Текст книги "Ненавижу тебя, Розали Прайс (СИ)"

Автор книги: LilaVon

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 62 страниц)

Я привстаю, оказываясь немного выше парня и он приподнимает голову, а я постепенно двигаюсь, от чего его пальцы впиваются в бедра.

– Не могу, – отрывается от меня Нильс, а я разочарованно опускаюсь обратно, начиная спускаться. Держался дольше, чем тогда, и это хорошо, но он все еще впивается в меня.

– Мне так нравится…– почти задыхаясь, проговариваю я, не выпуская свои руки с его волос, а сама нахожусь слишком близко к его уху, и мой голос сам отображает воркование.

– Знаю, но мне нужно собраться, – понимающе говорит Нильс. – Давай поедим, уже все остыло, – говорит парень, обнимая меня и удерживая на себе, не позволив присесть на него. – Только сядь на стул рядом, – как-то тяжело выговаривает Нильс, облизывая свои пухлые губы и нервно улыбаясь.

– Да, сейчас, – киваю я и достаю ногой пола, в за тем перекидываю вторую и сажусь на стул, как он сказал – рядом.

– Ты можешь подать мне тарелку? – указывая я на свой сервизный

набор, который стоит с другой стороны стола, и мне не как не достать.

– Тебе она не понадобиться, – говорит парень, а я внимательно наблюдаю, как он накладывает в свою тарелку оладьи и наливает вишневый джем на край тарелки.

– Ты оставишь меня без завтрака? – удивленно спрашиваю я, сразу подумав о том, что сделала что-то неправильное.

– Нет, – рассмеялся Нильс и обернулся в мою сторону. – Надо буде купить высокий стульчик, для тебя, Роуз, – смеется он, хватая подомной железные ножки и мгновенно придвинув их впритык к своему стулу.

– Ты ешь джем или сливки? – спрашивает Нильс, аккуратно разрезая оладьи.

– Джем, – даю ответ и Веркоохен накалывает кусочек оладьей на вилку, макнув его в джем. Голубоглазый поворачивается в мою сторону, поднося вилку к моим губам, и ожидающе смотря на меня.

– Ты…

– Да, Детка, да. Не откроешь рот – испортишь рубашку, – мягко говорит он, и я с неудобством открываю рот, стаскивая оладушку к вилку и смущенно пережевывая ее. В этот момент, кажется, я даже перестала думать и чувствовать что-либо, даже вкус. Нильс любезно улыбается и сам накалывает следующий кусочек, макает его в джем и кладет себе в рот, довольно хмыкнув.

– Ты потрясающе готовишь, – говорит он, прикрыв глаза, наверное от удовольствия.

– Ты тоже, – улыбаюсь я, вспоминая его заботу и готовку.

– Будешь еще? – спрашивает он, а я махаю головой, получая еще порцию оладьей себе в рот с его рук.

Он кормит меня, и это удивительно. Забота? Нет, я бы не позволила кому-либо касаться меня и кормить. Может, он прав, я доверю ему? Ведь, эти жесты неспроста и имеют свой смысл. Не повысил голос, ни разу не нахмурился, поговорил сдержано и даже выслушал меня, поцеловал и сейчас кормит меня. Удовольствие получает и он и я, мы вместе и никто не страдает. Это заставляет задуматься, но сейчас совершенно нечего не хочется. И я облокачиваюсь о плечо Нильс, а он проскальзывает по талии, удобнее укладывая на себя. Он сегодня прекрасен, а я благодарна ему за это и очень рада за то, что нас охватывает.

Ведь девушка не целует парня просто так? Ведь парень не кормит девушку, которую считал низкой? Ведь нечего не бывает просто так?

========== Часть 52 “Barefoot in the snow” ==========

Нильс был со мной необычайно вежлив, учтив и с улыбкой на устах весь день. Мы были в его доме до самого вечера. Пересмотрели множество фильмов, я приготовила для нас воздушного печенья, от которого Нильс готов был лезть на стену, как мне показалось, поблагодарив за лакомство. Он все время обнимал меня за плечи и талию, а я так и не сняла его рубашку, и я думаю, что Нильсу это нравилось – когда я в его одежде. Голубоглазый дал мне отдохнуть, и я действительно позже почувствовала, что за сутки я была в хорошем расположении духа, в прекрасном настроении и неком воздыхании, когда я смотрю на парня. А потом, когда мы нудно выдохнули после очередного триллера с Брюсом Ли, парень решительно потянулся ко мне, нависнув надо мной и в буквальном смысле придавив к кровати. Неожиданно и слишком соблазнительно.

Этот поцелуй был с некой опаской, что заставляло меня полыхать, а тело разрядиться грандиозным громом, что дал разрядку. В таких секундах, когда я в его охапке, надо мной, сильный, смелый, решительный, знающий, что нужно делать – я чувствовала себя неумелой маленькой девочкой. Конечно, он был не первым, кого я целовала, но ощущения, которые я испытывала, были впервые.

– Ты вновь возбуждена, – прошептал он мне на ухо, резко оторвавшись от моих губ, и усмехнулся, когда я неудовлетворенно прогнулась, пытаясь не отпускать его губы. Но решала не я, все решал именно голубоглазый блондин.

Единственный штрих, которым меня еще заставлял волноваться – подчинение. Но почему-то, когда я нахожусь в его объятиях, в охапке, слышу его смех, я уже мысленно готова на многое, за ради его, хорошего настроение. Это, однако, было совсем ненормально. То, что нас связывало, заставляло задумываться и растеряться, но Нильс как будто чувствовал это, сразу же переплетая наши пальцы, этим движениям успокаивая меня.

– Признай это, детка, – прерывисто говорит Нильс, тяжело дыша мне в шею, пока я сжимаю в своих кулаках его тонкую футболку.

– Да…– шепчу я, прикрыв глаза, одновременно ощутив, как стыдливо запылали щеки. Мое тело почти пылало в пламени, которое Нильс разжигал с каждым разом все сильнее и сильнее. Страшно больше всего было то, чтобы признать, как он влияет на меня и заставляет выгибаться как кошка.

– Маленькая негодяйка, – мягко проговаривает парень, приближаясь своими губами к моей обнаженной и не чем не прикрытой шее. Как только его зубы ухватили мою шею, я громко выдохнула, еще сильнее прогнулась в спине и с нетерпение заныла, когда он оставил меня в покое. – Тебе нравится то, что я делаю? – спрашивает Нильс, а я безмолвно выдыхаю и заново набираю воздух в свои легкие. – Розали, немедленно посмотри на меня, – звучит чуть грубоватый голос, но это, скорее всего только из-за моего игнорирования вопроса Нильса.

Открываю глаза, смотрю на парня, все крепче сжимая его бедра своими ногами, и он еле-еле сдерживает улыбку на губах.

– Нравится, очень нравится…– задыхаясь в собственных словах, проговорила я. Веркоохен прикоснулся к моей щеке нежно поглаживая меня своими теплыми пальцами, а за тем улыбнулся.

– Пора собираться, – только и сказал он, резко и довольно неожиданно оставляя меня, заставив ощутить самое большое разочарование, и мой стон, что говорило о недовольстве, проскользнул через меня, и тогда Веркоохен позволил себе рассмеяться надо мной.

Тогда я лежала на диване и совсем не понимала его задора, когда он заставил меня пылать и тихо отошел в сторону, оставив меня саму. Было несколько неприятно, но его губы я все еще чувствовала на участках своей кожи шеи, губах, щеках.

Мне пришлось вставать, так как настойчивый взгляд Нильса требовал именно этого. Мы не собирались в спешке, и даже в этот момент могли улыбаться, а я чувствовала себя неуютно, начиная смущаться при малейшем приближении или когда его рука (как бы незаметно) ложилась мне на талию, соскальзывая на бедро.

Возможно, для Нильса, все это было какой-то игрой, но не для меня. Каждое его движение в мою сторону, заставляло, в прямом смысле этого слова – гореть, полыхать, почти ныть. Но как бы я не могла спрятать свои эмоции, тело сразу начинало дрожать, когда я чувствовала Нильса рядом.

Мы выехали в семь часов вечера, когда уже было совсем темно, а снег прекратил сыпаться хлопьями на землю. Все было спокойно, я понимала, что сегодняшнему, довольно безмятежному дню нечего не сможет помешать, но я ошибалась. Нильс остановил машине еще за долго к прибытию места назначения, и попросил выйти из машины.

На улице было холоднее, чем обычно, и я сразу поежилась, как только легкий, но довольно холодный ветер укутал мое лицо. Мы были в парке, совсем одни. Парень не заставил меня ждать и подошел ко мне, показывая мне сложенный локоть, намекая, чтобы я просунула туда руку. Идти с Нильсом слишком волнительно, а вот идти с ним под ручку сложное явление, которое я познавала в ту же минуту. Сегодня, совсем посторонний человек мог бы подумать что мы настоящая, любящая и слишком преданная пара, не обращая на жесты его взглядов, которые даже не спрашивали, а приказывали, и на меня, когда я чуть подрагивая, делала, как он говорил.

– Пройдемся по дороге, – прокомментировал он на мой вопросительный взгляд. Нильс был слишком спокойным, и я почувствовала некий подвох в окружающей меня среде и его заботе.

– Хорошо, – сдержано проговорила я, свободно переступая в высоких сапогах в маленьких сугробах.

Тишина резала уши, и я, опустив голову, внимательно рассматривала снег в темноте, где единственным источником света были фонари с неярким светом.

– Расскажи мне о себе, – говорит Нильс, с интересом повернув голову в мою сторону. Я же, в свою очередь, неуверенно подняла свои глаза, посмотрев на парня.

– Что тебя интересует? – спрашиваю я, готова рассказать о том, чем он попросит, или скажет. Последнее время у него редко возникают вопросы, только то, что я обязана делать бесспорно, как бы я не злилась.

– Расскажи мне, например, о том, как погибли твои родители, – приглушил Нильс свой голос, но это было громче шепота, где не было места, ни для жара и не для холода. Он интересовался, и я согласно кивнула.

– Это было за два дня до Рождества. В тот день все шло наперекосяк, и я была даже некой причиной их смерти, – начала я, почувствовав тяжесть в теле и сухость во рту. Я смотрела на Нильса, но он молчал, продолжая слушать меня. – В школе, в самый последний день учебы, я поссорилась с некоторыми ребятами. Новичков в школе не любили, а показать то, что я лучше остальных, было для меня, на то время, самым важным. Мой язык и действия, совершенные от моих рук привели меня в угол школы, где пару девчонок из старших классов смогли здорово потрепать меня, – я нелепо усмехнулась себе под нос, вспомнив, в каком я была в ужасе, когда меня били и руками и ногами, не сбавляя силы в ударах и не заботясь о последствиях. – Директриса вызвала моих родителей и просила меня ждать в ее кабинете, пока та не вернуться. Но я больше всего боялась не то, что родители меня увидят в таком состоянии, а то, что я допустила того, чтобы на меня подняли руку, поиздевались и кинули в угол туалета как ненужную вещь, – мои слова начали срываться, и Нильс остановился, из-за чего я с дискомфортом отвернулась, тяжело выдохнув.

– Присядем, – проговорил Нильс, сев сперва сам, и не дав сесть мне на холодную, заснеженную лавочку, потянув меня к себе на руки. Я была благодарна его заботе, но когда он сказал продолжать, я с неудобством сглотнула.

– Я ушла с кабинета, собрав все вещи и позвонив родителям, сказала, что все в порядке. Предупредила, что переночую у одноклассницы, за ранее придумав нелепое имя. В тот день я до вечера гуляла по улице, замерзшая, избитая, уставшая и голодная. Как только наступил одиннадцатый час ночи, я сидела на холодном заборе, понимая, что я не могу двигаться и слишком замерзла. Позвонила родителям, и попросила меня забрать, тогда я уже понимала, что мне все равно, что они могут мне сказать, – я все говорила и говорила без остановки, и я знала, что это старая история, которая связана с самыми плохими воспоминаниями, но как только я думаю об этом, то могу сотни раз переживать тот момент. – Их машина неслась по бульвару. Я стояла на обочине, помахав рукой отцу за машиной, которая довольно неровно ехала по дороге и начала ускоряться, нежели сбавлять скорость. Они пронеслись около меня, быстро, почти молниеносно. Я не понимала, что происходит, удивленно наблюдая за тем, как машину кидало из стороны в сторону, а за тем – авария. Автомобиль моих родителей врезался в легковую машину, которая ехала именно на них, не сворачивая с пути. Машину родителей заносило по дороге, а грузовик мужчины, который был пьян и уснул за рулем – стало еще одной причиной аварии.

Я смотрела куда-то в темноту, отчетливо вспоминая, как это происходило на моих глазах. Как начала полыхать машина, как я слышала громкие крики прохожих и машины, что сигналили и резко тормозили, объезжая ставшие по среди дороги машин. За тем полиция, скорая помощь, где был только один вердикт – все погибли на месте.

– Почему ты говоришь, что ты виновата? – слышу я вопрос, и поворачиваю голову к Нильсу. Это ведь очевидно, я была причиной, как и водитель грузовика.

– Я могла бы обойтись без ссор, без директора, без испорченного настроение, которое, кстати, я испортила сама себе. Я могла оказаться дома еще днем, и родителям не нужно было бы ехать в самую даль за мной, зимой, по скользкой дороге. Я думала о себе, за что жестокого поплатилась, – осуждающим голосом, говоря о самой себе, я прекрасно помнила, как стояла в ступоре, как наблюдала за их смертью, все еще не осознав, что произошло.

– Ты не должна так думать, Розали. Это могло случиться и в другой день. Люди умирают каждый день, и очень жаль, что это случилось с твоей семьей, – Нильс нахмурился и сильнее сжал мою талию.

– Это моя вина, – почти огрызнулась я, понимая, что он упрекает меня. Но кто там был, он или я? Кто это чувствовал? Ни он ли должен меня так же обвинять, так как знал мой характер лучше остальных? Это же очевидно!

– Не перечь мне, – строго проговорил он, недовольно сверкнув своими глазами. – Ты не виновата. Смерть твоих родителей только на несчастном стечении обстоятельств и водителе, который не увернулся от столкновения, понятно? – четко заговорил Нильс, порывшись в моих воспоминаниях, вытащив самый болезненный и при этом осуждая меня. Я не понимала почему, но я начала действительно злиться на парня.

– Это тебя не касается, – прорычала я себе под нос, проклиная его за вопрос и родителях. Что управляет его языком, не дьявол ли?

Но в тот момент, когда я ждала от него горечи и, указав, я поняла, что Нильс резко отпускает меня, пихая в сторону, и я падаю на снег, касаясь холодными руками земли и вздрагивая от неприятных ощущений.

– Когда я тебе говорю, ты должна слушать, а не спорить, Розали, –

проговорил он, когда я дрожащими руками струшиваю снег с рук и рукавов, куда он попал, но остаюсь на земле. – твои споры не уместны, а бурчание тем более…

– Ты спросил – я ответила. Я сказала, что было, что я чувствовала, но то, что я чувствую сейчас тебя это не должно волновать, Нильс. Это то, что считается шрамом, что находится внутри, и который уже зажил, но не исчезнет, и всегда мне будет напоминать о случившемся, – перебиваю я Нильса, который и так свирепо смотрел на меня, а сейчас, кажется, и вовсе готов сровнять меня с землей одним ударом.

Но он молчал, долго смотрел на меня, о чем-то задумавшись. Я не знаю, что его так интересовало, но это довольно насторожило, когда парень осмотрелся вокруг, а за тем потянул меня на скамейку, сажая на свое место. Мы поменялись местами, и я с удивлением смотрела на парня, который присел и потянулся к моей ноге. Я не сопротивлялась – уже понимала, что бессмысленно.

Он начал медленно расстегивать мой сапог на правой ноге. В этот момент я не находила себе места и с дискомфортом, что смешан со стыдом, ерзала по скамье. Что он делает?

– Ты должна понимать, что если я что-то говорю, что ты должна это принимать. Никаких споров об этом, – начал говорить Нильс, отставив мой сапог в сторону и потянув за носочек, который оголил мои ступни. Холод сразу же заставил покрыться дрожью и проявить страх и боязнь перед парнем. – Мне придется тебя научить манерам, так как ты все время пытаешься спорить, раздумывать, препятствовать мне. Доверие – я хочу его. И если я говорю, что ты не виновата – ты должна верить мне и понимать, что это так, – его голос в момент стал мягким, и он опускает мою ногу, и она касается холодного снега, из-за чего я ее поднимаю, еле-еле слышно пискнув от неожиданности.

Нильс смотрит на меня, словно чего-то, ожидая, но я молчу, не признавая своей ошибки. Разве мне нельзя высказывать своею точку зрения? Тогда я начинаю полыхать от надоедливости его высокого холодного тона, который делал меня уже подчиненной, даже без моего согласия.

– Ты могла бы попросить у меня извинение за свой тон и необдуманных как следует слов, – проговорил Нильс, когда снял второй сапожек, а в моем сердце что-то беспокойно екнуло. Было страшно уже от его взгляда, нежели от слов. Нильс был готов к чему-то серьезному, но к этому не как не была готова я – что и было причиной моего страха. Когда моя вторая оголенная нога прижалась под скамейку, я внимательно наблюдала за тем, как Нильс складывает носочки в сапоги и подбирает обувь, встав надо мной.

– Так как? – он почти вынуждал меня извиниться, но я не имела понятия, почему и зачем, поэтому медлила, а парня это выводило. Эта цепочка продолжалась бы вечно, пока Нильс не покачал своей головой.

– Твой последний шанс, малышка, – выдохнул он, рассматривая меня все более внимательней и с интересом.

– Я виновата, и я это знаю. Ты не можешь меня переубедить, даже если запугиваешь, – настороженно проговорила я, и Нильс хмыкнул себе под нос, лениво усмехнувшись в дальнейшем. Парень через несколько секунд протянул мне руку, от чего я выпучила свои глаза.

– Пойдем, – сказал он, а я удивленно покосилась на обувь, которую он держал во второй руке. Он собрался вести меня через парк, в снег, в холод, босую по дороге вечернего парка? Эта ситуация не нравилась мне все больше, и я уже проклинала его, несколько долей секунды даже ненавидя за это преступление надо мной.

– Ты не отдашь мне обувь? – спросила я, в надежде подумав, что я все не так поняла.

– Ты обуешься в машине, не раньше, – черство и решительно проговорил парень. Я устремила свой взгляд на выход из парка. Машина стояла довольно-таки далеко и до нее идти не меньше минуты пяти или даже семи.

– Это шутка? – мои губы дрогнули, когда я могла предположить то, что Нильс решил меня разыграть. Но не единого намека о шутки и игрового настроения не было в помине. Он был серьезен как никогда, а я уже ужаснулась тому факту, что мне нужно будет сделать.

– Похоже на то, что я шучу? – его брови приподнялись, а я громко сглотнула. У меня внутри все сжималось от того, что я видела в его глазах одновременно заботу, а за тем жесткость и некого высшего человека, который умел и мог заставлять меня делать то, что хотелось ему. – Если ты сейчас не встанешь, я удвою время до машины. Не встанешь и потом – утрою. Ты же знаешь, что пойдешь, тебе ли лучше не тянуть кота за хвост? – парировал Нильс, а я видела в нем совсем другого человека. Человека, к ногам которого мог свалиться весь мой мир. Он был настойчивый, непреклонен и обладал своей жестокостью, но это было не в мою пользу.

Я взяла его за руку, смотря прямо в его синеватые глаза, которые блистали то ли восхищением, то ли презрением. Он все еще был не постижим, и я не владела им, зато он владел мной лучше, чем я могла я сама.

Я долго не решалась встать, и я не знаю, сколько прошло минут и вообще времени, но резкий толчок, что обеспечил Нильс, заставил меня встать на ноги и отойти от скамьи, почти с дикостью захныкав и зарычав на это действие. Холод атаковал мои ноги. Я взглянула вниз и увидела, как моя белоснежная персикового отлива кожа сливается со снегом, который окутал мои ступни. Когда я начала чувствовать, что это было далеко неприятно и даже больно, я вцепилась руками в Нильса, дрожа от холода и страха.

– Прошу, пойдем скорее, – жалостливо попросила я, но Нильс оставался неподвижен.

– Мы простоим столько же, сколько ты думала, – заговорил парень, и я уже была готова кричать и биться, но молча, потупила взгляд, понимая, что начинаю адски дрожать.

– Нильс, пожалуйста, – попробовала я еще раз, вставая на носочки, пытаясь хоть как-то облегчить состояние. Но снега было довольно много, а он отказывался идти, удерживая меня за руку около себя.

В голове путались все мысли и было сложно формулировать любое предложение, а так же умолять его не стоять на месте. Я начала переминаться с ноги на ногу, поднимая то одну, то вторую. Но это не помогало. Может, со второй, или даже с третей минуты меня колол холод, и это было слишком больно. Не смотря на то, что я чувствовала жар в ногах, я ощущала, как это мучительно. Я никогда не чувствовала это раньше и я могла бы сравнить холод с тем, что мои ноги режут острым лезвием, а за тем наливают туда литры спирта, от чего жжет.

Когда к глазам подступили слезы, я уже смирно стояла на месте, но дрожь не унималась, а наоборот – только усиливалась. Я посмотрела на него впервые, тихо всхлипнув и шмыгнув носом, в надежде, что он поймет, как это больно, неприятно и унижающе.

– Еще минуту, – сказал он, а я судорожно помахала головой, борясь с желанием кинуться к машине. В этот момент во мне неожиданно проснулся маленький борец, который должен был смело выстоять это – толи наказание, толи прихоть Нильса. Что это было – я не знала. Но что-то он должен был мне доказать, а так как я не чувствовала уже своих ног и мои мысли путались, я и вовсе потеряла контроль над рассудком. Я стала подчиняться и ждать, когда он разрешить направится к машине, не смотря на то, что я уже еле-еле стола и могла разреветься и вовсе.

– Девочка моя, пойдем, – проговорил Нильс, взяв меня за запястье, медленно повел по дороге. Мои ноги предательски начали трястись, и я почувствовала, что готова свалиться, но до победы передвигала ими по земле.

Мы шли с минуту в тишине, и только я громко, сбивчиво дышала и всхлипывала, когда попадала в глубокий сугроб, а снег укутывал мою ногу. Это было не выносимо, но почему-то я не злилась, мне хотелось, чтобы он меня пожалел.

– Кто виноват в смерти твоих родителей, Розали? – внезапно спрашивает меня Нильс, а я поднимаю свои заплаканные глаза на парня. Сейчас во мне разожглись две стороны ответа: первый – ответить так, как я сказала или же второй – то, что я думаю на самом деле и получить еще одну порцию адреналина и боли.

– Я, – тихо произнесла я.

– Почему ты? – он начал говорить со мной, замедлив шаг, и я издала тихий стон, когда поняла, что он намеренно тянет время.

– Если бы я не устроила бы ссору…– начала я сбитым до шептания голосом.

– А если бы твои родители переделяли тебе больше времени на воспитание? Что, если бы вы не переехали? Что если бы они не работали и не получили столько денег, чтобы заработать на машину, и ходили бы пешком? Что если бы они воспитали бы тебя так, как это сделала Мерфин и ты бы не ползла в драку? Розали, слишком много противоречий, ты ведь сама это слышишь, – он убеждает меня, но я уже не способна здраво смыслить, так как зациклена на боли и своих босых ногах в снегу.

– Но ведь все произошло именно так, – проговорила я, выпуская громкий всхлип и хватая Нильса за руку, переминаясь на ногах.

– И ты в этом никак не замешана, – добавил он, остановившись и остановив меня. До машины оставалось меньше, чем полпути и я заныла еще сильней, на что Нильс устало, посмотрел на меня.

– Пожалуйста, пойдем, – прошу я, но он, как и тогда остается на месте и удерживает меня, что я не смогла пойти дальше.

– Нет, скажи мне то, кто виноват, – говорит парень, а я растеряно качаю головой. Он слишком сильно давит. Мои ноги горят, щеки пытают, слезы текут без перерывов, холод, жар, и это еще дополняет сумасшедшая дрожь. Уже сейчас я не понимала, что он хочет и что говорит.

– Они. Они все, – выдавила я, опуская голову и роняя свои слезы на землю.

– Почему ты так считаешь? – любопытно произнес он.

– Нильс! – крикнула или взвизгнула я, понимая, что я больше не могу так. Мне слишком тяжело говорить, но еще сложнее стоять и видеть не далеко от нас машину. – Все это нелепое стечение обстоятельств. Я стала свидетелем аварии. Я видела, как машину заносит еще до того, как родители успели заметить меня. Я все это знаю, и я не виновата! Только чертов водитель и проклятая адом дорога! – на половину криком, на половину ревом проговорила я, попадая в объятия парня, который любезно и нежно обнял меня, даря мне свое спокойствие, мир и уважительность.

– Я не знал, что их занесло еще раньше, – он задумался, отпустил меня и посмотрел прямо мне в глаза. – Ты сама это понимала, но не хотела в это верить. Что ты чувствуешь теперь, Роуз? – спрашивает Нильс, а я судорожно вытираю слезы. Я действительно не сказала о том, что машину занесло еще довольно далеко от меня, но почему-то я все время это не учитывала и как и остальное брошенное Нильсом.

– Кажется… Это облегчение, – тихо и передергано проговорила я, тяжело сглатывая.

– Ты – умница, – сказал Нильс, заставив меня улыбнуться сквозь настоящие слезы, которые подразумевали только боль.

– Мне больно, мне холодно. Пожалуйста, Нильс…– умоляюще и не внятно проговорила я, позволил новому всхлипу выбиться из меня. Парень понимающе и даже с неким сожалением провел ладонью по моему холодному лицу, от чего я повернула голову к его ладони, прикасаясь к ней губами. Мне хотелось поддержки, и у меня совсем не осталось сил.

Нильс делает небольшой шаг ко мне, наклоняется, подхватывает меня, и я оказываюсь у него на руках. Обхватываю его шею, крепко прижимаясь к нему и дрожа. Подгибаю ноги, не чувствуя их и вовсе, и тихо хнычу, не зная, от чего на самом деле.

Как только Нильс кое-как открывает дверцу машины, он усаживает меня на переднее сидение, опускаясь около меня на присядки вновь. Я бессильно откидываюсь на спинку сидение, блаженствуя, что в машине, и мои ноги больше не на снегу. Нильс же берет мою ногу, подворачивает джинсы, вытрушивая снег, и начинает растирать мои ступни своими ладонями, возвращая кровообращение в норму. Но я почти нечего не чувствую, лишь наблюдаю, удивляясь, что он может так обо мне заботиться.

Следующее его движение заставило меня распахнуть рот, почувствовать жар в теле и в щеках, а так же остановить весь мир на это мгновение. Нильс подносит мою ноги к своему рту, и он медленно выдыхает на нее горячим дыханием, заставляя меня дрожать уже не от холода, а от него. Это движение заставило меня затаить дыхание, затрепетать и тяжело задышать. Я начала чувствовать его тепло и это смущало меня еще больше. Это было слишком интимно.

Он делал это, пока сам не почувствовал, что нога согрета и тогда одел один носочек, сапог и заботливо застегнул его, начав проделывать тоже самое со второй. Я была удивлена, но приятно, а еще я чувствовала крепкий узел в животе и перестала рыдать, удивленно наблюдая за парнем.

– Прости меня, – прошептала я, и Нильс поднял на меня свои глаза, растирая мою ногу, которая была совсем чуть-чуть меньше, чем его ладонь. – За то, что наговорила и за мое поведение, – проговорила я, смущенно отводя взгляд в сторону. Я чувствовала себя в жутко неудобном положении и даже ощутила вину перед парнем. Что происходило со мной – было впервые и слишком загадочно.

– Я прощаю тебя, – сказал Нильс мягким голосом, от чего я облегченно выдохнула. Он смог даже улыбнуться мне мягкой и нежной улыбкой, показав свои ямочки на щеках. Он не злился, не был разозлен и раздражен. Он был любезным. Парень застегивает второй сапог и ставит мои ноги в салон, где им и место, закрывает двери, обходя машину.

Я не шевелюсь, но повернула голову в его сторону, наблюдая, как парень не спеша закрывает двери, пристегивает ремень безопасности. Я чувствую легкий поцелуй на щеке, пока его рука зарылась у меня в волосах.

– Сильно замерзла? – спрашивает Нильс, но я лишь отрицательно качаю головой, и кажется, даже в этот момент чувствую его дыхание на моих ногах. То, что он снял мои сапоги в мороз, и заставил встать на снег босой в такой холод – было жестоко, но сейчас я чувствую спокойствие и из-за этого давления, которое он мне оказал, я себя не могу обвинять в смерти родителей, ведь до меня уже дошло, как и почему именно это случилось.

Это так странно, всего десять минут назад, я могла упасть и зарыдать, зная, что всему причина я, мой характер и действия, которые на то время не переставали быть ничтожными. Но сейчас что-то упало с моих плеч, и я расслабленно могу вздохнуть полной грудью. Нильс это делал не со зла, а за тем даже согрел. Его движения до сих пор заставляют меня взволновано выдохнуть.

– Нет, совсем нет, – говорю я, увидев его настойчивый взгляд. Несколько долгих секунд он смотрит на меня, а за тем вновь расстегивает ремень и выходит из машины. Некое чувство страха захватило меня, и я могла подумать о том, что сейчас он придумает что-то еще. Его не было видно минуту, может меньше или больше – не помню, в этот момент мной владела боязнь.

Дверь открывается с моей стороны, и я почти вздрагиваю, вжавшись в сидение. Но Нильс упустил успокаивающую улыбку, и я смогла выдохнуть.

– Это всего лишь плед, – показывает он в своих руках одеяльце, которое он расправил и укутал меня с ног по грудь. Его забота была странной, но после того, что я чувствовала, это было нужно мне и самое ужасное из всего – мне это нравилось, прям до чертиков.

– Спасибо, – благодарю я его, когда он нагибается надо мной и укутывает меня более плотнее, чем прежде.

– Всегда, пожалуйста, – хмыкнул парень, а я покачала головой. – Поедем в общежитие, ты все так же дрожишь, – говорит Нильс, отойдя от меня и захлопнув двери.

Мы ехали назад в тишине, обмениваясь улыбками. Он был добр, и я насмешкой вспоминаю то время, когда в первую неделю он обращался со мной грубо, по-хамски, а я хотела к себе более доброго отношения. И все поменяла я, добилась своего, но теперь, я не принадлежу сама себе – только ему.

Ощущение, что я чья-то, давит меня из внутри, но то, что я принадлежу человеку, который сидит около меня – вполне удовлетворяет меня. Умен, мудр, знающий все в мире, заботлив и снисходителен во многих вопросах. Он был для меня самым настоящим мужчиной, и мне нравилось чувство, когда мы находимся наедине, вместе.

Мне нравилось все, кроме того, что я была обязана делать то, что он хочет. Моей свободы больше не было, а так же воли слова и высказывания. Я должна была быть почтительна с тихим тоном, обязана ему – что меня вовлекало в заблуждение, растерянность и делало меня беззащитной. Но разве я не могла бы себе позволить быть слабой, не беспокоиться ни о чем, когда со мной был он – Нильс Веркоохен?

Я ерзаю по сидению, склоняю голову на его плече и прикрываю глаза, чувствуя, как он был расслаблен и уверен в себе. На моих губах хотела заиграть улыбка, но я лишь легко выдохнула, лишний раз вспоминая, как мои ноги оказались в холодном снегу, а за тем в горячем дыхании парня. Тепло заполоняло меня, и я была этому только рада.

========== Часть 53 “Rosalie, wait” ==========