Текст книги "Ненавижу тебя, Розали Прайс (СИ)"

Автор книги: LilaVon

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 62 страниц)

Меня давила безумная тяжесть, и это чувство держалось с шести утра до шести вечера, пока парни развлекались в пабе, опустошив далеко не пятую кружку пива, закусывая фаст-фудом. Им было весело, вытесняя меня, и уже совсем скоро не замечая. Луи полностью погрузился в общение со своими друзьями, Веркоохен воспрещал и не давал говорить, а для Зейна я была девчонкой, с которой нудно и скучно.

Оставляя компанию, я вышла на пристань, развлекая себя спокойствием и тишиной. Холодный ветер и морозная свежесть начала меня окутывать с того момента, как зашло солнце. Но, возвращаться к ним я не собиралась, греясь ходьбой по окрестности у паба, покупая третий стаканчик кофе, согревая замерзшие руки.

– Прайс, – обращается ко мне строгий голос, а я оборачиваюсь, отрывая взгляд от опустевшего стаканчика кофе, который я крутила в руках, задумавшись. Недалеко стоял Веркоохен, а свет фонаря осветил его недовольное выражение лица. Кажется, это меня даже не удивило. Слушая его молчание, я лишь вновь отворачиваюсь, продолжая сидеть, нервно закрутив в руках мягкий стакан.

– Луи настоятельно просил не бросать твою вежливую задницу здесь, поэтому пошевеливайся. Мы уезжаем, – ворчливо заявляет он, явно уже находя не одну причину своего показательного недовольства, оправдывая свое хамство и наглость.

– Хам, – выдавила я, встав со скамьи, сжимая в кулаке стакан, и поправляя свое пальто. – Твой цинизм переходит все границы, Веркоохен. Но, сумей признаться себе, что сегодня ты действительно сглупил – принудил пойти с тобой. Никто из нас не получил удовольствия, не так ли? – я злилась, но была довольно холодна, не проявляя своих эмоций. Я очень устала и замерзла, чтобы уделить ему еще хотя бы одну минуту.

Выкидывая стакан в мусор у лавочки, я, с высокоподнятой головой подхожу к парню, заостряя внимание на его сердитых темных глазах, но это было секундное внимание, что я посмела уделить ему в этот миг. Только ступив на дорожку, Веркоохен резко обхватывает мой локоть, оттянув обратно, слишком яростно дергая меня из стороны в сторону. Я цепляюсь за него, боясь утратить равновесия на скользящих каблуках по снегу, и беспокойно оглядываю его вмиг появившуюся страсть к гневу, когда глаза моего личного чудовища почти светились искрами в темноте от сверкающего в стороне неяркого фонаря.

– Что же тебя не утраивает, милая Розали? Неужели, тебе стало скучно, когда Томлинсон перестал интересоваться тобой? Ну конечно, такой изнеженной девочке нужны ласки парня, – фальшиво выговаривает парень, дергая вновь за локоть, открывая от себя и добиваясь того, что я подворачиваю ногу. Веркоохен не дает упасть, ведь он еще не закончил. – Как жаль, что ты не видишь того, как он грязно использует тебя. Ты жалкая избалованная англичанка, и не смей даже предполагать, что такая как ты можешь нравиться такому, как Луи.

– Не тебе судить мои с ним отношения, – рычу я, пытаясь вырвать руку, но он все крепче впивается в нее своими пальцами. – Хватит играть в свои детские игры, Веркоохен. Меня раздражает твое безразличие. Меняешь десятки масок за день, не показывая своего истинного лица. Ты безликое чудовище, Веркоохен!

– Детские игры? Розали, ты забрала все мое детство, не давая спокойного житья. Я каждый месяц посещал докторов, чтобы они убедились, что я в порядке. Что очередной твой дружок не проломил мне ребра или не сломал нос. Каждый день у меня адски болело тело, и это твоих рук дело, Прайс. Я буду напоминать тебе это каждый день, что я прожил рядом с тобой, и ты за это поплатишься. Обещаю тебе, англичанка, – прошипел он, а мое сердце сжимается, переставая властвовать над моими эмоциями. Эту власть берет на себя парень, жадно тряся мои плечи.

– Похоже, когда-то, да однажды очередной дружок переусердствовал, здорово ударив твою голову об унитаз, Веркоохен, – не контролируя своих слов, проговорила я, чувствуя, как вторая рука облегает мой затылок. Длинные пальцы запутались в моих темных локонах, намерено опрокидывая мне голову, потянув за волосы. Непроизвольно я срываюсь в тихом рычании, который пропитан болью, но теперь он насильственно заставляет смотреть только в его кровожадные глаза.

– Умница, Прайс, начала показывать свое истинное лицо. Да только вот незадача – теперь ты ничего не сможешь мне сделать, даже дай я тебе волю и силу в кулак. Англия нацепила на тебя ошейник, а опекунша-бабуля привязала тебя к совей ноге. Неужели у какой-то старухи получается дрессировать тебя лучше, чем у меня?

– Не смей, Веркоохен, – вспыхнула я, но тут же, вскрикнула от того, что он тянет волос назад с большей силой, оттого хватаюсь за его воротник. На глаза предательски выступают слезы. А Веркоохен радуется этому больше, чем преждевременному рождественскому подарку.

– И где же твои родители, Роуз? Отказались от такой мерзавки, как ты? Неудивительно. Будь на то моя воля – жила бы ты в подворотни борделей, отрабатывая зря потраченное состояние на такую суку, как ты, – смеется он надо мной, а я взбешена его поведением и дикими словами в мою сторону. Отчего, когда он смеется, по моим щекам бегут горячие слезы, а ладонь с остервенелостью оставляет след на щеке парня. Его руки, скорее от неожиданности моего поступка, нежели от полученной боли, слабеют, и я вырываюсь с цепких хваток парня, отступив назад.

Его рука приближается к щеке, но останавливается буквально в сантиметре. Я напугана тем, что ему удалось меня вывести до той степени, которая считалась запретной, что я себе воспрещала. Он сломал границу. Мою чертову грань, которая была гранитной стеной. Зацепил во мне живое, заставил чувствовать обиду и месть. Он пробуждал во мне дикарку, подобную себе. Насколько же скоро теперь, он начнет охоту на подобную себе, выпуская свои клыки?

Я часто дышу, но моя грудная клетка с тяжестью вдыхает воздух, придавая боль. Его взгляд быстро находит мои глаза, и я готова провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть его осуждения и холодную злость. Он так и не достраивается до щеки, но его пальцы собираются в кулак, и я нервно сглатываю.

Он застает меня врасплох, когда поднимает руку, направляя ее на меня. В непередаваемом ужасе, я пячусь назад, когда он все еще слишком близок, опасливо закрываясь своими руками. Я пытаюсь отойти от него, попятившись назад. Боюсь оглянуться назад и допустить ошибку – дать ему шанс на ответный удар. Явно перетерпев внутреннюю борьбу со своими демонами, Веркоохен не сводит с меня своих адских пылающих глаз, а аз тем, неожиданно опускает руку. Я не знаю, что он чувствует, что осознает в этот гадкий момент, но меня кидает в дрожь, когда к моему осознанию находит лишь мысль, о том, что он собирался со мной сотворить!

Нильс мог это сделать. Это чертовски напугало меня, заставляя выставлять руки и отходить все дальше, оберегаясь его близости и возможности заполучить желанное мщение. Стоило признаться самой себе, как сильно я боялась этого человека. Он был готов на многое, растратив всю свою святость в юном возрасте.

– Остановись, Роуз, – велит он мне, аккуратно приближаясь, а я не слушая, не подпуская его ближе к себе, чем на несколько метров, сдаю назад. Поверить не могу, что он посмел бы. Не могу поверить, что он смог бы ударить меня. Не могу поверить, что я хожу по краю бездонного обрыва. Но он поднял свою руку, а значит уже ударил.

– Розали, – рычит он, заставляя переставлять ноги еще быстрее. Мое сознание твердит мне только о том, что я должна защититься. Нильс озадаченно смотрит на меня, успокаивающе расставив руки по сторонам. Делая вид, что обезврежен, показывая свои ладони, доказывая свою неопасность и безвредность. Но это не так. Я не верю ему!

– Идиотка, не трону я тебя. Видишь? – спокойно произносит он, хмуря свои брови и исследуя меня, – Стоп! – раздается оглушительный крик, с ужасом заставив меня остановиться, – Ни с места, Прайс, остановись! Еще шаг и ты окунешься с головой в воду, – объясняет он свои действия, а я оборачиваюсь. Мне остается лишь жалких пары сантиметров к обрыву бетонной дороги, где ниже находиться тихая вода, разя своей смертностью и холодом. Надо же, сделай я шаг, или же скользнув по дорожке, я бы уже погрузилась камнем в ледяную зимнюю воду. Веркоохен настороженно смотрит на меня, несколько взволнованно придерживаясь от меня на расстоянии. – Ну же, отойди от края, Роуз. Тебе нечего бояться девочка. Иди сюда, Прайс.

– Ты только что хотел ударить меня, – дрожащим голосом проговариваю я, замерев у края.

– Не прикоснусь. Обещаю, Прайс. Давай же, поедим в общежитие. Ты хотела вернуться, не так ли? Тебе лучше поехать со мной, нежели добираться попутками в такое позднее время. Идем, – его голос все еще холодный и грубый. Но я действительно удивилась тому, что он не собирается оставлять меня тут одну, подзывая к себе.

Не пытаясь думать, я отдаюсь своему сердцу, которое приказывает мне отойти от края, медленно приблизившись к парню. Он протягивает свою руку, ожидающе заглядывая в мои полны нерешительности глаза. Тело дрожало от шока и холода, но когда моя ладонь коснулась его теплой, почти горячей, я с точностью прочувствовала его касание всем телом и сердцем. Прикрывая глаза, я понимала, что опасность больше не грозит.

– Я не буду попадаться на твои глаза, Нильс. А ты, впредь, никогда не говори таких слов обо мне. Ты не знаешь меня, чтобы осуждать такими словами. Ты не знаешь, чем я жила и как выживала в этом мире.

Он кивает, но не произносит лишних слов, разрывая наши ладони. Мне кажется, он сам не ожидал такого серьезного шага от себя, и теперь, когда он был в шаге, то явно понимал, что поступил непростительно, помогая своей же пленнице.

А я… Я была несказанно счастлива, увидев его слабость, настоящую его сторону, эмоцию, которая заставила трепетать мое сердце, а мне заворожено наблюдать за его лицом. Стоило пройти лишь пары секунд, чтобы его лицо вновь закрыло безразличие и бесстрастность.

– Дальше? – спросил оживленно Зейн, завидев меня и Веркоохена, идущих порознь друг от друга. Только, на каком расстоянии мы бы не держали, точно в голове у каждого заново прокручивались последние минуты произошедшего, словно на записанной пластинке. Я же прочувствовала весь ужас и ошеломление. Веркоохен был взволнован, и сейчас он все глубже погружался в себя, осмыслив все то, что было у лавки на пристани.

– Нам следует возвращаться. У нас еще будут выходные, – спокойно говорит Нильс, и парни рассаживаются по своим местам в машину.

Рингтон моего мобильного телефона приводит меня в изумление, а я так и не коснулась ручки двери. Руки, по рефлексу, лезут по карманам, исследуя их пустоту. Но, телефон в чужом кармане. Веркоохен достает телефон со своего внутреннего кармана куртки, пока я выжидающе стою рядом, желая получить желанный гаджет в свое распоряжение, следственно забывая, что парень его не желает отдавать.

– Вы только посмотрите, сама Патерсон смогла набрать номер своей единственной родственницы и подружки, – иронично произносит он, смотря на экран мобильного телефона. Он не посмеет!. Облизывая свои губы, он бегло оглядел меня, а за тем поднес телефон у к уху. – Да, Стеффани? – ядовито выдавливает Нильс, а я раскрываю рот. Его наглость не знает границ! – Да, Роуз со мной. Отлично проводит время. Опять суешь свой любопытный нос, Патерсон?

– Веркоохен, – взываю я соседа, хватая его за рукав куртки, но он увернулся от меня, продолжая разговор и держа на расстоянии, не давая выбить гаджет.

– Роуз занята. Лучше лечись, Стеффани, ты ведь знаешь Найла, особенно когда он пьян, – рассмеялся голубоглазый настолько злорадно, что я чувствую это дрянное чувство, которое, скорее всего, испытывает и сама Стефф, – Я сам разберусь с твоей подружкой, – усмехнулся он, когда девушка начала кричать в телефон, что даже дошло до моего слуха, а парень отстраняет телефон от уха, кривясь и скидывая звонок.

Вместо тысячи слов, которые я хотела высказать о нем и его ужасном хамстве – заменили яростные выдохи. Он устало разглядывал меня, а за тем запрятал телефон себе в куртку.

– Садись в машину, Прайс, если не хочешь добираться сама, – наказал он мне, обходя меня и усаживаясь на водительское сидение. Возмущенная его грубостью, я плюхаюсь на заднее сидение около Зейна, все еще испытывая все свои эмоции, что сгруппировались в одну весомую кучу.

Веркоохен заводит машину, скоро выруливая на дорогу. От резких толчков и не малой скорости по дорогам Нью-Йорка, в кварталах которых парень так часто сворачивает, меня осенило – руль вел поддатый алкоголю водитель.

Да только сейчас меня это волновало в последнюю очередь, когда я наконец-то начала согреваться и устало откинулась на мягкое сидение, прикрывая глаза. Я чувствовала неимоверную слабость и болезненную тому.

***

Всю следующую неделю мы откровенно избегали друг друга. Не смотря на то, что Веркоохен считался хозяином блока, он часто исчезал и приходил ближе к позднему вечеру. Каждое утро мы встречались на кухне, и на мой огромный плюс я больше ничего не разбивала, а сам светловолосый кудрявый сосед не пугал, проявляя свою забаву в моей пугливости. И только я, каждый день не громко желала ему утрешнее приветствие, на что он кивал, и погружался на кухонный стул.

Часто выпивая вместе крепкий кофе, или же чай, мы никогда не говорили, и почти не переглядывались. Только я, всегда с интересом наблюдала, как он читает какой-то старый журнал, толи газету. Так же часто он пролистывал свою лекционную тетрадь перед предстоящими занятиями в колледже.

На пары мы ходили порознь. Веркоохен и вовсе стал выходить раньше, или же намеренно опаздывал, когда я попыталась выйти с ним в одно, и тоже время. Мне хотелось с ним поговорить, но никак не выходило, когда светловолосый избегал меня, почти убегая от меня, как от прокаженной.

Каждую большую перемену я встречалась с Луи, мы вместе обедали и иногда ходили в магазин. Он был учтивым и веселым, не позволяя мне скучать. Но к себе в комнату я его не приглашала, а в блок приводить – лишний раз дразнить соседа, провоцировать его ярость мне не хотелось. За неделю я привыкла к этой бешенной рутине, и каждый новый день был не таким уже и страшным, став обыденным и иногда хорошим. Только я ни разу не видела Стеффани, не имея возможности с ней связаться.

Телефон все еще был у Веркоохена. Луи любезно давал мне свой смартфон позвонить бабушке, не принуждая ее нервничать.

В пятницу, после занятий, меня вновь встретил Луи, на этот раз предложив погулять по ближайшим кварталам. И нам было хорошо вместе, весело, непринужденно, пока один из звонков не заставил парня покинуть меня посреди улицы.

– Родители просили срочно зайти к ним, вероятно, что-то случилось, – с печалью и нежеланием говорил парень, а его веселые глаза тут же потускнели.

–Иди, Луи, я дойду сама, – пожимала я плечами, отпуская его. Он, было, отошел к дороге, выставляя руку перед удачно проезжающим такси, но тут же, оборачивается ко мне. Его руки поместились мне на затылок и плечо, а губы столкнулись в легком и таком нежном поцелуе.

– Встретимся на выходных, – шепчет он, а сигнал такси заставляет его быстро покинуть меня, забравшись внутрь салона, махая рукой в окошке. Я засветилась улыбкой, помахав в ответ. Водитель такси символично посигналил, вернувшись с обочины на дорогу, двинувшись вперед.

На улице начинало темнеть, а температура снижаться, заставляя меня торопливо направиться в сторону маркета и скупиться на выходные дни. Поглощенная с головой в учебу и времяпровождения с Луи я часто обедала в столовой, но ничего не готовила на кухне в блоке, перекусывая бутербродом.

Налаживая полную корзину всякой мелочи, я остановилась у прилавка с кондитерскими изделиями. Долго изучая разные сладости, я не знала, что выбрать во всем отделе, простояв не одну минуту и осмотрев не одну упаковку конфет, печенья и десятки мафинов, так и не определив окончательный выбор.

– Вот эти вкуснее, – внезапно раздается знакомый хриплый голос соседа, а парень подходит ближе ко мне, доставая с верхней полки ажурную коробку с кексами. – Со сливками и сладким молоком, – комментирует он, отдавая мне коробочку. Я не сдерживаю улыбки.

– Я попробую, – кладу в корзину, и любопытно оглядываю парня, который стоял рядом со мной с такой же полной корзиной еды. – Не думала, что такой как ты любишь сладости.

– И какой же я, Прайс? Многие люди едят печенья и конфеты, – закатывает он глаза, обойдя меня стороной, и двинувшись прямо по отделу. Я, усмехнувшись, поторопилась за ним.

– Ну, знаешь ли, смотришь на тебя и думаешь – перчено-соленная диета, – подавляя смешки, говорю я, когда он остановился у противоположного прилавка с соком и водой.

– Неужели, – едко комментирует он, прищурив взгляд. – Как насчет клубнично-бананового сока? Скажешь, что это напиток не для мужчин, и мне стоило бы отправиться к алкогольному отделу? – спрашивает он, повернувшись ко мне с соком, и открывая его, отпивает парой глотков, а за тем бросает в корзинку.

– Ты умеешь развлекаться и без алкоголя, – покачала я головой.

– Оказывается, ты очень наблюдательная соседка, – криво усмехнулся в ответ Веркоохен. – Берешь пример с меня, англичаночка?

– Возможно, – пожимаю я плечами.

– Я на кассу. Погляжу – ты тоже? – спрашивает он, проявляя интерес к моей корзине своим взглядом, и я киваю.

Расплачиваясь в куда более напряженной обстановке, собираю пакет с покупками, нерешительно поднимая взгляд на соседа, что выкладывает продукты на кассу. Мне хотелось с ним найти общий язык, но я не могла позволить себе ожидать своего же мучителя, оставаясь на месте, рядом. За прошедшую неделю мы мало виделись, и его давящий меня поводок ослаб, дав свободу, тому я пользовалось ей довольно часто.

– Подожди меня, Рози. Пойдем вместе, – останавливает он меня, как только завидел, что я направилась к выходу. С удивлением я оборачиваюсь на соседа, который складывал еду в пакет, наскоро расплачиваясь.

Я не ожидала, что он захочет со мной провести время. Учитывая столкновение в магазине, это никак не оправдывает его желание вернуться вместе со мной в блок. Казалось мне, он что-то задумал. Он говорил со мной, и это уже было странным. Но, как бы не был он коварен, он ничего не делал.

Вместе подавшись к выходу, Веркоохен замолчав шел рядом, вывив меня на парковочное место. Он был на машине. Насторожившись, я оглянулась на самого соседа, что как всегда невозмутим и холоден.

– Давай свой пакет, я поставлю его в багаж, – забирает он мои продукты, открывая багажник машины. – Садись наперед.

Нервозно, я облизываю губы, недоверчиво подойдя к двери машины. Открывая дверцу, я залезаю вовнутрь салона, чувствуя свежий морозный запах. Вскоре появляется и сам владелец машины, пристегивая ремень безопасности и окинув меня несколько тяжелым взглядом, заставляя так же пристегнуться.

– Кажется мне, ты хочешь о чем-то поговорить, – тихо произношу я ровно через минуту, не выдержав молчания в довольно тесном пространстве разом с Нильсом Веркоохеным.

– Угадала, Прайс, – свободно соглашается Нильс. Но я не тыкала пальцем в небо, я видела по нему, что его нервировала эта ситуация, или же, я сама.

– О том, что было на пристани?

– О том, что между тобой и Томлинсоном, – с резкостью обрывает он меня, осуждающим скорым взглядом повернувшись ко мне, а за тем вернувшись к дороге. – Мне нужно, чтобы вы больше… не были в таких тесных отношениях. Даже не так. Вы больше не будете иметь никаких отношений, – строго произносит парень, крепко сжимая руль в своих белеющих руках.

– Зачем тебе это? Какой тебе с того толк, Нильс?

– Когда я тебе наказываю, тебя не должна волновать причина, Прайс. Я дал тебе более или менее спокойное житье, а ты возмести мои затраты. Что тебе дороже, Рози? – он вновь скептически поворачивает ко мне голову, а я, скрипя зубами, отворачиваюсь к окну.

– Я не хочу, чтобы ты вмешивался в наши отношения, – говорю я, оглядывая мелькающие улицы кварталов, и только сейчас я понимаю, что едим мы совершенно в другом направлении, возможно, в объезд – утешаю я себя. – И не тебе решать за нас двоих, Веркоохен. Почему бы тебе не поговорить об этом с Луи?

– Луи увлечен твоей…внешностью, телом. Ты для него как лакомый кусок говядины. Я же, не желаю, чтобы мои друзья смаковали тебя, а уж тем более наслаждались этим…куском мяса.

– Веркоохен переживает за сохранность ненавистной соседки? – сыронизировала я, мало ли не рассмеявшись. Только, слова его действительно меня цепляли. Кусок мяса – это его мнение обо мне?

– Переживаю за друзей, которые заразиться от тебя заморским английским нравом. А мне придется отказаться от испорченного друга, – сдержано и холодно отвечает сосед. – Значит так, – не сдается он. – Игры и правила на моей стороне, Прайс, и если ты не откажешься сама, я заставлю тебя это сделать, чего бы мне этого не стоило.

– Ты запрещаешь ему спать со мной? Веркоохен, в отцы тебе еще рано, а подавно и воспитание девятнадцатилетнего ребенка, – несколько резко проговорила я, разозлившись на его замешательство в наши с Луи отношения. Он не имеет ни какого права портить нам двоим житье, избавляя нас, друг от друга.

– Воспитание? Скорее дрессировка, – желчно исправил меня парень. – Я запрещаю тебе раздвигать ноги, и ты сумеешь сделать так, чтобы Томлинсон вернулся в свою рутину: где нет ни тебя, ни ваших гуляний, ни ваших нежнейших поцелуев – если это так можно назвать. Хотя меня изрядно тошнит от такой мыльной оперы.

– Ты не договорил, Веркоохен. Ну же, где же твои чудовищные клыки кровопийцы? Надо же тебе мне пригрозить, – задорно я насмехалась над парнем, который был крайне спокойным, чем несомненно держал в некой узде. – Или как ты умеешь – поднимать кулаки на беззащитных девчонок, что младше тебя? – моей иронии, казалось, не было конца. – Нет. Конечно же! Ты запрешь меня в комнате, посадишь на цепь и будешь иногда кормить овсянкой из кормушки.

– Сколько бы ты не имела идей, Прайс, по собственному укрощению, я буду действовать своими методиками, – говорит он, медленно припарковавшись у обочины, заставив мой взгляд сощуриться. – А теперь выходи, – говорит он, проницательно следя за моими медленно подступающими эмоциями.

Не ожидая его крика и угроз, я отстегиваю ремень и покидаю салон машины. Веркоохен выходит следом за мной, и, обойдя капот, встает рядом. Оглянувшись, я лишь вижу те же кварталы, бульвары и десятки магазинов, только одно изменилось – я не знала где мы.

Парень стоящий рядом стащил с моей головы шапку, заставив меня нахмуриться такому грубому поступку. За тем, поочередно хватая руки, снимает кожаные перчатки, быстро развязывает теплый бардовый шарф, оголив мою шею. Не понимая его действия, я лишь нахмуренно наблюдала за ним и его скорыми движениями рук.

Забираясь в карман пальто, он забирает мой бумажник.

– Какого черта, Веркоохен? – зло прошипела я, когда его руки подняли пальто и обследовали передние карманы джинсов. Когда он придвинул их мне на бедра, я оттолкнула его, отступая на пару шагов назад. – Не смей прикасаться ко мне! – вскрикнула я.

– Подумай над моим предложением, Прайс, пока оно еще доброжелательно, благоскленно к такой, как ты, – открывая машину, он скидывает мои вещи себе на заднее сидение салона. – Наедине. Когда доберешься в общежитие, мы с тобой поговорим еще раз. Если, конечно, доберешься, – зловеще усмехнувшись, парень разворачивается и довольно быстро погружается на переднее сидение за руль.

Как только до меня дошли его слова и совершенную им жесткую выходку для моей легкой манипуляции, я было кинулась к машине. Только не успела я коснуться ручки двери автомобиля, как тот с визгом оставляет пустое место и меня, шокированную и тяжело дышащую от очередной неожиданной махинации голубоглазого парня.

– Будь ты проклят, Веркоохен!

========== Часть 18 ==========

Я возвращаюсь в блок только к одиннадцати часам вечера. Замерзшая, ледяная, шатко и медленно передвигая ноги по холлу общежития. Руки мои были красными и онемевшими, и я почти не чувствовала своих замерших ног на невысоком, но весомом каблуке сапожек. Охватывая себя руками, я двинулась по коридору, приближаясь к своему блоку.

Доходя до двери блока мало ли живой, я тяну за ручку, но двери не поддаются, оставаясь закрытыми. Равнодушно и бессильно стучу носком сапога по двери, боясь задействовать свои руки. Мне не стоило долго томиться у двери, Веркоохен открыл довольно быстро, не заставив ночевать на холодном полу у двери.

Злорадный и довольный взгляд исследовал меня, наслаждаясь моим видом. Веркоохен будто смотрел не на меня – обессилившую девушку с улицы, а как на знаменитую картину Винсента Ван Гога, изучая каждый штрих художника. Жаль только, что я – полотно, а Нильс – неудачник-художник, никак не признающий и не принимающий всю правду в своем непрофессионализме.

Мои глаза закрываются на ходу, а ноги все с большей тяжестью передвигаются, когда я прохожу парня, заходя в теплое помещение, но оно никак не согревает меня. Подойдя к своей двери, я тяну за ручку, но она так же, противиться мне, как и входная дверь, заставляя истощенно коснуться лбом двери, опираясь на нее мало ли не всем телом.

– Меньше пяти часов, Прайс. А ты оказывается у нас настоящая спортсменка. Думаю, если бы не каблуки, ты бы сократила свое время вдвое, – насмешливо комментирует Веркоохен, на что я отталкиваюсь от двери и поворачиваюсь к нему лицом. Ничего не отвечая, я замучено и сонно смотрю в его глаза. – Раздевайся, быстрее согреешься, – оценивающе оглядывает он меня, удовлетворяя свое самолюбие.

– Открой двери, – прорывается с меня охрипший и совсем слабый голосок. Веркоохен потешается, пока я, изо все сил, стараюсь не упасть на пол, избавляя себя от тяжести своего же тела.

– Я хочу кофе, как-то в блоке прохладно. Сделай мне кофе, Прайс,– усмехнулся парень, поддельно потерев ладошками свои руки, словно замерз, находясь в белой футболке. Утомленно, я прикрываю глаза на его фиглярничания, одолевая свою малоподвижность, как и немощность на этот момент, разворачиваюсь в сторону кухни.

Ни о каких спорах или же противостояниях сейчас не могло быть и речи. У меня даже, собственно и речи не было, не говоря уже о ссоре и обвинении Веркоохена в содеянном. Покорно поставив греться чайник, я достаю знакомую мне белоснежную чашку парня, а за тем и свою, решив согреться столь необходимым чаем. Пальцы рук приходилось часто сгибать, что приносило мало удовольствия и максимум дискомфорта, столь чувствительной боли. Зная его дозу кофе, что не раз я наблюдала утром, я, молча, насыпаю две ложки кофе и совсем немного сахара.

– Сними пальто, Роуз. Ты лишний раз мучаешь себя, – наблюдательно говорит парень, а я, наготовив напитки, ожидая свиста чайника, отхожу от тумбы, шатко упираясь на другую. Пальцы рук вовсе не слушаются меня, и высунуть большую пуговицу из дырки пальто у меня не получается ни с первого и со второго раза. Оставляя свои никчемные попытки раздеться, я укладываю руки на тумбу, не пытаясь больше ничего предпринять.

Веркоохен же, не долго усидев на своем месте, подходит ко мне, осматривая лицо, что я отвернула к окну. Я не хотела, чтобы он вглядывался в мои глаза, он бы увидел лишь мою слабость. Достаточно было того, что я не могу элементарно снять пальто. Пусть потешится над этим.

– Изнеможение по шкале до десяти, – спокойно интересуется Веркоохен, занявшись расстегиванием моей верхней одежды.

– Восемь. С половиной, – язык непроизвольно заплетается, а парень стаскивает с моего изнуренного тела долгой прогулки зимнее пальто. Хотя сейчас я уже сомневаюсь в том, что пальто является зимним, проверяя это весьма своеобразно.

– С половиной? – усмехнулся он, не ожидая такого точного ответа.

– Я не настолько тряпочная, как ты думаешь, – отвечаю я, оставаясь в свитере. Веркоохен присаживается, расстегивая молнию сапог. Когда его руки достают мои ноги из обуви, я чрезмерно корчу лицо, почувствовав боль. Мне приходится приложить все усилия, чтобы поставить ногу на пол в обычном положении, ощущая как болезненно, тянут связки мышц.

– Может, все-таки девять? – задумчиво протягивает Веркоохен.

– Все-таки девять, – соглашаюсь с ним, когда шипя от боли, я ставлю вторую ногу на пол. Парень поднимается на ноги, все же встретив мой взгляд своими небесными глазами. Больше он не насмехался. Когда свистит чайник, к нему подходит Нильс, разливая кипяток по чашкам. Понимая, что я свободна, бережно ступая по полу, сажусь на стул, почувствовав, как я все же лишись всех сил за одно мгновенье.

Веркоохен ставит передо мной чашку чая, а себе забирает крепкий кофе.

– На самом деле, я себя плохо чувствую. Говори, что хотел и пусти меня в комнату, пока у меня еще остались силы, дойти до нее, – тяну я слова, касаясь все еще холодными руками до кружки чая, чувствуя, как ладошки начали щипать от резких смен температур. Только мое тело не чувствовало тепла, подрагивая будто от холодного ветра в теплом помещении.

– За время прогулки ты должна была обдумать мое предложение.

– Напомни-ка мне это предложение, – склоняя голову набок, я смотрю на парня, который с нескрываемой колкостью в глазах, смотрел в мои. Сделав маленький глоток кофе, он вновь обратил на себя внимание.

– Взаимодействие. Ты – живешь без клыкастых чудовищ в своем сказочном мире, оставив моего друга в покое, или же я – клыкастое чудовище, собственнолично съедаю твою плоть, – метафорой ли была его речь, – мне так и не удалось разобрать, читая в глазах, что он говорит светлейшую правду. Сегодня я очередной раз убедилась в его жестокости, и искушать его было только на свой риск и страх – дрянно.

– Мне нравится Луи. Теперь ты, клыкастый, съешь нас двоих? – интересуюсь я, поддерживая его метафоры, но сам голубоглазый понимает, что именно меня интересует.

– Розали, – остановил он меня, став более серьезным и дав мне возможность исследовать его переменчивость в мимике. – На этой неделе я отчетливо анализировал тебя, и поверь мне, у меня в уме высиживает уйма безумных идей, как бы испортит твою жизнь. Только дай команду – встретишься со своим кошмаром наяву, принцесса. Тебе никто уже не поможет, особенно Луи, который на следующий день даже не вспомнит о твоем существовании. Он не твой рыцарь и уж тем более не защитник несчастных девиц.

– Тебе ли так проницательно знать о его чувствах, – раздраженно проговорила я, отпивая горячий чай из чашки. Тело подрагивало и никак не могло согреться, что очень огорчало меня.

– Я знаю его долго и очень хорошо. А вот ты ли знаешь о нем что-либо?

– Достаточно, – отвожу я глаза в сторону, понимая, что Веркоохен прав. Луи я знаю совсем мало, но точно вижу, что он добрый и хороший человек.