Текст книги "Ненавижу тебя, Розали Прайс (СИ)"

Автор книги: LilaVon

сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 62 страниц)

– Помниться, однажды ты мне пригрозил, – усмехнувшись, я точно помню, как он прожигал меня своим взглядом и готов был меня растоптать при малейшей ошибке, совершенную в сторону Нильса Веркоохена.

– Но, кажется, это мы провинились, а не ты, – печально произнес он. – Может, спустимся наконец-то на дорогу? – кивает он в сторону лестницы. Я киваю, ступая.

– И ты теперь считаешь себя обязанным помогать мне? – интересуюсь я, ступив на ступени, поглядев на Гарри, который был весьма удивлен и обескуражен.

– Ты стала мне ближе, Роуз, особенно теперь, когда ты мне доверяешь. Я обязан и помогать, и следить и сделать все, что в моих силах для тебя, ведь ты девушка моего лучшего друга, – выговаривает он, а я, заслушавшись, не замечаю последнюю ступеньку, которая заставила меня споткнуться и неуместно вскрикнуть, да только из-за того, что я держала Гарри под руку, осталась на ногах.

– Извини, – застенчиво улыбнулась я, когда эта ситуация меня смутила. Обычно мне помогает Нильс, он всегда поддерживал меня в нелепых ситуациях, а теперь его заменяет Гарри. Слишком не привычно и… дискомфортно.

– Видишь, тебя совсем нельзя оставлять одну, – заговорил он мне в упрек, но уступчивый, продолжая меня вести по заснеженной дороге.

Повисла немая тишина, от чего я лишь смотрю под ноги, обдумывая слова миссис Вуд. Может, вся проблема действительно во мне? Сейчас, вместо Гарри тут бы был Нильс, его бы всегда крепкие и теплые руки придерживали за талию, а хрипловатый голос звучал в ушах. Нильс бы рассказывал какую-то очередную историю, или бы немо молчал, как и мы с Гарри, его другом, но, с Нильсом это комфортно, привычно. Но не с Гарри.

– Значит, ты не скажешь ему о ребенке? – его вопрос не сразу доходит до моего слуха, и только потом я поднимаю голову, посмотрев на Гарри.

– Я не хочу разыгрывать ненужную сейчас драму, – качаю я головой, и мой ответ очевиден.

– Думаешь, что спугнешь его?

– Гарри… Ты хочешь поговорить о Нильсе? – задаю я свой вопрос, не желая обдумывать ответ на его. Это дело касается только нас с Нильсом, и решать когда я ему скажу, должна я сама.

– Он очень скучает за тобой, – признается он, и я понимаю, что к этому все и вело.

– Он и должен скучать за мной. Не так ли делают люди, которые влюблены? – остановившись, я разворачиваюсь к Гарри, когда на его лицо падает свет включенного фонаря.

– Тогда почему ты так неприступна?

– Мой психолог говорит, что мне нужно повременить с отношениями, – нагло лгу я, а Гарри прищуривается, будто пытается увидеть, вру я, или нет.

– Психолог?

– Да, миссис Вуд, бабушка настояла, – пожимаю я плечами.

– И ты решила слушать эту женщину?

– Гарри! – разозлилась я за его распущенность в разговоре. – Давай я сама решу, что мне нужно, а что нет! – более строго произнесла я.

– А мне что, смотреть как мой друг спивается в баре, страдая из-за тебя? Мне надоело, что он заперт в комнате, никуда не выходит, отказывается от пищи, не подпускает к себе никого, вечно пролистывая альбом с вашими фотографиями! Он на людей кидается, и он явно не контролирует себя, – встает он на защиту своего друга, довольно грубо держа меня за руку.

– Мне жаль, понятно? Мне жаль, что он не может овладеть с собой, но я же, тоже не развлекаюсь! Я в госпитале, я на обезболивающих! И между прочим, Гарри, я эмоционально-нестабильна, так что хватит защищать его, и делать из Нильса бедного запуганного кроля! – вырвавшись из его хватки, я отворачиваюсь, пытаясь утихомирить всю горечь и обиду на молодого человека, который явно позволил себе много лишнего.

Я же сама запуганна всем, что происходит, мне так же тяжело! И признаю, будь я без малыша в животе, то первым делом бы напилась в подворотне госпиталя, лишь бы на мгновенье забыть о своей жизни.

– Я… Я не хочу тебя обидеть, Роуз, совершенно не хочу. Но Нильс… Я боюсь, что он может натворить глупостей, – обеспокоенно говорит Гарри полушепотом, дотрагиваясь до моего плеча, когда я тяжело выдыхаю.

– А ты не боишься, что я могу натворить глупостей? – огрызаюсь я, пытаясь показать, что я точно такая же, как и Нильс.

– Ты разумна, Розали, а он влюблен и в печали. Если он выкинется из крыши гостиницы…

– Хватит, – прерываю я его, тяжело выдыхая, разворачиваясь, – Как только выпишусь, то встречусь с ним, тогда и поговорим, а сейчас не смей манипулировать мной его слабостями, – указываю я на него пальцем.

– Как скажешь, – он опускает плечи, явно сдаваясь в этой схватке.

Когда он виновато опускает и голову, точно растерявшись и расстроившись, я не удерживаюсь, чтобы не прикоснуться к нему. Я дотрагиваюсь к его руке своей, и он поднимает жалостливые глаза на меня.

– Гарри, Нильс сильный, всегда добивается своей цели и пойдет на ради нее на многое…

– Не ради цели, Роуз, как ты не понимаешь? Он все делает ради тебя.

– Гарри, – с упреком хмурюсь я, а он вновь выдыхает, отворачивая от меня свой взгляд. – Передай ему это, – я достаю из кармана сложенный лист бумаги, что подготовила заранее еще днем, и протягиваю Гарри, который сразу растягивается в улыбке. – И, будь добр, поддержи его, раз он так реагирует на нашу паузу, но мы же, скоро встретимся. Пусть не забывает об этом. Я люблю Нильса.

Стайлс берет бумагу в свои руки, а затем, совсем неожиданно для меня, притягивает к себе и обнимает, складывая руки на плечах, не торкаясь спины.

– Он будет рад, честно.

– Знаю, – тихо проговариваю я, кладя голову на грудь Гарри, улыбаясь минутной слабости, когда я могу почувствовать любовь Нильса на расстоянии.

Отстраняясь от Гарри, я легко улыбаюсь, когда на душе легчает, и кошки перестают ее царапать своими острыми когтями.

– Ты замерзла, пора возвращаться.

– Давай, еще немного пройдемся. Я совершенно не хочу возвращаться в палату, – прошу я, и Гарри соглашается, хоть и с сомнением на мою просьбу.

– Только немного, а то твои щеки уже покраснели от холода. Тебе сейчас нельзя

болеть, – заботливо выговаривает он, а я киваю, улыбаясь.

Нильс всегда заботился обо мне, даже когда я этого не замечала, то сейчас понимаю и осознаю. Укутывал в шарф, следил, какую именно кофту я надеваю, и заменял ее более теплой, придерживал за руку в гололед и кормил своими горячими блюдами.

Он был моим вторым родителем: так же заботлив, учтив, помогал, учил, любил… И сейчас продолжает это делать, только я, выстраивая стену для нашего с ним мира, забывшись в своих страхах, сделала ее между нами…

И сердце мое ускорено бьется, упрашивая меня увидеться с ним, пока разум твердит, что нужно подождать.

Но разве в любви важен разум, когда любишь сердцем?

========== Часть 69 ==========

– Кажется, вы правы, Эмбер, – парю я после получаса нашего общения и трехминутного молчания, когда женщина удивленно поднимает глаза на меня, открываясь от записного блокнота, застыв.

– В чем я права, милая? – покачала она головой, не понимая меня, ведь секунду назад мы говорили совсем о другом.

– Вся проблема у меня в голове. Это же главная проблема, верно? – замучено, я поглядываю на нее, крутя на пальцах концы волос от волнения. – Мне нужно уже лечиться, желательно с психотерапевтом, – усмехаюсь я, уныло протягивая улыбку, которая вовсе не радостная.

– Ты здорова, Роуз. Только посмотри: ты встала на ноги, хорошо питаешься, обретаешь нормальный цвет кожи, и твои скулы прячутся, когда ты искренне улыбаешься. Ты идешь на поправку. Не выдумывай ничего лишнего, милая, как эксперт, я с гордостью могу сказать, что ты здорова в плане тут, – она аккуратно стукает указательным пальцем у виска. – Только, вот тут, стоит подлечить, – указывает она на сердце, и я прикрываю глаза.

– Гарри говорит, что ему плохо без меня, – признаюсь я, и Эмбер кивает, понимая меня, тут же лениво растягивая на губах улыбку.

– Невозможно все время прятаться от него, Роуз, рано или поздно вы столкнетесь, и вам придется поговорить.

– Да, но… Это так сложно… – промямлила я. Но я вовсе не хочу с ним говорить, обсуждать то, что случилось. Я просто хочу Нильса, увидеть, обнять, быть рядом. Желательно молча.

– Розали, – миссис Вуд подвигает стул к кровати, положив ладонь мне на скрепленный замок из рук. – Он, в первую очередь, отец твоего ребенка. Во-вторых, я видела его в холле, и как он замучен ожиданием, часто расспрашивая Пирса о твоем самочувствии. Ну, а в заключении – вы любите друг друга, помни об этом.

Я судорожно выдыхаю, показывая, как сложно мне дается диалог с ней, и осознание того, что окружает меня, анализ, обдумывание своего будущего на досуге.

– У вас есть дети, Эмбер? – задаю я вопрос, и ее брови ползут вверх, но вскоре она расплывается в лучезарной улыбке.

– Есть, две девочки. Старшая – Элис, шесть лет, и младшенькая – Сэм, четвертый год пошел, – рассказывает она, с искорками в глазах. Она их очень сильно любит.

– И как ваш муж отреагировал на новость о вашей беременности? – решительно задаю я вопрос, прежде замечаю обручальное кольцо на безымянном пальце.

– Он был весьма в шоке, сразу же ушел, не сказав ни слова, – пожимает она плечами.

– А под утро ввалился в дом пьяный, с огромным медведем, кучей роз и радостный, как ребенок. Поверь, у мужчин эта новость вызывает ступор, но позже они радуются этой новости куда сильнее, чем мы, женщины, – разъясняет она, а я не могу сдержать улыбки.

Я бы всю ночь не сомкнула глаз и накручивала себя, если бы я рассказала Нильсу, а он ушел, ни сказав, ни слова. Это же… ужасно, когда мужчины бросают пузатых женщин, у которых в животе их ребенок, а те поддаются на аборт, не понимая своего чуда и счастья.

Нас выбивает из материнских переглядок, улыбок и рассуждений Пирс, который зашел в палату.

– Так-так, вижу, что у вас все отлично. Настроение, улыбки, а глаза как сверкают у двоих, вы что задумали, дорогие женщины? – хохочет доктор, подходя к моей кровати, когда я расплываюсь в еще большей улыбке.

– Женские секреты, Пирс, и они между нами, женщинами, – Эмбер подмигивает мне, встает и, начав собираться, не спускает улыбку в мою сторону. Мне всегда не хватало такого человека, как она. Точнее подружки, с которой можно обсудить мальчиков.

– Вы уже уходите? – удивленно спрашиваю я.

– Розали, вы на двадцать минут дольше сегодня, – говорит доктор, глянув на время на ручных часах.

– Не беспокойся, завтра продолжим и надеюсь, что тебе помогут мои советы, – миссис Вуд протягивает мне руку, и я ее пожимаю, улыбаясь, и нехотя отпускаю. Она очень приятная, и действительно помогает мне справляться с моими же мозгами и чувствами, пробуя переступить со мной эту трудность.

– До завтра, – проговариваю я, и Эмбер, подхватив сумку и махает, в знак прощания мне и Пирсу, выходит, в то время, как сам доктор встает передо мной.

– Твои раны начинают заживать, и мне нужно нанести на них мазь, – он крутит в руках тюбик, и я нервно сглатываю. – Это для быстрого восстановления и чтобы в раны не занеслась инфекция, действует мгновенно, эффективно затягивает порезы, – далее поясняет док.

– Может, я сама это смогу сделать? – предлагаю я, не в состоянии дать согласие на то, чтобы подпустить его к себе, особенно в область спины.

– Я не думаю, что ты это сделаешь сама, – нахмурился он.

– Тогда пусть это сделает бабушка, – наотрез продолжила я, когда Пирс задумчиво облизывает губы.

– Она еще не появлялась в больнице.

Ого. Где моя бабушка?

– Вы не будете мазать мне спину руками, – покачала я головой, подбирая ноги и укрываясь, легла в постель, где приподнята верхняя часть кровати, ища защиту в постельном.

– Розали. Если не начать покрывать твои раны этим лекарством, они начнут гноиться и тогда будет не только больно, но и может появиться усложнения. Причем это может очень плохо повлиять на твое положение.

Воспоминание о моем ребенке заставляет меня уже задуматься о том, чтобы подпустить его к себе, когда я этого совсем не желаю.

– Вечером придет Гарри, пусть он это и сделает, – решаю я, а Пирс сдается, положив мазь на тумбу.

– Желательно это сделать как можно быстрее, – он наклоняется над тумбой, достав из кармана ручку с блокнотом и начал что-то усердно выписывать. – Передашь ему, пусть делает все по правилам, – тихо выговаривает док, а затем достал из тумбы пару перчаток в упаковке. – Это обязательно.

– Хорошо, я передам, – соглашаюсь я.

– И еще: как твое самочувствие? Видел, что вы вчера прогулялись. Это полезно, Роуз, продолжай в том же духе, ты делаешь хорошие успехи. Думаю, через три-четыре дня смогу выписать тебя, – хвалит он меня.

– Три-четыре дня? – переспрашиваю я.

– Да, тебе больше не зачем будет находиться в госпитале. После утреннего осмотра видно, что ты поправляешься, у тебя хороший аппетит, раны начинают затягиваться, а так как ты уже меньше чувствуешь боль, то к выписке можно понизить интенсивность обезболивающих, – комментирует он, улыбаясь. – Ладно, меня ждут пациенты, а ты отдыхай, Розали. Я зайду еще вечером, – говорит Пирс, задумчиво выходя из палаты, оставляя меня одну.

Это очень мало: три или четыре дня, я надеялась, как минимум пробыть тут еще неделю, лишь бы продумать все, что мне предстоит решить после выхода отсюда.

И где бабушка? Неужели она так обиделась на меня?

***

Расчесывая волосы, я смиренно жду Гарри, который обещал прийти, но время уже за семь вечера, а он не появляется. Напряженно смотря на время, я продолжаю расчесывать локоны, хоть они уже давно поддаются зубцам расчески.

Поглядев на тумбу, я натыкаюсь взглядом на термос от Равены и решаю выпить чаю. Сегодня это мята, и вазочка домашнего печенья. Расположив все около себя, я усаживаюсь по-турецки, все еще поглядывая на часы. Выпивая горячий чай с вкусным сахарным печеньем, я поверхностно задумаюсь о бабушке.

Какого черта?

Она всегда поддерживала меня в трудные моменты, а сейчас ушла, ни сказав, ни слова, когда узнала о моей беременности. Черт, я же не знала, что Нильс такой… плодотворный, и тем более у нас не было второго предохранителя, когда на утро мы повели себя ужасно странно: злились, ссорились, а в итоге занялись любовью на кухонном столе.

От этих мыслей в моей голове, я чувствую, как расползается улыбка по лицу, а к щекам приливает кровь, тогда они начинают гореть пламенем.

Но я с точностью могу сказать, что это было приятно. Я рада, что моим первым мужчиной был именно Нильс. Он опытен, нежен, с любовью и лаской отнесся к моей неопознанности в этой сфере удовольствий.

Съев почти всю тарелку печенья, я не остановилась, и захватила из тумбы еще несколько мандарин, булочку и банан. Голод волной накрыл меня, и казалось, что скоро я лопну, но хотелось еще и еще.

Когда в дверь стучаться, я не сразу могу пригласить в комнату, когда набила рот едой, но вскоре со сложностью сглотнув, говорю:

– Входите.

На пороге появляется Гарри, сразу же с улыбкой, которая сменяется удивлением, когда видит меня, и то, как вокруг крошки, шкурки от фруктов и упаковка сока, в руках я все еще пила мятный чай с белой керамической чашки.

– Прокармливаешь карапуза? – усмехнулся он, пройдя в палату. Я замечаю, как он странно держит руку за спиной и прищуриваюсь.

– Он на данный момент хочет йогурта, с киви, и креветок… и горячий шоколад, а на завершение… Тартар с жаренным куском говядины…– не успеваю я договорить свои тайные пожелания, как Гарри достает из-за спины руку, в которой огромный букет роз. О, Господи! Я запинаюсь, раскрыв рот, но сразу же, расплываюсь в счастливой улыбке, когда понимаю, что они от Нильса.

– Я чувствую себя посыльным голубем двух влюбленных, – закатил он глаза, подходя ко мне и протягивая букет, который я сразу принимаю. Цвет удивительный, светло-голубой, а запах в несколько раз сильнее от обычной розы. Я невольно закрываю глаза. – Почему именно синие?

– Наш символ, – сразу дала ответ, а за тем заметила в довольно странных неестественного голубого цвета розах зажатый белый конверт и маленькую голубую коробочку, так же в образе розочки.

– Я-то думаю, куда он пропал на полдня! – догадывается Гарри, аккуратно присев на кровать, где не тронутый участок от еды. Я открываю конверт, и не могу сдержать себя от эмоций.

«Забавно, что ты пишешь, но не даешь позволение встретиться с тобой. Ты читаешь книги? Помню, как ты восхищалась Хемингуэйем, а Джейн Остин? – у меня дрожали руки, когда я держал эту книгу… Розали, я буду ждать столько, сколько ты скажешь, и я буду надеяться хотя бы на взаимное общение в письменном виде… Я люблю тебя, моя маленькая Рози…»

Я дрожащими руками беру бархатную коробочку, с волнением облизывая губы, поглядывая на Гарри.

– Давай, мне же тоже интересно, – поторопил меня Гарри, и я открываю, потрясенно выдыхая. Гарри перелезает через кровать, подтягивается и наклоняет голову, смотря на украшение в бархате. – Да ты прям романтик, оказывается, Веркоохен, – усмехнулся парень, не сдерживая шока в глазах, как и я.

Я достаю из коробочки точную копию моего подарка Нильсу на Рождество, только у него роза была распущена, а моя только-только начала распускать свои голубые лепестки, и я с пребольшим волнением разглядываю подарок. Где он его нашел? Как?

– Он сумасшедший, – выговариваю я, трогая голубую розу. – Но это ужасно мило, – договариваю я, поглядев на парня. – Поможешь?

Он подводится и, взяв у меня тоненькую цепочку с подвеской, застегивает на шее, пока я придерживаю свои волосы, млея от такого подарка на своей шее.

– Ты сделала из Нильса какого-то потерянного ласкового котенка, в то время, как он был настоящим лидером, – комментирует Гарри, и отходит, внимательно разглядывая меня и то, как я, даже не слушая его, касаюсь подвески, не переставая улыбаться, как умалишенная. – Розали?

– Да? – забываясь обо всем, я не могу сосредоточиться, но когда перевожу взгляд на Гарри, который держит в руках мазь и упакованные стерильные перчатки, онемеваю, прекратив улыбаться и посерьезнев.

– Пирс сказал, что мне нужно нанести мазь, – констатирует он, а я приоткрываю рот. Пирс что, следил за Гарри, чтобы поставить его в известность?

– Это не обязательно, – придумываю я на ходу, не ожидав того, что Гарри узнает об этой процедуре. Стайлс прищуривается, его брови хмурятся и теперь он недоверчиво оглядывает меня под пристальным взглядом, пока я стараюсь не отвернуться в иную сторону.

– Серьезно? – изумился он. – Когда ты научилась врать мне в лицо, Прайс? – сердито кинул он, точно разозлившись, от чего я почувствовала неудобство перед молодым человеком, все же посмев предать себя и опустить голову, виновато отводя глаза.

– Я не вру, – прошептала я, попытавшись продолжить борьбу. В любом случае, я не хочу, чтобы кто-то прикасался к моим ранам.

– Как же тогда это называется, Прайс? – он вновь называет мою фамилию, довольно настойчиво, а звучит это грубо.

– Я уже все сделала. Пирс сказал, что я не справлюсь, но у меня все вышло. Мне не нужно больше на сегодня наносить мазь, – пролепетала я.

– Ты меня совсем за идиота держишь? – прошипел он, а я ошарашено поднимаю на него взгляд из-под бровей. Какого черта теперь?

– Что ты имеешь в виду, Гарри? – недоуменно спрашиваю я.

– То, что ты, Розали, лжешь мне! – свирепо выругался он, сделав шаг ко мне и нагнувшись так, что его лицо оказалось в миллиметре от моего, когда мои глаза расширились от шока. – Стерильные перчатки всегда упакованы, ангелок, тебе стоит подучиться врать, или хотя бы продумывать план, – проговорил он, яро глядя в мои глаза, когда его горели горечью и несколько обидой.

Я закусываю внутреннюю часть щеки, скрывая свои эмоции, сдерживая слезы, но достаточно почувствовала, как глаза увлажнились.

– Я руками, мне не зачем перчатки, – дрожащим голосом произношу я, а Гарри выправляется, схватив лист бумаги, оставленный Пирсом и пробегает глазами, кинув мне лишь единое, когда желудок скрутило от его строгого и не преклонного ответа:

– Снимай халат и повернись ко мне спиной, – спокойно заговорил Гарри.

Мои глаза расширились от этого… приказа, точно такого же, как умел отдавать Нильс, когда ставил меня только в известность, начиная делать лишь то, что видано ему одному.

– Нет, – наперекор выговорила я еле-еле слышным шепотом.

Пирс не должен был говорить. Гарри не должен был узнать. Я должна была раскрыть хотя бы упаковку перчаток, чтобы ложь выглядела правдоподобной.

– Не заставляй меня применять силу, милая, – отвечает он, разрывая упаковку, достав перчатки и немедля натягивает их себе на руки, пока я с дрожью в теле наблюдаю за этим процессом.

Сердце уходит в пятки, когда он устремляет свой решительный взгляд на меня, с раздражением схватив тюбик мази.

– Сними больничную рубашку и повернись ко мне спиной, ангелок, – повторяет Гарри, в то время, как по щекам побежали слезы не столько от обиды, как от страха.

– Г-Гарри, прошу тебя, – с дрожью в голове зашептала я, попытавшись вызвать у него жалость, но Гарри стало быть не приклонен. Как только он сделал шаг, я запуганно перелезаю через кровать, став с другого края. Гарри удивленно приподнимает брови.

– Ты что, с ума сошла от скуки, Прайс? Я не собираюсь с тобой играть, как это вечно делал Нильс. Я тебе приказываю сесть и дать мне нанести мазь себе на спину, – громко и с нескрываемой злостью, он взмахивает рукой, указывая на кровать, пока я босыми ногами пячусь от него дальше, не желая этих прикосновений на своей спине.

Нет. Нельзя. Мне больно, а так мне будет больно не только на коже, но и внутри. Почему никто этого не понимает?

– Ты мне никто, чтобы приказывать, – фыркаю я, настояв на своем, но только слезы, что ручьем бегут по щекам предают меня.

– Никто? – переспрашивает он, и теперь я не могу прочесть на его лице эмоцию, когда его рука слабеет, и он опускает ее, больше не указывая на кровать, только смотря на меня. Да так, что его взгляд въелся под кожу, заставив меня почувствовать вину, за свои слова, но я не могу дать ему нанести мазь. Это отвратительно. Это больно. Я не хочу прикосновений, только не таких. – Никто, – кивает он головой, сказав это слово, что режет уши, совсем тихо и фактически не слышно.

Я судорожно выдыхаю, когда он кладет тюбик с мазью на прежнее место, отворачиваясь от меня, медленно стягивая перчатки с рук. Мое сердце предательски быстро бьется, когда дыхание сбивается, и я чувствую себя дурой, самой настоящей эгоистичной дурой!

– Гарри, – пораженно выговариваю его имя, когда он вновь поворачивается ко мне с уже нескрываемой злобой на лице, и я понимаю, как сильно его зацепили за живое мои необдуманные и гадкие слова. – Я не то хотела сказать, Гарри…

– О, не нужно, ангелок. Вправду, кто я для тебя? Совсем незнакомый тип, прошедший мимо. Не стоит, я все усвоил с первого раза, – заговорил он холодным, стальным голосом, заставляя меня чувствовать себя с каждой секундой все хуже и хуже.

– Нет, Гарри, не говори так… Извини, я… пожалуйста, я совсем так не думаю, – закачала я головой, занервничав, ясно понимая, что он может легко сейчас уйти и оставить меня.

– Разве? – рыкнул он, скрестив руки на груди. – А мне показалось, что ты так думаешь на самом деле, ангелок, – горячо бросил он, обжигая меня своими словами. – И знаешь, ты становишься настоящей, черт возьми, нью-йоркской сукой!

Его слова были произнесены с обидой не меньшей, которую он предоставил мне, отворачиваясь от меня, давая понять мне, что на самом деле я противна ему в моем облике, и он отворачивается. Ему противно смотреть на меня. Мир, казалось, остановился. Мне необычайно сильно захотелось вернуться на две минуты ранее и позволить ему принять участие в моем лечении, исполнив недолгую процедуру на спине. Захотелось, все переиграть, когда его слова были как хлыст в безопасном месте, а гнев и злость, как гром среди ясного неба.

Я нестерпимо всхлипываю, понимая, что он прав. Гарри прав. Он сказал правду, и от этого я чувствую еще больше отвращения к самой себе. Я не прежний ангелок, и мне противно понимать, что стала циничной изуродованной сукой, как высказался Гарри.

Когда мои ноги сами добрались к высокому парню, я неосознанно кладу руку на его напряженную спину, почувствовав, как он глубоко задышал.

– Я доверяю тебе…– прошептала я, а позже мои руки обвились вокруг его талии, и я не удержалась, чтобы крепче прижаться и уткнуться в его теплый серый свитер, всхлипывая. – Я просто не хочу, чтобы ты видел меня… такой. Я уродлива, мое тело изуродовано… Я не хочу, чтобы ты видел его…– несдержанно говорю я, пытаясь загладить вину искренностью.

Гарри выдыхает, разъединяя крепкий замок на его талии, и позже разворачивается, прижимая меня к своей груди.

– Прости меня, Гарри… я не знаю, что на меня нашло. Пожалуйста, умоляю, прости. Ты мне дорог. Ты мой друг… Гарри, не уходи, – зарыдав навзрыд, я не удерживаюсь от того, чтобы остановить истерику, а когда и пытаюсь, то слез становится вдвое больше, а дышать куда труднее.

– Ну, милая, я никуда не ухожу. Перестань, Розали, успокойся, – шепчет он, поглаживая меня по голове, пока я прячу свое лицо, а его свитер вбирает мои слезы. —Тише, ангелок. Это мне следует просить прощение… Я очень грубо с тобой обошелся.

– Ты… ты нанесешь мне мазь на спину? – заикаясь в слезах, я поднимаю голову, глядя в его темные глаза, в которых так быстро вспыхнула забота.

– Да, да, конечно, – кивает он, продолжая гладить меня по волосам, щекам, поправляя локоны за ухо и аккуратно обнимая за плечи.

– Я не знаю, что на меня нашло, – не быстро успокаиваясь, произношу я, но когда Гарри так рядом, я чувствую неимоверную поддержку, отчего слезы прекращают свой поток, а эмоциональность превращается в «плавучее» состояние.

Единственное что заставило меня отстраниться от Гарри, это внезапная тяга в животе. В горле моментально пересохло, а неведомая волна поднималась из желудка к горлу, и меня передернуло, когда ощущение стали похожи на позыв рвоты.

– Розали? Ты побледнела. Что с тобой? – обеспокоенно произнес Гарри, попытавшись положить свою руку мне на плече, но я срываюсь с места, быстро вбегая в ванную комнату и опускаясь перед туалетом. Не прошло и секунды, когда все, что я так с аппетитом ела, оказалось на дне унитаза, а рядом появился ошеломленный Гарри.

– Уйди, – прохрипела я, заметив его рядом, а позже и почувствовала, как он придерживает мои волосы.

– Все в порядке.

– Гарри…– мне хотелось выгнать его за дверь, чтобы он не лицезрел такой отвратительной картины, когда меня рвет, а желудок выворачивается, опустошаясь до дна. Слезы появляются на щеках уже от болезненных ощущений, когда желудок пуст, а он сжимается, пытаясь вытолкнуть неведомое содержимое, разрывая мое горло и оставляя меня без сил.

– Нужно позвать Пирса, – говорит Гарри, как только понимает, что я обессилено отталкиваюсь от унитаза, отворачиваясь в другую сторону, тяжело дыша.

– Н-Нет… Это все он.

– Кто? – недоуменно переспрашивает Гарри.

– Ребенок. Токсикоз, – кратко объясняю я, а за несколько секунд тишины, прорезается тихий и довольный смех Гарри. Я недовольно поднимаю голову, глядя на него. Ему, черт возьми, смешно? – Что тебя так веселит, Стайлс?

– Твой еще не родившийся сынишка знает, что с дядей Гарри шутки плохи, – усмехнулся он, приводя меня в небольшой ступор.

– Сынишка? – переспросила я довольно удивленно. – Дядя Гарри?

– Я хочу быть крестным мальчишки, а не девчонки. Это мой фетиш, – смеется он, помогая встать, и подводит к умывальнику.

– Ты свихнулся, Гарри. Ты не будешь крестным моего ребенка. У меня будет девочка,

– обижено выговорила я, а после ополоснула рот водой, заодно умывшись.

– Какая же ты наивная, анелок, – смеется он, поддавая полотенце. – Я все же позову Пирса, а за тем проведем процедуру, – сказал Гарри, и моментально вышел из палаты, оставив меня одну.

Я недовольно глядела на дверь, а позже усмехнулась, когда повторила его слова у себя в голове. Посмотрев на зеркало, и увидев себя с дурацкой улыбкой до ушей, пока мои щеки полыхали бордовым цветом, я опускаю руку на живот.

– Когда-то дядя Гарри и впрямь расскажет тебе сказку на ночь, – проговариваю я вслух, но тут же, понимаю, что рвота возвращается, и я припадаю к унитазу.

Чертов Стайлс!

***

Последний сеанс с миссис Вуд прошел отлично. Я ни разу не огорчилась, не разрыдалась, просто чувствовала себя удобно, комфортно. Сегодня она посвятила тему моей беременности, семьи и мужчинам, которые довольно ранимые личности.

О, как я хорошо ее понимала. Нильс за время моего «курортного отдыха» в палате стал романтиком. Нильс, тот самый Веркоохен, который заставлял меня насторожиться при первой встрече, который всегда брал весь контроль, который подчинял меня, кормил оладушками с джемом, садил себе на руки, который отшлепал меня книгой Джейн Остин, который соревновался со мной на гонках за мою же «свободу», который… Черт, список был ужасно длинным, но отчаянно хотелось добавить: тот Нильс, который был моим мужчиной, который возбуждал меня одиноким прикосновением губ на затылке, и который стал папочкой моего ребенка.

Нильс Веркоохен – романтичный Папочка.

Мило.

Закончив час с Эмбер на хорошей ноте, мне даже было, однако грустно, что женщина уходит от меня, исполнив свой долг. За этот час я еще никогда раньше так много не сплетничала о женских секретах, как с этой женщиной. Она определенно заслуживает немалую премию, за помощь мне в такой нестандартной и сложной ситуации.

После ее ухода, я, еще не очнувшись, встречаю на пороге Гарри. Настроение было крайне хорошим и его юмор подзадорил меня на смех. Как и вчера, он бережно и аккуратно наносит мазь на спину, с уже меньшим шоком, но я, несомненно, почувствовала жалость которую он испытывает ко мне.

Вчера, когда я сняла халат, он с минуту стоял и смотрел на меня с сожалением. Он не мог ничего сказать, и позже отводил свой взгляд от меня, как от каторжной. Но я была нормальная, только вот эти раны медленно превращались в необратимые шрамы. Ненавижу эту жалость в глазах. Она меня задевала.

Сегодня он покончил со мной быстро, но с нерешительностью предложил мне вместе пообедать в моей палате.

Равена залетела ко мне во время своей смены, затащив термос чая на травах и шоколадного печенья с фруктами.

Первые секунды, она онемело стояла, растеряно разведя руки в стороны с термосом и пакетом печенья, хлопая своими ресницами в упор глядя на Гарри. Он же, в свою очередь, застыл с открытым ртом, держа вилку в воздухе с куском мяса и так же нелепо пялившись на пожилую женщину.

– Папаша явился, не запылился! – выкрикнула она, а я, прежде спокойно пившая горячее молоко, подавилась, обливаясь им, и растеряно глядя на моих похитителей спокойствия. – Ты хоть видел, до чего свою красавицу довел? Худая! Хрупкая! Бледная! Да еще и в придачу беременная, дорогой! И чем ты ее тут кормишь, столовским супом? – ругаясь, женщина даже повысила голос, нахмурившись, а когда повисла неловкая тишина, Гарри с широко открытыми глазами уставился на меня.