Текст книги "100 shades of black and white (СИ)"

Автор книги: Shagel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 59 (всего у книги 72 страниц)

Шепот никуда не исчез, разве что со временем стал тише, слабее, слился с окружающим шумом, голосами, но ощущение страха, то самое, когда его собственный дядя кинулся на него с саблей, висевшей в кабинете, оно было куда хуже шепота.

Может, поэтому Кайло и кивнул.

– Я помогу, – он больше не мог уйти. Девочка в белых лохмотьях, напомнившая ему статую мадонны в саду больницы – тот же поворот головы, печально сомкнутые губы, и глаза, тоскливые, обреченные – ухватилась за его руку, не давая уйти.

– Пожалуйста... – снова прошептала она. – Помоги мне.

– Хорошо, – он не знал, как утешить ее, успокоить. – Но и ты помоги мне. Я ищу свитки. И не могу забраться внутрь.

Дверь завалило обломками соседской крыши, а чтобы влезть в окно, требовалась сноровка и кто-то помельче, поуже. Да и бить стекла было дурной затеей.

– Свитки?

– Книги, – поправился Кайло. Ребенок мог и не знать, какие они, эти свитки. – Мне нужна книга, – и он откинул полу плаща, вытащив из кармана старую печать. Она была сломана при закрытии врат и больше не годилась для ритуала. Но в свитках могли быть указания, как создать новую. – С таким же символом. Найдешь?

Девчонка кивнула и деловито наморщила нос.

– Можно я заберу ее с собой? Я не умею читать, – о, знала бы она, что эти знаки, начертанные вокруг шипастого завитка Всесодержащего, не мог прочесть ни один из смертных, – и мне лучше смотреть на нее.

– Бери, – в конце концов, печать была мертвой. А надежда, явившаяся ему в виде совсем еще ребенка, этой бродяжки-мадонны в белых одеждах, стоила любой жертвы.

– Хорошо, – ее маленькие пальцы, с обломанными грязными ногтями, обкусанные до крови, обхватили каменный диск. – Но потом, пожалуйста... – в ее глазах снова появилась эта обреченность, смертельная усталость, годившаяся не для ребенка, а старухи, прожившей под сотню лет. – Помоги мне.

О чем она говорила? Может, хотела, чтобы он спас кого-то близкого ей? Отвел в безопасное место?

Кайло знал, если ей не удастся отыскать нужный свиток, безопасных мест больше не будет нигде.

И все же он дал слово. Поклялся, приняв ее ладонь в знаке скрепления клятвы.

– Я сейчас, – девчонка снова подалась назад, и только тогда Кайло подумал, до чего же она тощая, кожа да кости, лицо худое, изможденное, лишенное детской пухлости. Чем еще, кроме невинной безмятежности, она пожертвовала? Как долго скиталась по улицам в поисках нового дома? – Как... Как тебя зовут?

– Я Кайло. Кайло Рен, – он носил это имя больше двух десятков лет, под этим именем он убивал монстров и запечатывал врата, одни за другими, с этим именем он засыпал, перебивая бесконечный шепот, струившийся в уши – приди ко мне, мое дитя. Приди, Бен Соло, и я, Сноук-аш-шагет-Сотот, дам тебе Силу...

– Хорошо, – она дернулась, протискиваясь сквозь трещину в стене, и порыв воздуха изнутри, затхлого, сухого, какой бывает в библиотеках, принес ее имя. Рэй.

Ее звали как свет, который все они могли уже не увидеть.

Он хотел оставить ее в лавке. Убеждал, что заваленное камнями здание – это лучшее укрытие в умирающем городе, заполненном монстрами и безумцами. Да, за свитками, этими или другими, могли прийти культисты. Но ведь больше не было безопасных мест для детей.

Но Рэй отказалась, нахмурила нос, и это придало ее лицу по-детски обиженное выражение, а затем сказала, что ей лучше знать, где опасно, а где нет. Все же она была бродяжкой, знала все улочки, тайные тропки наизусть.

– Я знаю, где нам взять такой глины, – задумалась она всего на мгновение, а затем хлопнула в ладоши. – В старой мастерской. Там полно такой, из них лепят горшки. Я помогу тебе, покажу, как туда попасть, – и Рэй снова ухватилась за его ладонь, переплетя пальцы, потащила за собой, с силой, подобающей взрослому, не ребенку.

Она молчала, когда он разделывался с щупальцем, ухватившимся за его сапог. Она не пискнула, когда Кайло прирезал сумасшедшего, кинувшегося на Рэй посреди дворика. В безумце, истекающем черной, отравленной кровью вряд ли можно было распознать того самого мистера Платта, владельца сей гончарной мастерской.

Она помогала ему лепить эту печать, и ее тонкие пальцы работали умело, сноровисто, оглаживая сыроватый диск и слегка приминая глину по краям.

– Зачем она тебе? – спросила его Рэй, когда он наносил последние знаки острым лезвием. Осталось только обагрить их собственной кровью, чтобы оживить печать. – Она может вернуть все обратно?

Обратно? О нет, такой силой не обладали даже древние боги, те, что дремали под землей и в воде. Ни один из них не был милостив к людям, все они жаждали только одного – хаоса и разрушения. Смертей и человеческой крови.

И даже запечатав этот разрыв, что находился в церкви, Кайло не был уверен, что другой не откроется где-то поблизости. В скором времени. Все, что он мог, это бесконечно бродить по странам, следуя за новыми знаками, затмениями, странными смертями и возникающими сектами.

– Нет.

– Может, она выполняет желания? Даст еды и много золота, – ее глаза затуманились при мысли о первом. Хотя с тех пор, как они встретились, Рэй не проглотила ни кусочка из тех остатков пищи, что он ей предлагал.

– Ох, Рэй, – как мог он объяснить маленькой девочке, что все золото мира не стоило ничего, когда в разум забирался тот голос, чуждый, шелестящий, когда перед глазами вставала картина нового мира, истощенного голодным божеством, мертвого и бесплодного.

– Я просто закрою врата.

– Так вот оно что, – она наклонила голову, напоминая взъерошенного воробушка. – Хорошо, Кайло Рен. Я проведу тебя туда. Тайной тропой, о которой не знают те шары. А потом... – Рэй вздохнула, – и ты сдержи обещание. Помоги мне.

С чем, хотел было спросить Кайло, но Рэй уже стояла снаружи мастерской, и тонкий силуэт ее разрезал ночь, отбрасывая белую тень на мостовую. Длинную тень, убегающую вдаль, к луне за облаками. Что вело ее, что удержало рядом с ним? Обещание неизвестно чего, одно слово, данное убийцей с голосами в голове? Или надежда? Кайло надеялся, что последнее.

Она привела его в церковь через катакомбы, петлявшие под городом. Здесь было тихо, и звуки криков не забирались под кожу. Шелестел разве что песок под их ногами, мягкий, сухой. Пахло свечами, пылью и – совсем немного – цветами.

– Я приносила сюда цветы, – внезапно заговорила с ним Рэй. – Мне не было места там, наверху, они гнали меня отовсюду, бросали камни и натравливали собак, а тут... А тут было спокойно. А потом все началось... Вот, – она указала на каменную плиту, плотно прилегавшую к стене. – Нажми на камень справа.

Кайло послушался ее совета, и тут же камень вздрогнул и заскрипел, отъезжая в сторону, а из образовавшегося проема дохнуло разложением.

– Там склеп. Выйдем через него.

Они шли меж мертвецов, уложенных рядами, старых, спокойных, их сожрало время и черви, и остатки высохшей кожи натянулись, придавая черепам скалящийся вид. И Рэй все еще держалась за его руку, позволяя вести ее, бледная как смерть, но спокойная.

Снаружи было темно, луна скрылась за плотными тучами, но воздух был намного свежее, и Кайло позволил себе наконец вздохнуть. Карман плаща оттягивала тяжелая печать, и он надеялся, что ему повезет и сегодня. Он закроет эти врата раньше, чем сквозь них прорвется голодный бог. Он, возможно, даже заберет Рэй с собой, и ей больше не придется бродить по улицам в поисках куска черствого хлеба или пары медяков.

И церковь была пуста, лишь на стенах кто-то нарисовал новые знаки, те, что призывали в этот мир Всесодержащего, да зажег все свечи, и оттого казалось, будто воздух внутри дрожал, расплываясь.

Портал был открыт – щель в камне, недостаточно большая, чтобы пропустить в мир самого Йог-Сотота, но хватило, чтобы из нее проросли чужеродные цветы на синих стеблях, сочащиеся алым цветом. Чтобы оттуда выбралось зло – светящиеся шары, прогрызавшие дыры в людях.

Кайло позволил Рэй остаться за пределами круга, рядом с мертвым пастором, взиравшим в небеса, а сам встал на колени в центре и опустил в щель печать.

Та вспыхнула мягким светом, обжигая ладони, а затем просто треснула, рассыпаясь на осколки.

Она была неверной, понял Кайло, что-то в ней было не так, но он уже не мог покинуть границы круга, все силы его ушли на то, чтобы отдать печать, и теперь он застыл внутри его как мошка в янтаре.

Первое, что он почувствовал, были ее руки. Холодные как лед, тонкие и ловкие. Рэй, казалось, была не подвластна магии этого места, ее силы хватило на то, чтобы толкнуть его на плиты, раскрашенные символами, прямиком над трещиной, и странные цветы тут же обвились вокруг его рук и ног, удерживая. Распиная в центре.

Он видел ее глаза, хоть не мог и пошевелиться, потому что она наклонилась к нему. Они были холодные, пустые, снова напомнившие о смертельных песках, где он побывал однажды во время одного из путешествий. О песках, что так обманчиво-спокойны на первый взгляд.

Рэй уселась на него верхом, словно наездница, и принялась разматывать свои белые лохмотья, обнажая тело. Тело не ребенка, но девушки, с острыми сосками, напрягшимися от возбуждения, со смуглой кожей, натянувшейся на ребрах, с треугольником золотистых волос внизу бедер. Она заскользила на его теле змеей, и ее ловкие пальцы с легкостью распутали узлы на одежде, проникли под нее, холод к жаркой коже.

Он и глазом моргнуть не успел, как был уже в ней, напряженный, а она задвигалась в ритме, словно отбивавшемся от стен церкви, идущем из портала под ним.

– Он звал тебя, Бен, – назвала его Рэй по имени, по тому имени, знать которое не могла никак. – Звал, как и меня. Он сказал мне, да, Сноук-аш-шагет-Сотот сказал мне, что вместе мы будем править этим миром и другими, во славу его. В этом наше предназначение. Помоги мне, ведь ты поклялся...

Ее возбуждение передалось и ему, и он застонал. Зарычал от бессилия, не способный вырваться из портала, сбросить с себя Рэй и даже остановить наслаждение, опаляющее кожу.

Он знал, что проиграл.

И голос в голове, тот самый, что приходил с самого детства, звучал громче криков, вернулся. Зашипел, зашелестел, благословляя их священное соитие, из которого появится их нечеловеческое дитя.

А затем все затихло, и свечи погасли, оставляя только задыхающиеся стоны Рэй, распластавшейся на нем, укрытой синими стеблями точно покрывалом, и запах цветов.

Безмолвный, мертвый, теперь это был его новый мир.

====== Domino (Кайло Рен/Рэй) ======

Комментарий к Domino (Кайло Рен/Рэй) Больше ангста богу его, и вот этого... Akira Yamaoka – When You're Gone Feat. Mary Elizabeth McGlynn

А вообще, такой романтикой давиться хорошо. Качественно.

И да, 101. Господи, никогда не думала, что этот день настанет.

Specially for kawaiichibra)))

Он находит эту маленькую дрянь Тьма знает где, на самом краю галактики, далеко за дугой, вытаскивает из одной передряги и из следующей, потому что у девчонки совсем нет мозгов. Она даже не умеет ими пользоваться, равно как и Силой.

Только знай себе скулит побитой собачонкой.

У Кайло тоже была такая, в детстве, еще когда он по лагерям повстанцев мотался, следом за вечно-отсутствующими родителями.

Те нашли им замену, дроиды, какие-то странные няньки, потом вот зверюгу привезли. Откуда-то из-за дуги, совсем бесноватая тварь была, тоже дикая, но Хан рассчитал все верно. Лучше уж пусть его сын ненавидит кого другого, а не своего собственного отца.

Кусалась точно одержимая Тьмой, знала, наверное, что в нем что-то было не так. И вот как вышло, одержимым оказался он.

Но у девчонки зубы помельче, не такие острые, и все, что она может, это царапаться. Кусаться. Выть, отбиваясь от его руки. Не дается даже покормить ее, с ложки, с руки, она ест сама, позже, как только он оставляет ее наедине.

Вот тогда, в тишине и темноте – темноту она любит больше всего – ест, спешно, не разжевывая толком куски питательного, темного мяса. Оно настоящее, приготовлено лично для Кайло, и все же ей оно не идет впрок. Может, не привычна, может, не пробовала такого никогда, но ее немного погодя наизнанку рвет этой едой. А он весь сидит заблеванный, снова поцарапанный и злится. До того ярость берет, что пристукнуть хочется эту мелкую.

И еще долго после этого случая девчонка не ест ничего. Пьет воду, худеет на глазах, и приходится прибегнуть к насильственному кормлению через трубки.

– У тебя есть имя? – спрашивает ее Кайло в первое знакомство. От жары, духоты – да еще его черные одеяния – у него идет кругом голова. И хочется оставить ее тут, эту грязную оборванку, прячущуюся в расколотом словно набуанский орех корпусе корабля. Плюнуть и развернуться.

Но он не может, потому что Сила так и рвется из нее, окружает косматым ореолом, диким, неприрученным. Сила, в которой нет еще ни Света, ни Тьмы, только голод. И крошечная толика любопытства.

– Имя? Как тебя зовут? – ему уже кажется, что он говорит с глухонемой. Может, у нее действительно не все в порядке с головой? Он стоит не двигаясь, он спрятал меч, он снял этот долбанный жаркий шлем, чтобы открыть лицо, ведь лицо привлечет ее внимание, а она только кривится.

Скалит свои мелкие зубы, вся такая худая, кожа да кости, желтая от солнца, грязная от пыли и песка. И назад потихоньку двигается, как вода, как тот же песок сквозь пальцы. Не заметишь сразу, не поймешь в чем дело.

Но он-то понимает.

Ловит ее, не руками, Силой. Поднимает вверх тормашками, а она ревет диким голосом, спеленывает Тьмой, надежно так укутывает. И только потом решается приблизиться.

От нее несет вонью, потом, волосы в кривых пучках свалялись, а в глазах – как стекло, как расплавленная пустыня – слезы стоят. И по щекам бегут, злые слезы.

И, даже спеленутая по рукам и ногам, она все еще пытается сопротивляться, пока Кайло затаскивает ее в Ипсилон. Ногами в расползшихся ботинках пинается, один раз кусает за плечо, что совсем некстати подворачивается ей прямиком под зубы.

И единственный вопрос, что Кайло еще хочет задавать себе, звучит примерно так – на кой мне это все сдалось?

По всем пунктам выходит, что ни на кой. И надо бы прирезать ее сразу, чтобы не мучалась, эту дикую бестию. Но Сноук... будет же Сноук. Он любит собирать всяких диковинных зверушек. А потом стравливать их, сажать на короткую цепь и науськивать друг на друга.

С этой не выходит.

Эта дикая замарашка кидается на него с яростью, которую трудно найти даже в самом обиженном или испуганном ребенке. Да и ребенке, в принципе.

Если Кайло для нее человек, пусть и большой, весь в черном, с голосом, который ее пугает. То Сноук куда хуже, он все равно что злое страшилище из сказок.

От бесконечного вопля в ушах звенит, а потом Сноук приказывает убрать ее с глаз его долой, куда угодно деть, вымыть и переодеть, накормить и научить вести себя нормально.

Интересно, понимает ли он, что это не так-то просто для ребенка, который рос как дикий зверек?

Она даже имени своего не знает.

Кайло зовет ее Эй.

Приручать зверей он не умеет, не любит, не станет, но эту навязали.

Даже помытая, с вычесанными волосами, без колтунов, она еле напоминает человека. Все черные платья, переделанные из формы ПП, чтобы не выделяться, ей велики, сидят криво, еще и потому, что она срывает их с себя. Ищет, небось, свои старые лохмотья, те грязно-серые, выцветшие от жгучего солнца тряпки, а черное ее душит.

– Эй! Хватит... – он одергивает ее криком прежде, чем она начнет отдирать рукава. Или скидывать туфли, или лохматить свои волосы. – Эй! А ну перестань, немедленно! – и девчонку точно ветром сдувает.

Она прячется по шкафам, где развешана одежда Кайло, под кроватью, где нет ничего, кроме темноты. Лезет под столы и стулья, жалеет небось, что от Кайло никуда вот не деться.

Это же его покои.

Тишина и спокойствие длятся не больше пару минут, а затем все начинается заново.

– Эй, я кому сказал...

Ему хочется прибить ее. Иногда сразу же после того, как она устроит кавардак на его столе, расколотив датапады с донесениями, сбросив на пол дорогие чернила, достать которые можно всего в одном уголке галактики и за приличную пачку кредитов. Которые предназначены для успокоения, только его вот уже нет.

А иногда он просыпается, а она тут как тут, сидит на полу, маленькой черной тенью, не шевелится, может, и не дышит вовсе, и смотрит.

У нее есть свое место для сна, но нет же, ей то ли не спится по ночам, то ли спит она так чутко, что Кайло никак не мог подловить ее за этим.

– Хочешь? – однажды он протягивает ей фрукт. Лилово-синий шар тэ`гу, такой зрелый, что сожми чуть, и лопнет, брызнет соком на ладонь.

Его личная заноза только мотает головой. Недобро щурится, точно он задумал зашвырнуть в нее едой. До смерти закидать этими фруктами, раз уж под рукой нет камней. Делает один крошечный шажок назад и ждет.

– Ну и Тьма с тобой, – не станет же он с нею возиться, в самом деле. И Кайло сам надкусывает, и сладковатый сок течет по подбородку, капает на одежду. – Больно-то на...

Не успевает он поднести тэ`гу ко рту снова, как она уже тут как тут, быстрая как пустынная змейка, из песков которой он ее и вытащил, ловкая. Напрыгивает на Кайло, точно играется или нападает. И кусает.

И тэ`гу, и его пальцы заодно. Мелкая голодная тварюшка.

Но Кайло терпит все. И боль, и то, как жадно и быстро она ест из его окровавленной руки.

Это как старая, детская игра. Эффект, кажется, домино. Стукни по первой костяшке, и остальные посыплются, польются тонким ручейком, выворачиваясь так, чтобы лечь правильно.

Главное, пнуть первую.

– Эй! – у девчонки совсем нет никаких социальных навыков. Она не знает, что такое стыд, не принимает его желание иногда быть одному, и стоит только наступить ночи, хотя в космосе это всего лишь условность, как она тут как тут.

Замирает на полу, усевшись в позе пустынного божка, уложит свои ручки на бедра и молчит, не шелохнется.

Он гнал ее. Не раз и не два.

Запирал в мед-отсеке – сломала четырех дроидов прежде, чем вкатили ударную дозу снотворного.

В ее личной комнате, такой пустой, что там голову не о что было сломать – и она принималась стучать, мерно, громко, оставляя в Кайло единственное желание – головой, маленькая дрянь, постучи ею.

О да, может, она все же понимала его мысли, не зная слов, но лоб расшибла в кровь, и тот распух, будто ядовитыми дротиками обтыкали весь. Так и стояла за дверью, колотясь головой, а из разбитого носа по глотке стекала, булькала кровь.

А он только пытается подрочить, под одеялом, как подросток, и стыда выше крыши. Глаза у девчонки как у кошки. Блестят, следя за его движениями неотрывно.

И кто-то из рыцарей всего один раз заикается об этой неудобной теме.

– Она уже отсосала тебе, Кайло, да? Поработала ручками? – они делились с ним всем еще с тех пор, как были под крылом Люка Скайуокера. Так почему бы не спросить об этом. – Эй, каково это, поделишься? Или еще откусит?

Они смеются над ней, усевшейся в своем уголке и наблюдающей оттуда за тренировкой. Тычут пальцами в ее лицо, подражая совершенно другому жесту, а девчонке требуется ровно пять секунд, чтобы взвиться ядовитой змеей, подскочить к крайнему, Амоку Рену, бывшему когда-то одним из лучших падаванов Люка, и выхватить его меч.

Она отрезает Амоку ухо. Не владея ни одной из техник, скалится как одержимая, шипит, передразнивая его крики, и, наверное, впервые Кайло чувствует что-то вроде гордости. За то, что взял ее под свое крыло.

– Ах ты, мелкая сука...

Тронуть ее больше никто не решается.

И той же ночью Кайло перестает закрываться, прятать под одеялом то, в чем больше нет стыда. Наслаждение, которое чувствует и она, потому что Сила в них едина, замкнута в круг, напоминает натянутую, звенящую струну.

Кто первый тронет, того и музыка.

А потом однажды он оставляет ее надолго. На целые несколько месяцев, занятые пытками и войной. Их разводит по разные стороны галактики, потому что Сноук тот еще параноик и держится как можно дальше от битв. Полгода.

А она как-то разом вырастает, теряя последние остатки невинности в лице – никаких мягких щек, никакой деликатности в чертах – вся превращаясь в острую, тонкую иглу. Носит его одежду, искромсанную на длинные полосы, обвязывает себя как прежде, в своей пустынной норе, но теперь она вся черная, она принадлежит ему.

И встречает его с угрюмой ненавистью в глазах. О, она с удовольствием сказала бы ему, как сильно она его ненавидит, но то ли язык не отрос, то ли слов не появилось.

Только подбирается исподтишка, сзади, обхватывает за шею и бьет кулаками. Не смертельно, конечно, потому что Кайло все еще раздумывает – а что, если сломать ей шею – но ощутимо.

– Эй! – шипит она. – Эй! – рычит и пытается вцепиться в открытое горло.

Приручил ядовитую змею, терпи.

– Хватит, хватит, Рэй... – Кайло и сам не знает, как оно все само срастается, сживается с нею, это новое имя, как лицо, как костяшка, свалившаяся боком, вынесшая узор на следующий круг. – Хватит.

В нем нет нежности для этого мира.

Но для нее найдется что-нибудь еще.

– Ты уже обучил ее? – во время одной из аудиенций внезапно интересуется Сноук. – Я не чувствую растущей Силы.

Стоящий рядом Хакс мерзко кривится – он, дитя кухарки, терпеть ее не может. Даже мыслей читать не требуется. Для него Рэй что-то вроде мелкой шавки, да и разговаривать не умеет. Значит, тварюшка.

– Нет, – качает головой Кайло. – Она... она не поддается никакому воздействию.

– И все же ты нашел способ посадить ее на цепь, так? – чего у Сноука не отнять, так это желания контролировать все, быть в каждой мысли. – Она не опасна для тебя, Кайло, и все.

– Она служит Первому Порядку, Учитель, – следы от ее зубов до сих пор остались в его коже, намертво въелись, лей сколько хочешь бакты или нет. Все внутри, глубоко, до костей. – Она верна ему. И вам.

Он больше не может сломать ей шею или раздавить тонкое тело щелчком пальцев. Это все треклятые костяшки, рассыпались, все еще щелкают, переворачиваясь, а узора не видно. Пока нет.

– Что ж, посмотрим. Приведи ее.

Знал бы, убил еще тогда, оставил гнить в пустыне, среди жгучих песков эту змейку. Тогда бы не пришлось теперь снимать с собственной шеи, обвившуюся вокруг горла мертвой петлей.

Не пришлось бы вести на смерть, а она понимает это. Прекрасно читает в его разуме, будто голоэкран над головой зажегся – ПРОСТИ, РЭЙ...

Привычно кривит нос, хмыкает, чуть вскидывая верхнюю губу – зубы белые, ровные, острые. А потом протягивает руку, сама, оставляя на щеке ледяное прикосновение дрожащих пальцев.

– Рен, – шипит она, выдавливая из горла хриплые, жуткие звуки. – Кайло...

Вот она, последняя костяшка. Застучала, завертелась, черное-белое-черное-белое, и упала.

И лежит.

А он и так уже знает, что там за узор.

====== Behind the glass (Сноук/Рэй, Кайло/Рэй) ======

Комментарий к Behind the glass (Сноук/Рэй, Кайло/Рэй) Грязная пятница, так? Ну очень кинково-сквиково, исключительно на подрочить, и то, не факт. АУ на мое же АУ, постмодернизм, йопт. Приправленный мудаком Кайло.

В общем, нет, это была не я, и это не мое)))

Nine Inch Nails – Something I Can Never Have для рискнувших.

Пустынную девчонку везут в энерго-кандалах, а для надежности еще скручивают и укладывают в прозрачный ящик.

Наподобие тех, в которых доставляют на Супремаси припасы, только эта добыча живая. И она вертится, бьет босыми, обтрепанными пятками по стекловидному материалу, которому ничего от ее пинков не сделается, отчего-то напоминая Кайло раздавленную змею. Все еще пытающуюся уползти, пусть и с перебитым хребтом.

Силы в ней – Кайло чувствует это, даже находясь на другом конце корабля, да что там, его, еще не успевшего сойти с трапа, только приземлившегося в этой помойке, уже тянет к могущественному источнику – хоть отбавляй, и она действительно редкостный трофей.

Жаль, достанется не ему.

Он даже подходит к ней, уже после погрузки гроба в отдельный отсек, пустой, как приказывал Сноук, чтобы Рэй никому мозги задурить не успела, и стучит пальцем по стеклу, привлекая внимание.

Со стороны может показаться, что она спит, обманчиво-спокойная, тихая, но стоит его руке коснуться прозрачной поверхности, как ее глаза уже буравят его насквозь. Холоднее стекла, только желтые, и в них нет ничего кроме дикой ненависти.

О, Рэй отличная притворщица.

– Выпусти-и-и-и... – протяжно стонет она, точно ее сдавило со всех сторон, сжало в смертельные тиски. Вертит головой, задыхаясь, и пытается проломить окровавленными кандалами крышку гроба. Напрасно старается, этот ящик не просто так везли из самого Зиоста.

– Пожалуйста... – шепчет, остановив бесплотные попытки вырваться наружу, Рэй, но даже жалкая просьба из ее уст звучит, как самое настоящее внушение.

Хорошо, что у Кайло к такому трюку иммуннитет. Натерпелся достаточно от Сноука, и больше его таким не проведешь.

Хотя даже сейчас его так и тянет вскрыть стеклянный гроб, выдернуть один за другим штыри, вытащить ее оттуда, маленькую смертельно-ядовитую змейку и позволить уползти обратно в свои пески.

– Прости, – чтобы вернуть самообладание, Кайло приходится прикусить язык, и соленый вкус вкупе с обжигающей болью – наилучшее средство. – Со мной этот фокус не работает, малышка. Нам пора домой.

Она и правда такая тонкая, маленькая, ему и до плеча не достанет, а злости хватит, чтобы разнести на кусочки пару планет.

– Нет, – жалобно кривится она. Понимает, к чему все это, знает, о чем он. – Нет, пожалуйста... Я буду хорошо себя вести. Я буду такой тихой, что вы меня больше не найдете, только не отдавай меня ему.

Была бы на то его, Кайло, воля... Отдал бы? Возможно, нет. Слишком уж хороша она сейчас, лежащая перед ним в своем хрустальном гробу, прекрасная в безумной ярости. Вся так и светится золотом смуглой кожи, переполненная Силой. За Рэй и головы не жалко.

Но со Сноуком такое не прокатит.

– Поспи, нам недолго. Отдохни, пока можешь, – в его голосе нет желчи или насмешки, но она колотится, точно в приступе. Смеется, а по щекам текут слезы.

И ее жалобный вопль еще долго стоит у Кайло в ушах, даже когда он запирает за собой отсек и уходит на другой конец корабля, отдавая приказ ускориться.

Стеклянный гроб трескается просто на глазах.

Для особенно важных беглянок вроде Рэй Сноук готовит такой же особенный прием.

Сперва в мед-отсек, где ее – прямо в кандалах – обдирают словно молодое растение, срывая грязные тряпки.

И ругающуюся, выплевывающую многоэтажные ругательства с упоминанием всего дроидского рода до десятого нейропроцессора, ногами цепляющуюся за все возможные поверхности, засовывают прямиком в освежитель.

Горячий пар проходится по ее обнаженному телу, снимая грязь слой за слоем, а Кайло никак не может отвести глаз.

В ее болезненной худобе – смуглая кожа, выпирающие крылья лопаток, втянувшийся живот, золотистая полоска волос внизу, между бедер – больше красоты, чем в зарождающемся мире. И дело не в Силе, что притягивает его, заставляя терять дыхание от восхищения, сама по себе Рэй – редкость.

Неотшлифованный камень, из которого можно сотворить все, что угодно. Цельная, достаточно твердая, чтобы не рассыпаться в ладонях, но все же поддающаяся при должном усилии. Все еще не выбравшая свою сторону, хотя до этого, в этом можно не сомневаться, недолго осталось.

Сноук умеет убеждать.

Она знает, что Кайло смотрит без стеснения, так что переключается на него, осыпая ругательствами. На пальцах показывает, куда ему стоит засунуть свои бесстыжие глаза, пока ее с боем вытаскивают из освежителя и укладывают на медицинский стол.

И когда один из дроидов приближается к Рэй, скользя металлической «рукой» по ее бедру и выше, чтобы продолжить тщательный осмотр и там, она внезапно резко выгибается. Отпинывает железяку в сторону с нечеловеческой силой.

Жаль, она не сразу понимает, что поломка одного из дроидов ничего не изменит, даже не отсрочит унизительные пытки. И наконец они склоняются над ней – металлические монстры, состоящие из трубок, игл, питательных растворов и шипения, прижимая к поверхности стола и не давая даже трепыхнуться.

И она снова стонет. А лицо красное от унижения.

А затем ее, тихую, свернувшуюся калачиком, уносят. Переодеть.

Раскрасить и вынести на самом красивом блюде.

Сноук всегда знает, чего хочет.

И она ему нравится, о, конечно, нравится. Старый уродливый муун морщится, и складки на его поврежденном лице создают впечатление довольной гримасы.

– Ближе, подойди ближе, дитя, – он разве что не причмокивает, а в золотых глазах уже загорается жадный огонь. Сноук не брезгует даже человечиной, если она достаточно хороша.

А Рэй хороша, блестит, словно облитая золотом, только энерго-кандалы все портят. На голове, в распущенных волосах – так она еще моложе, невиннее – острозубцовая корона. На шее золотой обруч, подавляющий волю. Так что теперь ей некуда бежать.

– Я видел тебя в своих снах, – его тонкие, костлявые пальцы цепко держат Рэй за щеки, поворачивая лицо то так, то эдак, любуясь. – Из тебя выйдет хорошая королева, в свое время, конечно.

А она не может и двинуться с места, словно примерзла к нему. Все дело в ошейнике, для такого и цепи не надо, ментальная удавка сделает все сама, и от каждой мысли о побеге или убийстве все внутренности переворачивает.

Кайло такой не носил, к чему ему это, Тьму он принял с благодарностью, когда та пришла, чтобы утолить его боль. И так хочется шепнуть Рэй на ухо – не надо, не сопротивляйся, так только хуже – но ему запрещено покидать свой пост.

У подножия трона он обречен стеречь чужое сокровище. Опустив взгляд, но прекрасно наблюдая за происходящим в неверных отражениях блестящего пола.

– Ну же, дитя, не робей, – Сноук морщится от удовольствия, закатывая глаза, когда берет ее за руку и укладывает маленькую ладонь на свое изувеченное лицо. – Все это теперь твое.

Что она хочет сказать?

Кайло видит, как двигаются ее губы, не издавая ни звука. Вся Рэй сейчас напоминает игрушку, пляшущую под ловкими прикосновениями хозяина, оживившего ту ради забавы. Красивую, подготовленную к первому раунду.

– Я знал, что Сила твоя окрепнет в одиночестве, оставшись посередине, не приняв ни одну из сторон, но пора это изменить, дитя.

Поднявшийся с трона Сноук выше ее в полтора раза, худая костлявая фигура, скривившаяся под тяжестью собственной немощи. И Рэй рядом с ним выглядит еще меньше, испуганнее. Она знает, к чему все идет, и даже делает слабые попытки возразить, дернуться, когда Сноук распускает ее одежды, ухватив за застежку.

Ее пальцы дрожат, тщетно хватаясь за край скользящей по ногам робы, оставившей ее обнаженной.

И она прекрасна, как прекрасна новорожденная звезда, собравшаяся из осколков, свернувшаяся в цельную оболочку, залитую золотым сиянием, исходящим от кожи.

Алый свет тронного зала только придает смуглости легкий оттенок тревоги. Остальная вся застыла в глазах. Паника, кромешный страх, волна его раскатывается в стороны, накрывая Кайло с головой.