Текст книги "100 shades of black and white (СИ)"

Автор книги: Shagel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 64 (всего у книги 72 страниц)

– Ясно, – а голос такой, будто вообще не верит.

Коп отбирает его удостоверение, вертит и так, и этак под дрожащим светом фонарика, смотрит на Кайло с подозрением, жестом показывая повернуться.

Шрам его ужасает, еще бы, раскроил лицо наискосок, превратив человека в монстра, но сейчас даже не он привлекает внимание.

– Что это?

– Ничего.

Кровь на щеке, под глазом, что не смогла стереть Рэй. Засохшее пятно, будто он сам вздумал рыдать.

Она смотрит на Кайло с грустью, одними губами шепчет – прости.

Она старалась. Плохо старалась.

– Выйдите из машины. Сейчас же. Заглушите мотор и выходите медленно, так, чтобы я видел ваши руки! – рация копа снова разрывается от треска и сбившихся слов, теперь уже громче, яснее, поджог на заправке, десять трупов, некоторые обгорели до неузнаваемости, но следы одной из машин уходят дальше, на восток.

К солнцу, к рассвету, как хотелось Рэй. В последний раз.

И это чертовски под руку, чертовски во время, это та самая треклятая удача, обошедшая их стороной пару часов назад.

Последняя пуля достается парню, прямиком во вспотевший, черный лоб.

– Гони, Кайло, – оживает Рэй, из статуи в живую обратно, из мертвячки со вспененной кровью на языке в дрожащую девочку, – гони, пока можешь!

Больше нет времени на поцелуи, на удостоверение, намертво зажатое в кулаке копа, на смену оружия – за стеклами загорается алым небо, все светлее и ярче, точно пожар с заправки разошелся на весь лес и дальше, до горизонта, преследуя их по пятам.

Они несутся прямиком к обрыву, и Кайло жалеет только об одном – ей темно и тесно в багажнике, ей бы сюда, к нему под плечо, как раньше, когда они грабили заправки одну за другой.

Хотя Рэй и так с ним.

====== Something is wrong with Rey (Рэй/Кайло Рен) ======

Комментарий к Something is wrong with Rey (Рэй/Кайло Рен) Мы так курили, так курили, что скурили весь сюжет, и осталось только недо-порно, абьюз во все поля, нон-кон и любимый сорт Кайло. Ну очень осторожно.

Все поклоны в сторону my partner in crime, она – “дьявольский смех за кадром” – знает толк в кинках)

По еще одной традиции, музыка – Glass Animals – Holiest

Новую рабыню – взамен той старой, протянувшей всего пару дней, не больше – ему доставляют уже к ночи, когда у Кайло совершенно нет времени.

Он готовится к очередному приему у Сноука, и это не самый подходящий момент, особенно, когда он пытается завязать треклятую церемониальную перевязь рыцаря, впервые используя Голотьюб в качестве туториала, чтобы стучать в двери.

Тем более, что есть коммутаторы.

– Тьма тебе в глотку! – нервно дергает он за кривой узел, тянет обратно, чтобы распустить, но только делает все хуже. Вместо изящной перевязи нацепил удавку на шею, хоть сейчас вешайся. – Иду.

Так он и добирается до входных дверей, злющий, готовый убить того идиота, что осмелился колотить по дорогим панелям ботинками.

– Ваш заказ... – под его взглядом тут же делается меньше и тише Митака.

Его Кайло знает достаточно долго, да и тот предостаточно знаком с яростью Рена, чтобы не лупить ногами по дверям, и все же. – Мистер Рен, простите, но Сноук сказал, что это очень срочно, а вы не открывали... – он затыкается только под воздействием Силы, намертво залепливающей горло. И только глаза делаются все больше, а лицо краснеет.

Пластиковый матовый короб, прислоненный к стене, на порядок меньше того, что был в прошлый раз, и внутри его мерцают очертания тела, хвала Тьме, еще напоминающие человеческие. Не хватало только, чтобы этот идиот перепутал заказ.

– Датапад! – требует Кайло, протягивая ладонь. Ему плевать на то, что все должно быть сделано в другой обстановке, как минимум внутри, за закрытыми дверями, а клона следует проверить.

Его отпечаток, поблескивающий желтым на неоновом экране, подтверждает заключение новой сделки взамен старой, и теперь от Митаки ему вообще ничего не надо.

– Вон, – Кайло нетерпеливо машет ладонью, придавая ускорение за счет Силы, а сам вскрывает пластиковую упаковку, сминает словно бумагу, рвет на куски, чтобы добраться до сердцевины.

Новая девушка и вполовину не так хороша, как прежние.

Худая, совсем тощая, тонкая. Острые черты, тяжелая челюсть и упрямый подбородок. Хуже того, у нее нет фигуры, вообще ничего, и кожа кажется почти прозрачной, ткни пальцем – вообще насквозь пропорет.

Кайло привычно укладывает ладонь на тонкую шею, поглаживая за загривок, проверяя – годится или нет. Пальцам в самый раз, чтобы обхватить горло, под еле заметным выступом трахеи, оставляя след на коже.

Та теплая, мягкая, и волосы еле ощутимо колются. Даже щекочут, собранные в затейливую прическу.

И все же... что-то в ней не то. Не так. Помимо того, что она явно не по его заказу сделана. Перепутали?

Ну что ж, на пару ночей сойдет. Да и криффову перевязь, впившуюся в кадык, будет кому поправить.

А потом вернет ее, как и всех остальных.

Его новую игрушку стоило бы взвалить на плечо, она же совсем легкая, но почему-то он ловит себя на том, что несет ее будто живую. Уснувшую под ситхским заклятьем, а в реальности она ведь ничто.

Хрупкая оболочка из кожи, обтянувшей искусственные кости. Выращенный в колбе цветок, цена которому несколько дней жизни. Потому что досталась не тому хозяину, потому что он любит все... портить.

Ее руки пусты, смуглые, усыпанные пятнышками веснушек – тот, кто создавал ее, был любителем пустынных и жарких планет, не иначе. Ничего общего с Новым Корусантом, погруженным в искуственный полумрак, запрятанным под непроницаемым колпаком.

И только одно имя, три буквы, значит, только с конвеера.

Ее зовут как солнце, и это донельзя символично – совсем скоро Рэй поглотит Тьма.

– Давай! – он опускает ее на постель, а сам смотрит сверху – будить или еще подождать. Сейчас она гостья в его спальне, но за пару часов освоится, займет подобающее место на полу, у его ног. – Просыпайся.

Кайло приходится добавить приказу немного Силы. Возможно, следовало бы оставить ее вот так, рано или поздно, сама бы очнулась, но ему ведь смертельно нужна помощь с... Крифф, Сноук будет недоволен опозданием!

– Очнись, Рэй! – так-то лучше, после ментального шлепка ее тело вздрагивает, заходясь в первом вдохе. Честно говоря, последний не менее красивый, но... и в этом есть своя прелесть.

Новопробужденная, она напоминает беспомощного ребенка, вынесенного из мягкой знакомой темноты в новый мир. Его лицо она запомнит навсегда – на те несколько дней, пока еще сможет видеть, конечно.

Его голос станет для Рэй самой прекрасной из мелодий, а заодно и самым ужасным кошмаром.

Его прикосновения... О, их она запомнит лучше всего.

– Ты... – она осоловело ворочает головой, оглядываясь. – Ты... – его имени она не знает. Действительно интересно, кому она предназначалась? Рабыни всегда знают имя своего хозяина. Это единственное, что дают им вместо еды или питья. Знание. Одно имя.

– Я Кайло Рен. Давай, – он помогает ей подняться. Забавно, что она все еще озирается в поисках какой-либо одежды, прикрывает себя ладонями, хотя это запрещено и должно уже намертво въесться в ее пустой разум: она не человек, она ничто. Было бы еще что прикрывать, в ней изгибов ровно столько, сколько в его сейбере.

– Мне нужна твоя помощь, – и Кайло наклоняется к ней, открывая горло, стянутое жгутом. – Перевяжи его. Скорее! – впервые в его голосе слышно раздражение, и все же Рэй справляется с ним, даже не вздрогнув.

У нее теплые, ловкие пальцы, и через пару минут узел разобран, шнуры разделены и закреплены под плащом.

– Вот так, – ее голос набирает силу после спячки, но в нем нет изящности и медлительности шлюх, покорности или сладкоречивости. Не знал бы, что Рэй клон, подумал бы – настоящая. Таких не заказывают для наслаждения, тогда зачем она вообще? – Теперь все правильно, Кайло.

Это гасит все недовольство, нетерпение, потому что Сноук уже наверняка дожидается только его, и за опоздание потом влетит, и он ласково треплет Рэй по волосам, указывая на сейбер, покоящийся на подставке.

– Принеси его, малышка, – она действительно такая хрупкая, маленькая под его ладонями, что это прозвище ей идет. – Я вернусь к ночи, – и это будет лучшая из ночей, потому что он соскучился по чужой боли, – ты подождешь меня, я надеюсь.

Она не похожа на остальных его любимиц, заигранных до смерти и выброшенных вместе с остальным мусором. И возможно в этом весь секрет – ему хочется узнать, что она почувствует.

Кому бы Рэй ни предназначалась, теперь она принадлежит ему.

Кайло оглядывается на нее всего один раз, любуется напоследок перед тем, как нахлобучить шлем. Ее смуглое тонкое тело, напоминающее солнечных змей, тех самых, чей укус смертелен, но шкурки достаточно дороги, чтобы все же нашлись охотники, льнет к панелям. И в тени между худыми бедрами скользит рука, словно невзначай прикрывая уязвимость. Или же лаская себя – в этих жестах не так уж и много различий.

И ее глаза – вот, что не так с Рэй – они внимательные, цепкие, в них нет ни капли покорности.

– Мне доставили твоего клона, ученик, – недовольно барабанит пальцами по подлокотнику трона Сноук. – Потрудишься объяснить, почему?

Он с самого начала знал о пристрастиях Кайло, сам же и подсказал, как насытить Тьму болью, и значит, не в брезгливости дело.

Женщины Верховного Лидера не привлекают, это правда. Но и Рэй не остальные – все мысли о ней, все до последней, Кайло прячет в глубине разума.

Тьма укрывает ее образ непроницаемым покрывалом, гасит золотое свечение. Нет больше никакой Рэй, только боль и наслаждение, безликие, сросшиеся вместе. Все, как всегда.

И все же Сноук проходится по мыслям снова и снова, перерывая их, в поисках хотя бы крошечного намека, одного звука – Рэй, как порыв ветра, шепот песка, или последний выдох перед смертью – и ничего так не находит.

– Ладно, – поджимает он безгубый рот, и перекроенное, жуткое лицо кривится, искаженное гневом. – Приведешь мне того, кто занимался доставкой. И забери свое... мясо, – Сноук не жалует рабынь Кайло, пусть они и послушны, покорны, слабы.

– Да, Верховный.

Под шлемом не увидеть струйку пота, стекающую по брови. Или дернувшийся уголок губы, больше похожий на лицевой спазм, чем на улыбку.

Она все еще принадлежит Кайло. А теперь за это, как и за опоздание, можно и заплатить.

Рэй ждет за дверью, усевшись в молитвенной позе, как это делали раньше джедаи – пока последнего из них не убил Сноук – обнаженная, сосредоточенная, и открытые ладони тянутся вверх, смыкаясь над головой, над затейливой прической, а ноздри еле заметно раздуваются в такт грудной клетке.

Еще не человек, потому что в ней нет ничего человеческого, слишком уж она инаковая, но и не обычный клон.

– Иди ко мне, – он не может ждать, пока раздвинутся панели, впуская его внутрь, протискивается сквозь них, отбрасывая в сторону ненужный шлем, сдергивая тяжелый плащ, и нетерпение захлестывает с головой.

Изувеченная – чтобы отвести любые подозрения – рабыня, так не понравившаяся Сноуку, уже уложена среди мусора, и все равно этого мало.

Плата Тьме неподходящая, и Кайло стягивает зубами перчатку, чтобы дотронуться до ее лица, сжать пальцами подбородок, пройтись по губам, открывая ровную линию зубов – Рэй не портят все эти мелочи. Ни крошечный скол на влажном от слюны резце, ни веснушки на веках.

В ней все еще нет покорности, и она достается ему с трепетом, буквально на вытянутых кончиках пальцев. Замершая между отступлением, бегством и его жадными руками. Все еще практически слепая, упорно не открывающая глаз.

– Он хотел тебя первым, – смеется Кайло, сам себе, смеется над обманутым Сноуком, – но досталась ты мне.

Первый укус, совсем слабый, совсем нежный, он оставляет на ее плече. Влажный след наливается кровью, но к утру это будет уже неважно.

Ей к лицу и синева, и кровь, думает Кайло, поглаживая набухший отпечаток, а затем с силой прижимает ногтем. Зацеловывает, зализывает следы, а потом раздирает снова.

От шеи, опухшей от засосов, укусов, к грудям, острым, маленьким, подцепливая твердые соски и отпуская.

К этому времени все остальные стонали, кричали, а Рэй молчит, словно прислушиваясь к себе, к своему истязаемому телу. Морщится и дрожит, закусывая губы, но так и не открывает глаз. Совсем как статуя одной из богинь из забытого Силой мира.

Все еще не человек.

От первого удара, тяжелого, по ребру – Кайло почти не сдерживается, самую малость, чтобы не сбить Рэй с ног – она задыхается, горбясь. Маленькие ладони так и ползут прикрыть ушиб. Не грудь, не промежность – самое нежное, самое уязвимое. Нет, с инстинктом не поспоришь, и Рэй дышит все громче, резче, со свистом сквозь сцепленные зубы. И медленно выпрямляется.

– Умоляй меня, – второй раз он бить не станет, боль нужно уметь чередовать с приятным, и Кайло обнимает ее, гладит по спине, точно малышку, какая она и есть, почти ребенок, – умоляй остановиться, – он шепчет ей на ухо, и Рэй дрожит, весь загривок в мурашках, – и я подумаю.

– Нет? – вот и славно, думает он. Рисует по ее обнаженному телу, поверх синяков и укусов, странные узоры, остановившись на кончиках сосков. Пробует их на вкус, прикусывая, всасывая, чуть меньше боль, чуть больше наслаждения. Разминает сведенные плечи, наматывает на ладонь волосы, заставляя Рэй двигаться следом, точно марионетку на короткой нити.

От второго удара она отлетает на постель, ничком, все такая же застывшая – теплая кожа и окаменевшие мышцы, и там Кайло выкручивает ей руки, заводит все выше и выше, пока Рэй не открывает рот. Все еще немо, но она кричит от боли. Не сопротивляется, и все же не дает то, для чего предназначена.

– Умоляй, – повторяет он свое щедрое предложение, сломайся, ну же, маленькая игрушка, – но вместо этого Рэй только кривит рот в болезненной улыбке, а из-под зажмуренных век текут слезы.

Он раздвигает ей ноги, берет влажными от крови пальцами, продирается внутрь, жалея только, что не может разорвать пополам. Пока еще рано.

Раздает пощечины, и каждый раз ее лицо несет из стороны в сторону, бьет по искусанным губам, гладит и зацеловывает то, что уже нельзя поправить или залечить.

Сперва трахает, так толком и не избавившись от своей одежды. Уже не так больно, свою однодневную невинность Рэй уже потеряла, и Кайло уже не сомневается, для чего она была нужна Сноуку. Да и что в ней не так.

Даже с покрывалом, накинутым на голову, обвернувшися вокруг шеи, лишившим ее воздуха, она все равно не стонет. Ее ребра ходят ходуном, пытаясь втянуть в легкие хоть немного кислорода, и на мгновение Кайло останавливается, замирает на середине движения, чтобы дотронуться до них – они как крылья бабочки. Теплые. Хрупкие.

Клоны, изготовленные для него, были гипер-чувствительными, но Рэй, кажется, не чувствует наслаждения. Ее создавали не для этого, и Кайло возмещает тем другим, что у него под рукой.

Переворачивает ее на живот, обхватывая за алые от ударов ягодицы, все в ссадинах и синяках, раздвигая их, и входит сзади.

– Оближи, – он всовывает ей в рот пальцы, и у нее достаточно мозгов, чтобы не кусать, а сделать так, как он велит. Влажные пальцы возвращаются туда, где им и положено быть, внутрь, в такт движениям члена, вбивающегося в ее тощую задницу.

Жаль, он не может поиметь ее еще и в рот, хотя бы одна рука нужна ему свободной, чтобы удержаться над постелью и не раздавить под собой Рэй.

Все это он проделывает трижды, или четырежды, чередуя пальцы, член и удары, сбиваясь со счета. Сердце так и заходится, перед глазами все плывет, и Тьма внутри сыто ворочается перед тем, как уснуть. Но маленькое тело, раскрашенное кровью, спермой, синяками, слишком притягательно, чтобы от него оторваться, и Кайло жалеет, что не может просто сожрать ее. Разделать на мелкие кусочки сейбером и оставить себе.

– Мне так жаль, малышка, – он целует ее в покрытый испариной лоб, приглаживает спутанные волосы, растерявшие всю затейливость плетения, и Силой призывает сейбер с подставки. – Но я не могу оставить тебя в живых. Сноук убьет меня.

Он прикладывает рукоять к ее горлу, прижимая палец к кнопке, и это невыносимое желание, раздирающее пополам – оставить ее себе и убить, уничтожить, как и все остальные игрушки.

У Рэй глаза цвета песка, солнца, которое лет сто не видели над Новым Корусантом, и в них нет боли или безумия. Или ненависти к нему.

Она смотрит на него, шевеля сбитыми в кровь губами, цепляющимися за скол резца. Смотрит не моргая. И ее разум, в который он не додумался заглянуть, посчитав пустым, как у остальных клонов, полон образов. Настоящих, не внедренных.

– Я должна была прикончить его и убраться как можно скорее, – она выдыхает слова короткими порциями, почти рот в рот, и морщится от боли. – А вместо этого случился ты, Бен, – о, Рэй хуже любого клона, хуже оживших богинь, выкопанных из песка, она тот человек, что знает его прошлое. Смертельно-опасная даже с прижатым к горлу сейбером. – Убей меня, или дай убить его.

Ее багровые от ушибов ребра так и ходят, вздымаясь, и вся она, распростертая под его телом, вжатая в постель, почти нанизанная на луч сейбера, все равно прекрасно смотрится в его коллекции. Не мертвая и не живая.

– Мы поступим лучше, – ухмыляется Кайло и возвращает рукоять на подставку, где ей самое место, – я даже помогу тебе, малышка.

Прикончит она Сноука или нет, в любом случае у него будет еще один шанс поиграться с нею.

====== What would happen if we kiss (Рэй/Кайло Рен) ======

Комментарий к What would happen if we kiss (Рэй/Кайло Рен) Если вам показалось, что тут пропал сюжет, то вам не показалось. Мне было просто лень вводить его) Но он как бы есть на заднем плане.

Очень ООС герои – “кто эти люди и что они тут делают”, но зато не без любимого кинка)

И в тему Meredith Brooks – What Would Happen

Она встречает его только ночью.

Как символично, старинные часы в общем холле должны пробить двенадцать, чтобы он наконец появился.

Она возвращается с вечерней смены, и ноги гудят, от рук до локтей вообще ничего не остается – все онемевшее, окостеневшее. Хорошо, что книги в рюкзаке за спиной, и Рэй встряхивает плечами, поправляя его.

До квартиры совсем немного осталось, нужно потерпеть всего ничего – бесконечная поездка до девятого этажа.

Тогда он и появляется. Вламывается в уже закрывающиеся двери лифта, а она не успевает даже потянуться к кнопке, и занимает собой почти все свободное пространство.

Не человек, а гора, честное слово.

И Рэй жмется к дальней стенке, потому что настолько устала за сегодня, что не выдержит, если кто-то ее заметит, окликнет или позовет. Вдруг этот здоровяк в черном решит с ней заговорить – да она же умрет на месте, голова лопнет от чужих слов, до того ей плохо. Меня тут нет, буравит она взглядом его лохматый затылок. Только не оборачивайся...

Но он и не думает, просто молчит, сосредоточенно разглядывая что-то перед собой, кажется, скроллит экран телефона, будто Рэй тут и нет.

Он действительно большой, и мокрый от дождя плащ – такие в фильмах носят киллеры и чуваки из футуристических боевиков – слегка шуршит от тряски, потому что лифт ползет так натужно, точно прямиком в космос.

Здоровенная белая ладонь – все, что она может видеть со своего угла – черные как смоль волосы, волнистые от сырости, собранные в чудную прическу, что-то наподобие самурайского пучка, только слишком уж неряшливого, сбившегося на затылке.

И лицо, размытое отражение которого Рэй невольно ловит на матовых панелях. В неверном свете оно отдаленно напоминает череп, с темными провалами вместо глаз и рта.

У ног в армейских ботинках – Финн как-то посвятил ее во все тонкости лучшей мужской обуви – такая здоровенная сумка, что туда можно человека запихнуть. Наверное.

И что за мысли лезут в ее голову после работы? Рэй трясет головой, сбрасывая с себя окровавленное видение, и краем глаза замечает, что он смотрит на нее.

Разглядывает в отражении – совсем как она парой минут тому – ее мутный облик, смятый, дрожащий, втиснутый в угол.

И что-то в нем не так, что-то важное... Что-то сделавшее ее случайного попутчика похожим на монстра.

Лифт дергается и останавливается. Двери со скрипом ползут в стороны, впуская затхлый, вонючий запах коридора с выцветшими коврами, облупившейся краской и тусклыми светильниками, от которых девятый этаж отчего-то напоминает подвал. Или пустой аквариум.

Здесь будто под водой. Так тихо, что Рэй вполне может услышать, как стучит ее сердце – никому не нравится последний этаж. Интересно, кроме нее и этого здоровяка тут вообще кто-то живет? Стоп, это и его этаж?

Он резко наклоняется, подбирая свою сумку, и перешагивает порог лифта, несется по коридору с такой скоростью, будто вовсю торопится. Или просто не хочет говорить с ней.

Ну... ладно. Рэй округляет глаза, а потом и сама встряхивается, отталкиваясь от стены. Если не успеет выбраться из этого гремящего исчадия ада, он утащит ее обратно, на первый этаж. А Ункар никак не починит лифт. Действительно, зачем?

Ее квартира у самого начала коридора. Новенький ядовито-зеленый коврик и пара брошенных рядом кроссовок – было бы кому красть – кажутся неуместными среди общего запустения.

Рэй спешно разувается, звенит ключами, открывая входную дверь, и только один раз позволяет себе искоса глянуть влево, где все еще стоит тот здоровяк.

Он копается в замке, неспешно, будто чего-то ждет.

Может, он действительно маньяк, а сумка как раз по ее размеру?

Рэй влетает внутрь за рекордные для нее самой две секунды, защелкивает все замки, так громко, что в ушах громыхает – или это ее сердце? – и замирает.

Ждет, приникнув к двери всем телом, до рези в глазах вглядываясь в глазок, но там все равно ничего не видно, только грязная пелена.

– Черт! – где-то в недрах рюкзака, чтобы не выпал по дороге домой из кармана, валяется телефон. На тот случай, если этот здоровяк все же пришел по ее душу.

Но нет, дверь где-то в коридоре хлопает и закрывается.

Еще час у Рэй трясутся руки, и она не может удержать в них кружку. Ни По, ни Финну она не звонит.

Следующая их встреча проходит в лучших традициях какого-нибудь ужастика. Вернее, ужасы представляет Рэй, а что до ее соседа с 904-ой... Ну, он, скажем так, и в обычной одежде все еще выглядит похожим на какого-нибудь маньяка.

Правда, сегодня это даже оправдано, Хэллоуин все же.

Рэй, раскрашенная под мертвячку, ту самую, что поднялась из могилы ради чужого парня, хотя все еще больше напоминает себе свежевыкопанного зомби, едет наверх, чтобы скинуть с себя это чертовски неудобное платье – барахолки «По 25 центов за штуку» все еще ее любимое развлечение – и туфли.

Вернее, от туфлей она уже избавляется, стоит ей только запрыгнуть в кабину. Сползает с десятисантиметровых шпилек и блаженно разминает ноги, когда в лифт снова вваливается ее сосед.

Ворот старого доброго плаща поднят до ушей, превращая его в наследника Дракулы, а хмурое лицо перерезано пополам шрамом.

Ненастоящим, конечно, больно уж он уродливый, нормальный человек от такого тут же избавится, да и сегодня Хэллоуин. Когда ж еще выглядеть жутко.

Уже знакомая сумка тяжело шлепается на пол, что-то внутри гремит, и Рэй отступает в сторону. Сегодня она не настолько умирающая – хаха, вообще-то она уже умерла, сбежавшая с тусовки Невеста в свадебных лохмотьях – так что в угол не забивается.

Ее сосед ожесточенно клацает по кнопке девятого, а лифт все никак не соберется с духом, чтобы начать подъем.

– Он... заедает сегодня, – она морщится, нарушая свое самое важное правило: не говорить с незнакомцами, но Ункар подтвердил, правда, за лишнюю двадцатку, что на последний этаж недавно заселился какой-то неразговорчивый мудак. Который платит только мелочью, будто в кафешке сраной работает. И документы в руки не дал, значит, нечисто дело.

Но то, как будет справляться с этим неразговорчивым мудаком Рэй, его, конечно, вообще не волновало.

Рен – а это его имя, или фамилия, от Ункара вообще нечего ждать без дополнительной платы – бурчит что-то неразборчивое, но колотить по панели перестает, хоть за это спасибо.

Не хватало еще, чтобы эта клетка перегрелась и застряла.

Лифт начинает торжественный подъем, когда Рэй уже копается в своем рюкзаке в поисках ключей. После двух бокалов это дело нехитрое, но долгое, и она сосредоточенно вглядывается в черную дыру, разгребая в стороны попадающиеся под пальцы обертки от салфеток, пудреницу, флэшки, и, кажется...

Ее отвлекает звук. Тихий странный звук, он идет от соседа. Монотонное – кап-кап-кап.

Рэй переводит взгляд на пол рядом с его ботинком. И тот совершенно неправильного оттенка, темно-ржавый вместо песочного.

– У вас... тебя... – она договоривает на автопилоте, – кровь, – и только потом вспоминает, господи, дура, сегодня же Хэллоуин. Конечно, у него может быть кровь. Или кольт с серебряными пулями. И шкура вервольфа в сумке. Почему бы и нет?

Рен кривится, и лицо так натурально перекашивает шрамом.

– Ничего, пустяки, – крови натекло со стакан, но раз ему плевать, значит, действительно искусственная.

Плохо, конечно, что костюм по пути разваливается. Вот Финну сегодня, и Рэй тихо хмыкает сама себе, тоже не повезло, его многочисленные обмотки фараонского жреца сползли, и им с По пришлось полвечера его успокаивать.

– А ты? – у Рена красивый голос, и остатки мыслей выветриваются скорее, чем алкоголь из крови. – Сбежала от принца?

Он, наверное, путает сказки, разглядывая ее изодранное свадебное платье, а затем шпильки неположенного черного цвета.

У Золушки были хрустальные. Ну или – запасной вариант – из кожи.

А у нее лаковые туфли с кинжально-острыми каблуками.

– Н-н-ет, скорее уж бежала за ним, – для Рэй это тоже сказка, только наоборот. И до чертиков похожая на правду, в ее случае принцы всегда существовали сами по себе, чаще всего уже счастливые в других отношениях.

Рен снова косится на ее босые ноги, и почему-то ей отчаянно хочется прикрыть их. Или деть куда-то.

– Тогда ты дура, – его короткий ответ хуже тычка под ребра. Рэй стискивает зубы и отворачивается в сторону, не собираясь спорить. Не сейчас, не с ним.

Путь до девятого тянется вечность, и за это время она успевает придумать с десяток емких оскорблений в ответ, но уже поздно.

– Ваш этаж, принцесса, – Рен издевательски машет рукой, изображая лакея, и даже вроде как пытается наклониться. Недостаточно низко, чтобы она приняла это за чистую монету.

Сегодня Хэллоуин, и, наверное, сама судьба решила подшутить над ними – единственная работающая лампочка в конце коридора, над дальней дверью. А возле ее – сплошной мрак.

Но не может же она вернуться к Ункару и начать скандалить прямо сейчас. Сосед свалит, а кровавая лужа останется. Черт.

Рэй переступает через нее, даже скорее перепрыгивает, и протискивается мимо Рена. Он слишком большой, им можно двери загораживать, чтобы не пускать любопытных. А еще она еле-еле достает ему до подмышки – босая, конечно, и это тоже слегка деморализует.

– Спасибо, – кивает она, источая ядовитую вежливость. Держит туфли так, что каблуки с силой проходятся по его ребрам, и выбирается наружу.

И не видит – попробуй тут вообще что-то разгляди – только слышит, как он идет дальше, к себе. Тяжело переставляя ноги.

И звук капель не стихает.

– Ты испортил ковер! – кидает ему вслед Рэй. И мое настроение. Черт.

Даже за дверью слышно, как он ругается себе под нос.

– Ну и что? – из всех ее новых подруг, влетевших в послеприютскую жизнь вместе с По и Финном, Джесс самая... приземленная. Деловитая, серьезная. И одному богу известно, как так вышло, что ей нравится По и собирать сплетни.

Правда, последние она ищет не ради себя, а ради газеты Дэмерона, где и работает одним из репортеров.

– И ничего. Я все еще понятия не имею, что он за человек. И даже имени не знаю. Просто Рен. Как водяная лилия или ничто, но он не похож на азиата. Он просто... большой, – Рэй вздыхает и допивает слаш, чувствуя, как на языке перекатываются льдинки. – И грубый. Он будто... специально подкарауливает меня ночью, чтобы ехать со мной и выводить меня из себя.

– Чем?

– М-м-м... – выходит, что молчанием. Может, дело не в нем, а в ней? – Я не знаю.

– Спроси у него что-нибудь необычное. Такое, что собьет его с толку. Ну или... – Джесс задумывается, прикусывая ноготь, – ты можешь зайти к нему посреди ночи. За... скажем, лампочкой.

– Джесс... – это худшее, что вообще можно придумать. Такое работает только в идиотских мелодрамах по ТВ, которое уже никто и не смотрит.

– А что? Может, он задирает тебя именно потому, что ему хочется познакомиться. Удиви его.

Рэй начинает с того, что возвращается на час раньше. Специально отпрашивается с работы, бросает все и мчится домой, с каким-то странным раздражением – и откуда бы ему взяться?! – разглядывая мир за захлопывающимися створками лифта.

Не то чтобы ей хотелось, чтобы сосед следил за нею, это довольно крипово, но с другой стороны... Это все равно задевает.

В их коридоре так светло, что, кажется, глаза сейчас вытекут. Все лампочки на месте, все сияют словно на параде, а ковер свернут и лежит рядом с дверью Рена. Небось в чистку решил занести, хотя какой смысл? Такое старье, что ни проливай сверху, хоть искусственную кровь, хоть настоящую, уже не отмоешь.

И она готовит ужин, то и дело отвлекаясь на будильник на мобильном, потом наспех моет волосы, потому что больше нечем занять себя. А затем устраивается под собственной дверью, чувствуя себя то ли идиоткой, то ли Джеймсом Бондом, только не в костюме, и без пистолета.

Ее соседа слышно как всегда сразу. Он поднимается в лифте, который скрипит так, будто сейчас развалится, и уже проходит мимо квартиры Рэй, а затем останавливается и наклоняется к глазку.

Он видит ее, он точно знает, что она там, понимает Рэй, задерживая дыхание. И, наверное, стоит ей пошевелится, да если сердце громко забьется, Рен точно поймет.

Он смотрит долгие пять-десять секунд, может, больше, а у нее заканчивается кислород, и перед глазами все плывет. И темный силуэт, и искаженное шрамом лицо, еще более светлое на фоне стянутых на макушке волос.

– Я знаю, ты там, – басит его голос, и по загривку табуном мурашки, будто он не снаружи, а тут, совсем рядом. За спиной.

Его кулак влетает в середину двери, заставляя Рэй сдавленно взвизгнуть. Она отскакивает назад, обхватывая себя за плечи, и, конечно же, не видит, что Рен улыбается.

А потом идет себе дальше, как ни в чем не бывало.

Удивить его? Черта с два, понимает Рэй, все еще вжавшись в острый угол шкафа, и там, наверное, уже синяк.

Это вообще под силу нормальному человеку?

Наутро, когда она выходит из квартиры, на полу раскатан новехонький ковер, такой черный, что кажется, будто ступаешь по самому краю Черной Дыры. А потолок ощетинился как минимум четырьмя камерами наблюдения, одна ровно напротив ее двери. И она так высоко, что не достать рукой.