Текст книги "100 shades of black and white (СИ)"

Автор книги: Shagel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 72 страниц)

Лицо его, с азиатскими чертами лица – портили вид разве что розоватые, слишком уж светлые глазные импланты, придавшие внешности болезненный вид – было нервным, узкий рот словно бесконтрольно дергался. Да и руки под белыми, в тон халату, перчатками то и дело сжимались в кулаки.

– Агенты? Согласованные с руководством проверки были менее месяца тому, так что не вижу смысла в вашем присутствии здесь, – быстро пробормотал мужчина, и Рэй потянулась из-за плеча Дэмерона, чтобы прочесть имя, вкрапленное в алое одеяние. Митака.

– Мы здесь не для экскурсий, – По нарочно повернулся так, чтобы тот мог видеть бластер в кобуре. – Мы по поводу смертей.

– Все происходящее в стенах наших лабораторий находится вне юрисдикции агентства... – зачастил Митака, нервно моргая. – Я вынужден попросить вас...

– Нам плевать на ваши опыты, – и снова в одно мгновение подобрался Дэмерон, напоминая гончую, выследившую добычу и готовую прыгнуть в любой момент. – Пока что мы закрываем на это глаза. Мне нужно тело, которое вы забрали с места преступления, и ты...

– Нет, постойте, я ничего совершенно не понимаю, – попятившийся назад Митака даже выставил перед собой руки, надеясь этим защититься. – Я не могу сказать вам то, чего не знаю, это вне моей компетенции, так что...

– Я знаю, что ты нихрена не знаешь, – По ухватил того за алый рукав и потянул к себе. – Поэтому мне нужен твой босс. Проведи нас.

Он разжал пальцы и отпустил дрожащую руку, которую Митака тут же завел за спину, видимо боясь, что его снова потащат силком.

– Х-х-хорошо, – его блеклые глаза испуганно забегали от агента к Рэй, хотевшей одновременно спрятаться за спину По и не мешать и выпрямиться, ведя себя как положено при ее новой работе. – Следуйте за мной.

Этот человечек в алой одежде боялся их не меньше, чем своего босса, и все же с каждым шагом движения его становились все более дергаными, а взгляд затравленным.

– Думаю, дальше мы сами, – По не стал дожидаться, пока им выдадут какое-то особенное разрешение, и просто пошел вперед, на стену.

Там, среди мерцающих панелей, был спрятан и вход. Что удивительно, не запертый, без охраны, по сути это были всего лишь бесшумно разошедшиеся створки, открывшие один из сегментов лепестка.

Мужчина, сидевший за столом в центре, раскинувшийся в кресле, казался неотъемлемой частью, той самой последней деталью, создававшей истинный облик Хакс Корп.

Армитидж Хакс, наследник гигантской корпорации, единственный, между прочим, умудрялся отдыхать, облокотившись всей спиной на спинку кресла, и работать одновременно – его пальцы порхали в воздухе, не оставляя никакого следа. Но широкая, плоская маска из багрового материала мерцала, оставляя на видимой части лица – тонкий нос, идеальный, будто из-под операций, пухлые, а сейчас искривленные недовольством, губы – мягкую пелену света, точно вуаль.

И весь он, облитый этим жутким алым, в кровавой одежде, куда более аккуратной, чем плащи охраны, строгой, подходил этому месту. Или же место дополняло его?

– Нам нужно тело, Хакс, – По знал его, конечно, знал. Он так и сказал: это его работа -знать все.

– Тело, – тот слегка наклонил голову, будто разглядывая непрошенных гостей, и у Рэй возникло ощущение, что он сканирует ее с помощью своего шлема. – Ясно, – всего одного микродвижения хватило, чтобы сзади ожил Митака, судорожно кланяясь, а затем пятясь назад, пока его не поглотили бесшумные створки.

– У меня в одной только пятой мертвецкой около тысячи тел, подготовленных на трансплантацию сегодня. Еще столько же будут готовы через... – Хакс снова пошевелился, возвращая идеально ровную посадку, и казалось, эта легкая заминка была нужна ему для того, чтобы сделать что-то еще, – приблизительно через час. Какое конкретно тело тебя интересует, агент. Ты ведь знаешь правила.

– Мы знаем, и мы здесь не из-за репликантов, – перебил его По, явно подразумевая и Рэй, которую в перебрасывание непонятными репликами не посвящали. Так что ей оставалось разве что догадываться, в чем все дело, основываясь на старом добром наблюдении.

– Кто-то из твоих забрал человека. Живого человека, на тот момент. Хотелось бы знать, на каких основаниях.

Младший Хакс – интересно, где же его отец, задумалась Рэй, – выглядел довольно спокойно, оставаясь хозяином положения, и это подтверждал тон его голоса, расслабленность осанки, остававшейся все же под контролем, да и пальцы, безустанно бегавшие по воздуху в поисках невидимой точки опоры.

– Ты о законе Постмортем? Тот человек, о котором ты говоришь, должен был подписать контракт. Иначе мы не принимаем добровольцев.

Контракт? Рэй нахмурилась, отчаянно пытаясь вспомнить, говорил ли Новаак что-либо о компенсации или вообще хоть что-то связанное с Хакс Корп. Нет, иначе бы его давно уже и след простыл. Кто станет ходить на работу, получив кругленькую сумму новехонькими кредитами за свою смерть? Кому вообще в голову придет такое, когда у тебя на все про все не больше недели? Обычно, сдав себя палачам в красном, эти самые добровольцы уходили в запой. Заказывали шлюх или транспортники до ближайшего приличного города и кутили там.

Главное правило – не повреждать органы. Все. Остальное мясников из Хакс Корп не волновало.

– Его имя. Какое было у него имя? – ради этого Хакс остановился и, держа руки на весу, словно собирался начать новую музыкальную партию, глянул на По. Тот на Рэй.

– Новаак. Новаак Сонг`Тар, мужчина, расы арканианцев, около пятидесяти... – забормотала она, припоминая другие возможно полезные детали.

– Мне достаточно имени, – оборвал ее Хакс. – Да. Так и есть. Поступил сегодня. Контракт вступил в силу семь суток тому. Подтверждена межвидовая трансплантация. С ним не возникло никаких проблем. Так что я не понимаю, что могло взволновать агентство настолько, что оно прислало сюда своего лучшего цепного пса. И... стажерку.

Он развел руками, и в в мягком свете они заблестели алым до самых кончиков пальцев, будто их окунули в кровь.

– Согласно правилам мы можем потребовать любое из тел, если оно каким-то образом будет причастно к нарушению закона.

Уголок губы Хакса дернулся, точно тому захотелось рассмеяться.

А пальцы снова двинулись по наклонной, наталкиваясь на невидимую преграду.

– Этому нет доказательств. Мы не принимаем людей, не проверив всю их подноготную. Это против правил. Грязное остается за порогом.

– Он был свидетелем убийства.

И если бы Рэй рассказала об этом Дэмерону сразу, еще там, на свалке, возможно у них была сейчас хоть какая-то зацепка. И Новаак мог бы рассказать что-нибудь важное. Как же она не подумала тогда.

– И снова, – Хакс пожал плечами, – никаких доказательств. Следовало подать запрос, пока он был еще живой. Могли бы допросить и потом передать нам. Я не стану выдавать вам его тело. Простите, агенты.

В его голосе не было даже намека на раскаяние, к чему бы. Хакс Корп знала, как заметать следы.

– А мы не будем забирать его, – пробормотала Рэй, будто это было само собой разумеющимся, – мы просто осмотрим. Вот и все.

– Осмотрите? – переспросил ее Хакс. – Тело вычищено. Подготовлено. На нем нет никаких следов, тем более, что это всего лишь свидетель. К чему вам смотреть на него? – вот теперь его голос звучал подозрительно.

– Стандартная процедура. Или мне нужно связываться с Леей и просить приостановить все до согласования? – Дэмерон не просто знал его, о нет, агенту до смерти нравилось дразнить Хакса, это выглядело словно детская игра – дернуть лот-кота за усы и одновременно не пострадать от его когтей. По крайней мере, Рэй так показалось.

Выходит, что глава агентства могла помешать Хаксам? Возможно, не насовсем, лишь на время. Но это тоже казалось довольно приличным бонусом к нынешней работе.

– Ладно, – на мгновение Рэй показалось, что тот сейчас выскочит из своего кресла, до того резко дернулся, расправляя плечи, но Хакс всего лишь наклонился вперед, к столешнице, и поднял оголовье шлема, открывая лицо целиком.

Для чего?

Чтобы посмотреть на нее?

Его светлые глаза – или очень удачные импланты, или свой настоящий цвет, напоминающий лед – уставились на Рэй, буравя насквозь. И запоминая.

– У вас десять минут до того, как его отвезут в отдел трансплантаций. Вам лучше поторопиться. Митака проводит вас.

– Что ж, – тихо прошептала Рэй Дэмерону, пока лифт возносил их к краю одного из лепестков, все выше и выше, – я уж точно не представляла его таким.

– Что? – По слегка наклонился к ней, но все еще продолжал смотреть на Митаку, застывшего напротив них, у самого выхода. Ему нельзя было оставить незваных гостей даже на секундочку, вот он и прилип к ним намертво. Впрочем, старательно делая вид, что ему все равно, и вся эта странная ситуация его не заботит. Еще как заботила, Рэй видела, как сжимались его пальцы, обдирая кожу вокруг ногтей.

Очень стрессовая работенка, ничего не скажешь.

– Он просто сукин сын, – Дэмерона явно не заботило, что потом передадут Хаксу, – это его любимое – ставить палки в колеса. Совсем недавно он сорвал нам крупную операцию, и все из-за гребаных правил. Так, Митака?

Тот вздрогнул и опустил глаза, слегка приглушая розоватое свечение радужек.

– Пришлось действовать наобум. А потом я получил дыру в печени.

Так вот откуда была та черная искусственная кожа, сжившаяся с настоящей.

– И все из-за репликантов, – Дэмерон вздохнул. – Долго еще?

– Почти на месте.

Лифт тащил их все выше и выше, к кромке облаков.

– Вам сюда. Я буду рядом, – Митака провел их до конца пустого коридора, до самой двери.

– И ты не пойдешь с нами? Разве тебе не надо докладывать о каждом нашем шаге? – довольно грубо поддразнил его По. Конечно, надо было. В этом и заключалась его работа.

Но Митака только покачал головой и указал наверх.

Там вплавленная в полупрозрачный потолок, виднелась камера, следившая за каждым их вдохом и передававшая все, скорее всего, прямиком Хаксу.

– У вас всего четыре минуты. Не смею задерживать.

Почему-то Рэй мертвецкие представлялись такими, как в Джакку. Узкие, тесные комнатки, обитые морозными панелями, не дающими телам гнить. Забитые до самого потолка открытыми стеллажами, и в каждом по трупу.

В Ниджиме случались смертельные случаи. Сила, да их было достаточно. По-за щитами Старкиллера мало кто умирал от старости, а вот отрезанные головы, раздавленные грузом тела, ядовитые пары – вот это было куда вероятнее.

Но здесь все было не так.

Тела здесь не лежали, висели за крюки. Так высоко, что Рэй пришлось задирать голову, пока не заломило шею. Тел было много, все разные по цвету, на любой вкус – от совсем маленьких, детских, до высохших от старости. Хотя кому могли понадобиться такие вот органы?

Надетые на прозрачные крюки, они болтались в высоте, сверкая обнаженной чистотой.

–Давай, скорее. У нас нет времени, – Дэмерон принялся барабанить по терминалу, набирая что-то, и бесконечные ряды тел шелохнулись.

Точно вздохнули и снова повисли.

– Сонг`Тар, где же ты?

Его тело было в третьем ряду, и металлические клешни аккуратно выложили его на металлическое возвышение в центре зала. Предназначено оно было именно для таких вот случаев.

Но... все это было не так уж и важно. Рэй видела тело, действительно выскобленное, вычищенное, обескровленное, оно напоминало только кусок мяса, каким и являлось в настоящее время.

Его подготовили к трансплантации.

Она сделала то единственное, что могла в данный момент. Сдернула с руки перчатки и прикоснулась к холодной коже.

Мертвые оберегали свои воспоминания, делясь только последними, и то не всегда. Но здесь не было даже проблеска эмоций, даже самого слабого оттенка. Он был не то, что мертв. Он был – буквально – ничем.

Рэй вздрогнула и отшатнулась. Отпустила запястье Новаака и растерянно посмотрела на Дэмерона.

– Что они с ним сделали?

Он бросился вперед, отчаянно оглядывая мертвое тело, оттягивая пальцами закрытые веки, ворочая на возвышении в поисках разгадки. Нет, его никто не пытал. Причиной смерти был один безболезненный укол.

– Этого не может быть! – Дэмерон никак не желал отпустить мертвеца, тряс его, будто тот знал тайну, которой еще можно было поделиться. – Может, может, это просто ты сейчас... – он не спрашивал ее разрешения, просто ухватил Рэй за пальцы, сжимая их до боли.

О, его эмоции она чувствовала. Они жгли ладонь огнем, отдавая отчаяние, злость: застарелую на Хакса, и совсем новую – на нее.

Он практически ненавидел ее за то, что она не могла ничего поделать. За то, что оказалась бесполезной пустышкой, как и тело. За то, что он зря поверил в нее.

– Отпусти, – Рэй вытащила пальцы из его хватки и прижала к груди, баюкая, словно их изрезало во время сборки. – Я говорила, это...

Она не успела договорить, как все кругом пришло в движение. Тела вздрогнули, разом, и поползли на крюках к дальнему концу помещения.

Подхваченное клешнями тело Новаака, возвращенное на законное место, теперь было с ними.

В конце зала было другое возвышение, забранное под стеклянную ограду, каждый из трупов заканчивал свой путь там. Разложенный на гладкой поверхности, он застывал там, все еще придерживаемый клешнями, и по мясу скользили лазеры, ловко отделяя плоть от костей.

Они потрошили тело, забирая с собой органы, чтобы сбросить их в уползающие треи.

И когда пришел черед Новаака Сонг`Тара, Рэй только жалобно скривилась.

Он не смог рассказать ей ничего. Но показал.

На его выбеленном после чистки теле расцветали тонкие линии лазеров, образуя тот же неповторимый рисунок, как на последнем из тел. Том самом, что лопнул под действием радиации, превратившись в кашу.

– Ты тоже видишь это? – пробормотала она, боясь оторвать взгляд от тела, будто оно могло исчезнуть, снова оставив их ни с чем.

Тело, лишенное всех органов, распалось на куски и так же заскользило к отдельной дорожке, откуда те попадали, скорее всего, прямиком в уничтожитель.

– Ага, – Дэмерон выдохнул. – Вот же... сукин сын!

====== Price to pay ( Рэй/Кайло Рен) ======

Комментарий к Price to pay ( Рэй/Кайло Рен) Грязно, кинково, даб-кон. Я предупредила.

(Все, как я люблю)

Ну а на задний план добавим романтичную Lana del Ray и ее Velvet crowbar, бикоз ай кэн, да)))

– На колени, Рэй, – голос Кайло обманчиво мягок, почти нежен, с легкой ноткой нетерпения, и она покорно опускается рядом с ним.

Со своим господином, Императором в окровавленной короне – острые зубцы блестят в угасающем свете солнц – чувствуя прохладу обнаженной задницей, еле прикрытой золоченым одеянием.

Теперь оно куда легче того, что было у нее на Джакку. Не лохмотья, нет, драгоценные пластинки, бывшие когда-то крыльями редких насекомых, нашиты на прозрачную ткань, и оттого кажется, что Рэй вся шелестит, изящно усаживаясь у ног Императора. Сияет, точно одно из солнц на горизонте, далекое, манящее.

Босые ступни на мгновение щекочет от холода, но она справляется с дрожью, опускаясь все так же плавно и аккуратно.

В зале для приемов, всего пару дней тому служившем для показательных казней, никогда не бывает тепло, но приходится привыкнуть. Она больше не трясется, разглядывая собравшихся у подножия трона гостей. Сидит ровно, выпрямив спину, напоминая самой себе каменную статую, обреченную смотреть в пустоту перед собой до скончания веков. Или пока ему не захочется…

– Давай, покажи нам, какая ты покорная, – подстегивает ее его голос, низкий, вибрирующий, и она тут же вскидывает голову.

Рэй выпрямляется, закидывая ногу на ногу. Выбирая нарочито соблазнительную позу. Тянется к его ноге и замирает всего в паре сантиметров от его сапога. Остальным покажется, будто она прижимается к нему щекой – идеальная ложь.

Кайло нравится забавляться с нею, при всех, выставляя последнюю из джедаев как безопасную игрушку. На крепкой цепи, идущей от горла к позолоченному кольцу, ввинченному к правому подлокотнику.

Цепи хватит, чтобы она могла встать, даже пройти пару шагов, если этого потребуют приличия – конкубина всегда первой приветствует своего Императора – но никогда не даст сбежать.

За пределами алого зала, с которым Рэй сжилась как со своим вторым я, и личными покоями Кайло мира не существует, и он всячески подчеркивает это.

Ты зависишь от меня, Рэй, ты принадлежишь мне, Рэй.

Он играется с нею, все это время глядя на сбившихся в кучку послов, наслаждаясь эмоциями, что хлещут сейчас через край – страх, безумный животный страх перед неизвестным злом. Рен обхватывает ее лицо и нажимает на губы, просовывая внутрь пальцы в черной перчатке.

Вынуждая ее заглотить их, взять в горло так глубоко, как она может, не задохнувшись от кашля.

О чем они думают сейчас, о том, как она научилась брать его в рот? Покорно облизывать его член, сидя между ног как домашняя зверушка на цепи.

Возможно.

Она ведь больше не умеет читать чужие мысли, Кайло позаботился и об этом, но даже того, что Рэй видит – ей хватает.

Обращенные к ней взгляды одинаковы, уже не страх, но жалость вперемешку с брезгливостью. Глядите, что случается с тем, кто противостоит Императору. Глядите, как он наказывает тех, кто посмел поднять на него руку.

Ее собственную – по самый локоть – он отхватил во время последней из битв, на Крайте, и теперь ее заменяет искусственный протез. Лучше бы дал сдохнуть среди окровавленного солончака, корчась от боли, когда он взрезал ее тело световым мечом.

Не дал.

– Молодец, девочка. Молодец, – его пальцы, мокрые от ее слюны, покидают рот и устремляются к волосам, вытирая их о ее сложную прическу. – Сегодня ты ведешь себя почти идеально. Я приятно удивлен.

– Видите, что случится с теми, кто противостоит мне? – с того дня что-то навсегда изменилось в нем, Рэй чувствует это.

Возможно, Тьма окончательно забрала его себе, поглотив последние воспоминания Бена Соло, а может… может, он просто сошел с ума, как бывает с теми, кто убивает своих собственных родителей.

И сейчас, когда он трясет Рэй за поводок, натягивая так, что ей приходится привстать, задыхаясь от нехватки воздуха, и вцепиться в тугой ошейник, ему ведь весело.

Он даже смеется, над Рэй, что посмела отвергнуть приглашение, а теперь пожинает плоды своего упрямства. Над ними всеми, столпившимися у подножия трона, истекающими страхом, будто этот ужас нечто осязаемое, и им можно питаться.

– Я каждого… – снова дергает он за цепь, и Рэй заваливается вперед, едва успев выставить локти, чтобы не приложиться щекой о камень плиты, – из вас… – она ползает под его ногами точно букашка, раздавленная, лишенная панциря, – насквозь чую.

И пока он вглядывается в их лица, Рэй успевает приподняться. Подползти к его ногам, устроившись между ними, спрятав лицо, чтобы никто не мог видеть ее стыда.

Ей нельзя злиться, это Рен почувствует моментально, Узы держат ее на другом поводке, куда короче, куда теснее, куда… ощутимее. Но стыд. Стыд Кайло даже забавляет. Это чувство он разрешает.

Она не видит, только слышит, как кто-то позади внезапно начинает кричать, тонко, протяжно. Нечеловеческий вой пробирает до костей, но Рэй только сильнее прижимается к Рену, к его паху, и к ее щеке прижимается напрягшийся член.

О да, ее стыд и чужая боль – это то, что нравится ему больше всего.

– Хорошо, – одной рукой он дарует смерть, сжимая невидимую хватку на горле посла, другой подбадривает ее, поглаживая по затылку, приглашая продолжать. – Очень хорошо, Рэй.

Всего раз она поднимает взгляд, быстро, незаметно, чтобы считать искру незамутненного удовольствия с его лица, искаженного, покрасневшего от напряжения.

Что заводит его больше?

В центре зала бьется в судорогах иноземец, его кожа стала алой от проступившей в порах крови, и она капает, марая пол, гулкими, тяжелыми шлепками. Капля за каплей, движение за движением.

Рэй трется щекой о член Кайло, напрягшийся под тканью штанов, трется старательно, как подобает прилежной ученице, пока его бедра, стиснувшие ее плечи, не начинают подрагивать.

– Хватит, Рэй. Из-за тебя он будет жить, видишь, до чего ты меня довела? – он недоволен и оттягивает ее голову за волосы.

Рэй запрокидывает горло, подставляя шею Рену. Хочешь, руби, говорит она одними глазами. Давай, сдави ее, если тебе так хочется.

Нет, другой такой игрушки у него никогда не будет.

– Ладно, – разжимает стиснутый кулак Кайло, и позади мешком валится тело посла. – Я прощу его, если постараешься. Ты ведь постараешься, да?

О, она будет послушной сегодня.

Она не видит, как толпа обступает тело, оттаскивая подальше. Куда ей смотреть, как не на Кайло. Он напряжен, лицо залило краской, ноздри дрожат, раздуваясь, а губы закушены. Он возбужден. Она нет.

– Поднимайся, – манит он ее одним пальцем, прибавляя к этому толику боли сквозь Узы. -Скорее. Садись.

Цепь скрутилась, завернулась вокруг горла, давит и душит, но Рэй поднимается, перебрасывает ее назад, будто пук волос, будь они у нее, эти косы до пола, и опускается ему на колено.

– Не так, – останавливает он ее шлепком по заднице. – Разведи ноги и повернись. Они должны смотреть на тебя.

Унижение заливает ее с ног до головы. Но с этим ничего не поделать. И Рэй покорно устраивается у Кайло на коленях, ноги широко раскрыты, и теперь каждый может увидеть ее обнаженное влагалище, больше не прикрытое складками прозрачного хитона.

Когда она открывает глаза, она видит их лица, все до одного, они впечатываются в разум. Там больше нет презрения, нет, осталась одна жалость. Никто не заслуживает такого наказания, тем более взятого на себя ради жизни другого.

– Как думаешь, что они думают о тебе? – наклоняется к ее уху Кайло и шепчет. – Что ты маленькая несчастная жертва? Что тебе больно? Ну тогда давай добавим боли, – одной рукой он продолжает удерживать Рэй на коленях, накрутив цепь на ладонь, другая тянется к рукояти меча, прикрепленного к поясу.

– Нет, пожалуйста! – все, что она может, это вздрагивать. Ей не вырваться, не сбежать, когда холодная сталь прикасается к лобку и ведет вниз, задевая клитор.

Снова и снова.

Он изнасилует ее своим сэйбером. Он заставит их смотреть. А потом… возможно… убьет ее, нажав на кнопку.

Рэй сглатывает и вздергивает подбородок. По крайней мере, она не даст ему наслаждаться ее страхом.

Рука с мечом убирается с глаз, всего на мгновение, достаточного, чтобы Рэй поверила, что весь этот спектакль был нарочным.

Нет. Кайло засаживает холодную рукоять в нее, сначала до половины, потому что внутри тесно и сухо, и Рэй заходится от боли. Дав привыкнуть, давит снова, глубже, сильнее.

О Сила, эта рукоять такая большая, что, кажется, разорвет ее пополам.

– Нравится? – Кайло знает, как смешивать боль с наслаждением – своим собственным – в точных пропорциях, и острая резь сменяется просто нытьем. Нарастающим откуда-то изнутри.

Больно? Обжигающе.

Он всовывает рукоять глубже, с каждым движением, насаживая Рэй. Она двигает бедрами, насколько это еще возможно, будучи зажатой между коленями Кайло и подлокотниками трона, впивающимися кромкой в кожу. Но это не помогает, это действует ровно наоборот, и по Узам струится поток чистого наслаждения, яркого словно вспышка догорающей звезды, пронизывающего тело насквозь.

Она елозит и слабо стонет, и Рен только заводится. Его движения становится рваными, быстрыми, и рукоять уже скользкая от влаги, а внутри все хлюпает, стекая по бедрам.

О Сила, а если…

– Не бойся, Рэй, – Кайло точно слышит ее мысли. – Я контролирую все. Расслабься.

Шлеп-шлеп, он загоняет рукоять по самое перекрестье, вызывая новый спазм.

Его? Ее? Какая разница.

Цепь натянута, стиснула шею не хуже хватки Силы, и дыхания остается совсем немного. Чтобы добраться до самой вершины и…

Рэй выстанывает его имя, она кричит и воет, уже не понимая, что с ней, что она такое. Вся заполненная Силой, ощущениями Кайло, его наслаждением, его оргазмом, она корчится и обмякает на коленях.

Голой задницей она чувствует мокрое пятно, просочившееся сквозь ткань штанов. Он получил свое удовлетворение.

Рукоять сейбера Рен вытаскивает аккуратно и медленно, почти нежно, с влажным чмоканьем, оставляя странное ощущение пустоты внутри.

– Видишь, Рэй? Смотри, что они думают о тебе,

Рэй переводит взгляд, замутненный, расплывающийся, на столпившихся перед троном послов.

Жалость, ее она ждала в их взглядах?

Одинаковые, они переполнены отвращением, словно сосуд, до самого края.

– А я предупреждал, – его голос дрожит от довольного смеха. – Вот она, цена чужой жизни.

Цена, которую она заслужила.

====== Sugar(Кайло Рен/Рэй) ======

Комментарий к Sugar(Кайло Рен/Рэй) Вообще сперва здесь было много отсылок на Бейби-драйвера, но... вы знаете, как все бывает.

Медитативно, странно, очень ООС, навеяно разговорами о людях, у которых никого нет.

Ну и по старинке, предупреждаю, селф-харм в наличии. Это я уже молчу насчет Кайло)

Всех с праздниками)))

Каждая из встреч в его жизни означает что-то.

Словно быстро ускользающий столбик в зеркале заднего вида, в одно мгновение он еще есть, отмеряя границу пересечения. А в другое – уже нет.

Как вдох-выдох, скользящий по саднящей от крика гортани.

Как утро и ночь, разительно отличающиеся друг от друга своим постоянством – сперва ты бежишь, с одного места на другое, а затем закрываешь глаза и притворяешься, что всего этого никогда не было.

Кто-то из журналистов, черт бы их всех побрал, вездесущих и наглых, пытающихся забраться ему под кожу и понять, прозвал его Хаотиком, за ту резню в мелком городке по имени Крайт.

Этот сумасшедший, писал он, убивает безжалостно и беспорядочно, оставляя за собой слишком много следов, а значит, он небрежен.

Тому идиоту было не понять, что это даже не его следы – Кайло любит отдавать последнюю часть с нахождением виноватого в чужие руки. Полиция разберется, почему у мужа жертвы под подушкой был найден окровавленный нож. Разберется и почему дождевик весь промок от воды, хотя тот клялся, что пробыл дома весь вечер.

Смысл в том, что всегда будет кто-то виноватый.

Но эта встреча особенная, особенно в череде скучных будней, проведенных за поисками и за кофе, буквально литрами черной дряни, горькой как яд, крепкой, что сводит зубы.

– Может, сахара? – наконец ему предлагают хоть какую-то альтернативу, пока он раздраженно проглядывает сквозь бесконечные страницы местной газетки, напечатанной на такой дешевой и убогой бумаге, что насквозь просвечивает.

Это новый голос, новый запах, и даже ощущение новое, и Кайло не сопротивляется собственному порыву, задирает голову, глядя на новенькую официантку, нервно протягивающую ему сахарницу, заполненную до краев неровными крупицами.

Она не пахнет этим городом, вонючим и убогим, ей место в пустыне среди валунов, гладких и бесстрастных, не поддающихся пытке временем. Или в музее, под жаркими сухими лампами, выжирающими остатки цвета на раскрашенных идолах других эпох.

И все же она тут, живая, теплая, и ее рука, золотистая, загорелая, с тонкими белесоватыми полосками, прячущимися под манжетом рукава, слегка поддрагивает, протягивая тяжелую сахарницу.

– Вот. Думала, вам это понадобится, – не дожидаясь одобрения или обратной реакции, она ставит ее прямо на стопку непросмотренных газет, этим самым словно припечатывая его намерения покончить с этим затхлым местом уже сегодня и поискать чего поинтереснее на побережье.

Знакомое изуродованное лицо пялится на Кайло с шестой полосы. Имя новое, Сноук любит менять их как змея шкуру, но взгляд тот же, обманчиво-теплый. Участливый.

Ну надо же. Он тут? Какая удача.

Кайло отхлебывает кофе, последний глоток зубодробительной горечи перед тем, как смешать, и переводит взгляд на девушку.

Она хорошо держится для того, кто не хочет, чтобы его заметили. Ее незаметность вроде шкурки хамелеона, накинутой сверху, сливающейся с окружающей средой. Но она слишком уж старая, ветхая и вот-вот расползется под внимательным взглядом.

– Отличная татуировка, – бросает он еще один взгляд на порезы. В них остатки красоты – кровь и набухшие края раны, воспаленной, истерзанной чем-то тонким и острым.

Перочинный нож? Бритва? Оба варианта подходят, пожалуй.

Конечно, она вздрагивает и отступает назад. Сбегает к себе, за барную стойку, чтобы спрятаться среди металлических поверхностей, среди громкой музыки и запахов подгоревших стейков. Проблема в том, что ей все еще здесь не место.

Она заметно выделяется.

К ночи на город наползает пелена дождей, тут всегда так, и диктор по радио сдавленно бубнит о пробках на главной улице и перекрестке между Десятой и Третьей. Там сейчас сошлись не только линии дорог, но и машины, всмятку, и на темной от воды мостовой течет ржавчина из раздавленной, вскрытой ударом грудной клетки.

Пристегивайтесь, вот что хочет сказать диктор, но ему это плохо удается, голос дрожит. Погибли две девочки, и это дорогая цена за несчастный случай.

Лучше бы это был он, Кайло. Лучше бы город дал ему сожрать кого-нибудь из этих тихих добропорядочных тварей, и на этом все закончилось. Но нет, не всегда так бывает.

– Вы уже все? – над голосом звенит мошкарой женский голос, новый, незнакомый, до ужаса противный. – Мы закрываемся, – это другая официантка, белое треугольное лицо, холодные глаза и недовольство. Эй, чувак, может, хоть чаевых оставишь, так и кричат ее глаза.

У нее на запястьях нет ран, и вся она цельная. Слишком, пожалуй, никакая. У таких не бывает темных историй. Только парень, за спиной перетрахавший всех подруг, и незаконченное высшее, иначе с какого перепугу ей торчать в этой забегаловке, обслуживая бродяг и непонятных людей, вроде него.

– Да, – он демонстративно медленно цедит последний глоток кофе, уже не такого горького, хоть все еще отвратительного, и ставит чашку на блюдце. – До завтра.

В этот раз она уже не скрывает своего презрения. Для нее чужак, просидевший весь будний день за газетами и не оставивший и десяти центов чаевых, однозначно не стоит улыбки. Или хотя бы нормального до свидания.

Сахар. На пальцах до сих пор крупицы сахара, потому что он облизывал их, запуская в серебристую посудину, заполненную неровным песком. Сладким. С оттенком чужой боли.

Во время прогулки, а ночью в такое время прекрасно дышится, отлично смотрится и замечается до мелочей – сколько, например, от полицейского участка до ближайшего телефона-автомата, где в тени прячется пожарная лестница, ведущая в городские архивы, во сколько закрывается местное отделение газетенки, в которой до сих пор не выучили его настоящее имя.

На перекрестке уже нет кровавых пятен, нет и желтых вздрагивающих полос, запрещающих проход, нет ничего, что свидетельствовало бы об утренней смерти.

Смерть такая штука… живым до нее нет дела.

Но порезы, их-то он все еще помнит. Они словно красная Нить, протянувшаяся между одним миром и другим, между Кайло и той незнакомой девушкой, рискнувшей переступить через инстинкт самосохранения. Они приведут его к чему-то важному, понимает он, занятному.