все не так, это скорее продолжение сна, чем реальность, и Рэй шевелится на постели, скидывая с себя покрывала. Одно за другим, толкает к ногам, раскрываясь все больше. Выгибается, выстанывая то имя, что знает, Рен как ничто, и привычным движением запускает пальцы в трусики.

– Рен... – выдыхает она. – Рен...

Он смотрит из темноты, и этого достаточно.

====== Karpman triangle (Хакс/Рэй/Кайло Рен) ======

Комментарий к Karpman triangle (Хакс/Рэй/Кайло Рен) О благословенна будь пятница, госпожа разврата и выходных.

Очень осторожно, тут у нас странный треугольник, да еще приправленный Карпманом, сияющая Рэй, стремный Кайло и очень оосшный Хакс, которому достаются все лавры, хаха, нет)

Для Rem_K, моей прекрасной кровавой музы, because I can).

А на затравку в ритме – Lance Desardi – Seem to be Scared

Когда его наконец отпускают домой – пару дней в лазарете все равно что вечность в аду, переполненном сочувственными гримасами, – она сидит на кровати Кайло и неловко ворочается в гнезде из покрывал, старательно подтягивая их к плоской груди.

С его места Хаксу сейчас виден только ее затылок – спутанные волосы такие светлые, что в лучах солнца напоминают нимб, воссиявший над головой ангела. И кусок щеки, опухшей, темно-синей.

Кажется, ей здорово досталось этой ночью.

Девушку зовут Рэй, Хакс знает ее, видел пару раз на общих лекциях. Она одна из новеньких, такая вся примерная. Хорошая девочка из ниоткуда, с высшим баллом и бесплатной стипендией.

И, кажется, тусила с ебучими «бунтарями», так что из всех возможных вариантов Рэй – последняя, кого вообще можно представить в постели Рена.

Но все же она тут, устроившаяся в коконе покрывал, больше всего напоминающая ангела с перебитыми крыльями, вывернутыми лопатками на сгорбившейся спине.

Вся в свежих синих пятнах, здоровски напоминающих чью-то пятерню, смявшую кожу до следов, в багровых засосах, спускающихся по шее вниз. В бурой подсохшей корке поверх воспаленных порезов – сколько их было, три, пять? Сколько она выдержала прежде, чем начала вопить от боли?

Рэй оборачивается и смотрит на Хакса удивительно спокойным, почти обреченным взглядом, моргает сонно, ничуть не удивленная его появлением.

И солнце, льющееся из обломавшихся жалюзей, повисших на тонкой нитке, накрывает ее золотистой вуалью. Загорается на кончиках выгоревших ресниц, прячется в уголках набухших до крови губ.

– Хэй, Хакс, – шепчет она тихо, сорванным голосом, и тянется за первой попавшейся майкой. Конечно же, Реновской, той самой изодранной и всей в подозрительных темных пятнах. Она что дура? Не в курсе, что нельзя трогать одежду Кайло? О черт, вот только этого не...

Хакс на автомате делает шаг, чтобы успеть остановить непоправимое, и под ботинком что-то хрустит, размалываясь в крошку.

Теперь-то он замечает, что не только жалюзям капец. Весь пол усыпан, усеян сброшенными с полок книгами, бумагами, среди которых и его пояснительная к завтрашнему докладу. На самой середине, ровно по полосе, разделяющей комнату на две части, разбитый торшер, согнутый в дугу, а на краях осколки поблескивают знакомыми бурыми пятнами.

Все срезал? Или что-то оставил на память? Хотя бы пару перышек, например.

Ощущение такое, будто по комнате ураган прошелся. Ураган по имени Кайло Рен, не пощадивший ничего и никого на своем пути.

– Какого хера... – Хакс бросается к папкам, которые он вообще-то оставлял на столе. Теперь их можно сразу выкидывать, все измятые, выпотрошенные, все в следах от подошв, небось специально потоптался. – Я ж его просто...

Гребаный-мать-его-Рен, нужно было оставить его на пару дней, чтобы вернуться в самый настоящий постапокалипсис.

Он бурчит себе под нос, собирая ошметки страниц, складывает их в стопку, стараясь так, чтобы хоть как-то ровно, а под кожей уже так и зудит, чешется, поднимаясь к локтям. Надежное решение всех его проблем.

– Подожди, дай я помогу, – все так же неловко шевелится Рэй, приподнимаясь на постели. Она скидывает с себя покрывала, и Хакс мельком видит ее смуглые бедра – тоже голые, конечно, чего еще он ожидал.

Они все в шрамах, одни старые, выцветшие, ровным частоколом полосок, другие посвежее. А вот цепочка багровых пятнышек по внутренней стороне до самого паха свежая. Вчерашняя.

Рэй растерянно вздыхает, спуская на пол в самую кучу осколков босые ступни. Одна из лодыжек уже распухла, потемнела, обвитая тонкой блестящей цепочкой, другой конец которой теряется где-то под кроватью.

Небось вокруг ножки, намертво ввинченной в пол, чтобы не скрипела, не ходила ходуном во время секса, закреплено. Надежно и просто.

– Вот дерьмо... – смотрит на него Рэй, так жалобно, так неуверенно, точно он лучше нее знает, что происходит. Что произошло вчера.

И действительно.

– Вот дерьмо, – повторяет за нею эхом Хакс и хватается за телефон.

Первое, что делал Рен после своих ночных загулов, это избавлялся от девушек, выкидывая их в коридор вместе с одеждой.

Но не от Рэй, она же еще тут. С ней все не так, и это сводит его с ума.

Он набирает раз пятнадцать, выслушивая долгие гудки, прежде чем этот мудила сбрасывает, а затем присылает одно короткое сакраментальное сообщение: Присмотри за Р, скоро буду.

За это время Хакс сгребает все сломанное, разбитое в кучу, сметает осколки, рассортировывает те страницы, что еще уцелели. Монотонность действий – единственное, за что цепляется его мозг сейчас.

Он отделяет желаемое от необходимого – расчесать руки до крови успеет в какой-нибудь другой раз.

Маленький ангел с разукрашенным синим лицом все еще сидит на постели, совсем чуждый этому месту, где темно словно в логове паука, завешено плакатами и уродливыми фотографиями.

Рэй разминает искусанные плечи, позвякивает цепью, которой вполне достаточно, чтобы она могла добраться, скажем, до туалета.

Но не до двери, чтобы наутек, пока есть шанс. А он есть?

И тут же, словно одна мысль способна призвать дьявола, заявляется Рен. Как всегда здоровенный, занимающий собой все пространство, он с порога сует Хаксу картонную коробку, в которую втиснуты три обжигающе-горячих стаканчика с кофе.

– Вот, – передает Кайло ему пакет, – держи, – и кофе там как всегда черный, горький, никакого сахара, сплошная дрянь, а сам направляется к Рэй.

Становится перед ней на колени, ни дать ни взять черный король перед босой нищенкой в чужих лохмотьях. И даже слова не говорит насчет его майки, открывающей худое, покрытое веснушками плечо.

А Хакс еще помнит тот раз, когда Кайло только заселился.

– Тронешь хоть раз что-то мое, и я вырву тебе горло, – сказал тогда Рен, и это прозвучало достаточно убедительно.

Но, кажется, сегодня тот день, когда на правила можно наплевать.

И пока Хакс цедит сквозь зубы обжигающую дрянь, кисло-горькую, точно туда яду насыпали, и наводит порядок на столе – синее к синему, уцелевшие ручки в верхний ящик, он все еще искоса посматривает на этих двоих, занявших собой почти все пространство комнаты. И дело ведь не в размерах стен и пустоты между ними.

Кайло аккуратно осматривает лодыжку Рэй, расстегивает цепочку, наматывает на ладонь и сгребает в карман этот звенящий, измазанный кровью комок звеньев.

Зацеловывает оставшийся на коже синий след, зализывает выступившие капли крови, будто это хоть как-то исправит все, а потом поднимает Рэй на руки и как есть, голую, вздрагивающую от боли, тащит в душ.

В ту тесную кабинку, где и одному места мало, захлопывая за собой дверь, и там среди шума воды слышны тихие жалобные стоны и монотонный стук тела о пластиковые створки.

Кайло ведь любит это – резать по-живому. В свежей ране всегда больше крови.

И возвращается он первым, весь мокрый, взъерошенный, одежду хоть выжимай, и на полу цепочка следов – поскользнешься, так там и убьешься, хмыкает Хакс, забившись в свой угол вместе с остатками доклада.

– Это нелепо, – пытается он воззвать хоть к каким-то остаткам разума в его безумной башке, – она не может остаться только потому, что кто-то перепутал ее имя в списках. Реймонд Ниджима вместо Рэй, надо же, это почти смешно.

– Это мужское общежитие, Рен. То, что она здесь сейчас – всего лишь чья-то ошибка.

– Это судьба, – перебивает его Кайло таким тоном, что лучше сразу заткнуться. – Хотя что ты можешь знать об этом, – насмешливо хмыкает он. – А вот и ты, малышка. Иди сюда.

Они оба поворачиваются к двери, где стоит Рэй, босая, обнаженная – худое плоское тело, загорелая кожа, раскрашенная всеми оттенками багрового, острые темные соски, гладкая выбритая промежность – и никакого стеснения. Все, как нравится Рену, идеал из идеалов.

– Ты порвал ее, – она говорит, скорее всего, о майке, о чем еще же. – Мне больше нечего надеть. А мои вещи ты спрятал...

– Можешь попросить что-нибудь у Хакса, – поддевает его Рен. – Он отдаст с радостью, чтобы только не пялиться на тебя, так ведь?

О да, меньше всего Хаксу хочется, чтобы этот придурок выломал ему кадык или выбил глаз.

– Держи, – он протягивает Рэй свою чистую, выглаженную рубашку, стараясь не касаться даже кончиками пальцев, но по рукам уже ползет зуд, поднимается к локтям, так и горит огнем. – Можешь не возвращать.

И та принимает одежду с благодарностью, накидывая на плечи, закатывает рукава, делаясь еще тоньше, меньше и беззащитнее под белым покровом, возвращает свою ангельскую белизну.

– Спасибо, – ее руки ловко скользят по затылку, перебирая влажные пряди, скручивают в пучки и закрепляют резинками, которые подает ей Рен. Со стороны настоящая идиллия, от которой несет все нарастающим безумием.

– Это твое? – интересуется Рэй, перебираясь на руки к Кайло. Она прячется в его объятиях, жмется с трогательной для той, кому засадили кулаком по скуле накануне, доверчивостью. И указывает на маску, висящую над кроватью. – Какая... красивая.

Какая уродливая, хочется перебить ее Хаксу. Стертые края, покоробленные от времени и пожара, эта дрянь принадлежала Скайуокерам, только не Кайло. Нет, она Энакина, того самого чокнутого душителя и пиромана, который чуть не прикончил всю свою семью.

Так что да, досталась Рену по праву, скалится по ночам из темноты, охраняя кошмары.

– Ага, – он даже позволяет ей привстать, дотронуться до святыни, невесомыми прикосновениями оглаживая исцарапанные кривые глазницы.

И это его заводит, еще как заводит – в ответ Кайло нажимает на опухшую лодыжку. Сдавливает пальцами, заставляя Рэй морщиться, балансируя на другой ноге. Он подается вперед и трется щекой о ее колени, оскаливая зубы перед новым заходом.

Солнце за сломанными, беспомощно обвисшими жалюзи багровеет, а значит, немного осталось.

Ночь уже близко, понимает Хакс, выдираясь из вязкости замкнутого мирка, заполненного этими двоими. И беда в том, что ему самому некуда спрятаться.

Он вылетает за дверь так быстро, что это напоминает жалкое бегство, и в ушах слышится раскатистый смех Рена.

Хакс возвращается в сумерках.

Давится вечерней прохладой, прячется на пролете между их с Реном последним этажом, где больше нет других комнат – у племянника директора все самое лучшее.

И наконец сдирает повязки, расчесывает зажившие царапины снова, новое поверх старого. И с каждым кругом – ногти, кожа, боль – зуд до локтей становится тише, а сквозь звенящую пелену пробивается другой вой.

Гремит музыка, на весь пятый, слава богу, что выходной, хотя не то чтобы Рена это когда-то волновало.

И слегка глушит стоны и вскрики Рэй, доносящиеся из-под двери.

Та еще дергается под Реном, придавленная к полу, даже делает попытки выбраться, но ее беспомощное трепыхание – он с легкостью раздавит ее, если захочет – только возбуждает Кайло. И того не смущает возвращение Хакса, его вообще ничем не взять, он даже поднимает ладонь в знак приветствия, а затем подхватывает Рэй за бедра и сильнее насаживает на свой член.

– Смотри, кто вернулся, малышка... Поздоровайся с Хаксом.

И она что-то стонет в ответ, а сбитая скула кровит, пачкая искривленное гримасой наслаждения тонкое лицо.

Приходится переступить через их тела, сплетенные вместе, чтобы добраться до спасительного островка собственной кровати, но Хакс все еще видит их – обнаженная спина Кайло блестит от пота, слышит их хриплые стоны в унисон, и по комнате плывет терпкий запах возбуждения.

От этого никуда не деться.

И он принимается терзать запястья, загоняя остриженные ногти как можно глубже.

Рен успокаивается спустя бесконечные полчаса, вытрахав из Рэй остатки сознания, сползает с нее и распластывается по полу рядом, занимая последнее свободное место. Хрипло дышит, затягиваясь так глубоко, что принимается кашлять, сбивает пепел куда-то в сторону и с весельем во взгляде рассматривает Хакса.

– Ты знаешь, – после секса в нем нет ничего, кроме сытого удовлетворения, приправленного ядом, – однажды я его чуть не трахнул, – он обращается к Рэй, и та вяло шевелится, прижимаясь к Кайло, прячет свое лицо на его груди, но слушает. Прекрасно все слышит.

– Хотел прибить его нахрен, а потом подумал, а какая разница, можно же и так... Помнишь, Хакс? Помнишь, что ты сделал?

Кайло все смеется, задыхаясь от дыма, докуривает до фильтра и гасит о пол, вычерчивая кривую полосу.

– Он сбежал, – наигранно громко шепчет он Рэй. – Но дело в том...

Дело в том, и Хакс знает это, лучше остальных, кто переступал порог этой комнаты, кто хоть раз в жизни оставался с этим ублюдком наедине, что...

– ... что от этого не сбежать. Все возвращаются, – гладит Кайло Рэй по волосам, и его пальцы спускаются ниже, рисуя узоры на расправленных крыльями лопатках. – Как ты, например, и он. Как все.

Едкий дым лезет в глаза, вызывая резь до слез.

А ночью Рэй перебирается к Хаксу, скользит с одной постели на другую, звеня тонкой цепочкой, вернувшейся на свое законное место. И Хакс обреченно подставляет ей ладонь, ловя в темноте, чтобы не ударилась о угол. Укрывает их с головой, хотя ему все еще так жарко, что вот-вот сгорит.

Она оставляет прохладный след от ладоней на лбу, на щеках, на шее, и ловит дыхание своим ртом, втягивая с еле слышным свистом.

– Не... – он пытается остановить ее руку, настырно протискивающую вниз, к резинке пижамных штанов, потому что смотреть – это одно. Но за одно прикосновение Кайло убьет его на месте. – Не надо...

От Рэй еще пахнет Реном, его потом, но этот запах слегка сбивает другой, свежий, исходящий от его собственной рубашки, все еще накинутой поверх голого тела.

Но она только качает головой, и ее волосы щекочут нос.

Ее пальцы безошибочно находят член и скользят вверх-вниз, постепенно наращивая темп. Слишком уж хорошо для непорочного ангела, свалившегося на чью-то голову из-за одной ошибки в списках.

– Ты не понимаешь, – одним движением Рэй сбивает покрывало вниз, к ногам, возвращая остатки воздуха и белеющий в темноте оскал маски на стене напротив. – Он знает.

Она скользит, упираясь коленями, вжимается так, что на мгновение он чувствует все ее острые косточки. И крылья ребер, впившиеся в его живот.

Сама облизывает его пальцы и направляет вниз между нежных складочек, прикладывая к клитору, нажимает и отпускает. И задает нужный ритм, достаточно жесткий и быстрый, чтобы догнать его.

Хакс сдавленно стонет под ее острыми зубами, впивающимися в кожу, под влажным языком, под щекочущим покрывалом из волос. Под пальцами, стискивающими его член, и где-то на грани между оргазмом и беспамятством он слышит другой стон. Не его, куда ниже, он несется из темноты и накрывает с головой, а Рэй захлебывается, насаживаясь на его руку.

В три часа, точно по какому-то неслышному звонку будильника, Кайло подрывается в темноте. Он размахивает руками, воет что-то нечленораздельное, скрипит зубами, а затем, найдя то единственное, что может его успокоить, кидается на Рэй. Кусает ее за шею, за плечи с такой силой, что та подвывает в ответ, но и не собирается отпускать.

– Вот так, – всхлипывает она, вцепливаясь в его волосы, чтобы хоть как-то ослабить хватку, – подожди... Хакс...

А он уже рыщет по столу, сбивая в темноте все, что плохо стоит. Или лежит.

Таблетки должны быть там, как обычно, но сейчас проще наткнуться на иглу, загнанную в угол, чем на знакомый блистер.

– Где они? – она должна была видеть их накануне. Потому что приступы повторяются каждую ночь, и если Рэй выдержала вчерашнее, то только потому что Рен наглотался их до тошноты.

– Джинсы, – стонет она, а затем вскидывается, выдираясь из кольца рук, и кровать ходуном ходит, хорошо хоть к полу намертво привинчена. Что-то трещит, и Хакс понимает, это Рэй – она раздает Кайло пощечины, сухие, хлесткие, одну за другой, хотя другой бы на ее месте сбежал.

И дело не в цепи, можно и ногу отгрызть в крайнем случае.

Она наматывает ему на шею цепь, от которой теперь куда больше толку, зажимает так, что Рен хрипит, выгибаясь.

– Держи, – вдвоем они обхватывают Кайло, удерживая голову. Размыкают сведенные приступом челюсти, загоняя в рот таблетки.

И тот все еще бьется, рвется, напоминая безумца, каким был еще один из рода Скайуокеров.

А затем затихает, обмякнув в руках.

Они с Рэй валятся рядом, обессиленные, вымотанные, только в этот раз, понимает Хакс, все было куда проще. Все живы, никто более-менее не пострадал.

Они справились. Больше никакого лазарета.

Он так и засыпает, прислонившись головой к плечу Кайло, ухватившись одной рукой за Рэй, чтобы та – будто мало цепи, обмотанной вокруг ножки кровати – никуда не делась. И ее пальцы, улегшиеся поверх воспаленного запястья, холодят раздраженную кожу, унимая непрестанный зуд.

====== Morning Caf for two (Рэй/Кайло Рен) ======

Комментарий к Morning Caf for two (Рэй/Кайло Рен) Солнце, утро, счастье под боком, что может быть лучше?)

Посвящается всем совам и неспящим в Сиэттле))))

Fort Lean – Quiet Day – ну и в тему

Ее кровать была занята. Еще с порога, тяжело наваливаясь на косяк двери, потому что иначе подкосились бы ноги, Рэй могла видеть здоровенный силуэт, скорчившийся на ее тесном лежаке. А еще он храпел.

Вот же... крифф!

Она сама еле помещалась тут, только подобрав под себя ноги, так что они к утру затекали, а спина разгибалась с трудом. А вот у Рена в его покоях – как Рэй успела пару раз заметить, пошпионив, – стояла здоровенная постель, в которую можно было пятерых уложить, и еще места осталось бы.

Так что его присутствие тут было совершенно неоправданным. Хотя и закономерным.

– Я не пойду с тобой, – вяло промямлила Рэй, надеясь, что он храпит чисто из вредности, а на самом деле слышит ее. – Эй! Здоровяк, возвращайся уже... – она зевнула, и это слегка сбила пафосное негодование в голосе, – куда шел.

Увы нет, ее страдальческий спич Кайло не заставил даже почесаться. Он только сильнее захрапел.

– Чтоб тебя, – Рэй отлипла от створки, оглядываясь назад, потому что меньше всего ей хотелось бы прослыть окончательно чокнутой, мало того, что она уже пыталась воззвать к Люку и намылить шею призрачному Верховному Лидеру Рену, появлявшемуся моментально, стоило ей начать тренироваться. – Сарлаччья твоя... – она рискнула, – жопа.

Кайло продолжил храпеть.

Надежно заперевшись изнутри, а то были преценденты с неловкими обнимашками с воздухом, Рэй сбросила пояс с инструментами и пошла к лежаку.

Ей еще повезло, что выделили отдельный закуток. Тут можно было жить... ну почти как в АТ-АТ, только места оказалось куда меньше, хватило на лежак в углу, столик для починки всякого полезного мусора, и панель, где Рэй готовила еду.

Было бы еще что готовить! Она хмыкнула и снова зевнула. Сутки на ногах сказывались не самым лучшим образом. В глазах слегка двоилось, от этого храпящая глыба под рваным покрывалом немного подергивалась дымкой, но – о горе! – не желала пропадать.

Кайло спал, трогательно завернувшись в ее тряпки, те самые, что она оставила после стирки – и обмотанный ими самым престранным образом, он напоминал мумию, наполовину готовую к погребению. Вот бы его такого сейчас...

– Эй, – Рэй уставилась на него сверху, потому что сесть сейчас могла ну разве что на пол. – А ну просыпайся, засранец!

У них был договор – никаких приходов в неурочное время. Никаких визитов в освежители или туалеты, хотя пару раз сама напоролась на то, что предпочла бы НИКОГДА больше не видеть.

Никаких перебранок на людях, но это правило следовало еще слегка доработать, потому что сама же начинала ворчать, стоило ему заикнуться насчет их совместного решения.

А теперь он отжал ее единственное место для сна. Хоть ты поверх ложись да цепляйся за плечи, чтобы не свалиться.

– Ох ты ж.... – она уже стиснула пальцы в кулак, чтобы как следует вмазать по челюсти, это всегда работало, а потом вздохнула.

Он выглядел не лучше нее. Бледное, изможденное лицо, синячищи под глазами, искусанные губы все в корках.

К тому же он обошелся без особых разрушений. В прошлый раз, то ли в поисках обломков меча, то ли просто из ревности, потому что она, видите ли, изволила улыбнуться Дэмерону, а тот просто поделился с ней своим завтраком, Кайло умудрился превратиться в разъяренного банту. Перевернул все, сломал лежаку ножку, разбил ее – единственную! – плошку. Только одежду не тронул, побоялся, наверное, что Рэй из вредности голая примется ходить.

Ну и на том спасибо.

– Вот же ты... – Рэй покачала головой, сражаясь с желанием вернуться в состояние «Щас как врежу!», и обреченно протянула руку, убирая с лица волосы. Они щекотали Кайло нос, от этого он и храпел, придурок такой. Заплетал бы их, что ли.

Выругаться ей, к счастью, порыв доброты никак не мешал.

– Жопа сарлаччья, – и она направилась к панели.

Каф Рен передавал ей сквозь Узы.

Это вообще работало так себе, но если очень захотеть, а кафа Рэй хотела так сильно, что готова была часами сидеть, подставив ладони, куда Кайло ссыпал угольно-черные зерна. И пусть большая часть их пропадала, как и положено, кое-что умудрялось материализоваться на другом конце Галактики. Хвала великой Силе.

Как-то Кайло попытался передать и фрукты – у них теперь самым частым обедом были безвкусные пайки, что поделать, война с Первым Порядком, – но тогда они оба только пальцы перемазали в липком соке.

И когда она собралась их вылизывать, не собираясь упускать хотя бы такую возможность, Рен исчез за секунду. Извращенец хренов.

Пальцы были сладкие до одурения, и еще полдня Рэй ходила счастливая. Что до Кайло, он тоже... в какой-то мере был счастливым. Но в другом смысле.

Свой каф Рэй пила понемногу, чувствуя, как от горечи ее организм расшевеливается, а усталость проходит. Не настолько, чтобы продержаться еще день, но... хватит до исчезновения Кайло.

– На, – она заварила новую чашку и поднесла к его лицу. Нос смешно наморщился, а губы дрогнули.

– Пошел вон, Хакс, – пробурчал Кайло, очевидно еще пребывая в каком-то из своих кошмаров. – Я тебе уши на задницу натяну, если еще раз вздумаешь будить меня после атаки. Дай поспать, раз мы уже выиграли.

Серьезно?!

– Во-первых, вы не победили, мы успешно отбились. Во-вторых, вот бы и шел ты спать в кровать Хакса, если привык разговаривать с ним во сне, – Рэй со вздохом уселась на пол рядом с лежаком, все еще удерживая чашку рядом с носом Рена. Она знала, насколько сильно он любит каф. Теперь – знала.

– Я грел твою кошмарно тесную кровать, – внезапно заявил Кайло, сонно зевая. – Думал, ты придешь раньше, поговорить там, обсудить наши планы... А ты меня бросила, – это прозвучало так обиженно и смешно, что Рэй закашлялась, давя смешок.

– Ну... сначала мне пришлось лечить всех, кого твои придурки достали. Потом чинить то, что вы разбомбили. И ждать, пока вы вернетесь, чтобы доломать все до конца, чтобы уж наверняка.

– Я бы сказал, – снова обиженно поджал губу Кайло и зашевелился, садясь. Потянул свои лапищи к кружке с вожделенным кафом. – Я всегда предупреждаю, так что не надо мне тут.

Выглядел он и правда кошмарно, и Рэй подавила желание пожалеть его. По плечу похлопать, волосы пригладить всклокоченные. Может, даже обнять.

– Пей и проваливай, – рассердилась на себя Рэй. – А то я не доживу и до заката, – выпитая кружка кафа позволяла ей держаться на ногах, говорить членораздельно, без позевывания и невнятного бормотания, но заменить нормальный сон была не в силах.