Текст книги "Плачь обо мне, небо (СИ)"

Автор книги: Selestina

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 60 страниц)

– Я желаю, чтобы Вы расторгли свою помолвку с Катериной, – перешел к цели своего приглашения старый князь. Дмитрий подумал было, что ослышался: он, конечно, не имел столь же добрых отношений с ним, как с покойным Алексеем Михайловичем, однако не предполагал, что тот настолько сильно к нему не расположен.

– Могу я полюбопытствовать о причинах, побудивших Вас к этой просьбе, Борис Петрович? – не выдать голосом своих истинных чувств и мыслей было крайне сложно, но идти на конфликт не следовало даже в такой ситуации. Вполне возможно, что имело место быть l’incompréhension. Впрочем, судя по расслабленному лицу хозяина дома, после этой беседы ему явно не список гостей составлять.

– Видите ли, граф, как опекун своей племянницы, я вынужден заботиться о ее будущем, а это непросто, знаете ли. Ваша помолвка заключалась еще при жизни ее батюшки – упокой Господь его душу, – слишком мелко и быстро перекрестившись для того, чтобы это было искренним жестом, Остроженский тут же промокнул лоб зажатым в руках платочком, всячески демонстрируя, как тяжела его судьба, – и на тот момент Вы составляли для нее лучшую партию.

Тихо скрипнув зубами, Дмитрий уговаривал себя сохранять спокойствие – кажется, он догадывался, к чем вел старый князь.

– Позволю себе заметить, что решение о нашем браке принималось не из соображений выгоды.

– Сколь наивна юность, – посмеиваясь, хмыкнул Борис Петрович, – но и без того не обошлось. Будут у Вас дети – Вы поймете меня, Дмитрий Константинович. Впрочем, не о том сейчас. Катерина удостоилась настойчивых ухаживаний со стороны Наследника Престола, – здесь, конечно, Остроженский приукрасил действительность, но стоило сразу представить все так, словно бы этот союз – дело решенное. – Его Высочество имеет серьезные виды на нее, и мне бы не хотелось, чтобы ваша помолвка стала тому препятствием. Ведь вы еще не успели получить согласие на брак от государя, не так ли?

– Полагаете, получить роль императорской фаворитки – лучше, чем стать законной женой, пусть и без короны на голове? Имя моей невесты будут трепать во всех салонах и кулуарах. Вы этого желаете для своей племянницы?

– О, Вы, должно быть, не поняли, граф? Катерина не будет фавориткой Его Высочества – она станет его невестой и законной супругой.

Смелости мечтаний старого князя Дмитрий не мог не поразиться – тот с невероятной легкостью говорил об увлечении Николая, словно бы уже завтра на всю Империю Кати должны были объявить царской невестой. Неужто он и впрямь верил в то, что цесаревич решит пойти против устоявшихся традиций и правил? И это даже если забыть о том, что сама Кати не даст на то согласия – в ее чувствах молодой граф сомнений не имел.

– Неужели российские монархи вернули церемонию смотрин в народе? Помнится, даже брак Великого князя Константина Павловича с полячкой был лишь морганатическим, а она была графиней, и от него ждали вступления на престол лишь после его брата.

– Николаю суждено стать великим правителем – Россия при нем сделает еще немало шагов на пути к прогрессу, что был намечен его отцом. И брак не с иностранной принцессой также станет доказательством его близости к народу.

Возможно, с этим бы Дмитрий даже согласился – цесаревич уже сейчас подавал большие надежды, и народ порой даже с излишним восхищением ожидал момента его коронации. В силу приближенности ко Двору, молодому графу нередко приходилось беседовать с Его Высочеством, хоть и в приятельских отношениях они не состояли, и он не мог не засвидетельствовать того, сколь образован и умен был Наследник Престола, какие свежие и порой безрассудные на первый взгляд предложения выдвигал, и сколь сильно даже в текущем статусе радел о процветании Империи. Бесспорно, от него можно было ожидать даже рискованного шага в виде брака с девицей не царской крови, однако это бы вызвало немалый резонанс не только в петербургском обществе, но и среди членов монаршей фамилии.

– Полагаю, сама Кати еще не знает о том, что Вы ей подготовили?

– Отчего же? Она также питает светлые чувства к Его Высочеству, однако ее тяготит обещание, данное Вам граф. Моя племянница воспитана по строгим правилам, и оттого сильно терзается выбором между сердцем и долгом.

Были ли эти слова правдой? Дмитрию казалось, что его невеста искренна в своих чувствах к нему и давала согласие отнюдь не по наставлению батюшки, однако и доля истины в утверждениях старого князя имелась – взгляды, что порой бросала Кати на Его Высочество, и впрямь были переполнены нежностью. И, будучи действительно человеком чести, она бы не смогла просто решиться даже на мысленную измену – непременно бы мучилась сомнениями. Но если спросить ее саму об этом, не полагаясь на слова ее дядюшки, дала бы она ему честный ответ?

Кажется, все эти раздумья четко проступили на лице молодого графа, поскольку Борис Петрович, внимательно следящий за ним, вдруг покачал головой:

– Наша с Вами беседа должна остаться сугубо конфиденциальной, граф. Если Катерина узнает о ней, она еще пуще станет терзаться. Вам ли не знать своей невесты? Следует все обставить так, чтобы она получила полную свободу.

Остроженский определенно чего-то не договаривал. Чем дольше длилась эта беседа, тем сильнее укреплялся в своих подозрениях Дмитрий. Возможно, это и впрямь было традиционное для старых дворян желание выдать дочь или племянницу замуж поудачнее, однако не обходилось здесь и без весомой выгоды для него самого. В чем именно? Почему он так беспокоился об этом браке?

– И как же? – нет, молодой граф не намеревался расторгнуть помолвку только лишь по желанию Бориса Петровича. Однако ему следовало узнать как можно больше о его намерениях и обсудить все с Кати – если раньше Дмитрий полагал, что невесту надо оберегать от Императора и жандармов Долгорукова, то сейчас те милейшие офицеры казались куда честнее и безопаснее.

– Я подобрал для Вас чудную партию в лице княжны Вяземской, Дарьи Андреевны – Вам стоит лишь показать искреннюю влюбленность в эту барышню и намерение жениться, чтобы Катерина дала согласие на расторжение помолвки. Поверьте, Вашему счастью она препятствовать не станет.

– А если я не дам своего согласия? – все же, решил осведомиться Дмитрий. Лицо Бориса Петровича потеряло всяческую мягкость, маленькие глазки сощурились.

– Ваш брак все равно расстроится, граф.

– Вы готовы выдать свою племянницу замуж даже против ее воли?

– Поверьте мне, Дмитрий Константинович, Катерина не глупа и оценит мою заботу. Выбор лишь за Вами – с улыбкой ли она отправится под венец, или в слезах.

И какие молитвы пропоют за Вас.

Старый князь желал уладить все миром, но, похоже, мальчишка не собирался идти с ним на сделку. Впрочем, от императорского щенка, столь преданно выслуживающегося перед монархом, иного и ожидать не стоило – Шуваловская порода, черти б ее побрали! Весь в отца! Но тогда он сам подписал себе приговор – если через несколько дней Катерина не сообщит о разрыве помолвки, придется устранять эту помеху.

***

Милость Императора оказалась столь велика, что он позволил Дмитрию пробыть в столице до Рождества, однако уже утром вызвал своего адъютанта, дабы распорядиться об его отъезде в Москву, где вновь дал о себе знать революционно настроенный кружок студента-вольнослушателя Ишутина: об этом молодом человеке в последнее время велось немало разговоров из-за его связи с поляками, и нельзя отрицать того, что он вызывал опасения и у дворян, не обрадованных столь часто появляющимися революционерами, и у самого государя. Как его правая рука и подающий надежды офицер, молодой граф Шувалов был отправлен в белокаменную с целью разведать намерения Ишутина, при этом не открывая своей истинной личности. Катерина, сердце которой защемило от тревоги, когда жених ей доложил об этом, намеревалась тотчас же направиться к Императору и умолить того отменить приказ, но остановилась, понимая, сколь глупо бы звучала ее просьба. Что бы она сказала? Что раскаркавшиеся за окном вороны ей почудились недобрым знаком? Что внезапно затухшая свеча навела на дурные мысли? Надуманные суеверия! Да государь бы только посмеялся над ней, попросив не отнимать время пустыми тревогами. И это в случае его благодушного настроения.

Осенив крестом жениха и вручив ему маленькую иконку, что когда-то забрала с собой в день отъезда родных, на память о семье, она, с непонятной для себя обреченностью, попросила держать образ у сердца. Дурные мысли не утихали, и не хотелось размыкать рук, сжимающих родное лицо. Казалось, стоит ему сейчас уйти, и уже им больше не свидеться. Дмитрий шутил и держался с напускной бравадой, но тревога невесты передалась и ему: он знал, что она не беспокоится понапрасну, и не склонна чего-либо надумывать. Клятвенно пообещав, что будет предельно осторожен и станет писать ей каждый день обо всем, он запечатлел легкий поцелуй на ее щеке и направился вниз по лестнице, возле которой состоялось их прощание. Жалобно дребезжали стекла, поддаваясь яростным порывам январского бурана, и сердце вторило этим неровным звукам.

Вернувшаяся в свою комнату Катерина пристроилась на постели, укутавшись в шаль – фрейлинская половина отапливалась едва-едва, лишь чтобы не позволить дамам дружно слечь с лихорадкой, – и вынула из-под подушек ворох старых писем: привезенные из родового поместья, они до сих пор не были прочтены полностью. Поскольку выдался свободный вечер, в который предстоит скучать в одиночестве, она может посвятить эти несколько часов еще одной порции странных посланий. Княжна силилась хотя бы восстановить хронологию их отправления или написания, но все было тщетно: ни единой зацепки, ни единого намека – даже то, что часть имела явно воодушевленный настрой, а часть – словно бы омраченный серьезной трагедией, не давало возможности прояснить хоть что-то. Личности отправителя и адресата так и оставались для нее загадкой, и единственное, что стало понятным – принадлежность того сапфирового браслета этим же лицам.

«Как бы ты ни укоряла меня в расточительности, но позволь мне сделать для тебя подарок хотя бы по такому, безусловно, заслуживающему того, поводу. Гарнитур был заказан специально для тебя, эти сапфиры напоминают твои глаза в нашу первую встречу: они сияли так же, вобрав в себя всю синеву летнего неба. Мне бы хотелось, чтобы растущее под сердцем дитя имело твои глаза – я стал бы еще счастливее.

М.»

Стук в дверь, столь тихий, что был принят за игру воображения вначале, заставил отложить бумагу и плотнее закутаться в шаль. Спустив ноги на пол, чтобы обуться, Катерина бросила короткое «войдите», попутно оправляя смятые юбки – зная, что никто из фрейлин или статс-дам стучаться бы не стал, она предполагала визит кого-либо из сиятельных особ, и представать пред ними в столь неприглядном виде не желала – чести бы ей это не сделало.

Подозрения оправдались: на пороге, как и следовало того ожидать, возник цесаревич с неизменной улыбкой на лице. Опустившись в коротком книксене, княжна подняла на него выжидающий взгляд – вряд ли Наследник Престола со скуки решил почтить ее своим визитом, даже при том, что их отношения вполне можно было назвать дружескими. Учеба, государственные дела и прочие заботы ничуть не способствовали праздным прогулкам по Зимнему.

– Сапфиры? – рассматривая украшение, что Катерина так и не выпустила из рук, уточнил Николай. – Вам бы больше пошли цитрины.

– Почему не изумруды или хризолиты? – вспомнив подарок Елизаветы Христофоровны на обручение, княжна заинтересованно склонила голову.

Этому полудрагоценному камню внимание уделялось редко – дамы высшего света мечтали носить самые дорогие украшения, какие только могли себе позволить, а потому куда чаще останавливали выбор на рубинах, изумрудах или бриллиантах. По той же причине нередко взглядом со старательно завуалированным презрением некоторые барышни одаривали Императрицу, питавшую любовь к жемчугу и редко надевающую что-то более дорогостоящее и роскошное. Однако это в который раз лишь делало чести ее тонкому вкусу и умению выглядеть достойнее всех этих дам, что блистали ярче царской короны в обилии всех своих драгоценностей.

– Они бы спорили с цветом Ваших глаз и только, в то время как цитрин – сосредоточие солнечных лучей и тепла, как Вы, Катрин. Позволите? – цесаревич протянул руку к украшению, и княжна, жестом показав, что ответ оценен по достоинству, вручила ему браслет. – Знакомый узор, – задумчиво протянул он, – подарок жениха?

– Случайная находка, – отозвалась Катерина, – он был среди вещей моей матери, когда я забирала их из поместья.

Николай с минуту еще разглядывал ограненные камни, после чего вернул изделие владелице, пытаясь вспомнить, где он видел эту вязь и чередование форм.

– Вы пришли обсудить со мной драгоценности?

– С дамами не нужно обсуждать драгоценности – дамам нужно их дарить, – загадочная полуулыбка промелькнула на лице цесаревича, но тут же пропала. – Впрочем, Вы правы: я отвлек Вас не для праздной беседы. Речь пойдет о Вашем дядюшке: мне доподлинно известно о том, что он настаивал на расторжении Вашей помолвки с графом Шуваловым.

Княжной овладело оцепенение, вызванное шоком: такой ход со стороны дядюшки для нее оказался не просто неожиданным, но и лишенным всяческого смысла. Какую цель он преследовал, желая предотвратить этот брак?

– Он приходил с этим к Его Величеству?

– Насколько мне известно, разрешения на брак еще не было испрошено. С требованием отменить все договоренности князь Остроженский обращался к Вашему жениху, Катрин. Граф Шувалов доложил мне об этом давеча.

Признаться, теперь Катерина понимала еще меньше: зачем было Дмитрию ставить в известность об этом разговоре Наследника Престола? Они явно не состояли в приятельских отношениях, ее жених являлся адьютантом Императора, а не цесаревича, и потому скорее должен был обо всем донести государю. Но даже не это порождало бесконечные вопросы, а причины, по которым вообще кто-либо из царской фамилии нуждался в подобной информации. Это касалось лишь ее жизни и судьбы, тогда зачем..?

Однако разузнать подробнее о разговоре Его Высочества с Дмитрием не дала вбежавшая в комнату Эллен, сияющая аки бриллиант в царской тиаре. Невольно отметив, что сегодня ее мысли так и вьются вокруг драгоценных камней, княжна едва заметно усмехнулась. Подруга прижимала к груди толстенный томик в коричневом переплете и маленький бархатный мешочек, а губы ее расплылись в хитрой улыбке, которую Катерина знала слишком хорошо, чтобы быть сейчас спокойной. Заметив присутствие в комнате Наследника Престола, Эллен замерла, почтительно склоняясь в реверансе. Николай ответствовал едва заметным кивком головы, понимая, что разговор придется отложить – как бы ни доверяла княжна Голицына подруге, а эта беседа не имела права получить новых свидетелей.

– Вы составите нам компанию, Ваше Высочество? – похоже, не стоило питать и малейших надежд на то, что пыл к очередной авантюре у младшей графини Шуваловой угаснет: чем больше участников ее задумка получала, тем довольнее становился взгляд и коварнее – улыбка.

– В чем же, mademoiselle Шувалова? – не внимая мысленным мольбам Катерины покинуть комнату, поинтересовался цесаревич.

– Мы будем гадать, – продемонстрировав пухлую книгу и маленький красный мешочек, торжественно объявила вечная зачинщица сумасшедших выходок. Со стороны Катерины донесся обреченный стон – одно лишь слово «гадание» у нее вызывало непроизвольную дрожь и желание не иметь с этим занятием ничего общего. Наследник Престола теми же предубеждениями не обладал, однако и восторженного тона не разделил.

– Зачем?

– Это же Святки! – взмахнув руками, Эллен попыталась донести до всех присутствующих в комнате особенность события. – На них полагается обращаться к высшим силам и узнавать судьбу! Неужели вы не хотите? Ваше Высочество? Кати? – переводя внимание с цесаревича на подругу, младшая графиня Шувалова хмурилась все сильнее.

– Не доводилось, – качнул головой Николай.

– Я не верю гаданиям, – невольно вспоминая осеннее «чтение судьбы» по книге, княжна содрогнулась.

– Но это ведь так весело!

Вопреки всем манерам Катерине очень хотелось саркастично подтвердить это утверждение: ничего веселее, нежели зачитывать строки о сумрачной келье в ответ на вопрос о будущем, конечно же, она не могла себе представить. Сдержалась она лишь чудом, и только потому, что за нее успел дать ответ Наследник Престола. Правда, не тот, коего она бы желала.

– И как же Вы намереваетесь гадать? – похоже, идея и впрямь завлекла Его Высочество, раз он без какой-либо иронии или усмешки пожелал узнать подробности. Эллен, крайне довольная тем, что теперь-то подруга явно не откажется, прошествовала к кофейному столику, что примостился в центре комнаты, окруженный парой стульев явно из другого комплекта, и положила на него принесенные «сокровища».

– У Вас есть что-нибудь мелкое и личное? Кольцо, монета? – обернувшись к цесаревичу, осведомилась Эллен.

Николай задумчиво потер висок, но на ум ничего не приходило: если только орден с мундира снять. Младшая графиня Шувалова с сомнением взглянула на восьмилучевую звезду, усыпанную бриллиантами, но все же приняла в качестве «взноса». Тот же вопрос был адресован Катерине, которая незамедлительно протянула сапфировый браслет, так и не выпущенный из рук. Вместе с содержимым бархатного мешочка вещи были уложены на большое серебряное блюдо, перемешаны уверенной рукой зачинщицы гадания и накрыты снятой с плеч княжны шалью. После этого Эллен потребовала каждого из присутствующих снять крестики, как слишком сильный оберег против нечистой силы, и затушила несколько свечей в комнате, дабы придать обстановке таинственный полумрак.

– Готовы в будущее заглянуть? – нарочито понизив голос, протянула младшая графиня Шувалова, прежде чем раскрутить блюдо. – Пока оно не остановилось, у вас есть время задать вопрос высшим силам. Потом поочередно будем вытягивать не глядя по одной вещи из-под шали.

С тихим звоном блюдо замедляло свое движение, постепенно прекращая кружиться вокруг своей оси. Три прикованных к нему взгляда различались по гамме эмоций, разлитых в них: усталость и тревога, предвкушение и азарт, легкий интерес и ожидание. Вопреки нетерпению, окутавшему Эллен, первой к объекту общего внимания потянулась не она, а Катерина, желающая уже поскорее закончить эту пытку: решительно нырнув левой рукой под вязаную шаль, она не стала медлить и, ухватив первую попавшуюся вещь, вытянула ее на свет.

В разжавшейся ладони блеснул орден Андрея Первозванного, за край которого зацепилась атласная лента.

Напрасное чувство.

Уголок губ дернулся в горькой улыбке, однако уже через мгновение, когда княжна обернулась к соучастникам гадания, ничто на ее лице не напоминало о мимолетной эмоции. Вернув звезду ее обладателю, Катерина тем самым передала очередь цесаревичу, стараясь не реагировать на пытливый взгляд подруги, не хуже ее трактовавшей этот «улов».

Движения Николая были не столь решительны, но и не робки: он, кажется, к происходящему относится с долей скептицизма, однако водил под шалью рукой с увлечением. Спустя несколько ударов сердца с блюдца была взята маленькая чернильница, на что цесаревич иронично сощурился, разглядывая находку.

– И в будущем году мне от государственных дел не скрыться? – с притворным неудовольствием посетовал он, решая, как воспринять этот знак судьбы. Эллен, потянулась к предмету и перевернула его, позволяя присутствующим увидеть маленькую золотую пуговицу, выпавшую оттуда.

– Боюсь, сочинения Вам предстоят не государственного рода, а романтического, Ваше Высочество, – уточнила она, поглядывая то на подругу, то на Наследника Престола. – Что ж, моя очередь.

С этими словами младшая графиня Шувалова запустила руку под шаль, чтобы без промедления достать монетку с императорским профилем: почему-то Катерине подумалось, что даже желай высшие силы предсказать сестре ее жениха какую неприятность, уверенность той в том, что жизнь ее будет следовать давно распланированному сценарию, перекроит все на свой лад. И на нее продолжат сыпаться знамения богатства и счастливого замужества. Словно в противовес тому, что предлагали любые гадания ей самой.

И, конечно, надеяться на то, что одной-единственной попыткой все закончится, было бы глупо. Как бы княжна ни уверяла подругу в бесполезности дальнейшей ворожбы и даже ее греховности – спросила один раз судьбу, не стоит больше донимать, – Эллен останавливаться явно не намеревалась. Последовало традиционное гадание по сонетам Шекспира, где Катерина напрочь отказалась зачитывать то, что «ответил» ей автор, а Николай, напротив, с присущим ему талантом декламировал четыре строки, сопровождаемый хитрым прищуром Эллен, от которой не укрылся пристальный взгляд Наследника Престола в сторону ее подруги. Затем в ход пошли и свечи, поджигающие смятые листы бумаги, чтобы «прочесть» отбрасываемые ими на стены тени; и поиск по всему дворцу кошки, которая бы перешагнула через порог, тем самым дав возможность узнать, с легкостью ли воплотится задуманное, или после преодоления трудностей.

Под конец младшая графиня Шувалова, ничуть не уставшая, а лишь вошедшая во вкус – тем более что в процессе поисков усатого-хвостатого к ним присоединился Великий князь Александр, не сумевший отказать деятельной фрейлине, – предложила выбраться за пределы Зимнего.

– Зачем нам покидать дворец?

– Мы будем подходить к прохожим и спрашивать их имена, – пояснила Эллен, – именно так и будут звать суженого или суженую.

– В таком случае о свадьбе с прусским принцем можешь и не мечтать, – рассмеялась Катерина, позволяя увлекать себя за ворота – сопротивляться уже было бесполезно. Подруга замедлила шаг, недоуменно оборачиваясь.

– Почему?

– Вряд ли на петербургских улицах один за другим гуляют Георг Август или Карл Фридрих, – ответ дал уже Николай, прекрасно догадавшийся о мыслях княжны.

***

Под подошвами мягко поскрипывал снег, коего за пару дней выпало столько, что слуги едва успевали расчищать участки возле дверей, дабы не затруднять вход и выход. Движение экипажей по улицам столицы затруднилось, и теперь то тут, то там раздавалась ругань торопящегося куда-нибудь барина, да причитания распереживавшейся дамы, что опаздывала на примерку платья или званый вечер. А снежинки с неба все опускались, оседая на выпущенных из-под шапки кудрях, покатых плечах и меховой оторочке. Торговец, удерживающий в руках лоток с восточными сластями, то и дело стряхивал набравшийся на прикрывающей его товар бумаге, но это помогало слабо – зима желала напомнить всем о том, чья сейчас очередь властвовать, и любовно укутывала Петербург пушистым белым покрывалом, переливающимся под светом фонарей и выкатившейся на небосвод луны.

Заинтересованно рассматривающая прогуливающихся по Невскому прохожих Катерина старалась не отстать от своих спутников, но дух рождества, впитавшийся в каждый камень и искорку, завлекал, и вспоминалось спокойное, счастливое детство, в котором они вот так же ходили с маменькой из лавки в лавку, выбирая то украшения для елки, то ленты к платью, то присматривая подарки. Тогда все казалось простым и ясным. Вечным. Сейчас – далеким и призрачным.

Не желая в преддверии праздника окончательно погрязнуть в своих невеселых мыслях и тем самым испортить вечер остальным, Катерина, закрыв глаза на свой возраст и положение, склонилась к поребрику, набирая в ладони горсть снега и стараясь придать ей хотя бы относительно цельную форму. Снежинки поддавались плохо, почти не сцепляясь друг с другом, и для получения хоть какого-то кома приходилось подышать на них, слегка растапливая. Примериваясь к маячившей впереди фигурке, уже успевшей отойти вместе с царственными спутниками на добрую пару десятков шагов, княжна не сдержала улыбки и прицельно отправила снежок в полет. Холодный снаряд послушался заданного курса и, будучи запущенным с силой, ударился в высокий цилиндр. Похоже, ей стоило взять несколько уроков стрельбы, поскольку меткость оставляла желать лучшего. Виновато ойкнув, княжна замерла.

– За что Вы мне отомстили, Катрин? – синие глаза смеялись; Эллен, которая и была изначально выбрана целью для снежного кома, с интересом наблюдала за реакцией цесаревича и подруги. Александр, вынужденный также остановиться, пока еще с недоумением переводил взгляд с одного своего спутника на другого.

– Простите, В… – осекшись, она поспешила догнать ожидающих ее, – Ваше Высочество, – уже тише, памятуя о конспирации, договорила Катерина, – клянусь, этот снежок предназначался не Вам.

– И как же с такой меткостью Вы планировали взять в руки пистолет, княжна? – не удержался от возможности поддеть ее Николай, чем вызвал удивление со стороны графини Шуваловой и своего брата.

– А Вы бы отказали мне в паре уроков перед этим?

Несмотря на шутливый тон, цесаревич догадывался, что княжна была абсолютно серьезна. Стараясь ничем не выдать своего беспокойства, он только с усмешкой показал свою полную готовность воспитать из нее лучшего стрелка царской армии, предлагая продолжить прогулку. Эллен, все еще с подозрением поглядывающая на подругу, расспрашивать ту ни о чем не стала, но уже точно знала, какие ответы потребует, стоит им только вернуться во Дворец – недомолвки и секреты младшая графиня Шувалова категорически не выносила.

Впрочем, чуть позже Эллен уже воодушевленно рассказывала о развлечении, захватившем уже и аристократов – катании на коньках: в Россию оно пришло лишь при Николае Павловиче и не шло ни в какое сравнение с тем, как развивалось в Европе. Щебечущая о Джексоне Хейнсе, столь сильно отличающемся от чопорных англичан своей манерой катать под музыку, не на скорость, а ради красивого действа, младшая графиня Шувалова, создавала какой-то живой фон: в ее слова почти никто не вслушивался, но они способствовали непринужденной беседе и ощущению легкости. Катерина, смеясь, предложила подруге сменить ее Карла-Фридриха (или как там звали прусского принца?) на столь увлекшего ее американца, а Николай, наблюдающий за барышнями, перебрасывающимися шутливыми замечаниями, внезапно и впрямь заинтересовался изначальным предметом речей Эллен. Правда, его умом завладел отнюдь не Хейнс, а мысли о доступности зимней забавы для жителей столицы. Почему бы не взять пример с Европы?

– Постой, барин, – раздался вдруг хриплый голос, и в поле зрения появилась женщина с монистами на шее и в цветном платке, повязанном вокруг головы. Несмотря на холод, меховая накидка на ее плечах была расстегнута, а длинные плотные юбки скрывали явно обнаженные ноги. Когда-то красивое лицо ее уже было испещрено морщинами, но глаза сверкали, как в юности, а движения были порывисты и быстры. То ли эти ее движения зачаровали, то ли взгляд приковал к себе, но цыганка завладела вниманием всех четверых молодых людей и вскоре ее узловатые смуглые пальцы уже проводили линии по раскрытой ладони цесаревича, заинтересованно наблюдающего за женщиной. Катерина, с детства опасавшаяся цыган, бессознательно сделала шаг ближе к Николаю, Эллен, скорее завороженная, нежели испуганная, напротив, подалась вперед. Робкий Александр держался брата, но чуть в тени.

– Давят на тебя обязательства, барин, – покачала головой цыганка, – солнце за твоими плечами вижу, теплое, яркое. Люди к тебе тянутся, люди славят тебя. Великим человеком тебе уготовано стать.

Катерина, стоящая рядом, не удержалась от улыбки – все так говорила старая женщина, все так: народ любил цесаревича, народ нуждался именно в таком правителе. Он мог продолжить начинания своего отца, вывести державу на новый уровень, и это отнюдь было не идеалистичными мыслями девичьего сердца – о том же твердили и учителя Наследника Престола, и министры, с коими ему довелось побеседовать.

– … взойдет солнце в зенит – с луной встретится. Небо потемнеет, вороны взлетят, раскаркаются. Не сиять больше солнцу над миром, не освещать людей своей благодатью.

Качнув головой, цыганка отпустила руку цесаревича, переводя взгляд на его спутников. Эллен не удостоилась и капли ее внимания, а вот таящийся Александр, не питающий доверия к предсказательницам, отчего-то вызвал на ее лице улыбку.

– Счастлив будешь, барин, – пообещала она. – Не бойся ответственности и обещания сдержи – тебе воздастся.

Великий князь не утратил настороженности после этих слов, но уже не выглядел столь скованным. Он хотел было спросить что-то, однако цыганка уже отошла от него, всматриваясь в княжну, отчаянно надеющуюся на то, что она, как и Эллен, не заинтересует гадалку. Темные глаза сощурились еще сильнее, вцепившись в женскую фигурку. Миг – и она уже проводит ладонью перед ее лицом, а Катерина не в силах даже ступить назад: кажется, словно тело ее в камень обратилось.

– Все отняли, от всего отказалась, – хриплый голос коснулся слуха, застрял где-то в груди, с дыханием перемешавшись, – зря только. Не готовь платья подвенечного – другие молитвы для тебя петь будут.

Цыганка уже ушла, а княжна все стояла, не способная шевельнуться. Внутри все сжалось, тисками легкие охватив. Ей стало страшно. Не за себя – за цесаревича. Как бы ни хотелось ей трактовать предсказание с положительной стороны, ничего, кроме траурного покрывала на нем, она не видела. Николай, похоже, тоже не нашел в тех фразах ничего о долгом и счастливом царствовании, поскольку как-то нахмурился. Обернувшись к своей спутнице, он заметил неестественную бледность ее кожи и, с тревогой, дотронулся до ее руки, сжимающей края редингота. Вздрогнув, Катерина перевела на цесаревича непонимающий взгляд.

– Катрин, Вам дурно? Неужели Вас так испугали слова полоумной старухи?

Он старался казаться веселым, но даже в его глазах таилось волнение. Княжна только тяжело вздохнула, осторожно, один за другим, разжимая пальцы на плотной ткани и отпуская меховую оторочку. Рука безвольно опустилась вниз, и тепло чужой ладони, до сей поры обнимавшей ее, исчезло.

– Дамы порой излишне впечатлительны, Ваше Высочество, – она попыталась улыбнуться, но вышло жалко. Николай, видя подавленность своей спутницы, пожалел, что сейчас они не во Дворце – способов вернуть ей прежнее расположение духа там было бы значительно больше.

– Дамы, но не Вы, княжна, – напоминание о ее исключительной особенности едва ли развеселило бы Катерину, но было скорее привычкой, нежели действительной попыткой поднять ей настроение. – Если Вы желаете, мы могли бы прекратить это действо.

– Вы плохо знаете Эллен, Николай Александрович, – усмехнулась Катерина, – если она вознамерилась перепробовать все известные ей гадания, она воплотит эту идею в жизнь.