Текст книги "100 shades of black and white (СИ)"

Автор книги: Shagel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 72 страниц)

– Если ты не выйдешь, клянусь, я сломаю тебе шею, – продолжает угрожать Рен. Ого, для того, кто только что якобы небрежно прогуливался по комнате, теперь он слишком грузно валится в кресло, больше похожее на каменный постамент.

Жаль, что оно не в самом деле из камня, может, ему было бы хоть капельку больнее.

– Что? – наконец отзывается Рэй, досчитав до положенных двадцати... девяти. Тридцать секунд в прошлый раз закончились нехорошо – для нее – и теперь она осторожничает.

Медленно поворачивает голову, так, что позвонки похрустывают, и вкладывает в свой взгляд всю ненависть к этому негодяю.

Сел он неудачно. Одно плечо скошено вниз, чтобы слегка стабилизировать состоянии, хотя капает по-прежнему. Под ногами у Рена уже целая лужица крови. И что ж он не добрался до лазарета, гордость не позволила?

Ну, очевидно позволила появиться перед Рэй, зная, что она потом это ему еще припомнит.

Что самое нейтральное осталось в ее лексиконе – слабак? Отличное слово. Она уже пробует его на самом кончике языка, нежно. Не сломает же Рен ей за это шею. Максимум запрет ее тут в полном одиночестве, чтобы она сошла с ума, но к этому Рэй уже привыкла.

Идиотские пыточки от слабака.

– Иди сюда. Скорее.

От его белого лица так и тянет каменностью. Да-да, расскажи кому другому, как тебе не больно. Могла бы, запустила в рану ногти, они изрядно отросли за время плена, да провернула пару раз. Не смертельно, конечно, но ощутимо.

– Зачем? – все так же медленно переспрашивает Рэй под монотонную капель.

– Иди сюда!!! – он не сдерживается. Какая разница, снаружи ведь никто не услышит, Рэй дважды сорвала голос прежде, чем поняла, что никто за нею не придет.

Кайло машет рукой, словно призывая ее, и внутри все начинает скручиваться. Ох уж эта гребаная Сила. Никуда не деться.

Рэй вздыхает и точно так же медленно встает. Разминает ноги, все под аккомпанемент убийственного взгляда и отчетливого – плюх! плюх!, и направляется к перегородке.

Задерживает дыхание и переступает через черту.

О, благословенная свобода, тут даже дышится по-другому. Воздух насыщен медью, тяжелый запах крови так и бьет в ноздри. Сколько ее он потерял прежде, чем добрался сюда?

Плащ намок и тоже оставляет за собой розоватые потеки на полу.

– Помоги, – хрипит Рен, указывая на свой доспех.

Ну что ж, сам виноват. Из такого в одиночку точно не выпутаешься, предназначен против ударов бластеров. Но, зараза, неподъемный.

– Кто это? – Рэй становится на колени рядом с Реном – за время плена эта поза перестала казаться ей унизительной, ко всему быстро привыкаешь, – и принимается разбирать выбитые заклепки. От выстрела их повредило, и теперь эту броню так легко не снимешь.

– Твой учитель, – он смотрит на нее сверху вниз, в глазах полно сдерживаемой боли, но кроме нее ничего. Он должен злиться на нее. Почему этого не происходит?

– Ясно.

Она бы хмыкнула, но за такое можно получить в ответ. Не удар, нет, Рен не из тех, кто поднимает руку на пленниц, на Рэй уж точно, но ведь всегда можно лишиться воды. Света. Душа. Воздуха, в конце концов. Так что не стоит.

Кое-как, потихоньку, Рэй удается снять обугленные нашлепки, и она вскрывает раковину брони привычно быстро, отбрасывая поврежденную пластину в сторону.

Рен, лишившийся своей защитной скорлупы, выглядит ужасно. Левый бок разворотило, края раны оплавлены, обнажая разодранную плоть. Да там приличный кровоподтек, и – можно в него ткнуть пальцем, чтобы вызвать шок и попытаться сбежать...

Рэй уже почти делает это, протягивает ладонь, растопыривает пальцы, но не успевает.

– Я знаю, что ты собираешься сделать.

– Да ну? – она кое-как ухмыляется, потому что он пережал ей запястье, и оно болит, проклятье, оно ужасно болит, вот же... – Тогда зачем просить меня? Желающих умереть больше не нашлось?

Рен только кривится. Терпи, терпи, раз вызвался.

– Помоги мне... – о, теперь он просит ее. Удивительно.

– Помочь? Тебе? – Рэй уже не чувствует своей руки, пальцы онемели, но это того стоит, боги, это действительно неплохая плата за то, чтобы почти коснуться его. – Как? Лечи себя сам, ты ведь прекрасно знаешь, что я не могу сделать это. Я ничем, абсолютно ничем не могу помочь тебе.

– Мне нужно... – лицо все белее, а лужа на полу растет, расплывается, все колени Рэй уже мокрые, а подняться и уйти никак. – Дай мне...

Силу. Вот что он просит.

– Нет.

– Рэй.

– Нет, – ответ будет таким же. Кто из них больший идиот. Он? Или все же она? – Я сказала, нет.

– Пожалуйста...

Это проклятое слово действует на нее куда больнее всего остального сделанного во время плена. Оно сбило бы с ног, да она и так уже на коленях.

– Ты ведь знаешь, что они не сочетаются. И ты, скорее всего, умрешь, – Рэй шевелит пальцами, по которым проносятся тысячи мелких уколов. Боги, как у нее рука только не распухла и не отвалилась. Вот идиот. Ну, зато точно не слабак с такой хваткой-то.

Или может, он просит ту, что есть в них обоих? Не зная, что они с Реном уже давно как противоположны, разнеслись по разные стороны, так далеко, что уже не стянуть обратно.

– Ладно, – она не сдается. О нет, Рэй никогда не сдастся. Но что плохого в том, чтобы слегка задобрить своего тюремщика, немножко спасти его жизнь? Ха, немножко не выйдет.

Она может загнать пальцы под кожу, вонзить так глубоко, сколько сил хватит, и подождать, пока он не откинется. Хотя Рен не такой. В нем прорва Силы и еще больше упрямства, он будет цепляться за свою жизнь даже из могилы. И позовет своего врага на помощь.

И вместо этого Рэй просто устраивается поудобнее – ему будет больно, ей будет больно, почему бы не облегчить слегка свои страдания, ведь колени совсем затекли? И укладывает ладони, одну поверх другой, на его рану.

Теплая кожа, влажная от крови, измазанная красным. И взгляд – только он один во всей вселенной умеет так смотреть, будто уверен в ней. Будто знает, как Рэй поступит. И это дико бесит. Но в этом что-то есть.

– Не шевелись, – предупреждает его Рэй и закрывает глаза, концентрируясь. – И не кричи.

Ее ногти дрожат, ходуном ходят всего в паре сантиметов от раны, а из ладоней струится Тьма.

====== Foresight (Кайло Рен/Рэй) ======

Комментарий к Foresight (Кайло Рен/Рэй) Нельзя без кроссоверов, это точно. Кто угадает, с чем?)

Когда это все началось?

Когда он впервые увидел ее?

Нет, не вживую, распластанную по пыточному креслу. Всю такую до странности неправильную, то ли некрасивую, то ли удачно спрятанную под слоем грязи и крови. Не в лесу, растерянную, напомнившую Кайло испуганного зверька, готового закопаться в землю, удрать в любую нору, перегрызть себе глотку, только бы не даться в руки. Нет. Все это случилось куда раньше.

Впервые он видит ее во сне. И это странный сон, совершенно непохожий на нормальные сны. В нем слишком уж все реально, и эта девочка-девушка, тонкая, худая, на изящном личике одни глаза, такие человечные, что и не скажешь, что она всего лишь картинка, рисунок на стене. Она смотрит на него – месиво красок, хаотично наложенных друг на друга, и слой за слоем они обнажают ее суть. Она не больше, чем символ Сопротивления, флаг, весь смысл которого заключается в свободном парении, в высоте, пока один выстрел не собьет его и не сбросит в грязь.

Она смотрит на него, и в глазах, нарисованных золотом, солнцем, черт знает чем, но они буквально светятся в темноте переулка, то ли презрение, то ли страсть, то ли сочувствие. Это неуловимое выражение, и Кайло не знает, как еще интерпретировать его, как заковать в единичность предположения. Она будто знает все, знает его, знает слишком много. И не боится сказать. Но ее губы сомкнуты, они не издадут не звука, потому что она всего лишь картина на стене. Живая, но всего лишь картина.

Он трогает краску, пачкает перчатки, и на кончиках пальцев остается золотистая пыльца, она светится под неоном, будто он помечен, будто он причастился к этой тайне и уже не сможет избежать грядущего.

Кто она?

Она приходит снова, в другом сне, и этот сон не больше, чем его мечта. Кайло видит ее такую, какой мог бы желать. Обнаженную, ее тело щедро залито светом – голубыми и розовыми всплесками неона. Ее рот ухмыляется, полный ровных белых зубов с острой кромкой, словно она задалась целью съесть его. Ее глаза полны той же неумолкаемой жажды, страсти.

– Кто ты? – он задает один единственный вопрос. Больше ничего не важно, когда она садится на кровать рядом с ним, полупрозрачная, но такая реальная, словно это не сон.

– Я буду той, кем ты захочешь меня видеть, – обещает она, придвигаясь ближе, и ее рот, полный острых зубов, тянется к его губам, а Кайло не может/не хочет/не успевает – сам не знает – закрыть глаза. Он видит, как ее лицо, подсвеченное голубо-розовым сиянием, как ее губы проходят насквозь, не в силах коснуться его. Она всего лишь видение.

– Кто ты? – повторяет он снова. Он не может чувствовать ее рук, но они проходятся по его плечам, поглаживая, сливаются вместе с ними в одну линию, и в какой-то момент она становится им. Она внутри него, часть от части.

– Ты.

Но она не принадлежит ему, она – девушка-мечта, безымянный портрет на стене и полупрозрачное видение, что течет по его венам, и ее не существует.

Кайло проходит мимо кажущихся бесконечными в полумраке рядов, состоящих из стеклянных колб, и в каждой них в мутном мареве зеленого колыхаются уже мертвые тела.

Одни из них даже не похожи на людей, сплошное месиво из рук и ног, кожи. Другим повезло больше, но все же они тоже мертвы.

– Это был старый эксперимент, – голос Сноука, скрежещущий, царапающий по нервам, заполняет разум. – Мы думали, что можем создать уникальных клонов. Обладающих Силой в той мере, что не дано выдержать людям.

– И что случилось? С ними? – Кайло указывает на зависшую под потолком фигуру в зеленом облаке под стеклом.

– Сила забрала их жизнь. Самому многообещающему из клонов удалось прожить пять лет. Я решил, что это бессмысленно.

Что-то тревожит Кайло, и он сам не может понять, пока не подходит ближе. Может, дело в силуэте, может, в тонком профиле, проглядывающем за мутной пеленой жидкости, а может, в глазах, оставшихся открытыми даже после смерти. Они больше не светятся золотом, они выцвели до песка пустыни, но то, что смотрит на Кайло – это она.

Он старательно закрывает это воспоминание, затирает его темным, прячет в самый дальний уголок, оставляя на виду только отстраненный интерес. На случай, если Сноук учует что-то.

– Они все умерли?

– Да. Давным-давно, мой ученик. И я извлек из этого отличный урок – всегда нужно иметь запасной план.

В виде тебя – Сноук не говорит это, но Кайло и так знает.

Он идет за своим учителем, больше не глядя на застывшие под стеклом тела девушек, что были его мечтой. Он может позволить себе только чуть отвести руку, касаясь колб. Но на пальцах остается не позолота, а пыль.

Возможно это извращенное понятие судьбы, что приводит его к ней снова. И Кайло, глядя на Рэй, на мгновение теряется. Он застывает, не в силах поднять руку, включить меч, или даже позвать ее.

Ее руки тянутся к бластеру, направляя дуло на Кайло, и она что-то говорит, но он не слышит/не может/не хочет понимать ее слов.

– Я выстрелю, – угрожает она, а Кайло наконец делает первый шаг к ней. Он не думает о танцующем в ее руках стволе бластера, не думает о ее глазах, в которых плещется страх, не думает о том, что будет потом.

Он просто идет. К ней, за ней, и это единственное, что ему нужно – прикоснуться к ней, потому что в этот раз она реальна.

Она не видение измученного Тьмой разума, не его сон, она существует. И это единственное, что сейчас важно.

В ее разуме, переполненном образами, он видит все. Куда больше пяти лет, проведенных в одиночестве, под колпаком Ниимы, он видит ее самые большие страхи и желания. Он даже может заглянуть дальше, за грань, чуть-чуть за ее кромку, туда, где на стенах везде ее портрет. Ее лицо, испещренное голубым и розовым – это блики от их скрещенных мечей, как символ Сопротивления. Ее глаза, одновременно смеющиеся, жадные, презрительно уставившиеся вперед, они смотрят на него.

Ее руки, тонкие, но сильные, скользят по его плечам, в этот раз прикасаясь к обнаженной коже, и в какой-то момент их губы соприкоснутся.

Однажды.

И эти воспоминания о том, чего не было, что еще однажды будет, ему тоже придется стереть, запрятать так глубоко, что он сам забудет об этом.

Но это все будет.

А значит, сейчас он должен дать ей уйти.

====== The day when all the memories have gone ( Кайло Рен/Рэй) ======

Комментарий к The day when all the memories have gone ( Кайло Рен/Рэй) Когда я уже вернусь к любимой порнушке( Осенняя хандра какая-то просто.

Впервые их замечают в сетке Дзета Мю, как раз возле второго спутника, расположенного так удачно, что ему просто суждено стать отличной базой для путешествующих по галактике.

Местные – хотя кто задержится в Мю-сити надолго, кому охота дышать искусственным, вычищенным воздухом, смотреть на искусственные пейзажи, спать на узких лежаках, только изображающих постель – утверждают, что видели их вот-вот накануне.

Мужчина, весь здоровенный, лицо в шрамах: один большой и глубокий, через правую щеку, другие поменьше да посвежее, тащил на себе девушку. На плечах, будто она ничегошеньки не весила, хотя с такого здоровяка сталось бы, да и пленница его напоминала веточку, вся худая, руки с лихвой хватит, чтобы ее обнять.

Она вроде как барахталась какое-то время, может, даже пыталась говорить, но сквозь повязку никто и не услышал. А потом затихла. Словно в обморок свалилась, только никто ее не трогал.

Чудная парочка, в общем, таких в Мю-сити хватало и без этих двоих, так что местные предпочли не вмешиваться.

Смотрели, как они исчезают в темноте переулка, и даже тени не осталось.

А на следующее утро, окрашенное багровым заревом, пришли преторианцы.

У Рэй совсем немного забот с тех пор, как Рен... В общем, совсем немного.

Она поднимается на ноги, расхаживая по узкому прямоугольнику, служащему комнатой, но на самом деле он такой крошечный, будто ее в коробку засунули.

Ноги болят, по икрам бегут судороги, и она с трудом удерживается, чтобы не выругаться. Не стоит, вдруг ее услышат. Рэй меньше всего хочет, чтобы кто-то еще услышал ее.

Искусственное солнце медленно ползет по стене, оставляя лишь зыбкую тень от решетки на окне. Тень холодная, и от нее не согреешься, но Рэй все равно подставляет лицо. Если прикрыть глаза, можно представить себе, что она снова на Джакку. Можно многое представить.

Свободу, например.

Но свободы нет, есть решетки на окнах, есть замки на дверях, есть тонкая полоска из кожи исаламири, что сковывает Силу, не давая вырваться наружу гневу.

Если ее сорвать, Рэй утопит весь Мю-сити в своей горечи, о, она разрушит его до основания.

Но тут никаких шансов. Эту тонкую полоску не снять.

Не сейчас.

– Ты просидела вот так весь день? – он спрашивает с порога, надежно запирая за собой дверь, пять замков, один за другим, чтобы защитить его. Их обоих.

Хотя зачем спрашивать? Это и так ясно.

Рэй, застывшая на вечернем свету, словно пригвожденная слабыми, последними лучами к пустой стене, кажется почти мертвой. Опустошенной.

– Тебе не стоит сидеть на полу, Рэй. Тут холодно.

– Тебе есть дело?

– Да. Поднимайся.

– А если я скажу нет? – в ее глазах, прозрачно-серых на солнце, в тусклом его свечении, сплошное безразличие. Настолько выпестованное, что любой другой примет его за настоящее. Но не он. О, Кайло прекрасно знает, как выглядит ее безразличие.

Оно с привкусом крови и вытоптанного снега.

– Тогда мне придется поднять тебя.

Она покорно подставляет руки, чтобы он мог поднять ее, прижав к груди, и пересадить на кровать, единственную в этой крошечной тесной комнатушке.

– Лучше? – он проводит пальцем по ошейнику из исаламирской кожи, по этому тонкому шнуру, сдавившему Рэй горло, оставившему красный след.

– Да. Уже не болит.

Кайло отдает ей еду, всю, что выторговал сегодня за последние кредитки – ему нельзя светиться, даже Силой не сможет толком воспользоваться, чтобы защитить свое, если придется, только мелкие фокусы и все – и смотрит, как она жадно ест. Это свежие фрукты, таких на ее пустынной планете нет, и Рэй надкусывает плоды с жадностью, выпивая кисловатый сок.

До чего забавно, на его родной планете это всего лишь сорняк, заглушавший любимые синие цветы матери, Леи. Но сегодня это их ужин.

А затем он вытягивается рядом с узкой кроватью, на полу. С его места ему видна только ее рука, тонкая, смуглая, и пальцы, застывшие в воздухе, словно тянущиеся к нему, чтобы схватиться и больше не отпускать.

Отряд преторианцев прибывает к рассвету, и под их ногами плещется море красного, отбиваясь от бликов на их доспехах.

– Где они? – подсовывают они мерцающие голо-изображения. На одном из них та самая девчонка, брыкавшаяся на плече у своего пленника, но никто из местных понятия не имеет, куда эти двое делись.

Мю-сити необъятен для тех, кто собрался затеряться в нем.

– Тут вы их не найдете, – чешет голову старый гунган. – Считай, что пропали вовсе. Они к космопорту направлялись. Может, с ночным транспортом и ушли.

– Ясно, – кивает алая маска, и за гладким забралом – это гунган понимает почему-то только сейчас – ничего нет. Нет глаз. Нет взгляда. На него будто уставилось нечто, окропленное алым, закутанное в цвет рассвета, шелестящее будто Старая Смерть. – Обыскать порт.

– Так точно.

Они уходят, все вместе, их красные плащи метут каменные ступени вверх, к космопорту, а старый гунган смотрит им вслед.

Он бы и рад сказать, что все было не так. Что эти двое... они ушли в темноту, а не поднимались ввысь, но не может.

Сила не даст ему вымолвить ни словечка.

– Рен? – она стоит над ним на коленях, тормошит, что есть силы, – Кайло!

Солнце делает ее лицо, ее фигуру почти ненастоящей, оно заливает очертания, размывая, и отсюда Рэй напоминает видение. Готовое исчезнуть в любую секунду.

– Они идут, слышишь? – она снова трясет его, берет его руку, сдирает плотную перчатку и прикладывает ладонь к своему виску. – Я видела их.

Ее видения размыты как и она сама сейчас, они словно пыль на свету, искрящаяся, неуловимая, влекомая чужими движениями.

Но сквозь пелену страха прорываются красные силуэты. Окружившие их убежище. Они рядом, Сноук знает, что он близко.

– Ты можешь идти? Сама?

– Нет. Идти смогу. Бежать еще нет, – она с досадой глядит на свою лодыжку и вздыхает. – Но ты можешь позволить мне...

– Нет, Рэй... – он поднимается, рывком. Пробуждение никогда не дается ему легко, а если проспать всю ночь на холодном полу, то и вовсе накатывает, отзывается нытьем в костях, спазмом крутит в голодном желудке. – Мы не станем рисковать. Я понесу тебя. Снова.

– Ладно, – соглашается она. Кривится, раздумывая, но соглашается. – Хорошо.

Прикосновение к ее лицу приходится разорвать, но Рену все равно еще кажется, что по пальцам бежит жар, обугливая самые кончики. И даже под перчатками ощущение не проходит.

Рэй – это все, о чем он может и должен думать сейчас, и это плохо.

Когда он несет ее на руках, прижимая к себе, она хочет взмолиться, поставь меня, дай мне сделать это, боги, просто дай мне разнести этот гребаный город вместе с алыми монстрами, дай мне сравнять его с землей, потому что иначе это сожрет меня.

Иссушит изнутри, оставив только пустоту сожаления.

Боги, Кайло, дай мне наконец возможность позаботиться о тебе взамен.

Но она молчит. Прижавшись ухом к груди, слушает, как стучит его сердце. Поднимая глаза вверх, смотрит, как расцветает всеми оттенками красного искусственное небо под куполом, настолько уродливое, насколько это возможно.

Потому что оно тоже клетка. Размером побольше. И бежать больше некуда.

– Пусти, – не просит, требует она, глядя, как растет облако алого на ступенях вверху.

Преторианцы Сноука напоминают статуи, искупавшиеся в крови. Замершие перед битвой.

– Не надо, Рэй. Это убьет тебя, – в глазах Рена тревога. Она всегда там, темная, неизбывная, она никуда не денется, пока со Сноуком не будет покончено.

– А так они убьют тебя.

Их всего двое против трех дюжин, и это не отряд обычных штурмовиков, это личная гвардия Сноука.

Приказ только один. Вернуть одного. Убить другого. А Рэй не собирается в одиночку воевать со старым ситхом, ни за что.

Она подцепливает тонкий шнурок из кожи, он давил ей горло, не давая дышать больше месяца, он был ее защитой, но еще больше поводком, на который она с такой легкостью попалась.

Или это, или смерть Кайло. Что она могла выбрать?

Но сейчас выбирать уже не надо.

Когда удавка сорвана, Сила возвращается к Рэй, наполняет до края, это не Свет, не Тьма, это сплошная серость, смесь всего, топкая, вязкая, и ее так много, что на миг Рэй теряет контроль.

Земля Мю-сити дрожит и рвется на куски, пронизанные тонкими серебристыми лентами, искусственная планета с искусственным всем, ей сложно выстоять против этой странной парочки.

– Я буду рядом, – Кайло как обычно страхует ее, поддерживая связь Уз, иногда Рэй кажется, что он берет на себя всю боль, когда этот шумный грязный поток Силы течет сквозь нее, нарушая все законы. Он как якорь, и за него, неподвижного, выстоявшего в эпицентре бури, она может держаться.

– Я знаю.

Рассвет уходит вместе с потемневшим испорченным куполом, свет пропадает, окрашивая ступени в алый, скользя по разбросанным телам, безликим, безымянным.

Но местные – хотя кого тут назовешь местным, если не хочется задерживаться в богами проклятом месте даже на день, чтобы не схлопотать заряд бластера в лоб, – клянутся, что сегодня был особенный день.

Чем?

Никто из них не помнит.

====== Boy with one eye (Рэй/Кайло Рен) ======

Комментарий к Boy with one eye (Рэй/Кайло Рен) Вот так всегда. Это была заявка на Горетобер об отсутствующих конечностях, но они тут все. Посыпаю голову пеплом, хотя я ни капельки не расстроена тем, что вышло))))

Когда они оба заходят в лифт, и двери за ними бесшумно захлопываются, надежно отрезая от остального мира, слишком яркого, многоголосого, Рэй устало вздыхает и отступает назад.

Позволяет себе расслабиться и сгорбить плечи, которые все еще ломит от тесного парадного платья, и запустить руку в волосы. Как назло, они закручены, надежно закреплены на затылке добрым десятком острых шпилек, и просто так от них не избавиться. Разве что снять скальп.

– Дай я, – позади нее беззлобно ворчит Рен и прикасается к ее волосам. – Ты сейчас себя поранишь.

– Кто виноват, что эти прически слишком сложные. Моя воля, и я бы просто носила их распущенными, – слегка жалуется Рэй. Жаловаться ей, в общем-то не положено, не та работа – стой себе красиво и отсвечивай на фоне Бена Соло, создавая повышенное настроение.

– Так нельзя, ты же знаешь, – Рен с легкостью принимается за шпильки, выпутывая их из завитков и отбрасывает на пол. Они звенят, сталкиваясь с камнем, и разбрасывают золотистые блики на стены, на ее платье, на ее руки, почему-то сейчас вызывая воспоминания о Джакку. И о свободе, как некстати.

– Твоя мать будет ругаться, – Рэй хмыкает и позволяет себе чуть опереться на Рена, самую малость, чтобы не дать ему вообразить, будто она смертельно устала, хотя это так.

– Моя мать может отправляться в задницу, ты же знаешь. Она переживет, – Рен качает головой и отбрасывает еще одну золотую раздвоенную иглу. Та летит в панель, задевая сенсоры, и лифт сам собой останавливается.

Так мягко и нежно, что Рэй не успевает даже подумать об этом. И о том, что их ждут на приеме в честь дня рождения Принцессы. О том, что руки Рена покидают место, где им положено быть, и добираются до застежки ее платья.

– Эй... – она поворачивается к нему, когда ее платье уже наполовину сползает с груди, держась разве что за напрягшиеся соски – тело всегда так предательски реагирует на прикосновения Рена, всегда, – и округляет глаза. – Мы не можем.

Она может распинаться еще минуту, две, пять или десять. Хотя их всегда есть на что потратить. На поцелуи, например.

Рен смотрит на нее сверху вниз, один он умеет так делать, заставляя Рэй нервничать – что в его взгляде: осуждение, нетерпение или всего лишь попытка поиздеваться над нею? А затем подмигивает, своим единственным глазом, не скрытым под черной повязкой.

– Кайло...

– Тшш... – он закрывает ей рот ладонью. – Ты тратишь слишком много воздуха на бесполезные вещи, Рэй, – ему нравится трогать ее, и она прекрасно видит это. Пятна румянца на бледной коже, расширенное пятно зрачка, такого черного, что за ним и радужку не найдешь. И прикосновения, аккуратные, легкие, словно невзначай стягивающие ткань к талии, чтобы иметь возможность дотронуться до соска. Сперва кончиками пальца, заставляя Рэй вздохнуть и дернуться – то ли навстречу, то ли назад, она и сама не знает, – а затем, наклонившись, зубами, чуть прикусывая.

Рэй стонет, и уже еле держится в его руках, так что приходится оттолкнуть ее назад, к дверям замершего лифта, залитым радужным светом от ее разбросанных заколок.

Позволить прислониться к холодной поверхности обнаженной спиной, и она дрожит еще сильнее.

Спутанные волосы, наполовину освобожденные от плена прически, ей идут, делают ее беззащитной, словно она его пленница, запертая в золоченой коробочке в тишине, и кроме них двоих больше никого нет.

– Но я не... – она и выдохнуть не успевает, когда он становится на колени перед нею, задирая подол вверх и проводя ладонями по бедрам. Снизу вверх, еще медленнее, слегка сжимая пальцы и оставляя на золотистой коже следы. Ее белье для Рена не помеха и он слегка сдвигает трусики, облизывая пальцы, засовывая их внутрь.

Эта пытка ее любимая, и Рэй с удовольствием подается навстречу каждому движению, она ахает и стонет, бьется затылком о поверхность двери, но даже не чувствует боли.

Какая боль, когда весь мир затапливает свет, падающий сверху водопадом, и в центре его лицо Рена, напряженное, сосредоточенное. Старый шрам, перечеркнувший лицо пополам, прячется под повязкой, и Рэй просит – шепотом, вслух ли, или может всего лишь в мыслях – сними ее.

Сними...

– Сделай это сама, – предлагает Рен. Ему меньше всего хочется отрываться от ее тела ради какой-то повязки, так что приходится самой.

Черная ткань сьезжает в сторону, открывая спрятанный под нею глаз, совсем даже не поврежденный, но уж точно не обычный. Он, в отличие от другого, не темный, он светится ситхским золотом, переливается огненными искрами, и Рэй вздрагивает снова.

Не потому, что ее уже почти накрывает оргазмом – а это всего лишь пальцы, даже не язык, – а потому что от бывшего сына Принцессы не остается ровным счетом ничего.

Это Кайло Рен, тот самый, что пришел за нею когда-то, что держал в плену, что предлагал разделить с ним мир, пополам, а затем и вовсе бросил к ее ногам, потому что ему было не жалко.

Он не раздевается – на это нет времени, их точно уже хватились – просто расстегивает штаны, стягивая их к коленям вместе с бельем. Он тянет Рэй на себя, такую слабую, что она не знает, удержится ли на ногах, и она опускается к нему, на него.

Раскачивается на бедрах, задевая член, раздразнивая, раззадоривая.

– Рэй... – он умоляет, и она внезапно показывает язык. Это их старая добрая игра, и ею нужно насладиться сполна.

Но, когда ей надоедает его мучать, а внутри все разгорается сильнее – потому что треклятый Рен не умеет держать руки при себе, они всегда там, где им не положено быть, где они нужнее всего, – Рэй направляет его член в себя. Начинает двигаться быстрее, подбирая верный темп, и под ее коленом, упершимся в пол, хрустит разломанная заколка.

А Кайло, разгоряченный, разноглазый – темнота и живое пламя в зрачках – прижимает к себе, и они с ним сплетаются в цельный узел из рук и ног.

Однажды он отдал ей весь мир и теперь делает это снова.

Когда Рэй отстраняется от него, падает рядом, судорожно вдыхая, лифт снова кажется ей крохотной клеткой, и до потолка его можно достать рукой, достаточно протянуть ее.

Так она и делает, лениво загребая пальцами воздух. Ловит что-то невесомое – его последний стон? Или ее?

Смятое платье обернулось удавкой возле пояса, и его уже не расправить.

– Это когда-нибудь закончится? – слегка поворачивает она голову, чтобы видеть его золотой, ситхский глаз. Эту тайну приходится оберегать такой ценой, что Рэй уже и не знает, может, проще было бы вообще не возвращаться? Остаться там, на острове, вдвоем.

Не выдумывать новые имена, не возвращать к жизни старое, давно забытое – Бен Соло. Просто жить и все.

– Ага. Скоро, – кивает Рен. – Когда тебе надоест.

– Не смешно, – строит обиженную рожицу Рэй. Она сделала все, чтобы никто не вспомнил о Кайло Рене, а теперь он издевается над нею. – Мы не можем так поступить со всеми. С твоей матерью, например. Представь себе...

– Она переживет, поверь. Она всех нас переживет, дай ей только повод. Так что... – Рен тянется за ее ладонью и укладывает ее себе на лицо, закрывая половину, иссеченную шрамом. – Кого ты хочешь видеть перед собой, Рэй?

Другая половина его лица подмигивает ей, строит дьявольскую ухмылочку в стиле Соло.

Но этого мало, не ей, ему. Нельзя заставить человека жить всего лишь наполовину, и Рэй отнимает свою ладонь.

– Обоих.

====== Under the dome (Рэй/Кайло Рен) ======

Комментарий к Under the dome (Рэй/Кайло Рен) И тут я как обычно.... спасибо Кингу, спасибо Jonathan Livingston Seagull, потому что этот кроссовер был обречен появиться тут))))

Осторожно, underage

Рано или поздно ко всему привыкаешь.

Рэй проводит рукой по стене, и та послушно вспыхивает под пальцами, окрашиваясь в нежно-розовый. По стеклянной панели бегут волны, а затем собираются в самое настоящее море, правда, двумерное.

Закат на Набу очень красивый, однажды сказал ей Рен. Ему было уже запрещено с ней общаться, но он приходил снова и снова, ночь за ночью, принося с собой незнакомые запахи. Запах ночи, мокрых листьев.

Рэй узнала его, потому что однажды уже была в лесу, и долго стояла рядом с Реном, не притрагиваясь, но достаточно близко, чтобы вдыхать – прелость, насыщенность, сладковатую гнильцу. Пока не закружилась голова, пока ноги не размякли, надежно прикладывая ее к вычищенному полу.

Однажды мы сбежим, пообещал ей Рен, принеся с собой – удивительно, как он пронес его, под десятком цепких взоров охранников – смятый цветок, укутанный пеленой дождя. Однажды, ты только потерпи, Рэй.

Что ей было делать еще? Терпеть, конечно.

Рэй отвлекается от здоровенного экрана, по которому все еще бегут нетерпеливые плоские волны, размывая грань между ней и тем, кто следит по ту сторону, и рассматривает свои запястья.

Чистые, окрашенные белизной, надежно отдраенные до блеска, чтобы смыть даже память о другой жизни, свободной, дикой. Джакку теперь – не больше чем абстрактная картинка, под стать зацикленному морю на экране.