Текст книги "Ненавижу тебя, Розали Прайс (СИ)"

Автор книги: LilaVon

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 62 страниц)

– Ты уверен, что с ней все в порядке? – спрашиваю я, и глаза парня полны не понимания, – Найл немного… неучтив и невежлив… Хоран груб. Ты уверен, что Стеффани будет в порядке? – я действительно обеспокоена.

– Может, ты лучше будешь думать о себе, Роуз? Понимаешь, мы – парни, не любим, когда чьи-либо дела обговаривают и рождают сплетни. Найл – мой друг, как и многие он может задрать свой нос и быть некорректным по отношению к людям, но я не думаю, что твоя кузина значительно пострадает, – не понимаю, как ему удается говорить о таких вещах, но все равно мило улыбаясь мне. Словно это ерунда. Словно воспитанность англичанина уступает нью-йоркским маскам и тщеславной лукавости. Вот же лис!

– То есть не значительно, но она пострадает? – в наглую, я начинаю разъяснять каждую интересующую меня вещь. Не люблю загадки, ненавижу тайны и секреты. Эти сложности всегда приводят к не наилучшим последствиям.

– Если только она сама будет в этом виновна. Но не переживай, Патерсон уже не новенькая, тому и знает, что да как, – хмыкает он, а у меня складывается впечатление, что лучше бы я сидела в комнате и не высовывалась. Не выдавая свое мгновенное презрение, я отвожу взгляд в сторону.

– Вы тут все такие? – слетает с моих губ, когда я вновь наблюдаю на парнем исподлобья, который с удовольствием доедает свой десерт. Что-то слишком больно кольнуло в груди и не только от его безразличия и цинизма, но и пламенное приветствие из далекого прошлого.

– Да, Роуз. Так или иначе, каждый знает, на что он способен. Какова грань действий, где будет положена определенная черта дозволенного, и какой порог не стоило бы переступать. Не обессудь, но именно твоя нога сейчас стоит уже за порогом Найла Хорона.

– Ты тоже знаешь, на что способен? – несколько несдержанно вырывается из меня, когда я скептически складываю руки на груди. Луи наклоняет голову, смотря, как я готова взять его упором и настойчивостью, копая ход до истины. В любом случае, хотелось бы узнать Луи поближе, со стороны его граней. Свет не создал за последние года человека, который бы запугал меня до ужаса, или элементарного страха. Но вслед этому есть тревожность, за мою кузину Стеффани и за свою необузданную любопытность.

– Знаю, Розали. И ты знаешь, на что ты готова. Каждому человеку достаточно быть уверенным в себе и уметь манипулировать ситуацией, – кивает он, и тоже откидывается на спинку стула, копируя меня в точности, когда так же складывает руки на груди. Теперь контакт наших глаз встретился в пламени сражений.

– Хочешь сказать, что услышав от меня бездельную трепню или осуждение, то ты ударишь меня? – знаю ответ за ранее, и загоняю этого играющего тигра в свою личную сеть, заодно усмехаясь, довольна собой.

– Всегда есть выход и исключения, – только вот Луи не был все тем же милым Луи. Точнее, его голос был мягок и безмятежен, но слова, что он произносил резали уши.

– Ты только что… Ты не отрицаешь, Луи, – несомненно, он меня изумил ответом! Он только что напрямую предупредил меня о том, что за какие-то не понравившиеся ему действия с моей стороны, я получу хорошей взбучки и явно не словесной! Я ошиблась в друге, которого хотела иметь.

– Роуз, подумай сама. Предположим, я скажу что-то слишком мерзкое или то, что тебя заставит вспыхнуть, задену тебя, принеся боль или ярость. Что ты сделаешь? Убежишь? Нет, ты дашь мне понять, что заслуживаешь уважение. Так устроен мир, и неотделимая часть – пойти по головам ради своих целей, – показывает он жестами рук наш округ и рассказывает в ярких красках то, что я бы не сделал никогда в жизни! Это настолько цинично и подло, что я на миг лишившись слов, возмущенно гляжу на парня.

Идти по головам слабых – как же это низко!

– Может, это именно ты так утроен, Луи? Я не буду поднимать руку. Унизить человека это и есть настоящая мерзость и осквернение. Возможно, что у тебя пробудится совесть, и ты извинишься, – отстаиваю свою позицию. Конечно, раньше моем мнение было таковым и даже более острым, но на этом этапе жизни я такого не стерплю. Опыт на своей шкуре – всегда лучший урок и советник в будущем. Пять лет назад на моих руках было не меньше грязи, и какой бы хорошей я не была сегодня, уже никогда не смогу избавиться от чувства скверны.

– Нью-Йорк не перед кем не отчитывается и не извиняется, Роуз. Другим словом, тут ты можешь взять вверх над всеми, или ходить под ними. Тебе выбирать сторону.

– Я не покровительственна вашим амбициям. Это неправильно, уничтожать человека – низко. То, что вы ходите по головам слабых – ничтожно. И придет однажды тот момент, который переломит вас всех, заставит самых больших и сильных опускать голову при слабых. А что касается меня – никто не посмеет перейти мой порог, учитывая вашу сомнительную чистоту.

Нервно дышу. Между нами повисло тугое молчание, которое я не стремлюсь больше нарушать. Луи любопытно осматривает меня, очень даже заинтересовавшись моей позицией. Я никогда не вернусь к прежним амбициям, нью-йоркским правилам выживания, но и не дам себя в обиду. Встаю из-за стола, потрясенная словами парня как и его не здравым рассуждении о жизни нью-йоркской элите. Элита – лишь слово из грязи, что дождется совего летнего дождя, размывая все поганое и лишая их силы. Луи внимательно наблюдает за мной и тем, как я застегиваю пальто.

– Ты уходишь, потому что у нас слишком непристойная тема? – поддает он голос, все еще рассматривая меня, как-то уже значительно раздражительно для меня меня самой. Что такого он сейчас во мне видит, что склоняет голову на бок? Чем забавляется?

– Я ухожу, потому что не хочу с тобой беседовать, Луи.

– Вот как? – слишком фальшиво удивляется.

– Да, и если ты думаешь, что после этого сможешь подойти ко мне, то ты очень ошибаешься. Не в моих правилах общаться с избранной аристократией большого города, – в мои слова выплескивается гордость и непоколебимость.

– Роуз, Роуз, Роуз… а я думал, что мы поладили, – он встает и так же застегивает верхнюю одежду, – Я тебя провожу, на улице темно. И мне, как парню, одному из избранной аристократической элиты Нью-Йоркских подворотней, не позволяет воспитание отпускать девушку одну.

Он резок и холоден, что заставляет насторожиться. Я не согласна, что он хочет проводить меня, но Луи уже готов идти и оплачивает наш заказ. Я не сопротивляюсь. Я далеко не актриса, чтобы снимать в своей жизни драму, тем более на публике. Но тем не менее, я красноречиво оглядываю парня, молча отправившись на выход.

Выходим на холодную улицу, и я не смею смотреть на него. Не желаю видеть то, как он рад тому, что я оказалась слишком правильной. Но это далеко не так. Да, соглашусь с тем, что я не буду терпеть издевательства, но и не вступлю в драку. Человек посмеет издеваться надо мной только в том случае, если я сама это допущу. А я не знаю таких людей, которым я могу отдать себя и терпеть то, что захотят они. Да кому это вообще нужно? На кой черт травить жизнь друг другу? Нет, никогда, ни каких издевательств, криков, угроз и тому подобного отношения ко мне я терпеть не стану, а ни на секунду!

– Ты задумалась над тем, какой я плохой мальчик? – внезапно спрашивает парень.

– У нас разные миры, Луи. Ты построен как чертов эгоист, а я готова еще полетать в облаках. Не нужно ломать мои миры, я не хочу этого, – качаю я головой, засовывая руки в карманы пальто.

– Я не обижу тебя, Розали, – останавливает он меня, легко касаясь руки через ткань перчаток. С укором смотрю на него, стерпев прикосновения, которые мне так не привычны и несколько не приятны в этой близости. Парень выдыхает, словно ища некие силы, чтобы поладить со мной.

– Пару минут обратно ты утверждал о другом, – угрюмо говорю я.

– Ты попросила не рушить твои миры. Я не пытаюсь этого сделать. Скорее подготовил тебя к нью-йоркским трудностям. Такой как ты – будет не легко.

– Я жила в Англии пять лет, но до этого выросла тут. Мне не нужно объяснять законы гнилых улиц.

– Розали, я серьезно. Ты можешь думать что угодно, но я не буду тебя трогать. Просто, при необходимости, ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью, – Луи все еще держит мою руку, пока я в замешательстве. Он – чертовски разный. Сначала мил, потом правдив и даже резок, а теперь хочет некого доверия, которое я не могу предоставить. И сколько я буду еще ощущать это прикосновение? Мне не приятен этот жест.

– Трогать морально или физически? – приподнимаю бровь, а он издает смешок.

– Отнюдь и пальцем не коснусь, и не буду нервировать, честно, – вновь ясно улыбается он, поднимая руки, словно обезоружен. Но это всего лишь слова и жесты.

– Я все еще слежу за тобой, – закатываю я глаза, и отвожу взгляд в сторону, вновь начиная идти. Парень поддерживает меня, понимая, что ему удалось исправить ситуацию. Но теперь я буду осторожна с Луи и каждый раз думать о последствиях.

Черт. Стеффани. Мне нужно с ней поговорить. Найл не внушает доверие и то, что она признала о своей боязни – сильно задевает мои чувства беспокойства. И во что я вновь себя втягиваю?

========== Часть 11 ==========

Моя ночь проходит спокойно, тихо и одиноко. Мой странный сосед, как и должно было быть, не пришел ночевать, а мои звонки Стеффани прерывал голос, который сообщал, что телефон вне зоне досягаемости. Мне стало тревожно за Стефф, может мы и не подруги, как заметил Луи, но она моя кузина, а значит какая-то, но родственница. Не одна я люблю попадать в неприятности.

Утром я не спеша собралась на учебу, при этом успев спокойно позавтракать, одна, в тиши и полном спокойствии. Моего времени было слишком много, когда я не убирала кухню и не ругалась с соседом после пьянки. И этим утром я значительно задержалась в ванне, разрешив себе расслабиться и привести себя в порядок. Выбирала платье больше десяти минут, и успела пролистать пару страниц книги. Дома в Манчестере я бы никогда так не дрейфила, там и бабушка всегда готова поговорить со мной на разные темы, и мой любимый пес, которого нужно выгуливать каждое утро.

По прихожу в колледж, захожу в аудиторию литературы, которая сейчас была для меня спасением, ведь слушать лекцию лучше, чем слушать свой собственный мозг. Вновь поднимаюсь на задний ряд, наблюдая, как на меня кидают косые взгляды ребята из моей группы. Группа на самом-то деле общительная, но явно не с англичанкой, младшей за них что меньше – на год. Я же как белая ворона, среди стаи стервятников. Необычным было только одно – когда стервятник преобразуется в белую вороную. Что же, на самом деле тут у всех свои секреты.

Мистер Бейли появляется в аудитории по звонку, и я оживленно слушаю его всю лекцию, услышанное и воспринятое на слух заношу в конспект, как прилежная студентка. Участвую в переговорах, и профессор поощряет меня пятеркой, хваля за подобранное умозаключение, подходящие развитие темы и собственную мысль. Некоторые студенты косо поглядывают на задний рад, особенно Итан, что на одной из перемен нагнал меня из-за спины.

– Прайс, откуда ты знаешь лекцию нашего препода? Неужели сперла лекционную тетрадь Бейли? – остро замечает он, встав передо мной, загородив путь по коридору.

– Тебе-то какое дело до этого? – остановилась я в шаге перед ним, несколько скептически разглядывая его наглую улыбочку.

– Не следует так выступать на парах, Прайс. Мало ли, кто-то да прислонит твое личико к полу. Только заявилась, а выставляешь себя всезнайкой и заучкой. Ты не заведешь друзей подобным образом.

– А я не проявляю дружеского интереса к кому либо, в особенности к тебе, Санчес. Дай пройти, – резко выговариваю я, поддаваясь в лево от стены, но парень вновь преграждает путь уже с иной стороны.

– Будь осторожна англичаночка, задерешь свою умную голову выше и кто-то снесет ее налету.

– И кто же снесет? Не ты ли, Санчес? – сквозь зубы рычу я на парня, который не оставляет попыток оскорбить меня.

– Розали, – слышу, как меня окликают, и никто иной, как Луи придвигается ко мне, став рядом, напротив Санчеса. – Большая перемена для отдыха, а не для траты времени на всяких змеиных отпрысков.

– Подбирай речь, кретин.

– Мне ли ты это сказал? – приподнимая брови, интересуется Луи. Санчес, было готов кинуться в новый спор, как поглядел за спину парня, умолкнув. Я оглядываюсь и замечаю стоящего под стенкой Хорона, беседующего с еще парой парней, чьи взгляды погружены только на Итана. А к ним, направлялся еще один парень – сосед, что появился только после второй лекции, – Прикуси свой острый язык, и не цепляйся к девушке. А иначе… мне ли объяснить последствия? – сурово и в боевой готовности произносит Луи, и теперь я прослеживаю нерешительного Итана, который с прищуром, а после и со злостью от собственного поражаения отходит в сторону.

– Я бы справилась сама, Луи. Но спасибо, теперь этот парень будет обходить меня десятой дорогой, словно от прокаженной, – говорю я, ступая дальше по коридору. Луи придерживается рядом.

– Пойдем на обед, – лишь отвечает Томлинсон, решив пропустить мои слова мимо ушей. Я же ступаю на обеденный перерыв вместе с Луи.

Мне удается и философия, которая была на протяжении двух пар. Мистер Физерт прекрасный педагог! Для меня философия была самым скучным и бессмысленным предметом в предыдущем учебном заведении. Но здесь я вижу суть изучения предмета, и мне становится интересно, несмотря на долгие затянувшиеся рассуждения о человечестве и мире.

Выхожу с колледжа в три и звоню бабуле, которая расспрашивает все, что ей кажется интересным. Приходится попридержать свой язык на соседе и на Луи, ведь бабушка заразиться сотней вопросов, а о Стефф я и вовсе не смогла заговорить, переживая за нее и вовсе.

Устало я захожу в общежитие и держу путь к себе в блок, при этом рассматривая книгу по философии, которую мне понадобилось получить в библиотеке. Как только я дохожу к двери, впервые оторвав взгляд, чтобы открыть блок, мое сердце резко подскакивает, а я выпускаю из рук ту самую книгу, смотря на сидящую около двери девушку.

– Стеффани? – непонимающе выдавила я, смотря на черноволосую, которая зарыла свое лицо в своих грязных волосах, поднимая книгу. Я настороженно присаживаюсь около нее, пытаясь заглянуть в ее глаза, понять, что случилось, но Стефф, как маленький ребенок прячет лицо. Одежда точно не свежая, и я чувствую запах далеко не цветочного киоска, страшный смрад после принятия алкоголя. Тонкая кожаная куртка подряпана, колготки порваны на коленках. Где она была?

– Помоги мне, Розали, – просит она настолько тихо и протяжно, что мою душу терзают кошки, а по коже проходит холодок. Я убираю ее взъерошенные волосы с лица, и мало ли не вскрикиваю, когда вижу ее лицо в ссадинах. Синяк у глаза, красные щеки, что точно не от мороза, а от сильных ударов, если и вовсе не от кулаков. Какого черта происходит? Мои руки подрагивали, а глаза вдвойне расширились.

– Господи, Стефф! Скорее заходи, почему ты здесь сидишь? – от ее вида у меня ползут мурашки по спине, и я ежусь, когда в моей памяти всплывает не очень-то и хорошее прошлое. Она пытается подняться, но почти сразу же ввалиться на пол, зашипев от нестерпимой боли. Я помогаю встать ей, поддавая руку и придерживая за талию, от чего девушка зажмуривает глаза.

В торопливом темпе завожу ее в блок и нервно пытаюсь открыть двери одной рукой. Странное чувство заставляет меня остановиться, и я смотрю на кухню, недоуменно замечая парня, который сидит со сложенными руками на столе, пристально наблюдая за мной и каждым движением. На секунду, другую, я не могу понять, что же происходит, но его взгляд темных голубых глаз не сулит ничего хорошего.

Догадываться было и не нужно, что он выражал явно не любовь и не очень хорошие чувства к своей соседке, однажды нагрубившая ему в отместку.

– Роуз? – перерывает наш зрительный контакт с соседом Стефф, и я вспоминаю, что нужно открыть двери. Провозившись с замком еще несколько секунд, я открываю ее и затаскиваю девушку во внутрь, проведя до кровати. Моя аптечка находится на кухне. Недолго думая, скорым шагом отправляюсь на кухню, избегая сощуренного и точно недоверчивого взгляда парня. Открываю дверцу верхней тумбы, ища небольшую коробочку, с справа, на самом верху.

– Неужто, Розали Прайс, сама Мать Тереза, спасающая больных бедняжек вроде Патерсон? – начинает говорить со мной сосед, что действительно удивительно для него. Но грубость и презрение он предъявил в полной форме, на что я встретилась с ним взглядом.

Молчу. Тянусь за коробочкой, которую я положила на самый вверх.

– Ты знаешь, что это не соблюдение этикета – молчать, когда с тобой говорят, или же ты и вовсе стала манерной напыщенной англичанкой? – вновь требует он поговорить с ним и ответить. Я опускаю руку, так и не сумев дотянуться до коробки, с неприязнью кинув очередной взгляд на соседа, не понимая, чего он добивается.

– Даже моя напыщенность англичанки уступит твоей дерзости и невежеству, – приподнимаю бровь, вспоминая, как пару дней назад он был в пьяном состоянии и ползал по полу, высказывался в нахальной и даже хамской форме мне в лицо разные гадости, разгромив кухню, в которой убирала никто иной, как я.

– Розали, – рычит он.

– Вспомнил мое имя, сосед. Интересно, сколько же понадобилось времени? Не хочешь поделиться своим, милый сосед,– с усмешкой произношу я, вновь разворачиваясь и смотря на коробку. Либо мне нужно попросить его достать ее, что несомненно глупо, в особенности сейчас, либо встать на табуретку, затягивая разговор.

– Милый сосед, – повторяет он за мной, словно смакуя это словосочетание своим языком, и встав, подходит ко мне. В миг он поднимает руку, которая явно длинней моей, и достает коробку с небольшим красным крестом. Напоминание в том, что он явно больше меня, как и сильнее было не к стати. – Розали, я знаю твое имя достаточно долго, чтобы забыть его, впрочем, как и ты мое, – его глаза засияли озорной игрой, а хитрая усмешка расползлась по его припухшим губам. Самодовольство шло подлецу, но я его уже на дух не могла перенести, особенно в общении.

Он нашел способ запугать меня? Не вышло. Свое имя я сказала ночью, он видел мою папку с резюме, и поэтому я непоколебимо гляжу в его глаза, забирая аптечку с его цепких рук.

– Спасибо, – киваю я, обходя здорового парня. Бросаю неуверенный взгляд на заинтересованного соседа, что облокотился на тумбы, придавая себе еще больше высокомерия своими жестами и действиями. Осторожно отвечаю ему не менее неприятным взглядом. Он разряжает воздух тяжелой и угнетающей энергией, заставляя мало ли не дрожать от его близкого существования. От таких людей стоит держаться как можно дальше.

Придерживаясь своих мыслей, я ступая к себе в комнату по коридору.

– Ты ведь знаешь, что если приводишь гостей, то нужно получать разрешение у своего соседа? – нагнал он вопрос, когда я уже открыла двери своей комнаты.

Вслед ничего не отвечаю, понимая, что наглецу хочется очередной раз позлить меня, оставляя последнее слово за собой. Пусть будет так.

Не могу с ним спорить, зная, что в моей комнате сидит побитая Стефф, и это вовсе не метафора. Закатывая глаза, я уже начинаю чувствовать усталость от нью-йоркских игр, особенно от «кто-кого». Бессмыслица, не больше! Закрываю двери со стороны комнаты, поворачивая ключ в скважине.

Девушка сидит на моей кровати, потупив взгляд перед собой. Я снимаю верхнюю одежду и обувь, скоро присаживаюсь около нее на кровать, не выпуская из рук аптечку.

– Что произошло? – вопрос, который волнует меня целые сутки, изводивший незнанием и переживанием.

– Ничего. Ты можешь скорее заживить мои ссадины? – резко поворачивает она голову в мою сторону, а я готова ее жалеть и лелеять. Запугана, в слезах и этот ужасный вид… Слишком знакомо, слишком много воспоминаний, смотря на бедную истерзанную девушку. Сердце отбивает свой бешеный ритм, заставляя часто дышать.

– Ссадины? Боже, кто это сделал? – аккуратно беру ее лицо в руки, смотря на выделяющиеся синяки.

– Мои ребра… мне очень больно… – шепотом говорит она, а я опускаю глаза на ее кофту под курткой. Подлажу своими руками к ее одежде через расстегнутую куртку, и медленно поднимаю вверх ткань кофты, не пытаясь ее раздеть, но заглянуть на главную проблему. Меня поражает оцепенение, когда я вижу огромную гематому на ее левом боку у ребер.

– Я звоню в госпиталь, Стеффани! – вскрикиваю я в бешенстве, хватая телефон и подрываясь с места, нервными движениями включая гаджет.

– Розали, пожалуйста. Мне нельзя, – просит она почти слезно, но я отворачиваюсь. Ей нужна не помощь девчонки, которая слушала лекции по медицине, а доктор, осмотревший ее и дав конкретный ответ на лечение и лекарство.

– Это не нормально! Сначала ты пропала, а теперь еще и вся в побоях! Вдруг у тебя ребра переломаны!? Я удивляюсь, как ты вообще живой добралась в таком состоянии! – кричу, не понимая, почему она настолько безразлична к себе и своей жизни. Кто ее так избил?

– Роуз, умоляю, положи трубку. Мне будет намного хуже, если об этом кто-то узнает, – по ее щекам текут слезы, а в телефоне раздается гудок.

– А когда тебя прикончат, тоже скажешь, что лучше было бы, если об этом никто не узнает? – фыркаю я на девушку, которая вздрагивает от слез и моего голоса.

– Я вас слушаю, – в трубке слышится строгий мужской голос.

– Да… Добрый день.

– Розали, пожалуйста, – просит Стеффани, утирая слезы и шмыгая носом. Я не могу просто скинуть звонок. Ее жизнь должна быть в безопасности. Я уверена, что она знает, кто это сделал! Но зачем это безразличие? Почему она отвергает помощь?

Прикрываю глаза, когда слышу в трубке голос, зовущий сказать, что случилось, но из меня выбивается лишь тихий стон. Если же она тут, значит все не так уж и плохо. Думаю, наверное, я смогу справиться.

– Все в порядке. Извините, – тихо произношу я, прерывая телефонный звонок. Стефф облегченно выдыхает, а я угрюмо смотрю на нее.

– Мне нужна твоя помощь, Роуз. Ты помогла Найлу, и я видела, что ты знаешь, что делала. Помоги и мне, – тихо говорит она, а я понимаю, а у меня уже давно нет иного выхода.

– Тебе нужен доктор, Стефф. Тебе будет больно, – протестом качаю я головой, предупреждая о последствиях.

– Просто помоги мне. Ты же можешь? – трудно выговаривает девушка, а я нервно прохожу рукой по волосам.

Мне не остается выбора, и я вновь присаживаюсь около нее.

– Я помогу снять куртку и кофту, – говорю я, объясняя следующие свои действия.

– Будет больно? – взволновано задет вопрос Стефф.

– Не думаю, что сильно, однако придется потерпеть.

Стеффани жмурит глаза, когда я помогаю ей раздеться и перевязать ребра плотным бинтом. С девушки прорывается слабый кашель, и это начинает волновать меня. Прохожу ватными дисками, смоченные антисептиком, по ее лицу, чтобы обезопасить ее от заражения маленьких царапин. По ее левой щеке хорошо виден синяк, а на лбу, ближе к правой стороне, небольшая шишка, но ее отлично видно из-за красноватого цвета. Бедная Стеффани, как же она пережила это?

– Если станет хуже, ты должна обратиться к медикам. Обещай мне, – настойчиво требую я.

– Хорошо, Роуз, – тихо шепчет она.

– Теперь расскажи мне, что произошло. Это ведь Найл, верно? – спрашиваю я и вижу, как она отводит глаза, которые заслезились.

– Найл хороший парень. Я знаю его долгое время. Я сама виновата, я была провокатором ситуации, – защищает она этого подонка, держась за ребра.

– Ты с ума сошла, Стефф? Ты позволяешь себя бить! – кричу я не в силах понять ее хода действий. Не произвольно в голове возникает разговор с Луи, который говорил, что мы, девушки, вполне заслуживаем взбучки от их руки. Нужно было догадаться, что он имел ввиду Найла и его возможные избиения, непозволительные издевательства над Стефф.

Но это не честное отношение к более слабому полу. Мы беззащитны. Если сравнить, то вполне можно представить, что я могу пойти и избить какого-то мальчишку шести лет и гордиться этим. Разве это правильно? Разве парни не должны наоборот защищать нас от всех бед, помогать, лелеять? Да что с этим миром не так, в конце-то концов?

– Это всего лишь синяки, Роуз. Я знаю, что не правильно поступаю, но пойти против него я не в силах, зато в силах против себя. Посмотри на меня. Что я смогу сделать, если даже себя защитить не могу? Позавчера он пришел ко мне, сказав, что ты высокомерна, нахальна, в общем смысле не дурна, для девушки, – усмехнулась она, – Найла это задело.

– Стефф, я ему жизнь спасла! Его это задело? – исказилась я.

– Он любит быть первым. Он любит себя и хочет уважения. Ты ему дала понять, что встала на несколько ступенек выше, и он был взбешен. Какая-то девчонка и выше него.

– Это не честно.

– Нельзя говорить о честности с теми, кто не честен с тобой, Роуз. Найл заботлив и мил, но когда кто-то делает что-либо не так, как требуется, он готов взорвать весь мир к чертям. Он пришел ко мне тогда, вечером. Хоран не понимал, что делал, он был пьян, – Стефф сглатывает, и я уверена, что воспоминания всплывают в ее голове. – Сказал идти с ним в клуб, и я пошла. Поначалу было все как обычно, все пили, веселились, но Найл все время сходит с ума, когда выдумывает разное дерьмо под влиянием спиртного. Для него все становится ничтожным, и я в том числе.

– Стефф… – выдавливаю я, и на моих глазах тоже появляются слезы. Мне жаль ее. Мне жаль то, что она поддалась Нью-Йорку, элитному району Бруклина, как это сделала когда-то и я. Правда, я была на противоположной стороне этих игры в вымышленные войны и противостояние.

– Он говорил, что мне не следовало тебя приводить, и чтобы я с тобой не общалась. Как только я возразила о том, что я имею право на общение, что мы родственницы – он избил меня у клуба. Найл не контролировал себя, а я не могла увернуться из-за алкоголя. Тут нет его вины, я знала, как он отреагирует, и сама спровоцировала его на это… То, что он согласится на мои аргументы и мольбу, было ложно для меня.

Стеффани обвиняет себя, но если забраться в мою голову, то во всем первопричина я сама. Разве не я грубила Найлу? И разве не я шутила над ним и тем, что помогла ему? Почему же тогда он не пришел ко мне, а поспешил глумиться над Стеффани? Она была невиновна.

Если виновата я, значит и Стеффани избита по моей вине. Тяжело выдыхаю, понимая, что я всегда все порчу. Ничего не проходит так, как надо, и всегда все откликается последствиями. Даже с каким-то неизвестным мне парнем, у меня получилось нанести вред Стеффани.

– Ты переночуешь у меня. Тебе нужно поспать, а я посижу тут. Если что-то понадобится, ты можешь говорить, ладно? – говорю я, отходя от нее, и отворачиваясь к окну, пытаясь стереть свои слезы не заметно для самой Стефф.

– Я себя чувствую на много лучше, Роуз. Спасибо тебе, – говорит кузина, а мое сердце щемит нечто едкое и противное. Не вижу ее благодарности. В чем она? То, что теперь она покалечена и лежит у меня на кровати, к чему я приложила все усилия?

– Спи, Стефф, – говорю я и сажусь за письменный стол, где разложены тетради и книги. Заставляю отвлечься себя от проблем, которые я сама создала своим перевоплощением, как заметил мой сосед «в спасительницу Терезу». Стефф расплачивается за мои слова и это слишком тошно, отвратительно.

Найл не имел права так делать. Он не имел вообще никаких прав приближаться к Стеффани. Что тут происходит? Найл отдает приказы, за которыми Стефф и мчится. Возможно ли то, что она ему угождает? Или же она пытается что-то скрыть, то, что знает только Хоран?

Но если Стефф действительно в чем-то виновата, а теперь расплачивается этими избиениями, позволяя ему свершать такое издевательство? Только виноватый человек может сделать из себя грушу для битья, иного быть не может, иных домыслов у меня и нет.

Да только, все мы люди, мы чувственны и живые. Каждый из нас заслуживает определенного уважение, внимание, почтение других людей. Мы не Боги, мы не Господа и мы не властны, решать, кому жить, а кому умереть или вечно страдать. Это жестоко идти по головам слабейших, став сильнейшим. Это не достойно титула человека, а лишь грязи и страданий для очищения своих же грехов.

Этот мир испортился, и нельзя его ничем исправить. По крайней мере, я так думаю, глядя на девушку, которая уснула и слегка морщит лоб от дикой боли.

========== Часть 12 ==========

Я сижу рядом со Стефф и внимательно слежу за тем, как девушка что-то вырисовывает на белом листе бумаги. Мой взгляд исследует каждый изгиб линий совершенный простым карандашом. Мои наброски никогда не сравнятся с настоящим талантом Стеффани.

– Это роза, – утверждаю я, когда вижу явные очертания небольшого цветка с еще не открывшимся светлыми лепестками. Она красивая, словно настоящая ожившая картинка. Не мешало бы, добавить оттенков цвета, чтобы не казалась сама роза такой пасмурной в черно-белом цвете. Чернильный и серый цвет никогда мне не нравился. Интересно, подошел бы голубой оттенок, не такой яркий, как небо, скорее с уклоном на глубокий океан. Роза была бы потрясающей и полностью законченной.

– Мне кажется, что твоя душа спрятана в лепестках, Розали. Такая же утонченная, мягкая, изысканная… – мягко проговаривает девушка, а я застенчиво улыбаюсь, наблюдая, как она проводит своими тоненькими пальчиками, чтобы растушевать карандаш и сделать рисунок объемным, еще более реалистичным. Стефф знает свое дело в художестве, но не в толкование души и человека.

– Разве можно увидеть душу человека? – тихо спрашиваю я, повернувшись к Стефф.

– Всегда достаточно поступков, крошка-Роуз. Человек может быть отвратительным и грубым, но у каждого есть чувства, каждый испытывает переживание, страсть, любовь. Это как осязание. А ты открыта для внешнего мира, добра к нему и проницательна, – ее голос едва выше шепота, а глаза сияют благодарностью за мою помощь. Она видит меня хорошим человеком, что весьма льстит мне, но я никогда не забуду, чем жила и кем была раньше.

– Ты не знаешь, что было прежде. Я не была тем, кого ты сейчас видишь, Стефф, сама понимаешь, о чем речь, – грустно проговариваю я, вспоминая какой безразличностью я могла обладать, а с холодом было намного проще, чем помочь кому-либо, понять или услышать умоляющий голос. Но все меняется. Люди меняются. Меняюсь и я, пытаясь забыть все те плохое, что было ранее, начиная жить по-новому.

– Роуз, ты же…– пытается она перебудить меня, но за дверью раздается глухой стук, перебивая ее и не давая закончить ее новое убеждение обо мне, вероятно юному ангелочку.

Я и Стефф переглянулись. Устремляю свой хмурый взгляд назад на двери, зная, что я никого не жду. Стеффани заметно напрягается. Мелькает мысль, что это может быть Луи, но ровно так же мне думается о соседе. Только, в любом случае я сейчас была бы мало гостеприимной, не приняв никого из них.