Текст книги "Ненавижу тебя, Розали Прайс (СИ)"
Автор книги: LilaVon
сообщить о нарушении
Текущая страница: 59 (всего у книги 62 страниц)
Но через пять минут замешательства и разъяснений «кто-есть-кто», мы уже все сели пить чай с печеньем, однако Гарри не прекратил так странно пялиться на Равену, пока я не заметно для женщины, толкнула локтем в его живот.
– Я не такой дурак, как Веркоохен, чтобы моя девушка залетела так быстро, – шепнул он мне на ухо, когда я с укором посмотрела на него. – Что? Он хоть знает, что такое презерватив? – шикнул он, отворачиваясь от меня.
Как раз таки теперь боюсь, что Нильс и узнает, как сглупил прежде, не подготовившись к нашему небольшому грешку на кухне. Небольшому грешку? Иронично на самом деле. Но убрав свою скромность, я могу заявить: я бы не отказала ему, даже зная на перед исход моего теперешнего положения.
Все шло отлично, как и заканчивалось, когда Равена покинула нас через пару часов, а Гарри только в десять вечера, с приходом Пирса. В Госпитале был режим, и с каждым разом было все грустней, когда я остаюсь в палате одна.
Но сегодня был определенно хороший день, замечательный и я впервые почувствовала, как пошла на поправку, сама этого не осознавая.
И только сейчас я понимала, как мне не хватает Нильса и бабушки рядом, когда я их оттолкнула от себя, позволив совсем незнакомым людям приблизиться ко мне ближе, чем можно было.
Чем я могла ее так расстроить? Ребенком? Тем, что влюблена в мужчину и позволила ему заняться со мной любовью? Это был настоящий абсурд, чего я совсем не понимала. Она же всегда была «за» меня, всегда рядом и помогала. Почему моя беременность ее так напугала, шокировала, привела в замешательство?
Почему для меня это настоящее сокровище, чудо, произошедшее со мной, а для нее молчание и потеря связи? Как бы Нильс отреагировал, когда даже от бабушки я не ожидала подобной реакции? Может, он испугается? Он не имел с детьми дело, как видно, и ему еще рано становится серьезным и сосредоточенным на будущем мужчине.
Он всегда жил сегодняшним днем, и не смел, заглядывать наперед, приучив меня к такому режиму, когда я находилась с ни рядом.
Но сейчас присутствовала видимая недосказанность, потерянность и определенно незнание сегодня, но выстраивание завтра, когда так тяжело возвращать себя в реальность.
***
На пятый день, когда утром в моей палате не было медсестер, Пирса, няньки в белом халате с обезболивающим в кармане, я проснулась с легкой душой, но тяжелым осознанием реальности. Сегодня был день выписки, о котором никто не знал, кроме Гарри.
Уколы обезболивающего перешли на обычные таблетки болеутоляющего, только тюбиков с лечебной мазью стало четыре, а повязка на раны менялась в два раза чаще.
– Раны заживают, как на кошке, Розали. Ты определенно выздоравливаешь, – заключил Пирс вчерашним утром.
Параллельно с моими ранами, которые начали интенсивно затягиваться, оставляя кровавые очертание на спине, я смогла нормально спать ночью, без крика боли просыпаться утром. Ходить по парку с Гарри или Пирсом, и привычно каждое утро процедура принятия душа, где я внимательно изучала свое тело и ее теперешние изъяны, стали быть моими недостатками, к которым я медленно, но верно привыкаю.
– Да ладно тебе. Крылатых ангелочков все любят. Представь, что у тебя два крыла, больших, белых, пушистых. Ангелок, это же по твоей части. Я, когда был маленький, всегда хотел иметь крылья и полететь высоко-высоко, может к солнцу или к луне… это было моей мечтой, – произнес три дня назад Гарри, когда нежно выводил узоры ран мазью, замазывая их и даря мне легкость.
«Представить, что у тебя два крыла» – но они не были у меня белыми, как у ангела. Скорее как у падшего, что попал в ад, ангелочка, замарав свои крылья в боли, и смеси страха.
Приняв теплый душ, вымывая с себя запах госпиталя и освежаясь яблочным гелем, я гляжу в зеркало, как только укутываюсь в полотенце, и вижу явные изменения. Я набрала не меньше пяти килограмм, у меня опухли щеки, белая кожа стала персиковой и нежной, а не терпкой и холодной на ощупь. Мои глаза посветлели, а губы порозовели. Я была похожа на себя прежнюю… когда еще не имела изуродованного тела.
– Эй, розовые щечки, я вообще-то тебе приятное хотел сделать, а потом пойти гулять, а ты только что, назвала меня извращенцем! – обижено выпятил губу Гарри, пару дней назад, когда принес мне вещи в сумке, несомненно, додумавшись купить мне кружевное белье.
Но Гарри так и остался посыльным голубем Нильса и меня, когда наши письма и его небольшие подарки каждый день радовали меня, так же как и всегда присущий подаркам голубой цвет, и не важно, что-то будет: обертка конфет или глазурь на пончиках.
Гарри злился, но никогда не отказывался от наших писем и всегда передавал их, взамен принося другие. Нильс умел писать, очень душевно и красиво, а когда я открывала новую открытку с дрожью в руках, то читала я долго и по несколько раз, мечтательно улыбаясь и представляя его рядом, совсем близко.
Вчера меня тронули его слова:
«Каждую ночь, закрывая глаза, я хочу прикоснуться к твоей нежной коже, поцеловать тебя в шею, услышав твой томный выдох и желание. Надеюсь, я услышу очень скоро это желание из твоих уст, Роузи. Я люблю тебя, детка, как своего белокрылого демона…
Н.В.»
Вспоминая о открытке, я не могу не удержаться от трепета, ведь в день выписки я увижусь с ним. Я должна его увидеть, я этого желаю. Сегодня тот самый день.
Старательно я трачу несколько часов на то, чтобы быть крайне здоровой, привычно улыбчивой и прекрасной девушкой. Кожа мягкая от крема, волосы высушены ровными локонами с длинной до лопаток, оставив лицо без определенного макияжа. Гарри и без того потратился мне на новую одежду, и было бы очень некрасиво просить купить мне комплект косметички.
И тем более я себя чувствовала хорошо, она не нужна была мне. Моя кожа была с легкой ноты бледновата, но был румянец на скулах, карамельный цвет глаз был обрамлен темными ресницами, а губы красноваты, после того, как я кусала их вчера ночью, борясь со сном, которого не было, ни в одном глазу.
Сложив лекарства, прописанные Пирсом, указания, номер телефона, я натягиваю черные джинсы, белый шелковистый свитер с крупным узором, сапоги на плоском ходу, невысокие, но почти достающие до колена, а так же, серое пальто, белый шарф и шапку.
Гарри предугадал все, и еще несколько дней назад просил мои размеры, а позже приволок сумку с вещами, подумав, что лучше будет, если я надену новые вещи.
Как только я готова была взять сумку с вещами, в палату зашел сам Гарри, улыбнувшись, когда заметил меня собранную и готовую к новому испытанию своей жизни.
– Тебе удобно? – первое, что спросил, было, Гарри, пройдя внутрь палаты, уже пустой и собранной.
– Не привычно, но очень удобно, – одобрительно отвечаю я молодому человеку, который берет сумку с кровати.
В дверях появляется Пирс.
– Убежишь не попрощавшись? – усмехнулся он мне, но я покачала головой, в знак отрицания, подойдя к своему лечащему доктору.
– Спасибо вам за все, Пирс, – благодарю я, протягивая ему руку, но он игнорирует ее, вместо этого аккуратно обнимая меня.
– Может, это будет весьма неприлично с моей стороны, но я, ни хочу видеть тебя больше в госпитале, Розали, – отвечает Пирс, выпустив меня из объятий.
– Лучшее пожелание, Док, – соглашаюсь я с ним и обращаю внимание на Гарри, который ожидающе держит сумку в руке.
– Нам пора.
– Я вас провожу к выходу.
Пирс говорил со мной, наставляя о правильном питании, своем выписанном рецепте и приеме лекарств, пока мы не оказываемся на улице, где начал хлопьями выпадать снег, засыпая прежний снег новым ковром. Мороз ударил по лицу, но было приятно. Я состою на выписке.
– Прощай, Розали, – он поддает мне руку, и я ее пожимаю.
– Прощайте, доктор Пирс, – с некой грустью, но улыбкой на губах, произношу я, а за тем попадаю в охапку Гарри, который немо кивнув в знак прощания, повел меня по парку, к выходу из территории госпиталя.
***
–Гарри, мы едем уже около двадцати минут. Куда? – спрашиваю я парня, который крепко сжимает руль. – Решил похитить беременную женщину своего лучшего друга? – нахмурилась я, не сдержав иронии, но когда он повернулся на мой весьма едкий комментарий, я практически сжалась и умолкла.
– В аэропорт, – тихо говорит он, а я ошарашено открываю рот, действительно находясь в шоке от такого заявления.
– Нет, – вспыхнула я. – Останови машину, Гарри.
– Ты должна вернуться в Манчестер, а я подготовлю Нильса. Это будет лучшее решение…
– Останови, черт возьми, машину! – закричала я, а Гарри напряженно свернул на обочину. – Ты просто невыносим! Хватит принимать все решения за меня! Мне скоро двадцать, у меня есть голова на плечах, и я могу принимать решения независимо от…
– Голова на плечах? О, черт, Розали, серьезно? – он остановил машину довольно резко, но ремень безопасности удерживает меня на месте, откинув меня назад на сидение. Только я берусь за ручку, чтобы открыть дверцы, как Гарри блокирует, чем заводит меня еще больше. У меня появляется ужасное желание убить его, и я сжимаю руки в кулаки, не позволяя вырваться своей агрессии. – Ты сейчас просто не в состоянии справиться с собой, а Нильс должен быть морально готов. Ты изведешь его…
– Это все моя бабушка?
– А…? – опешил он, но, ни как не отрицал.
– Она исчезла после того, как узнала, что я беременна. Я не вернусь в Манчестер, не сейчас. Бабушка Мерфин, я уверенна, поставила перед собой лишь одну цель – отгородить меня от Нильса, и запереть меня в комнате, – раздраженно говорю я, не отпуская с рук ручку двери.
– Мерфин тебя оберегает.
– Она бросила меня! – выкрикнула я, не выдержав накала. Бабушка просто ушла, и, как я поняла сейчас в Манчестере. Как она могла так легко оставить меня тут одну? Я что, теперь не достойна ее заботы, когда переспала с моим любимым мужчиной, который отдал часть себя в меня?
– Ангелок, она твоя бабушка.
– Я не хочу к ней! Она просто сбежала, пока Нильс писал мне и отсылал подарки! Он не забыл!
– Думаешь, твою неженку Нильса не испугает факт о ребенке? Думаешь, он не сбежит от этой… ответственности, – Гарри легко тыкает мне в живот, а я сбрасываю его руку, легко шлепнув по ней. Зло, пожирая его глазами, я чувствую несносную горечь и злость, но, ни как не обиду, ни как не страх.
– Не смей.
– Не сметь говорить правду?
– Отвези меня к нему!
– Чтобы потом ты ревела и решила совершить глупость? Он не готов!
– Это мой ребенок, и я люблю его, хватит думать, что я избавлюсь от него! – мы кричим друг на друга, и он хватает меня за руку, когда я хочу оттолкнуть его от себя.
– Любишь? Это плод, и ему от силы три недели! Розали, открой свои глаза, черт возьми! Ты должна быть уверена не только в себе, но и что вокруг тебя. Я не хочу потом успокаивать тебя и вытаскивать из разной степени депрессии…
– Открыла! И сказала свое решение: я не лечу в Манчестер! – прокричала я, толкнув его так, что Гарри, не ожидавший этого резкого движения, ударяется об свою водительскую дверцу с гневом сверкнув свой взгляд на меня.
– Упряма, как дьявол!
– Чтобы ни случилось, чтобы мне не сказали, и как бы, не обидели, Гарри, мой… ребенок, а не плод, останется во мне! И я загрызу глотку каждого, если кто-то навредит моему малышу. Не смотря на это, я хочу к Нильсу, потому что соскучилась, а не сказать о своей беременности.
– А когда планируешь просветить его? После рождения ребенка?! – сердито бросил он.
Я тяжело выдыхаю, мрачно отводя взгляд.
– Какая к черту разница, Гарри? Мне нужен только подходящий момент, а не кинематографическая мелодрама, по захвату Оскара, – процеживаю я. – Мне нужно понять только то, что я чувствую, а позже я решу, как быть дальше, – спокойней произношу я.
– А если поймешь, что не захочешь ничего иметь с ним общего? – спрашивает он, уложив руки на руль, смотря вперед, на дорогу, где проносятся сотни машины.
Я молчу, не зная того, какой может быть исход.
– Он скоро станет отцом моего ребенка, я люблю Нильса, а он меня. А дальше… мне не нужно завтра. Пока что только сегодня.
Его пальцы зарываются в волосы на голове, и он откидывается на спинку сидения.
– Я отвезу тебя только при одном условии…
– А если не соглашусь, то что? – нахмурившись, глянула я в его сторону, когда парень хмыкнул.
– А если нет, то полетишь первым же рейсом в Манчестер, – прошептал он, словно так и сделает, не обратив внимание, на мое сопротивление. А сделает ли?
– И что за условие?
– Ты не сбежишь при первой минуте или прикосновения. Если явишься – будь обязана утешить его. Он очень расклеился.
– Браво, Гарри, я в восторге от тебя и твоей преданности Нильсу. Надеюсь, на цепь не посадишь? – коварно усмехаюсь, провокационно глядя на парня. – О, не так. Давая я буду имитировать побег, а ты притащишь меня к нему, засунув кляп в рот и надев наручники… Бант голубой не забудь надеть на меня, ему понравится.
– Ты нестерпима, Прайс.
– Заведи машину и разверни ее обратно. Я хочу его увидеть, немедленно.
– Господь, дай ее ребенку характер не от родителей, а от мягкого и доброго дяди Гарри, – взмолился он, подводя глаза к потолку, пока я свои закатываю.
***
Я медленно иду за Гарри, рассматривая огромный холл гостиницы. Тут очень… дорого. Огромные потолки, шикарная люстра, кафельный пол, темно-красные и бардовые стены, с зелеными перекладинами. Большие окна, дорогие тонкие гардины.
– Нравится?
– Не очень, – покачала я головой, чувствуя дискомфорт от дороговизны гостиницы. —
У вас так много денег?
– У нас нет, а вот у отца Нильса их полно, – объясняет он. – Пойдем, нам на двадцатый этаж.
– Знаешь, я бы… не торопилась так, – трусливо проговорила я, остановившись недалеко от лифта. – Может, выпьем кофе? – предлагаю я, а Гарри удивленно разворачивается, не успев вызвать лифт.
– Ага, – кивнул он, однако, быстро понимая, в чем дело. – Кто-то испугался?
– Ничего подобного… Просто… Я еще не придумала, что скажу ему…
– Импровизируй, – отрезал он, нажав кнопку вызова лифта.
– Лучший совет, – прикусывая губу, проговорила я, увидев, как прибыл лифт. – Но, я хочу сама.
– Сама? – переспрашивает Гарри, придерживая лифт, чтобы тот не сорвался обратно вверх.
– Да. У тебя есть ключи от его номера, так же?
Парень недоверчиво прищуривает глаза, но все же, достает из середины курточки ключи от номера.
– Сколько ты там будешь?
– Думаю, не долго, а потом, возможно, зарегистрирую номер… Или поеду домой, в крайнем случае.
– Домой в смысле…
– В смысле в Манчестер.
– Я буду ждать тебя в кафе, – он указывает рукой в другую сторону холла, и я согласно киваю. В моих руках оказывается номер с четырехзначным числом, и я захожу в лифт.
– Будь нежней, – напоследок говорит он, и как только я заставляю себя улыбнуться, двери лифта закрываются. Глянув в сторону, где стена была выполнена полностью из зеркала, я вижу, как щеки покрываются румянцем, а нижняя губа дрожит.
Да и не только губа, а и руки и все тело трепещет от предвкушения. В голове смешивается густая каша неразборчивой смеси мыслей, которые душат меня. От паники, у меня потеют ладошки, а тело бросает в жар. До нужного этажа, я стаскиваю верхнюю одежду, шапку и шарф, поправляя волосы и свитер.
Лифт останавливается, и двери медленно открываются, а я набираю больше воздуха в легкие, но дышать, на самом деле, становится трудно. Выходя, я ступаю на красную ковровую дорожку. Стены бардовые, но куда приятней, чем внизу, в холле. Аккуратно развешаны большие картины, разные и очень неординарные. Цветы, настоящие, высокие. Тусклый свет.
Паника стает только больше, чем раньше, и я изучаю ключ с цифрой №1086, проходя дальше и глубже. На ручке висит красная табличка «не беспокоить». Он здесь.
Но настает момент, когда я останавливаюсь, сравнимая номер номерка ключей и номер двери, темного дерева, от которой мне становится крайне… Не знаю это чувство, может, тоскливо? Но мне хочется с ним встретиться. Прошло столько времени… Я так давно не видела его, я так давно не прикасалась к нему…
Хотелось посмотреть в его яркие глаза, прикоснуться к светлым пшеничным волосам, к гладкой коже и сильным рукам. Он всегда был так хорош… Мой ребенок будет копией нас, с такими же глазами, милейший, умный, добрый. Искренний и справедливый. У него будет лучшее детство, а мы, его родители, обеспечим любовь и ласку…
– Мисс, вам помочь? – моей руки касается девушка в униформе горничной, и я испуганно вырываю руку, отступив назад, испугавшись ее появления. Неожиданно.
– Нет. Нет, все хорошо, – быстро тараторю я. – Задумалась и только.
– Вы тут снимаете номер?
Нерешительно киваю, но она пристально оглядывает меня.
– Тогда, хорошего дня, – желает она, и, взяв небольшую тележку на колесиках, покатила ее в сторону лифта.
– Вот черт, – прошептала я, тихо вставив ключ в скважину двери, медленно и аккуратно прокручивая замок, что отпирает двери. Зачем он закрывается?
С неким сомнением, я открываю двери, и… замираю в тех же дверях. В номере темно и ужасно грязно. Нахмурившись, изучаю разбросанные вещи, какие-то порванные газеты, немного разбитого стекла сервиза, и это, безусловно, насторожило меня.
– Какого черта? Я же сказал тебе не приходить сегодня! – слышу я хриплый и недовольный голос Нильса, который был понижен на несколько октав. Сердце сжалось, желудок затянуло. Я прикрываю двери, закрыв ее на замок, парой поворотов.
Пройдя небольшой коридор, я осматриваю маленькую кухоньку, подобие гостиной, что, практически, развалена, и единую лишь спальню, которая была отделена темной аркой, зашторенной зеленым бархатом.
– Стайлс, проваливай, – послышался его громкий и гневный голос, отчего я невольно удивилась, но не вздрогнула, как это обычно бывало. Мне не было страшно, но мурашки будоражили мое тело, спину, а дрожь не как не прошла.
Выдохнув, я подхожу к плотной шторе, что закрывала, как я понимаю спальню, его временные покои. Хватит прятаться, Прайс, пора показаться и вернуть все то, что было утрачено, вернуть все то, что я чувствовала.
Руками, я подгребаю толстую приятную на ощупь ткань и открываю себе взор на еще одну довольно большую комнату и сидящего на расстеленной кровати мужчину, повернутого спиной ко мне. В полумраке, я понимаю, что он полностью одет, словно был пару часов назад на улице, а теперь, поленившись, сидит на кровати. И я явно чувствую тонкий запах алкоголя.
Черт, Нильс, что с тобой происходит?
Шагнув, я беззвучно двигаюсь к нему, не сводя взгляда с его согнутой фигуры, опущенных плечах и явно подстриженных волосах. Они были так коротки, что уже не вились, а лишь небрежно лежали на голове. Со спины я не видела его глаз, и не видела того, что он делает, но явно понимала, что около него не дешевая бутылка какого коньяка.
Я так была внимательна к нему, что не заметила бутылку под ногами, загрохотав на все помещение и еле-еле удержав себя на ногах.
– Ты еще здесь, Стайлс?! – взревел он, а я подвела глаза, смотря, как он отбрасывает на другую сторону кровати альбом. Не здраво улыбаюсь, понимая, что там наши фотографии. Нильс остается на месте, а я, кажется, даже не могу дышать.
Решаюсь на крайность, когда кладу на кровать свою одежду, медленно залезая на кровать. Сейчас мне лишь интересно одно: как именно он отреагирует на мое появление, да еще не соображая, что за спиной вовсе не наш дядя Гарри, а я.
Он грубо выдыхает, когда я оказываюсь совсем близко, и матрас прогибается под нашим весом. От него ужасно пахнет перегаром, и я невольно морщусь, но преодолеваю свою брезгливость, с тяжестью вспоминая только единый раз, когда он был пьян – первый день встречи, точнее ночь.
Поднимая руку, я замираю в миллиметре от его сильной спины. Его напряжение отражается на моей нерешительности, когда он заражает воздух враждой.
Сердце предательски отбивает ритм, да такой быстрый, что колит внутри. Живот тянет тугой и разлука, которая была так долга, заставляет меня убрать руку, но вместо этого крепко обхватив его руками, прислонившись к спине щекой. Слышу, как забилось его сердце, да так скорого, что перегоняет мое. Он вздрагивает, и не шевелится. Совсем. Замер. Онемел.
Я так скучала за тобой. Такой теплый. Такой мой. Такой родной папочка. Знаю, будешь лучшим отцом…
Проходит, кажется, мгновенье, которое тянулось так долго, но так сладко, что не хотелось перебивать тишину. Совсем, ни на секунду.
– Рози…– поддавлено, совсем тихо шепчет Нильс, и я расплываюсь в улыбке, когда его нежный голос, обращен в мою сторону, лелеет мой слух.
– Я, – подтверждаю я его догадки и чувствую, как он хватает мои руки, но прежде, чем я даю теплу его ладоней согреть мою кожу, одергиваю их, отстраняясь. Улыбка исчезает. Ощущения вовсе не хорошие. Он обжигает меня.
Не может быть.
Не правда.
Я подпрыгиваю от неожиданности, когда Нильс резко подскакивает с кровати с широко открытыми глазами, смотря на меня, встав у кровати, пронзая меня своими яркими голубыми глазами.
Но сейчас я больше озадачена тем, что он не отличается от других. Невольно расстраиваюсь, ведь труд Нильса надо мной превратился лишь в пыль, распыляясь по воздуху. Обращая внимание на Нильса, который все еще удивленный и с широко открытыми глазами оглядывает меня, словно не веря своим глазам, я невольно покусываю губы от напряжения.
– Привет, – пытаясь улыбнуться, но это получается нервно, очень нерно. Под пристальным взглядом мужчины, моего любимого, я начинаю нервничать. Сильно. Почему он молчит?
– Ты же в госпитале, – шепчет он, словно не может повысить голос. Но я чувствую, как животе летают те самые бабочки. Стая, огромная, такая, что тянет тугой. Я скучала за ним больше, чем могла представить.
– Я перед тобой, Нильс, – выдыхаю я, тяжело смотря на него. Отворачиваясь, я ловлю взглядом бутылку алкоголя, с которого вытекла половина содержимого на кровать. – Подумать только, – взяла я бутылку, в руки, разом осматривая комнату. – Гарри говорил, что ты ведешь себя не разумно, но чтобы так…– я запинаюсь, недовольна им, и слышу, как он с ужасом сглатывает.
Его лицо в щетине, которая темнее, чем его пшеничные волосы. Под глазами небольшие мешки и заметные синяки. Сам он и впрямь одет, в обуви и брюках, темная рубашка. Взгляд, который он не спускает с меня, меняет столько эмоций, что мне остается только гадать, что он думает или ощущает.
– Надеюсь, я не найду в этом номере марихуану? – вопросительно приподнимаю бровь, а он отводит глаза, впервые опустив их в пол, низко наклоняя голову и качая ею, в знак отрицания.
Что с ним происходит? Где мой грозный решительный Нильс, который бы опрокинул меня через плече и обнимал до упада сил, пока не раздавил бы мои внутренности?
– Ты мне не рад? – тихо спрашиваю я, пытаясь не нарушать тишину, но, он ни как не реагирует, опуская голову еще ниже, если это возможно.
Я шокирована.
Живот заныл от боли, и я вспоминаю, что во мне его ребенок, но это только угнетает меня больше, чем есть на самом деле.
– О, – выдавила я свое поражение, приоткрыв рот. – Ладно, – в любом случае, Гарри ждет меня в низу, а рейс в Манчестер никто не отменял.
Я встаю с постели, не спеша, давая Нильсу подумать о том, что сейчас я действительно ухожу. Бутылку ставлю на пол, у кровати, позаботившись, чтобы она не пролилась на пол. Хватаю купленное пальто и натягиваю на себя, отворачиваясь от Нильса, все же несколько раз пробегая взглядом по комнате, в которой был бардак и купа мусора, не считая бутылок от разного вида алкоголя, от самого легкого энергетика, до коньяка или виски.
Решая не застегивать пальто, я подбираю шарф и шапку, с очередным выдохом понимая, как абсурдна эта ситуация выглядит на самом деле. Но, я тоже виновата. Я извела его до такого состояния, заставив его спиться, но я писала, я черт возьми писала, и просила его быть мудрее!
Состояние ярости быстро оседлало мой разум, и когда я готова была ринуться к двери, то поворачиваясь, наткнулась на Нильса, врезавшись в его крепкую грудь. Он с силой, довольно характерной для меня, прижимает к себе, когда я хватаюсь руками за его спину, сжимая в кулаках его черную рубашку.
Больно. Мне ужасно больно.
Терплю.
Он так сильно сдавливает меня, положив руки на спину, что невольно слезы пробегают по щекам. Но я успокаиваюсь, душевно, эмоционально, несмотря на то, как больно физически. Он давит на раны, таблетки болеутоляющего убирают боль, но не его силу.
– Рози. Моя Рози. Девочка моя. Ангел мой. Демон мой, – шепчет он, когда я не сдерживаю всхлип, но и улыбка плывет по моим губам. Люблю. Так сильно люблю его, что решаю чувствовать боль, разрешая причинить мне ее, только бы успокоить его.
– Ты не дашь мне уйти? – охрипло спрашиваю я, поднимая голову. Его глаза, что минуту назад были голубыми, загорели темным пламенем, делая их синими, глубокими, чувственными.
– Ни за что. Никогда. Нет, – качает он головой, будто я отнимаю у него жизнь, или хочу забрать самое ценное, что у него есть.
– Ты пьян.
– Трезв. Уже трезв, – перечит он мне, а я смягчаюсь, понимая, как сильно я сейчас дрожу. Слезы не прекращают бежать по лицу, и его руки отпускают талию, но он переносит свои горячие ладони мне на лицо, стирая слезы. – Не надо. Я не достоин слез, не нужно это делать из-за меня. Пожалуйста, – его руки.
Он держит меня руками.
Улыбка пропала. Слезы сильным градом бегут по щекам, а зубы бьются, друг об друга от дрожи и неимоверного ужаса. Как только это становится нестерпимо, я хотела аккуратно снять его руки с лица, но не успеваю, когда тот опускается передо мной, присаживаясь на колени. Что он творит?
– Прости меня. Любовь моя, маленькая девочка… Я так виноват, что готов всю жизнь просить прощения, лишь бы ты простила, – его голос срывается, а по его щекам сбегают слезы, что искренне задевает меня, где-то под ребром, немного в левой стороне. Зачем он так делает?
– Все в порядке, Нильс, правда…
– Ни черта не в порядке, Рози! Я так подвел тебя, я так виноват… Я готов на все, только не оставляй меня одного. Ты же не оставишь меня, Рози? Рози, не оставишь же, правда? – он с мольбой глядит на меня, взяв мои руки и целуя их, пока я нахожусь под шоком, причем сильным и эмоциональным. – Ты знаешь, как я люблю тебя? Ты знаешь, как мне больно за тебя? Я готов исправиться, делать все, что ты хочешь, как прикажешь, все исполню. Любая звезда с неба, любое желание…
Не могу больше слушать его, вырвав свои руки с его хватки и прижав правую ладонь к его рту, только бы умолкнул. Много слов. Не хочу, не надо. Уже слышала. Лучше тишина.
– Остановись, пожалуйста, – прошу я, но его руки крепко обхватывают мои ноги, удерживая меня на месте, словно я действительно сейчас убегу. Но я тут. – Мне ничего не нужно, Нильс. Только ты. И я очень желаю тебя поцеловать, так сильно, что сейчас боюсь сорваться, – мягко проговариваю я, касаясь рукой его головы, чувствуя мягкие волосы.
– Почему ты сдерживаешь себя? – озадаченно спрашивает он, с огромными глазами таращившись на меня, так несчастно, и жалостливо, что мой бывший лев, царь всех живых на земле, стал маленьким неуклюжим котенком, словно попрошайничал у меня кусок колбасы.
– Потому, что я не собираюсь целовать моего мужчину с перегаром, который в помятом виде, в грязном номере, смахивающий на потенциально пьяницу в подворотне, да еще нелепо стоящий на коленях. Верни моего Нильса, – произношу я, а его глаза дважды увеличиваются и он отползает от меня.
– Господи, извини, детка. Я отвратителен. Мне так стыдно, – он переворачивается, а затем встает на ноги, немного пошатываясь, доказывая мне, что он не в своем состоянии. Где его величие? Где мой лев? – Я… Я все исправлю. Только дай мне день, и я все исправлю.
– Хорошо, Нильс. Давай встретимся завтра? – киваю я, но он замирает, нахмурился. Глаза заражают меня своим бешенством.
– Ты оставляешь меня? – он… злился. Его перепады настроение вернули меня в первую неделю нашего знакомства, когда я не могла ступить и шагу, как он менял свои решения и был достаточно не устойчив эмоционально. Но сейчас он был недоволен, очень.
– Нет. Я даю тебе время, чтобы восстановиться после… всего, что было. И раз я смогла перебороть себя и оказаться тут, Нильс, то и ты перебори свои чувства. Давай попробуем закрыть тему о том, что произошло, ладно? Словно ничего не было.
– Словно ничего не было, – повторяет он за мной немного заторможено, и я прекрасно понимаю, что его состояние не предназначено для того, чтобы обсуждать эту важную черту нового листа, с которого я решила начать.
– Именно. Гарри ждет меня внизу, и я возьму номер на ночь. Утром можно было бы вместе позавтракать и поговорить на чистую голову.
– Ты будешь с Гарри, – он не спрашивает, констатирует факт. Я осторожно киваю, ведь мне нужна поддержка и совет его друга. Я никак не предполагала, что мне будет тяжелы его касания.
– Нильс, увидимся завтра. Я очень рада, что мы встретились, и буду ждать завтра с нетерпением, – отвожу я тему, не заставляя его нервничать, но теперь он откровенно злиться. Взгляд из-под темных нахмуренных бровей, строгий, уже будоражащий.
Изо льва в котята, из котенка во львы. Так быстро, Нильс, постой, не успеваю за тобой. Его молчание принимаю, как согласие с моими словами и чуть улыбнувшись, я отступаю. Прохожу по коридору, направляясь к дверям прихожей, но я не успеваю взяться за ручку двери, как меня перегоняет сам Нильс, встав передо мной.
– Ты не должна уходить. Останься, прошу. Мы могли бы побыть вместе сегодня.
– Мне нужен отдых Нильс, дай мне его.
– Я тебя так долго ждал, почему ты бросаешь меня?
– Я тоже долго тебя ждала, – сопроводила я его недовольным взглядом. – Не порть все так быстро, Нильс. А теперь… Меня ждет Гарри, ты мог бы отойти от двери и дать мне выйти?
– Не могу, – шепчет он, качая головой и вставая ровно передо мной, явно против моего ухода.
– Ты пьян, – повторяю я. – Ты хочешь меня огорчить? – задаю я наводящий вопрос и он рассеялся в своих же мыслях, то хмурясь, то недоверчиво глядя на меня, сминая все растерянностью.
– Нет. Совсем нет, Рози… Просто я так скучал по тебе… Ты можешь… Можешь только обнять меня? – с надеждой в глазах спрашивает он, и я поджимаю губы, но киваю, протягивая руки. Он льнет ко мне, чуть наклонившись и уже явно бережно обнимая меня, будто боится помять.
– Я так люблю тебя, детка, я так люблю тебя, что это приносит мне боль, – шепчет он мне ну ухо, целуя в висок, и касаясь носом моей шеи, заставляя меня почувствовать его горячее дыхание.
– Я люблю тебя сильнее, Нильс, намного сильнее, – смеюсь я, взаимно обнимая моего мужчину, который весьма вспыльчив, но нежен и ласков со мной.
Что, если он чувствует обязанность передо мной, после случившегося?
Нет. Он любит. Знаю. Вижу. Чувствую.
– Мне нужно идти, Нильс.