Текст книги "100 shades of black and white (СИ)"

Автор книги: Shagel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 72 страниц)

Финн звонил только ради того, чтобы удостовериться, что она жива и с ней все хорошо. Но это опять же возвращало Рэй к отправной точке – похищению.

– Да? – это был десятый неотвеченный звонок, и ей пришлось поднять трубку. – Финн?

– Рэй, ты... – сегодня он звучал слишком взволнованно. Стиснуто, задушенно, потерянно. – Ты в порядке?

– Да. Что еще со мной случится. Я в норме, Финн. И я, кажется, просила...

– Рэй, я думаю, тебе лучше приехать. В участок. И поскорее. Это связано с твоим похитителем.

Вот и поговорили.

За окном разливался дождь, и неоново-синие бурунчики, покрывшие собой асфальт парковки, напоминали электрическое море, такое глубокое, что можно было даже не думать выбраться из него живой. Однажды, Рэй знала, удача закончится.

Она никогда не была особенно удачливой. Ее бросили родители. Ей так и не нашли другую, любую семью. У нее не было друзей. А еще однажды ее похитили.

Ей было семнадцать, Рэй оставалось пережить еще каких-то полгода, чтобы выйти из приюта, закрыв за собой дверь навсегда. И найти нормальную жизнь.

Она помнила все и одновременно ничего. Запах – искусственный, резкий – на салфетке, которую он прижал ко рту. Помнила рев двигателя, еще менее отчетливо, как он нес ее на руках, спускаясь вниз, и этот спуск казался бесконечным.

Когда Рэй исполнилось восемнадцать, это был особенный праздник – она знала об этом дне, она вычерчивала их на одной из стен, царапая заколкой, которую он почему-то оставил в ее волосах. Рисовала кровью – единственный цвет, что он не смог отобрать. А потом фломастером, когда заслужила его.

У нее был торт, самый настоящий, свечи. Цветы, свежие, ломкие, немного помятые. Музыка из старого плеера, оставленного на подносе вместе с другими подарками.

У нее было время, столько, что хоть завались, когда она могла закрыть глаза и представить себя снаружи.

А потом был он, отдавший последний подарок.

– Я хочу наружу, – потребовала Рэй. – Выпусти меня! – в темноте было легко бить его. Со всей силы колотить по плечам, по груди, пинаться. – Я хочу...

Ему было все равно. Он был частью этой клетки, темнотой, стеной, прошибить которую она не смогла бы и за сотню лет. Он выдержал их все, все удары, истерику, слезы, бессвязную мольбу.

– Пожалуйста... Хотя бы на минуту, я не сбегу, я клянусь, я никуда не денусь, просто дай мне... – стены сжимались вокруг нее, давили на плечи, сковали грудь. – Ты ведь все равно убьешь меня, так что, пожалуйста, позволь мне выйти. Хотя бы на пару секунд...

Она все равно что разговаривала с пустотой.

Но потом он обнял ее. Как никогда раньше. Осторожно, будто она может рассыпаться. Нежно, будто мог утешить. Ожидающе, оставляя за ней право выбора.

В тот момент она поняла, каким был последний из подарков. Лучше бы его и не было.

– Рэй?

Она вздрогнула, сморгнув. Мир привычно расплылся в серое пятно, а затем собрался в темную фигуру за стеклом. Сколько он прождал ее, пока она придет в себя?

– Прости, – Рэй вытащила ключи из замка зажигания и открыла дверь. – Я просто задумалась. Что случилось?

– Мы... – Финн все еще выглядел таким, каким звучал его голос. Испуганным. Растерянным. – Ты давно говорила со своим психотерапевтом?

– С Маз? Нет. Во вторник, кажется. Мы переносили встречи, потому что я не могла... Неважно. А что? – она должна была догадаться, что что-то будет не так. Ведь удача однажды кончится. Вся.

– Она... она мертва. Он забрал только твое дело. Там такое творится. Вызвали всех. Подняли на уши... Тебе лучше побыть тут. Я мог бы попросить приставить парочку копов к твоему дому, но сегодня свободных нет, мы тут словно в аду, так что просто...

– Ага.

Его подарок был не таким ценным, как глоток свежего воздуха, не таким дорогим, как лунный свет или запах дождя, или солнечное тепло, или шелест травы под ногами.

Он был просто... другим.

Он подарил ей себя.

Мог ли это оказаться кто-то еще? Подражатель, например? Конечно, мог. Теоретически. Похитителя Рэй газеты просто обожали, за одно убийство он собирал больше славы, чем кто-то за всю свою жизнь.

Его жертвы были молодыми и красивыми. Оскверненными им, лишенными былой непорочности. Их находили в позе мадонн, в синих как вода платьях. Точно спящие, они улыбались мягко и нежно, и в их волосах блестели звезды.

Рэй не пошли бы эти самые звезды. Она до сих пор не приучилась считать себя красивой. Могла бы – изуродовала себе лицо, срезала волосы под корень, только бы никому не вздумалось увековечивать ее посмертно.

Но в участке, сидя в комнате для допросов, не потому, что кому-то было интересно, вдруг она еще что-то скажет, полезное или ненужное, просто потому что места для нее больше не нашлось – за стеклом люди в форме сновали туда-сюда, с многочисленными папками, прижатыми к груди, и среди них Рэй заметила фбровцев – она вдруг поняла, нет, это был никакой не подражатель. Никто не рискнул бы отобрать у него эту славу.

Лампы под потолком были другими, яркими, белыми, слепящими, и теперь Рэй сидела, закрыв глаза. Она считала удары сердца, лихорадочно бьющегося внутри грудной клетки. Шаги, приближавшиеся по коридору прямиком к ней, тяжелые, неторопливые. Щелканье замка – всего один раз.

– Они закроют дело, – голос Бена Соло был уставшим. Омертвевшим, выпитым досуха этим жутким слепящим светом. – Рано или поздно, они сдадутся и закроют его.

Он смотрел на нее, впервые с тех пор, как спас, вытащил из того подвала, вынес на руках в дождь, укрывая собой. И она не могла оторвать глаз. Что-то в нем, во всей его внешности, в коротко-остриженных волосах, в том, как он сидел – выпрямившись, напряженно – как смотрел, было неправильным.

Не таким.

– Потому что у них ничего нет, как всегда. Ни-че-го. Ты можешь вспомнить хоть что-то? Любые подробности? Все пригодится, Рэй.

Его руки, здоровенные ладони с длинными пальцами, аккуратно дотронулись до стопки пустых листов, укладывая их ровно, точно под линейку.

– Нет, – она снова больше не могла говорить нормально, только шептать, как тогда, в темноте. Разве была какая-то разница между тогда и сейчас? – Я не помню. Не знаю.

Однажды... Это было уже после дня рождения. После фломастеров. После выбитого запястья – Рэй показалось, что она все же сумеет открыть эту чертову дверь, нужно только нажать посильнее, использовав что-то как рычаг – однажды она заставила его заговорить.

Рэй связала всю свою одежду – ее оказалось немного, в подвале всегда было жарко – и зацепила на ручке двери.

Спуск вниз был крутым, высоким. А волосы смягчили хват импровизированной веревки, не дали задохнуться сразу.

Она не знала, наблюдает ли он за ней, так что решила не рисковать, подгадав время кормежки.

Ее босые ноги, лишенные теплых чулков – их узел держался за металлическую ручку – скребли по ступенькам. Оглушительно громко. Только потом Рэй поняла, что это были не совсем они. Скрежет был. Моментально открывающейся двери.

Жаль только она не подумала, в тот момент ей это не пришло в голову, что ее шею потянет наверх, сжимая намертво, а воздух пропадет.

Она слышала, как он кричит. На нее. На себя. Он просил, чтобы она не оставляла его, как другие. Как все остальные.

Каким был его голос? Красивым.

– Рэй?

Рэй вздрогнула и сжала руки в кулаки, чувствуя, как впиваются ногти в кожу, как боль, острая, резкая, дает ей утешение. Среди ослепляющего света, пустоты комнатушки для допросов, темноты фигуры напротив, впитавшей в себя всю ирреальность происходящего, все ее воспоминания до последнего, боль была хорошим якорем.

– Почему? – она знала, что этот вопрос ей больше некому задать. Кто знал на него ответ? Мертвый психотерапевт, погребенный под морем обрывков из ее памяти? Остальные девушки? Бен Соло?

– Потому что... – он задумался всего на секунду. Секунду, из которой вышла бы неплохая вечность, ведь всегда ответ был еще до того, как возник вопрос. – Потому что он обещал. Он обещал заботиться о тебе, всегда.

====== Vow (Рэй/Бен Соло) ======

Комментарий к Vow (Рэй/Бен Соло) Got no idea…

Его она заметила не сразу.

Были вещи куда важнее в этот момент.

Как, например, джедайские крысы, прощупывавшие весь город в поисках хотя бы крошечного следа Силы, оставшегося от Рэй. Или запах крови, тяжелый, густой, вонючий, облепивший плащ. Хвала Тьме, это была не ее кровь. Хвала Тьме, что она вообще выжила после той схватки.

Или то, что они загнали ее в угол, на самое дно трущоб Нар-Шаддаа, в сектор хаттов, в их вотчину, где любого чужака стремились нашпиговать энерго-пулями, а тело затем пустить на органы, вот уж что действительно ценилось на торгах.

Или то, что у нее в боку – хвала великой Тьме, ничего жизненно-важного не задело – была здоровенная дыра, наспех залепленная остатками бакты. Второй удар джедайского выкормыша пришелся на руку, и Рэй прижимала ее к груди, раскроенную до кости, кровившую в обугленных трещинках. На эту рану бакты не хватило, так что второй раунд сражения – какого сражения: одна против пятерых? – она бы точно не пережила.

И теперь она даже не могла удержать свой меч.

Да и идти, если быть честной, толком не могла.

Перед глазами мельтешили разноцветные тряпки шатров, и нескончаемый шорох их напомнил о детстве на Джакку. Там тоже были похожие шатры, для увеселений, куда Рэй боялась заходить, зная, что может и не выйти, но цвет их был другим – грязно-белым, выцветшим на солнце, запачканным вездесущей пылью.

Впервые за всю жизнь она хотела бы очутиться там сейчас.

Подальше от тесного переулка, заполненного инородцами, переглядывавшимися, стрекочущими на своем языке, тыкавшими в нее острыми когтистыми пальцами. Рэй знала, что они собирались сделать с нею. Для этого не нужна была Сила. Или знание языка чужаков.

– Если ты упадешь, они убьют тебя, – его голос, такой... звонкий, ломающийся, она услышала не сразу. Он исходил из тени за колонной, и Рэй судорожно дернулась, пытаясь достать сейбер из-за пазухи, но только зашипела от боли. Всю руку залило болью, пронизывающей, острой, а пальцы намертво скрутило, так что можно было забыть о защите.

Или об отступлении – ноги подкашивались, и если бы не стена, на которую Рэй привалилась здоровой половиной тела, чувствуя под щекой шероховатую поверхность, она бы точно рухнула на землю.

Единственное, что ей оставалось, это коситься на него. Этого странного мальчика, неуклюжего и в одежде не по росту, хвала Силе никаких падаванских косичек или ученических нашивок. Оказавшись в совершенно неположенном месте, этот пацан чувствовал себя на редкость спокойно, и на его лице, длинном, непропорциональном, не очень красивом, светилось неподдельное любопытство.

И стараться выглядеть невозмутимо, что было чистейшей воды сумасшествием с обугленной дырой в боку.

– Я не упаду, – скривилась Рэй, слегка отлипая от стены, чтобы придать себе нормальный вид, но это вызвало новую волну боли, и ее скрутило. Перед глазами заплясали кровавые мошки, на мгновение затуманивая образ пацана, который успел подойти к ней ближе. И она все еще не могла ничего с этим поделать.

Ни убить его, ни убежать.

– Ты ранена, – он заметил кровь на плаще. Возможно, ее там было слишком много, и кровавые мазки остались на каменных плитах вместо следов. Плохо, очень плохо, рано или поздно, ее выследят.

– А что ты, – Рэй старалась, изо всех сил пыталась, выглядеть невозмутимой, – что ты здесь делаешь? Не боишься, что вонги сожрут тебя?

Сказочка о южанг-вонгах никогда не была просто страшной выдумкой, чтобы пугать детей на ночь. Кое-что в ней было чистой правдой. Людоедство тоже. Хотя больше, чем человеческое мясо, вонги любили кредиты, так что бояться стоило не смерти от чужих зубов, а скорее, от чужого энерго-скальпеля.

– Нет, – нахальный пацан прислонился к ее колонне, отзеркаливая позу. У него как-то получше это выходило. Весьма изящно, небрежно и спокойно. Ах да, и у него не было дырявого бока. И нарастающей по всему телу боли, грозившей в один момент отключить сознание.

– Мой дядя договаривается со своими клиентами. В кантине. А я жду здесь. Они не станут трогать меня, потому что это невыгодно. И тебя... пока я рядом.

– Ха, – усмехнулась Рэй одними губами. – Выходит... – каждое слово давалось ей с большим трудом. Да и стоять оказалось не так-то просто, ноги стали просто ватными. – Выходит, ты мой защитник?

Она с трудом перевела взгляд со своих ног, возле которых уже натекла целая лужица липкой красной крови, ее собственной крови, на него.

Защитник? Этот ребенок был вдвое меньше ее, даже меньше, чем Рэй, когда она впервые убила человека, пришедшего ограбить ее. Это было так давно, что она почти забыла об этом.

Были и другие. Потом. По приказу Ункара Платта, капитана Разрушителя, на чей корабль Рэй попала в качестве шпиона, а затем самого Дарта Сноука, ставшего ее Учителем.

Каким защитником мог быть этот ребенок? От чего? От целой толпы вонгов, вооруженных до зубов, стоявших так близко, что она могла услышать, о чем они говорят.

– Выходит так, – он протянул руку, но когда Рэй не взяла ее, нарочито грубо оттолкнув, оставив кроваво-красные следы на белом рукаве, то даже и не подумал обидеться. – Кто сделал это?

– Кое-кто... – не могла же она рассказать ему о убитом падаване. – Любопытный. Как ты, – у нее еще остались силы пошутить. – Ненавижу детей.

– Я не ребенок! – почему-то возмутился пацан, точно она попала по самому больному, – я достаточно взрослый. Чтобы спасать дамочек в беде. Вроде тебя.

Так вот как он это себе представлял. Забавно.

Было бы забавно, если бы Рэй не пошатнулась. В этот раз земля опасно накренилась, сбегая из-под ног, и если бы не пацан, подхвативший ее, удержавший от падения, она бы точно поцеловала эти окровавленные камни.

Но вместе они все же устояли. Рэй больше не видела ни вонгов, подобравшихся ближе к уязвимой добыче, ни остального мира, превратившегося в сплошную пелену мутно-серой, размытой пустоты.

Разве что лицо паренька, оказавшееся слишком близко от ее, выбеленного Тьмой, изуродованного шрамами от пыток Учителя. Почему он не отшатнулся, оказавшись рядом? Почему даже не вздрогнул, когда ее глаза вспыхнули золотом, всего на мгновение, когда боль стала слишком сильной, чтобы удержать ее внутри?

Почему?

Он был таким глупым. Как она сама когда-то. Давным-давно. Слишком давно, чтобы помнить об этом.

– Ты... – даже слепой понял бы, догадался, что она такое. – Держись. Я знаю одно место, где не будут спрашивать... – и он потащил ее. В самом деле потащил – откуда только взялось в нем столько силы – прочь из этого переулка, оставляя позади раздосадованный стрекот чужой речи.

Она дважды отключалась по пути. Теряя под ногами землю. Единственное, что удерживало ее от забытья, благословенной пустоты, где заканчивалась боль, это чужой голос, несший всякую дребедень, смысл которой ускользал от Рэй.

– Что насчет платы? – его голос то терял плотность, превращаясь в тонкий надоедливый звук, то возвращался обратно, облеченный в низкие, басовитые нотки.

– За что? – она вскинула голову, скорее, чтобы не пялиться в бесконечные камни, чем для того, чтобы разглядывать его.

– За спасение.

– Я обещаю убить тебя. Как-нибудь потом. Сойдет? – она смотрела ему в глаза, надеясь увидеть хотя бы тень страха. Он видел ее золотые глаза. Он знал, что она становилась ситхом. Нормальные люди боялись ситхов до смерти. Нормальные люди держались от ситхов подальше. Нормальные люди... умирали, взглянув на нее.

– Неа. Что-нибудь получше, – ни следа ужаса. Только все то же любопытство, странное, не подходящее маленькому ребенку, но скорее взрослому мужчине.

– Мне запытать тебя до смерти?! Маленький ты засра... ауч! – в руку точно вонзили иглу и провернули дважды. Нет, это была не игла. А его пальцы, слишком крепко схватившиеся за раскроенное запястье.

– Я придумал. Поцелуй. Вот это сойдет.

– Что?! О великая Тьма... Верни меня обратно. Вонгам...

Этот голос, звонкий, то и дело срывающийся на низкие ноты, голос не ребенка, но и не взрослого мужчины, где-то посередине... Он намертво врезался в память. И не дал ей умереть в тот день.

– Ваш брат был очень настойчив, – ее удержали чужие руки, мягкие, маленькие, женские, а перед глазами замаячил синий силуэт. – Вам нельзя двигаться. Еще пару часов.

Рэй скривилась, сглатывая горькую слюну. Чем ее накачали? В голове шумело, но боль ушла, ушла совсем, да и в боку больше не кололо. Какой брат? О чем эта твилечка вообще?

– Что? – ее рука дернулась к поясу, где вообще-то должен был быть ее меч, но сейчас не было ничего. Кроме мягкой повязки, пропитанной бактой. Ее раздели и уложили на чистую койку. – Где он?

Этот мелкий засранец скорее всего сбежал, прихватив с собой ее сейбер, когда она в конце концов отключилась.

Но нет, ее одежда – черные лохмотья, воняющие кровью, – были аккуратно сложены в стопку, что само по себе было отвратительно смешно, а сверху лежала рукоять выключенного сейбера. В целости и сохранности. Разве что заляпанная кровью. Хорошо, что никто не додумался включить его – красные кристаллы выдали бы ее с головой.

– Он просил передать кое-что.

– Что? – этот кошмарный ребенок, она вроде даже не успела узнать его имя. Чтобы прикончить потом, когда придет в себя. Иначе Учитель свернет ей шею.

– Что он может подождать. Оплаты долга.

Рэй закусила губу, и эта боль, донельзя знакомая, яркая, приглушила готовую вырваться наружу ярость. Нет, она точно убьет его. Однажды. Не важно, что она пообещала.

В этот раз она сразу заметила его. А как иначе.

Он стоял в окружении других падаванов, с длинной косичкой, спустившейся по груди, все такой же нескладный, худой, со знакомым лицом, усыпанным родинками.

А она как раз заканчивала душить его Учителя, седого бородача с протезом вместо правой руки. Впрочем, это не помешало джедаю быть хорошим соперником. А что до протеза... У Рэй имелся точно такой же.

Но, хотя это был честный поединок, один на один, никаких грязных трюков, только Сила, только умение, меньше всего Рэй хотела, чтобы он видел ее.

Настоящую.

С лицом, искаженным маской Тьмы, беспощадным и ожесточенным. Со шрамами, налитыми кровью, перечеркнувшими ее лицо, забравшими один глаз. Изуродованную протезами – глаз, рука, ступня, искуственный костяк, поддерживавший поврежденный позвоночник. В ней осталось так мало от человека.

И все же среди остальных, среди этой крохотной группки разом осиротевших детишек, потому что они такими и были – всего лишь дети, испуганные, оробевшие, – он один был спокойным.

– Уходите, – качнула головой Рэй. Она была вымотана боем и не могла прикончить их. Она не могла толком пошевелиться, чтобы встать с колен. Все, что она могла – это дышать. Аккуратно, чтобы не навредить сломанным ребрам. – Вы все. Исчезните. Вырастите, чтобы однажды сразиться со мной, как это сделал он.

– Бен, мы можем... – отчаянно зашептала одна из девочек, не человеческой расы. Рэй могла чувствовать ее боль, ослепляющую, искреннюю, из этой крохи однажды мог бы получиться отличный ситх.

– Нет, – так вот как его звали. Был всего лишь один Бен, Бен Соло, в котором жила такая Сила. – Возвращайтесь. На корабль, – оставшись за старшего, он в один момент стал ответственным за них всех.

– А ты? – все еще не хотела замолкать девочка.

Рэй сглотнула – во рту была сплошная соль и медь, и значит, она повредила легкое. Не самый лучший расклад. Если он попытается убить ее, скорее всего, попытается, они умрут вместе.

– Идите.

Она смотрела, как они уходят, эти четверо детей, сейчас напоминавших марионеток, растерявших все свои нитки. Они лишились своего Учителя, они потеряли смысл. Надолго ли? Однажды Бен Соло заменит им все. Из него выйдет отличный вожак.

Она следила за его ногами, переступавшими через пятна крови. Через груду безымянных тел – кем были все эти мертвецы раньше? Была ли у них обычная, нормальная жизнь до того самого рокового момента, когда двое незнакомцев решили свести счеты?

Бену Соло было так же плевать на них. Он смотрел на Рэй, она чувствовала его взгляд на себе, обжигающий от ненависти.

– Он... он был моим отцом, – наконец остановился Бен.

– Он умер с честью, – вместе со словами Рэй выплюнула сгусток крови. Он расплылся темным пятном на сухой земле. Все ее следы были такими. Кровавыми и недолговечными.

Что еще она могла сказать ему? Что убедило бы его? Бен Соло был таким молодым, он не знал, еще не знал, что любая цепь – что со стороны Тьмы, что со стороны Света – была одинаковой. Невыносимо тяжелой. Грозящей однажды переломить горло.

Возможно... однажды он поймет это. Лишившись глаза, рук, ног, семьи. Сердца.

Рэй стиснула зубы и зашевелилась, поднимаясь на ноги.

– Если ты упадешь, я убью тебя, – теперь он глядел на нее сверху вниз.

– Я не упаду, Бен Соло, – пообещала она. Ей действительно удалось встать. Грудную клетку сдавило болью, но Тьма глушила ее. Частично.

А он вырос с тех пор. И ей пришлось – задавив стон, прикусив губу – подняться на цыпочки, чтобы дотянуться до его рта.

Оставив кровавый мазок вместо поцелуя, на который он не мог ответить. Возможно в другое время, в этой или иной жизни – Рэй видела, поняла, что скрывалось в его взгляде – он поцеловал бы ее в ответ. И плевать, что она была старше его лет на пятнадцать, плевать, что она была ситхом, а он всего лишь падаваном. В другой жизни они были бы связаны.

Хотя...

Она улыбнулась, разглядывая кровавый след на его подбородке. Ее кровь была что нить, протянувшаяся сквозь время. Что клятва, которую никто не осмелился бы произнести вслух.

– Вот мы и квиты, – дотронулась она до своего рта. Соль и медь, и немного боли, которая совсем скоро пройдет. – А теперь доставай свой меч, Бен, и я постараюсь сдержать свое слово.

====== Born to die (Кайло Рен/Рэй, Рэй/Сноук) ======

Комментарий к Born to die (Кайло Рен/Рэй, Рэй/Сноук) Как там просили – Рэй и попытки всей галактики запихнуть в нее свой член, да?)

Ну так вот, попытки продолжаются.

Она никогда не смотрела так на него.

С жадностью, разгоравшейся в глубине золотых глаз, с восхищением. Благоговением, точно перед нею было само божество, снизошедшее к простой дикарке с захудалого мирка на самом краю торгового пути.

Все эти взгляды... А их было множество, Кайло считал их, перехватывая во время аудиенций, как будто это могло хотя бы на секунду утихомирить его собственную жажду, а затем ненавидел ее еще больше. Они никогда не предназначались ему.

Когда он ее встретил, маленькую девочку с израненными ладонями и колючим взглядом прозрачно-серых, напоминавших о море и песке, глаз, она попыталась напасть на него.

Со своим тяжеленным посохом, явно не подходившим для ее еще слабых рук, атаковала, собираясь сбить с ног. Он смеялся над ее попытками, потому что она была еще по сути глупым ребенком, она не понимала, что ему даже не нужно выхватывать меч или бластер.

Чтобы убить ее, Кайло нужно было всего лишь щелкнуть пальцами. Обездвижить, спутать тело Силой, задушить, прижав невидимую ладонь к ее рту, выкрикивавшему грязные проклятья. Раздавить как мелкую букашку, заползшую в сапог.

Вместо этого она заползла в самое сердце.

Потом, гораздо позже, когда он увидел ее снова, в тренировочном зале. Она все еще напоминала ему дикарку – небрежно-связанные волосы, глаза, подведенные черным, грязно, смазано, превращая лицо в гримасу, и множество тряпок, намотанных одна на другую. Чтобы скрыть тело под множеством слоев и не дать увидеть настоящую ее. Тонкую словно игла, смертельно опасную, обманчиво хрупкую.

– Ты неправильно ставишь блок, Рэй, – он любил издеваться над нею, зная, что она не удержится от того, чтобы ударить в ответ.

Тогда, только в эти редкие моменты он мог дотронуться до нее по-настоящему, стиснуть в своих объятиях, не зная, что проще – удержать или удавить ее. Прижаться  грудью к ее спине, острым худым лопаткам, мокрым от пота, вдохнуть запах – запах раскаленной пустыни, марева, пустынной ящерки, забравшейся под камень. Этот запах преследовал его позже, когда он оставался наедине с собой.

Точно она все еще находилась рядом, сидела на его колене, посверкивая подведенными угольно-черным глазами, внутри которых золотилась Тьма, все еще не взявшая всю ее, прозрачная Тьма. Точно она наклонялась к нему и не для того, чтобы укусить или выдрать волосы, хотя Рен позволил бы это и все остальное, но чтобы поцеловать его. Рассмеявшись прямо в рот довольным смехом.

– А мне плевать, – огрызается она, скаля зубы, острые, белые, напоминая мелкого хищника, которого все склонны недооценивать.

В тот день, в их первую встречу, он чуть не убил ее, а она чуть не выцарапала ему глаза, оставив на память незаживающий шрам.

И эта тяга – взять, сломать, сокрушить – с тех пор только возросла.

Он преследует ее по кругу, очерченному красным на полу в тренировочном зале, переступая мягко и тихо, кружит рядом, но все же в недосягаемости от ее посоха – она верна своим привычкам, она верна себе, она верна... не ему.

Дразнит, делая выпад и отвешивая хлесткий удар тренировочным мечом по заднице. Это унизительно для Ученицы, и Рэй вспыхивает огнем, ее щеки расцветают нежно-розовыми пятнами, а в глазах клубится ненависть.

– Я убью тебя, Рен! Слышишь? Убью!! – она кидается на него первой, размахивая посохом. Помечает его цепочкой синих пятен от ударов, царапин, когда по его щеке проходится ее ладонь – ничего общего с лаской, только боль. Дотягивается до изуродованного глаза, искусственного, вживленного в плоть, чтобы выцарапать снова.

Наваливается сверху, сжимая бока острыми коленями – она вся сейчас соль и кровь: разбитая губа, вспотевший лоб, всклокоченные волосы – и бьет. Просто бьет, пока может.

Пока он не перехватывает ее запястья, чтобы просто хоть немного побыть рядом. Почувствовать тепло ее тела, сердце, колотящееся о тонкие ребра.

И больше всего ему хочется впиться ей в рот, разбитый, окровавленный, выпить соль с кровью, укусить, оставить хоть частичку ее себе.

А она больше не дергается, молчит, молчит как мертвая рыбина и смотрит, дырявит Кайло своим взглядом – прозрачная Тьма, если такая вообще существует. Смотрит и молчит.

Он думает об этом позже, в темноте спальни, в пустоте, которая сегодня до удивления насыщенна, ожесточенно водя ладонью по члену. Он думает о Рэй, которую ему хотелось бы себе.

Но она не принадлежит ему.

После спарринга она возвращается к своему Учителю, к Сноуку. Она садится ему на колено, прижавшись своим телом, разгоряченным, влажным от пота, к его костлявому плечу. И позволяет ему гладить ее бедра. Она шепчет ему что-то на ухо, громко смеясь, и это похоже на разговор двух любовников, слившихся в одно целое.

Рэй вскрикивает, когда тот – тощий и худой, меньше всего напоминающий человека, но больше какое-то жуткое насекомое, все состоящее из тонких костей, острых сегментов, укрытое золотой тканью, раскладывает ее на полу, раздвинув ноги, и входит в ее человеческое тело, не предназначенное для совокупления.

Она кричит, словно он убивает ее, она захлебывается этой болью, которую Кайло чувствует в воздухе точно свою – теперь он знает, почему-то, каким-то образом они с Рэй связаны, намертво примотаны друг к другу, хотя она предпочла не его. И вместе с болью ее накрывает чем-то другим, это куда больше, чем любовь, в этом нет ничего общего с наслаждением, в нем только верность. Слепая непоколебимая преданность. Болезненная. Невыносимая.

Сноук слишком велик для ее тела, и кровь струится по ее бедрам, тяжелые влажные шлепки плоти о плоть, слабые крики, жалобные стоны Рэй заставляют Кайло терять последние остатки разума.

Теперь Сноук не Учитель, он враг, и смерть его – жестокая, беспощадная – станет единственным выходом.

Кайло отступает назад, сливаясь с темнотой, оставляя их вдвоем, потому что не хочет видеть и слышать финала.

И все же затем Рэй возвращается к нему, к Кайло, неловко переставляя ноги, лицо искажено гримасой боли, шипя от каждого движения. Она берется за свой посох, раскручивая его в воздухе, напоенном запахом плоти, запахом разделенного удовольствия, она доводит себя до грани, переступая через боль.

– Убей меня, – просит она шепотом. Ее губы просят, выталкивая непослушные, тихие слова, которые никто не должен слышать, а в глазах, впервые за все время, за долгие десять лет, что он провел рядом с Рэй, сквозит тоска. Страх и тоска. – Убей, потому что я сама не могу.

Она знает, что он знает все. И даже больше.

Но ее глаза прозрачны как вода на берегу, холодная вода над песком, ее мокрые губы на вкус как соль, потрескавшиеся, искусанные. И этот запах, чужой, не принадлежащий человеку, пометивший ее как свою собственность, однажды он сотрет его.

– Я лучше заберу тебя себе. Рэй.

====== Balance (Рэй/Бен Соло) ======

Комментарий к Balance (Рэй/Бен Соло) Все побежали, и я туда же, серьезно)))

Он накидывается на нее, стоит створкам лифта захлопнуться. Прижимая к холодной стене, запуская руки в волосы, скользя ладонями по ее телу, убеждаясь, что она здесь, воочию, из плоти и крови.

Пол под их ногами дрожит, и ощущение движения сильно, точно Рэй снова запихнули в капсулу и направили прямиком к солнцу, но еще сильнее другое.

А ей даже не надо прикасаться к нему, чтобы почувствовать.

Ей не надо чувств или других причин, чтобы коснуться.

Это только между ними, слаженная, цельная связь, Рэй видит Бена вживую третий раз в своей жизни – третий, как символично, подумалось бы ей в другой момент – но сейчас нет времени на разговоры.

На все это будет достаточно и секунды, она попросит и он уйдет. Уйдет с нею, потому что это ощущение – связи, цельности, принадлежности – струится между ними алой нитью, спутавшей руки, ноги, и больше не сбежать.

Она просто посмотрит ему в глаза, и он согласится, потому что это больше нельзя распутать, разорвать, уничтожить.

Она – часть его. И он принадлежит ей, как принадлежит рука, голова, сердце. Глаза, что смотрят на нее жадно, неотрывно, не в силах моргнуть хотя бы на секунду, иначе она исчезнет, как раньше.

Нет, она не исчезает, только плавится под чужими прикосновениями. Теплые ладони на щеках, не робкая ласка, но властная уверенность. Не отвернется, не сбежит. Моя.

– Он не слышит нас, Рэй. Никто не слышит, – скользит его голос внутри разума. Глубже, чем мысль, его низкий голос в крови, на собственном языке, внутри горла. Его слова словно уже принадлежат ей, какая разница, кто говорит. Главное, смысл.

– Я знаю, – улыбается Рэй. Ей бы закрыть глаза и отдаться теплым прикосновениям, остальному, удерживаемому одними остатками разума – не время, нельзя, Рэй. Потом. Все это будет твоим потом, подожди.

– И мы сделаем это. Вместе, – он прижимается своим лбом к ее лбу, и под веками скользят образы, яркие, лихорадочные, немного смазанные.