Текст книги "Плачь обо мне, небо (СИ)"

Автор книги: Selestina

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 60 страниц)

– Возможно, стоит побеседовать с mademoiselle Жуковской? Она обычно в курсе всего, что происходит в штате государыни. Или с mademoiselle Бобринской.

– Пожалуй, – кивнул цесаревич; на лице его проступила едва заметная улыбка. – Хотя, если там находилась mademoiselle Ланская, все вопросы исчезают в момент.

Обвинить вот так с ходу неприятную и ему, и Катерине фрейлину матери он не желал, но в том, что она вполне могла приложить свою хорошенькую ручку к происшествию, сомнений не было. Осмелилась ли бы она связаться с кем-то, кто мог пойти даже на убийство неугодной ей барышни, он не знал, и долгое время надеялся, что для m-lle Ланской еще осталось что-то святое, но чем больше неприятностей случалось вокруг Катерины, тем больше подозрений падало именно на нее. Вряд ли еще кто из придворных испытывал столь же сильную неприязнь к Катерине, а то, что некто из близкого окружения имел связь с людьми князя Трубецкого, сомневаться не приходилось.

Появившийся на пороге кабинета слуга доложил о прибытии графа Перовского, и Николай тут же обернулся к брату:

– Спрячься. – В ответ на недоуменный взгляд, он добавил: – Потом объяснюсь, сейчас просто уйди за портьеру.

Дождавшись, пока Великий князь со свойственной ему неуклюжестью скроется за тяжелой шторой в самом конце кабинета, цесаревич вернул свое внимание все еще ожидающему приказаний слуге и бросил короткое «Проси». Он и не предполагал, что уже полдень, однако встретил явившегося точно ко времени назначенной аудиенции графа легким кивком и указал на пару кресел у низкого столика. От его внимательного взгляда не укрылось то, как припадал на левую ногу тот. Хоть и силился он как можно меньше опираться на трость, с которой не расставался, а пальцы все же с усилием сжимали резной набалдашник в виде головы грифона, глазами которому служили старательно ограненные агаты. Усаживаясь в обитое сапфирового цвета штофом кресло, после чего его действия повторил и Сергей Васильевич, Николай участливо осведомился:

– Все ли хорошо с Вами, Ваше высокородие? В нашу последнюю встречу Вы не хромали.

Рука, лежащая на изогнутом подлокотнике, напряглась; идеально ровная спина окаменела, но ненадолго – с новым выдохом граф послал благодарный взгляд Наследнику престола.

– Не извольте беспокоиться, Ваше Высочество – всего лишь несчастный случай. Видите ли, мой дядюшка, Лев Николаевич, страстный любитель охоты, и намедни устраивал выезд. Отказать ему я не смел, поэтому присоединился к развлечению. Лошадь пришлось взять незнакомую, она, по всей видимости, испугалась выстрела и понесла. Я, увы, умениями держаться в седле не одарен сверх меры, и тому доказательством стало неудачное падение. Нога в стремени запуталась – чудо, что под копыта не попала. Медик указал на вывих, настоял на покое.

– Стало быть, я вызвал Вас в не самое подходящее время – приношу свои извинения, Ваше высокородие, – цесаревич склонил голову в знак признания за собой вины, но на деле скрывая то, как невольно сузились в гневе его глаза. Еще вечером того дня доверенное лицо донесло о том, что находящийся под наблюдением граф вернулся в Алексеевское в сопровождении доктора, и до сегодняшнего утра не покидал поместья. Стало быть, никакой охоты он не посещал. Помимо того, Лев Николаевич все дни находился в Петербурге.

– Мне уже значительно лучше, Ваше Высочество, – отозвался молодой граф, – и я не имею сомнений в том, что причины, по которым Вы вызвали меня, не терпят отлагательств.

– Вы правы, Ваше высокородие, – вновь возвращая своему визитеру твердый, но ничего не выражающий взгляд, Николай краем глаза отметил, что длинная фигурная стрелка указала на пять минут первого. Стараясь как можно более неторопливо вести беседу, он помедлил, прежде чем продолжить. – Я хотел обсудить с Вами несколько вопросов. Один из них касается Ваших матримониальных планов в отношении старшей княжны Голицыной.

На сей раз удивление во взгляде молодого графа не было наигранным, а напряженно дернувшаяся рука едва не выпустила трость не от испуга, а скорее от неожиданности.

– Вы уже занялись этим вопросом? Право, не стоило, Ваше Высочество, я… – он было собирался рассыпаться в благодарностях, но затих, стоило ему взглянуть на Наследника престола.

– К сожалению, мне нечем Вас порадовать: как мне стало известно, княжна Голицына обручена со старшим сыном недавно умершего барона фон Стокмара, известного при дворе королевы Виктории.

Ошеломленное лицо графа выглядело почти правдоподобно, если бы не какое-то странное ожидание в глубине светлых глаз. Он знал. Стараясь держать себя в руках и продолжая цепко следить за реакцией своего собеседника, Николай продолжил:

– По всей видимости, барышня не слишком грезила о Вашем браке, раз так скоро дала согласие на помолвку: обручение состоялось еще в декабре.

Казалось, удивляться сильнее уже попросту некуда, однако и без того шокированный граф задохнулся от свалившейся на него новости. Об этом ему, похоже, не доложили, и в голове цесаревича постепенно составлялась приблизительная картинка происходящего. По крайней мере, если ему не солгали в донесении, это действительно имело определенный смысл.

– Но она… – мужчина как-то неловко развел руками, даже не обращая внимания на то, что оставшаяся без поддержки трость упала на пол с глухим стуком, – … она писала мне в Рождество. И ни словом не обмолвилась.

– Вероятно, она не желала, чтобы Вы узнали об этом раньше времени, – голос Николая стал холоднее. – Кто мог предположить, какие действия Вы предпримете.

– О чем Вы, Ваше Высочество? – нахмурился граф, а цесаревич поднялся с кресла и, заложив руки за спину, сделал несколько шагов по направлению к стеллажу, скользя взглядом по корешкам книг и «ненароком» задевая стоящие на камине часы: пятнадцать минут первого. Обернувшись к ожидающему ответа визитеру, он сплел пальцы в замок.

– О Вашем переходящем всякие границы желании сочетаться браком именно с этой барышней. Столь сильном, что, несмотря на многочисленные отказы княжны Голицыной, отвергающей Ваши настойчивые ухаживания, Вы не преминули зайти дальше и сделать так, чтобы у Вашей избранницы не осталось выбора, кроме как дать вынужденное согласие.

– Я не понимаю, о чем Вы говорите, Ваше Императорское Высочество.

– О том, как Вы обесчестили старшую княжну Голицыну, зная, что после подобного унижения она ради защиты собственного имени примет Ваше предложение, иначе новость дойдет не только до высшего света, но и до ее родителей.

– Что за вздор?! – молодой граф стремительно поднялся на ноги, но тут же упал обратно в кресло от пронзившей ногу боли. Сдавленно зашипев, он с ненавистью смотрел на суровое лицо Наследника престола. – Грязная клевета, которую…

– Достоверные сведения из первых рук. – Оборвал его возмущения цесаревич, и этот полный презрения взгляд тяжелой удавкой ложился на шею.

Из горла вырвался протестующий хрип, на который Николай не обратил никакого внимания: на его едва заметный жест тихо раскрылась одна створка двери, впуская в кабинет две фигуры в синих мундирах. Решение, родившееся еще в момент прочтения письма прошлым вечером, укрепилось.

Твердый бесстрастный голос разрубил узел, стягивающий веревку на горле окаменевшего графа. Лезвие коснулось холодным краем шеи.

– Увести его.

Безмолвные жандармы синхронно кивнули, принимая волю цесаревича.

***

Надежды Катерины на то, что ей удастся провести несколько часов до ужина наедине с собой, рухнули еще в момент, когда служанка оправляла на ней ленты воротника-стойки и проверяла крепость всех пуговок: на стук в дверь проверить, кому вздумалось ей визиты наносить, была отослана ожидающая приказаний девица, и она же спустя несколько секунд вернулась, докладывая, что был посыльный от Его Высочества, передавший устное приглашение быть в бильярдной к трем, если, конечно же, княжна не имеет иных дел. Стараясь не поддаться соблазну сказаться занятой (с цесаревича ведь станется проверить), Катерина передала через ту же служанку согласие и, бросив усталый взгляд на часы, поняла, что даже ненадолго сомкнуть глаза не удастся. Впрочем, быть может, оно и к лучшему, и ей выпадет возможность разузнать что-нибудь о недавнем происшествии: наверняка ведь Николай уже занялся поисками злоумышленника – даже при том, что расписание его, как Наследника престола, едва ли предполагало пару свободных минут, он все же каким-то невероятным образом умудрялся все распределить так, что порой выкраивал даже время на их короткие встречи. Сегодняшняя явно относилась к их числу.

Правда, утомленная и оттого попытавшаяся все же вздремнуть Катерина немного опоздала, входя в бильярдную, когда часы показывали десять минут четвертого. Готовая тут же принести извинения, она была изрядно удивлена, когда Николай остановил ее церемониальные речи быстрым движением руки – он пребывал в подозрительно приподнятом настроении. И это было даже не той его извечной улыбкой, что побуждала ответить тем же, даже если до того ничто не вызывало веселья – что-то в ней не давало покоя и заставляло внутренне собраться.

– Вы не откажете мне в удовольствии? – указав ладонью на фрейберговский бильярдный стол, затянутый зеленым сукном, хитро осведомился цесаревич; несмотря на то, что предложение было произнесено небрежно-непринужденно, почему-то Катерина была уверена – отказ ни в какой форме не принимался. Да и, несмотря на все сложности сегодняшнего утра, вправду стоило отвлечься.

– Каковы ставки? – в том же непринужденном тоне отозвалась она, не сводя взгляда с Николая; зеленые глаза смеялись, и он невольно наслаждался этим светом и жизнью, за которыми мерк блеск позолоты канделябров и начищенного оружия. Все, что окружало их – покрытые краской стены, изящная лепнина на потолке, чудные пейзажи в деревянных рамах – где-то терялось, растворялось, тускнело. Оставались лишь эти пронзительные глаза, в которых так давно не было настоящей улыбки.

– Вы настолько уверены в себе, что простой интерес Вас не удовлетворит?

– А Вы настолько сомневаетесь в своих умениях, что боитесь проиграть даме?

В ответ на брошенную ему шпильку цесаревич снял с подставки два тонких деревянных кия, украшенных причудливой позолоченной резьбой на темном дубовом турняке, и протянул один из них княжне с насмешливым полупоклоном. Бильярд был любим еще его предком Петром Великим, чьи увлечения активно разделял и сам Николай. Потому не было ничего удивительного в том, что в возрасте одиннадцати лет он получил свой первый личный малый бильярдный стол, изготовленный Фрейбергом*, а два года назад с помощью того же Фрейберга (и Марии Александровны, по чьему приказанию все и происходило) обновил оный. И как только выдавалась свободная минутка, старался провести ее за практикой. Впрочем, не только он питал любовь к столь увлекательной игре – его младшие братья, Александр и Владимир, также с удовольствием составляли ему компанию.

– Если я одержу победу, на предстоящем балу Вы откажете всем своим кавалерам.

На мгновение потеряв дар речи, сжавшая пальцы на гладком холодном дереве кия, Катерина взирала на Николая так, словно видела впервые. Однако изумление, что накрыло ее в момент, когда прозвучало условие, недолго царило на ее лице, буквально в следующее мгновение сменившись оценивающей усмешкой.

– Вы желаете, чтобы я отдала все танцы Вам?

– Этого в моих намерениях не было, – нарочито раскрывая фразу так, словно бы для странных предположений княжны в ней не было никаких поводов, он чуть склонил голову; синие глаза лучились кристалльной чистотой. – Я лишь исполняю взятое с меня обещание и оберегаю Вас.

Она было хотела узнать подробнее о том, что это было за обещание, и кто осмелился взять его с Наследника престола, но посчитала в данный момент этот вопрос неуместным, и потому без лишних раздумий парировала:

– Если выиграю я, Вы не станете искать встреч со мной до самого переезда в Царское Село.

Цесаревич прокрутил в руке свой кий, примеряясь к балансу и высоте; поставленное условие не вызвало никакой явной реакции с его стороны, но внутри уже всколыхнулся четкий протест. Даже не оттого, что их встречи, пусть даже мимолетные, разливали в груди какое-то тепло, что грело душу до следующей возможности увидеть знакомую фигурку, даже пусть и без обмена взглядами, но оттого, что он обязался оберегать ее – он не сможет выполнить этого требования.

– Вы хотите от меня невозможного, Катрин.

– Всего лишь плачу Вам Вашей же монетой, Ваше Высочество, – она пожала плечами с крайне невинным видом. – Это не маскарад у княгини Юсуповой, где можно без опасений отдать несколько танцев одному кавалеру.

– А жаль, – уже серьезно произнес цесаревич, медленно обходя большой стол. Прием, на котором будут присутствовать все члены императорской фамилии и их приближенные, а также некоторые представители аристократии, действительно требовал соблюдения всех правил приличия, особенно от Наследника престола. Он знал, сколь безумным было его желание, однако он и не говорил о том, что украдет княжну на все танцы, что и впрямь стало бы вызовом обществу – только лишь всячески занимать ее внимание, не давая возможности вальсировать с кем-то другим. И счастье, если им выпадет хотя бы один танец вместе.

Пятнадцать крупных белых шаров выстроились в идеально ровную пирамиду, шестнадцатый нашел свое место в доме, смещенный к лузе. Вроде бы не склонную к азартным играм Катерину это зрелище завораживало, заставляя сомкнувшиеся на рельефной поверхности пальцы подрагивать в предвкушении: обернувшись к наблюдающему за ней Николаю, она едва дрогнувшим уголком губ приняла его приглашение к начальному удару. Впиваясь взглядом в тускло отражающие свет отполированные бока шаров, она плавно прошлась вдоль короткого борта из темного дерева, раздумывая; мысленно проведенные линии от разных точек битка порождали за собой цепочки вероятных раскатов и траекторий, а значит и цепочки вероятных исходов игры. Всего восемь шаров надлежало отправить в лузы, но столь простая на вид задачка могла оказаться невозможной – недооценивать умения цесаревича не стоило.

Опираясь бедром на твердый борт стола и склоняясь над темным сукном, Катерина коснулась пальцами шероховатой ткани и расположила кий в направлении одиноко лежащего в доме шара. Холодное гладкое дерево лениво скользнуло по кистевому упору и вдруг стремительно рванулось вперед; основание шафта встретилось с битком, глухой удар спустя мгновение раздробил идеальную пирамиду. Внимательно отследив положение загаданных шаров, княжна выпрямилась и бросила взгляд на цесаревича, безмолвно вручая ему следующий ход; ни один из шаров не достиг лузы, но этого она и не требовала от себя сейчас. Рано.

– Проявляете чудеса благородства? – становясь по длинной стороне напротив, Николай с усмешкой оценил действия своей оппонентки; та еще вроде бы ничем не выдала своего действительного уровня, но даже первым ходом показала полную собранность и некоторую непринужденность в начавшемся поединке. Даже если она и волновалась, то никоим образом этого не выдавала. Прицеливаясь в шар у центральной линии и обозначая его новым битком, цесаревич осторожным, почти невесомым ударом отправил выбранный за битком шар в угловую лузу и перестроил направление кия для нового хода.

Катерина все с той же легкой полуулыбкой наблюдала за игрой, прокручивая в пальцах темное дерево. Глухой стук, последовавший за левым боковиком, уведомил о новом столкновении шаров, однако прицельный замер у лунки в считанных миллиметрах, не решаясь скользнуть вниз. Право следующего хода вновь вернулось к ней, но ненадолго. Впрочем, в течение следующих пятнадцати минут, то истерзанных длительной тишиной раздумий, то растрескивающихся негромким звуком сталкивающихся и исполняющих свой курс шаров, удары совершались почти друг за другом.

– Желаете удерживать наш счет равным до седьмого очка? – точной оттяжкой отправляя в среднюю лунку ближайший шар, шестой на ее счету, поинтересовалась Катерина.

Игра шла довольно размеренно, что ничуть не давало расслабиться – напротив, они словно прощупывали друг друга, нарочито используя самые простые приемы, забирая лишь по одному очку. Каждый оставлял за собой право на внезапность, на стремительно и резко вырванный шанс, оставляющий противника без намека на надежду. На зеленом сукне далеко друг от друга разбежались четыре оставшихся возможности, и не достанутся ли они кому-то одному – никто не мог ручаться. Таинственно мерцающие в свете оплывающих свечей зеленые глаза вторили хитрому изгибу тонких губ и предгрозовой синеве, останавливающей кровь в жилах.

– Всего лишь дал Вам время ощущать себя мастером, – почти неслышно приближаясь и не разрывая их зрительного контакта, иронично протянул Николай, тут же склоняясь над поверхностью стола, словно не гипнотизировал взглядом стоящую в шаге от него барышню, и точным триплетом заставляя шар удариться от деревянный борт дважды, прежде чем спрыгнуть в лузу.

Минус один. И почти призрачный шанс на то, что новый прицел не станет последним в их игре.

– Чтобы в последний момент поразить даму коронным ударом? – понижая голос настолько, что еще немного, и он стал бы шепотом, Катерина оценила расстановку последних шаров. Все разом выбить можно лишь чудом, но даже если поочередно, победа ускользнет из ее рук.

Цесаревич обернулся, опираясь на левый локоть, и усмехнулся; расстегнутый ворот мундира – единственный признак того, что азарт все же бурлил в его крови, и равнодушие было лишь напускным.

– Мужчинам свойственно пытаться показаться перед дамой вне конкуренции во всем.

– Пожалуй в этом Вы лучший, Ваше Высочество, – то ли польстила, то ли подколола. Тихий смешок, сорвавшийся с губ, убедил в последнем варианте, но какая-то нечитаемая эмоция в яркой зелени – не давала откинуть первый.

– Только в этом? – выпрямившись, он сделал еще один шаг, уничтожая последние крохи дистанции между ними; невольно Катерина отклонилась назад, стараясь сохранить хоть какое-то расстояние и ясность мыслей. Этот ее глупый флирт, неизвестно к чему затеянный от мысли, что поражение близко, на мгновение замутил рассудок, и теперь, похоже, она была вынуждена разбираться с последствиями.

– И в попытках скомпрометировать даму, – каждое слово, кажется, клещами выдирали из ее глотки – иначе почему бы голосу стать таким хриплым? Будто загипнотизированная приковывающим к месту и останавливающим сердцебиение взглядом, она даже не ощутила, как твердое резное дерево впивается в напряженную спину; локоть, искавший опору, неловко встал на гладкий шар и тут же соскользнул. Чужая ладонь удержала за предплечье от не элегантного падения, заставляя шумно выдохнуть от пронзивших все тело игл. Простой короткий контакт страшнее любого ожога, и никакой фай, из которого были выполнены рукава платья, не спасал.

– Сколь низкого Вы обо мне мнения… Катрин.

Шепот. Тягучий, завораживающий, горячим воском пробирающийся под кожу. Тени. Расстилающие свое покрывало над комнатой, разрастающиеся с каждой новой оплывающей свечой. Огонь. Пляшущий в самом центре бури напротив, жаром иссушивший горло, готовящийся обратить в пепел последние бумажные стены стойкости.

Мысли вспорхнули и беспорядочной стаей разлетелись, оставляя пустоту в сознании; разум боролся за возможность повелевать хотя бы одной клеточкой парализованного тела. Ей казалось, она чувствовала страх. И в то же время это совершенно не походило на тот страх, что она испытывала в отношении действий князя Остроженского, или же в момент, когда ей принесли весть об аресте папеньки. Это не имело ничего общего с беспокойством за жизнь членов царской семьи: это было иначе. И она не могла дать никакого определения этому ощущению.

Продолжающий удерживать ее за предплечье цесаревич с той же полуулыбкой то скользил взглядом по едва приоткрытым губам, с которых срывались тихие неровные выдохи, то возвращался к пристально смотрящим на него глазам: пушистые ресницы отбрасывали тень, приглушая яркость зелени и делая ее мягче. С трудом отбрасывая порыв дотронуться кончиками пальцев до порозовевшей щеки, Николай опустил свободную руку, все еще сжимающую кий, на деревянную рамку стола, тем самым отрезая княжне всяческий путь к отступлению. До того взиравшие на него в недоумении глаза расширились, на смену изумлению пришел испуг, однако почти моментально был заглушен столь знакомой непреклонностью, впрочем, оставляющей место настороженности. Катерина училась владеть собой, и раз за разом это ей удавалось все лучше. Склоняясь так, что даже несмотря на густой полумрак, удавалось рассмотреть до последней почти незаметной точки рисунок радужки, цесаревич несколько долгих – излишне, Господи, излишне! – вглядывался в этот загадочный узор, будто бы желая запомнить его навечно, и все, что оставалось обездвиженной и полностью ошеломленной княжне – заставить себя не отводить глаз: последнее, что она могла противопоставить этой нечеловеческой власти, что имел над ней один лишь взгляд. Подчиняющий и обезоруживающий.

Внезапно скользнувший в сторону.

С груди словно бы сдвинули тяжелую могильную плиту – дышать стало легче, но лишь на доли секунды. В следующий момент Катерина тяжело сглотнула: едва ощутимое прикосновение теплых губ к старательно завитой пряди волос подбросило и без того забывшее ровный ритм сердце куда-то к горлу, вызывая дурноту.

Звук от соприкосновения шафта с шаром остался незамеченным.

– Надеюсь, Вы сдержите свое обещание, – короткий выдох легким дуновением обдал висок, и прежде чем Катерина успела осознать произнесенные тихим шепотом слова, Николай выпрямился, вновь отдаляясь. Озадаченно оглянувшись через плечо, она замерла: на зеленом сукне осталось лишь два белых шара.

Так вот чем был этот внезапный жест соблазнения.

Выдохнув – с облегчением ли, с сожалением ли – обернулась, складывая руки на груди. Усмехнулась, делая шаг; после небольшой задержки – еще несколько, обходя заинтересованно наблюдающего за ней в ожидании ответа цесаревича.

– À la guerre comme à la guerre*?

– Помилуйте, Катрин, – притворно поразившись ее выводам, возразил Николай, – как можно воевать с барышней?

– Я исполню Вашу просьбу, Ваше Высочество. На предстоящем балу по случаю годовщины браковенчания Их Императорских Величеств я откажу всем кавалерам, – нарочито выделив голосом окончание фразы и сделав свое утверждение более точным, нежели изначальное условие цесаревича, она вернула кий на подставку. – Надеюсь, Вы не станете предпринимать попыток ангажировать меня на танец.

Оценив изящность хода, Николай повторил действие своей собеседницы: деревянный инструмент занял положенное место среди ему подобных.

– И в мыслях не было, Катрин.

– Полагаю, Ее Величество помнит, что я все еще ношу траур по погибшему жениху, и не станет принуждать меня принимать активное участие в торжестве.

Сокрытый во фразе намек вызвал лишь ироничную улыбку; Николай догадывался, что Катерина не поверит так просто в его готовность оставить ее в одиночестве, и явно предположит возможность косвенного «приглашения», выраженного в форме приказа со стороны государыни (вряд ли бы цесаревич вовлек в свою затею Императора).

– Ее Величество обладает невероятной чуткостью.

– Чего я не могу сказать о Вас, – брошенная вполголоса шпилька была абсолютно безобидной и почему-то вызывала желание рассмеяться. Быть может, из-за нарочито серьезного выражения лица княжны, или же из-за какой-то странной легкости, что вновь смешивалась с кровью от этого почти ничего не значащего диалога, скорее показывающего мастерство собеседников в сокрытии истинных мотивов за неопределенными фразами, нежели действительно желающего прийти к какому-то консенсусу.

– Увы, – он картинно развел руками, – Сергей Григорьевич часто ставил мне в вину излишнее упрямство и самолюбие.

– Вы невыносимы, Ваше Высочество, – не сдержала смешка Катерина, отходя к окну, но тут же вернула себе былую серьезность. – Как Ваша рана?

– Поверьте, она не помешает мне весь вечер провести подле Вас, – своим вопросом она напомнила ему о недавней и, возможно, не самой пустой мысли. – Знаете, история с Вашим дядюшкой все же не беспочвенна: народные волнения никогда не утихали, но сейчас они стали особенно сильны. Возможно, что-то Император делает не так?

– Ваше Высочество! – громким шепотом одернула его княжна, одним лишь взглядом поясняя, что думает относительно подобных разговоров в самом сердце Зимнего. Еще немного, и ее точно за осуждение действий государя к Долгорукову потащат. Мало ей было общения с милейшим Василием Андреевичем намедни.

– Я не имею цели оправдать его действий, – пояснил предыдущую фразу цесаревич, тем самым надеясь успокоить взволнованную его открытостью девушку, – однако Il n’y a pas de fumée sans feu*: все эти вспыхивающие революционные движения появляются не сами по себе. Реформы, цикл которых запустил государь, несовершенны.

– Никто не застрахован от ошибок, – Катерина пожала плечами, – важно лишь уметь их заметить вовремя и иметь готовность исправить.

– В последнее время Император поручал мне разбирать вопросы, касающиеся судебной реформы, но, знаете, не только лишь эта область нуждается в глобальных изменениях. И прежде чем затронуть ее, лучше бы исправить ошибки недавних дел: Вы помните крестьянские бунты пару лет назад? В народе еще говорили, что «свобода» стала большей кабалой, нежели была до того. Отец желал лучшего, но продумал все недостаточно глубоко.

– Вы желаете внести правки в то, что уже считается завершенным?

– Определенно, – подтвердил ее предположения Николай. – Однако это займет немало времени, и, боюсь, послужит предметом новых споров. Народ хочет верить, что все решает Император, но его слова – une goutte d’eau dans la mer*. Консерваторов среди сановников слишком много, чтобы переменить мнения их всех, особенно Панина. Но, на деле, систему требуется менять полностью.

– У Вас есть время, Николай Александрович. И даже если Вы не сумеете убедить в своей правоте министров и государя сейчас, то в Ваших силах выправить курс после вступления на престол. Император дал ориентир, но на дороге много камней и сухих веток, что требуется смести. Покойный Николай Павлович оставил ему страну, но, возможно, возвести ее на новый уровень суждено именно Вам?

– Для барышни Вы слишком хорошо осведомлены в политических вопросах, – улыбнувшись, цесаревич одарил собеседницу оценивающим взглядом, в котором крылось легкое восхищение – если бы кто другой усмотрел в ее речах угрозу Империи, то Николай же скорее ощущал еще одну ниточку, протянувшуюся между ними. Ему было невероятно легко вести беседы с Катериной, и не только шутливо-ироничные: она могла стать другом и советником, и порой ему казалось, что даже будущая супруга ее не заменит. Впрочем, гадать о личности возможной Императрицы сейчас было попросту некогда: и без того забот хватало. Пока родители не заговаривают с ним всерьез о браке, можно посвятить себя иным вопросам.

– Что Вы намереваетесь предпринять теперь? – без лишних слов приняв сей комплимент, перешла к более значимому моменту княжна. Цесаревич молчал несколько секунд, вглядываясь в завитки, украсившие бронзовую статуэтку.

– Для начала еще раз побеседую с арестованным: прошлый наш разговор навел меня на мысль о том, что искать правду стоит в декабрьском восстании. Я изучил несколько записок, сохраненных дедом: он соглашался с тем, что в них излагалось, но реформы… Будете смеяться, – с улыбкой протянул Николай, – но мне кажется, что он оставил их мне. Жаль, что Дмитрий Николаевич (Блудов, прим.авт.) почил: An-papa его очень ценил, и мне бы было полезным его мнение и поддержка. Впрочем, думаю, сторонников удастся найти. Лишь бы продумать на сей раз все основательнее. Я не считаю, что народ не достоин принимать решений, касающихся судьбы Империи – то, чего не может увидеть один человек, заметит другой. Поэтому представители общества должны получить доступ к государственным делам.

– Вы можете посоветоваться с Еленой Павловной, – задумчиво проговорила Катерина, вспоминая вдову Великого князя, с которой ей довелось однажды беседовать на «четверге». – Если не ошибаюсь, она была в числе тех, кто ратовал за отмену крепостного права: инициатива освобождения крестьян Карловки ведь принадлежала ей?

– О, она и впрямь сыграла здесь большую роль, – цесаревич улыбнулся. – Милютин и Киселёв обязаны ей по гроб жизни,..

Если отбросить тот факт, что князь Трубецкой мстил из личных побуждений (и, как теперь выяснилось, не только он), в его мотивах и в мотивах тех, кого он привлекал на свою сторону, было и то, что имело отношение непосредственно к курсу, которым двигался Император. Ему сейчас совершенно не хотелось думать об утренней аудиенции (или, скорее, допросе) и том, что за ней последует – граф Перовский лишь марионетка в чужих руках, но как дотянуться по ниточкам до его кукловода и не упустить других кукол, цесаревич пока не знал. Однако даже ненадолго освобожденный от тягостных размышлений разум вновь возвращался к насущным проблемам.

И даже несмотря на то, что его с самой колыбели готовили к этой роли, Николай невольно ощущал дрожь при мысли о том, что подобные волнения и думы станут преследовать его день ото дня, когда он взойдет под своды Успенского собора.

Комментарий к Глава пятая. Горечь злейших на свете судеб

À la guerre comme à la guerre – на войне все средства хороши (фр.)

Il n’y a pas de fumée sans feu – дыма без огня не бывает (фр.)

Une goutte d’eau dans la mer – капля в море (фр.)

А.Фрейберг известен как «отец русского бильярда», был поставщиком Императорского Двора с 1850 года. «В 1855 г. по приказанiю Ея Императорского Величества Государыни Императрицы, – пишет А. Фрейберг, – мною сделан маленькiй биллiард для Его Императорского Величества Государя Наследника Николая Александровича. В 1862 г. тоже по приказанiю Ея Императорского Величества Государыни Императрицы сделан мною большой изящный биллiард для Его Высочества Государя Наследника Николая Александровича…»

========== Глава шестая. Не место сказке в царских семьях ==========

Российская Империя, Санкт-Петербург, год 1864, апрель, 16.

Прием по случаю двадцать третьей годовщины браковенчания Их Императорских Величеств был куда скромнее, нежели задумывался. Хотя о скромности можно было говорить лишь в масштабах государственного торжества. Самый роскошный и большой зал Невской анфилады, не так давно заменивший сгоревший Парадный, поражал своим великолепием даже тех, кто не впервые ступал под высокие своды, украшенные объемной росписью по кайме плафона: белизна стен и величие трехчетвертных колонн, золото четырехъярусных люстр и изящество мелкой отделки. Зеркала, коими были заполнены многочисленные арочные двери, создавали невероятный эффект бесконечности, а круговые узоры на светлом наборном паркете повторяли рисунок танца, отчего у стороннего наблюдателя захватывало дух.