Текст книги "Свора (СИ)"
Автор книги: Hougen
сообщить о нарушении
Текущая страница: 61 (всего у книги 65 страниц)
Разговаривать с пустотой – опасная привычка. Но обращаться к умершей матери – апогей всего абсурда. Поэтому она присела на сырой камень и огляделась. Томаса похоронили неподалеку – его жестокий отец, кичащийся родовитостью, не сумел позаботиться о сохранности фамильного склепа, – последнего достояния местной аристократии. Тем лучше. Том ненавидел отца, не особо любил мать и чуждался общества. В затхлом, недосягаемом для солнца помещении ему и место. Только сейчас осознав, что она все еще держит в руке старую фотографию, Виктория улыбнулась и положила ее обратно в кошелек, одновременно извлекая из сумочки телефон и сигареты. Тут нельзя было курить, но правила для собственников условны. Вдохнув божественный сизый дым, вдова ощутила тошноту. Замечательно. Теперь ее лишили никотинового кайфа. Оставалось лишь бросить пить и облачиться в монашеские одеяния унылых адептов морали. Как иронично. Из-за холода ее пальцы дрожали. Съежившись, она плотнее укуталась в легкую ткань и набрала номер той, чей голос хотела услышать больше всего.
– Алло… Мелисса? – задрожав сильнее, Маргулис приложила ледяную ладонь к горячему лбу. У нее поднялась температура, или зловещая обстановка склепа уже сулила муки адского пекла? – Я… извини за беспокойство… ты не знаешь, где Джоз… – опомнившись, Перри отвела телефон от уха, имитируя помехи. Прождав несколько секунд, она вернулась к беседе: – Господин Рокуэлл на месте?
– Дорогая, у тебя все в порядке? Твой голос… послушай, у нас тут небольшие проблемы. Я хотела бы поговорить, но здесь что-то происходить… – связь действительно пропадала. Мертвецы в ней не особо нуждались. – Я могу перезвонить тебе позже? Мы здесь одни. Никто не приезжал…
Выронив смартфон, Королева закрыла лицо руками. Так она просидела больше двадцати минут, пока донесшийся до атрофировавшегося слуха вой не разнесся под каменными сводами. Собака поминала умершего хозяина с особым отчаянием. Как ни странно, они с Томом дополняли друг друга. Черные твари, лишенные крыльев, но сохранившие память о них в своих глубоких глазах размытых оттенков. Очнувшись от неприятного оцепенения, Виктория осознала, что почти сидела на могилах. И сливалась с мертвецами. Подавив очередной приступ тошноты, она вырвалась из цепких лап смерти и, согнувшись от неприятных ощущений, выблевала часть скудного завтрака в кусты. Мерзость. Подошедший к ней Майкл загородил яркое солнце, беспощадно хлеставшее лучами по глазам. В кулаке он зажал кожаный поводок, удерживающий взволнованного питбуля с навострившимися ушами. Вопреки всем ожиданиям, вместо успокаивающих прикосновений к подрагивающим плечам хранитель протянул ей заранее подготовленную бутылку воды.
В тот момент Маргулис искренне ненавидела Джозефа. Не за произошедшее – с этим можно уже смириться и проигнорировать на данном этапе – а за исчезновение. Без предупреждения, без попытки выйти на связь или подать условный сигнал бедствия. Но в голове мгновенно возникали сцены их совместных ночей. Нежная улыбка, едва выделяющаяся на фоне густой бороды, блеск восхищения в расширенных зрачках, бессмысленный полушепот, бусинки четок, впивающиеся в кожу, лунная ночь на развалинах города, миллионы невинных жертв. Придя в себя, вдова быстро опустошила бутылку и вдохнула спертый жаркий воздух.
– Значит, это правда? – осторожно поинтересовался телохранитель, пристально глядя на усталое лицо работодательницы. По-прежнему красивое, пусть и утомленное бесконечными страданиями.
– Что – правда?
– Тогда приведены были к Нему дети, чтобы Он возложил на них руки и помолился, – выпустив из рук поводок, фанатик неожиданно рухнул на колени и, схватив Королеву за ладонь, приложил к своему горячему лбу. – Я знал, что наступит день, когда зверь пойдет в погибель. Когда Мессия обретет новую оболочку… ибо еще немного, и Грядущий придет и не умедлит, ибо надлежит ему царствовать, доколе низложит всех врагов под ноги Свои… – переходя на невнятное бормотание, хранитель сбивался, перескакивал на разные стихи, но не останавливался. – Сам Господь сойдет с неба… тогда явится знамение Сына Человеческого на небе, и тогда… ***
– Прошу тебя, поднимись… – не понимая, как действовать в подобных нестандартных ситуациях, Виктория панически озиралась по сторонам в надежде на помощь. Но ответил ей лишь громкий, разрывающий ушные перепонки звук двигателя. Над ними стремительно пронеслась пара черных точек, растворившихся в кучевых облаках. – Диоген… что случилось? – заняв защитную стойку, пес замер на месте, неотрывно глядя на приближающийся автомобиль, заехавший колесами на невысокий холм. – Что там такое?
Ратуша, улица Короля Баала.
Правительства менялись, политики исчезали, реформаторы сдавались, революционеры уходили в бездну истории, основной курс менялся каждый день, но неизменным оставался только Дуайт Мастерс, государственный секретарь Республики. Он пережил аристократические чистки, заняв серьезный пост в министерстве сапожников, а затем получив влияние над Президентом. Именно он убедил его впустить протестующих в Ратушу и попытаться провести переговоры. На деле же – он заманил его в ловушку и продал инсургентам за половину цены. Не потому что хотел должность в высшем совете или кабинете министров – просто Резерфорд постепенно сходил с ума. Теряясь в параноидальных мыслях и навязчивых идеях, лидер страны начал творить страшные вещи. Его не покидало стремление погрузить государство в хаос и избавиться от всех конкурентов. При том неоспоримом факте, что на пустую корону никто не претендовал. Однако с годами мертвецов не могли сосчитать. Бесследно пропадали и свои, и чужие. Люди волновались, противники шептались по оппозиционным бункерам, сторонники опасливо пожимали плечами, понимая, что завтра их могут казнить по прихоти полубезумного психопата.
Бремя власти погубило неплохого человека. Пять лет просидев в окружении белоснежных стен, красочной лжи и пленительных фантазий, Верджил справедливо заключил, что не хочет уходить на покой. Он нам только снится, Дуайт. К сожалению, план оказался провальным. Нельзя ведь совмещать долгожительство диктатора и неадекватные наклонности садизма. Балансировать он не умел. Кидаясь из крайности в крайность, неудавшийся Отец Нации потерял друзей, приобрел врагов и окончательно распрощался с остатками здравого смысла. Бедный старик. Рискнул взять бразды правления после временного правительства с умеренными ориентирами. Весь мир был на грани разрухи: Союз распался, формировались новые блоки и союзы, предложения сыпались со всех сторон, ООН активно включилась в игру. Очевидно, надобность в нафталиновых идиотах с консервативными взглядами и нелепыми манерами бонвиванов отпала. Альтернативу нашли. Ей стал амбициозный провинциал, ненавидевший высокородные семьи, касту неприкасаемых и безнаказанных. Изначально решение выкосить половину родословных отнесли на счет дешевых популистских лозунгов.
Но реальность вышла за границу изящных политических интриг.
Став свидетелем по крайней мере двух переворотов, одного удавшегося и второго сорванного, Премьер-министр поверил в возможность изменений. Но точно не в каденцию Волкера. Кассиус ошибся, делая ставку на честолюбивого мальчишку с задатками серийного маньяка, а не лидера, способного войти в историю под знаком величия. Беспринципный, жестокий, готовый пойти на любые жертвы во имя мнимой величавости. Фигляр в царских одеяниях, грандиозный сибарит с сохранившимися животными инстинктами. Неудивительно, что в кулуарах его побаивались. Вот их хваленая смелость! Сотрудничество, партнерство, взаимопомощь! Современный слоган. Для будущих Мессий депутатского пошиба сойдет. Мастерса раздражала вся эта кутерьма. Его тоже нельзя было назвать образцовым слугой народа – на счету крупные коррупционные скандалы и возможное обвинение в уничтожении экономики в период коронавируса, – но он по-прежнему считал себя хорошим человеком.
Со своими специфическими понятиями чести.
Вспомнив, что в этой аксиоме был свято уверен лишь один персонаж личной трагедии Дуайта – его горячо любимая супруга, не познавшая ни любви, не привязанности со стороны секретаря, он разозлился. И она еще смела утверждать, что у него получится вытащить страну из кризиса или принять целый ряд важнейший реформ? Вещи, в которых она совершенно не разбиралась, казались ей такими незатейным и примитивными. Будто сесть и набросать постановления кабинета министров – тоже самое, что кататься на велосипеде. И в этом заключался ее едва заметный шарм. Грустно улыбнувшись, Мастерс зашторил крупное окно в президентском кабинете и вернулся к массивному столу. Быть может, светлая память о доброй, незатейливой Сьюзан побудила его присоединиться к Виктории, дабы разорвать порочный круг бесцельного безделия. Это будет его третья революция. Прекрасно. Но так страшно. Любая из них может закончиться плачевно для него. На плаху чаще отправляют не провокаторов, а зачинщиков.
Скривившись от неподобающих пессимистических мыслей, мужчина подошел к стоявшему сзади комоду из красного дерева и взглянул на террариумы с мерзкими существами. Покинутые хозяином, они все равно жили дальше, копошась в соломе и паутине. Только одна из тварей валялась на спине со скрюченными лапками и не двигалась. Дюнкерк. Любимый паук Всеотца, проведший год в заточении вместе с ним. Символично, что два добровольных изгнанника погибли. С разницей в пару дней. Постучав ногтями по стеклу, министр лишний раз удостоверился, что членистоногое больше не сдвинется с места. Почему-то именно в тот момент это не показалось ни забавным, ни печальным. Скорее предостерегающим. Вздохнув, Дуайт отогнал мрачные предчувствия и взял в руки планшет. Там он на протяжении нескольких часов изучал новости в Телеграм каналах. Объективности крайне мало. Заголовки пестрели проплаченными текстовыми наборами, сулящими успех Волкера. Ибо тот за пару лет (пятнадцать, если быть точными) из Регента превратился в претендента на венец.
Раз пал король – изменники в чести. *****
Ухмыльнувшись, политик отказался воспринимать информацию о пресс-конференции Волкера. Вопли умирающего тюленя, не более. Скоро его ухмыляющаяся рожа украсит праздничный стол в честь победы первой женщины-Президента. Задержав палец на иконке с изображенной на ней белыми клавишами пианино, Мастерс заколебался. Он скачал это приложение очень давно, так ни разу и не открыв. Научиться играть его заставил консервативный отец, веривший, что музыкальное образование обеспечит хорошее будущее. В итоге он ошибся. Но это не мешало секретарю долго разыгрывать известные партии для умирающей от рака супруги. Ей нравилось слушать грустную мелодию и смеяться. Будто смерть не наложила отпечаток на их дом и унылое семейное счастье. Нажав на клавишу, подавленный вдовец так удивился исторгнувшемуся звуку, что даже опешил и тупо уставился на анимированную картинку.
– Прошу прощения! – постучавшись, генеральный прокурор не стал ждать разрешения и открыл скрипучую дверь, чтобы войти внутрь и положить стопку бумаг на подлокотник кресла. – Я долго выуживал компромат на этих ублюдков. И накопал много чего интересного. Хотите узнать сейчас или Вас оставить?
– Это уже не актуально, Хьюго, – спрятав экран планшета под чехол, Дуайт медленно обернулся и покачал головой. – Скажи мне, ты когда-нибудь был мной недоволен? Считал, что я поступаю неправильно?
– Вы обратились не по адресу. Я не могу считаться оплотом моральных устоев. Но мое мнение о себе Вы знаете. Вы заботились обо мне с самого детства. Помогли преодолеть мои страхи и дали работу, несмотря на отсутствие образования. И Вы навсегда избавили меня от отца-тирана. Но я потерян для общества как человек. – не испытывая особого разочарования по этому поводу, он облокотился на кресло и слегка отставил одну ногу назад. – Я пережил насилие. После такого не становишься прежним. Мой отец…
– Не хочу вспоминать об этом, – резко оборвал Мастерс, выпрямляясь и прищуриваясь. – Он был редкостной мразью, издевающейся над ребенком. Знал бы раньше – лично выстрелил бы ему в лицо. Но зато у него хватило наглости попросить меня стать твоим крестным отцом. Дабы отвести все подозрения. Он хорошо играл роль любящего отца.
– Он получил по заслугам. Остальное меня не касается. Но к чему такой сентиментализм? Вы не вспоминали об этой трагичной истории много лет. Мы так старательно скрывали правду от СМИ, подтасовывали факты и ликвидировали любое упоминание о нем, что вспоминать глупо. Почему сейчас?
– Возможно, ты прав. Сегодня у меня меланхолическое настроение. И ужасная головная боль. Я лягу пораньше, а ты возвращайся в офис и постарайся накопать побольше материала на нашего горячо любимого Джеймса. И пробей по нашим связям в посольствах подробный компромат на Кэйт Шантел. Хочу знать, как она стала официальным представителем Западного блока.
– Значит, мы все-таки будем сотрудничать с госпожой Маргулис? – приподняв бровь, Санденс не стал дожидаться ответов на риторический вопрос и ограничился ухмылкой. – Мне это нравится. Перспективнее, чем карьерист-шизофреник.
– Будь осторожен, Хьюго. Ты оскорбляешь всех карьеристов и шизофреников. А еще забываешь о том, что я – пироман, а ты был неоднократно растлен собственным отцом и его дружками. Так можем ли мы осуждать порывы Волкера? – прокурор хмыкнул, принимая воззрение за догму. – Послушай. Можешь мне кое-что пообещать? – перед тем, как отпустить Смотрящего, Мастерс не стал юлить и затягивать время, дабы подобрать правильные выражения. – Если со мной что-либо произойдет, ты не мог бы поддержать госпожу Маргулис?
Ничего не ответив, Смотрящий, повернувшись спиной, незримо кивнул и вышел прочь. Следует отдать ему должное: он прекрасно чувствовал настроение патрона, как заправский клерк. Иначе его не продержали бы так долго на жизненно-важной государственной должности. Оставшись в бренном одиночестве, Дуайт закрыл глаза в надежде снова увидеть лицо умершей жены. Что-то слишком часто он начал вспоминать о ней. Разозлившись на свою мечтательность, политик сразу же поднялся с места и подошел к сокрытому под плотной шторой окну. Он настолько погрузился в собственные мысли, что не заметил промелькнувших в голубом небе черных точек, но услышал непривычно громкий для Города рев.
Администрация Волкера, улица Короля Асмодея. *
– И мы будем жить в мире. Ведь мы так долго его ждали. Правда? – похлопав ладонями по краю трибуны, Волкер насладился всплеском адреналина. Курсируя по организму, тот отравлял кровь и вынуждал нетерпеливо перебирать ногами. Скоро все начнется. Светопреставление. Мировой потоп. Судный день. – Безопасность страны – превыше всего. Угроза должна быть устранена. Не стоит заигрывать с людьми. Маунтан этого не понимал. Но, я как его законный преемник, знаю, чего хочет мой народ. Кроме правды, разумеется. Он хочет нового лидера. Сильного, смелого и способного. Который не сбежит от проблем. И не станет перекладывать ответственность за всех нас на кого-то другого, кого-то некомпетентного и совершенно не разбирающегося в принципах нашей демократии. – сидевшая в первом ряду Сандра Эмис, с трудом получившая аккредитацию на брифинг, взволнованно поддалась вперед. И ей не понравилось то, что она увидела: человек, а точнее – зверь в дорогом костюме с лихорадочно блестящими глазами и искусанными в кровь губами. Безумец, наплевавший на Конституцию. – Парламент распущен. Президент мертв. У нас никого нет. У вас никого нет. Кроме меня. Я готов. Я долго к этому шел, – последнюю фразу он прошептал одними губами, однако спохватился и оправил галстук. – На вопросы вам ответит мисс Кэйт Шантелл. Представительница Западных партнеров, выразивших надежду на перемену внешнеполитического курса Республики. Прошу! – галантно поклонившись, он спустился вниз, к расположенным позади стульям и, убрав слипшиеся пряди с лица, взял предложенную бутылку воды и отпил глоток. – Все ли готово, Джеймс?
– Они не подведут.
Все, что произнес эмиссар, прежде чем расплыться в фирменной улыбке. Он ждал этого момента так долго. Маунтан когда-то заявил, что лучше довериться Мастерсу, чем прихвостню элитарных западных групп. Опрометчивый поступок. Сцепив пальцы, Деранжер положил их на колени скрещенных ног и внимательно вгляделся в тревожные лица журналистов. Им скоро предстоит осветить еще одно событие – бомбардировки вражеских самолетов по всему Городу, украденных фанатиками и боевиками Востока с целью дискредитации мирных инициатив новых лидеров. Взрывы будут греметь долго, эхом отдаваясь в людских сердцах.
Комментарий к Хвост виляет собакой
* Король Асмодей – могущественный демон, он сидит на Адском Драконе и держит в руках копьё со знаменем. Он идёт впереди всех, потому что первым избран под власть Амаимона (Amaymon). Он даёт Кольцо Силы, он учит искусству арифметики, астрономии, геометрии и всем ремесленным искусствам. Он делает непобедимым. Он показывает место, где лежат сокровища, и охраняет их.
** Матфея 27:11.
*** Матфея 19:13. Также цитируются выдержки из Послания к Евреям 10:37.
**** Цитата из пьесы Шекспира “Ричард II”.
========== Однажды в Республике ==========
Воистину, я – царь зверей!
О, если бы средь подданых не только звери были,
Я счастливо царил бы над людьми.
Шекспир. “Ричард II.”
В этой стране ничего не менялось. Как и во многих других. Как и во всем мире. Зачем веровать в очередные популистские лозунги и пафосные декламации? Людям скармливали иллюзию, чей запах завлекал миллионы невинных, но вкус заставлял морщиться от ощущения горечи на языке. Силы покидали общество, утрачивающего здравый смысл и рациональное мышление. Впрочем, было ли оно вообще? Деструктивный элемент интеллекта подрывал каноны традиционных общин. Казнь маргиналов и отщепенцев стала излюбленным зрелищем неприхотливой публики. Надо же заглушать голос разума, взывающий к человечности или отголоскам истины. А как еще можно это сделать, если не прибегать к излюбленным методам кнута и пряника? Хотя современная цивилизация быстро озаботилась созданием новой концепции власти. Пытки, ложь, шантаж. Вот фундамент структур, подвергнувшихся новомодным веяниям. Взращивание красивых, но скучных химер. Подмена понятий, перестройка декораций без внесения правок в общий сюжет. Красота заблудшего мира.
Умирающего мира, скатывающегося на самое дно непроглядной бездны.
Думаете, Республика чем-либо отличается от остальных стран? Изменения обходят нас стороной и торопятся найти более гостеприимное прибежище среди демократов или либералов? Кому-то иногда кажется, что оплотом стабильности является коммунизм или его маскирующиеся адепты во всех парламентах. Однако ни один режим не мог похвастаться постоянством своих принципов и догматов. И вы действительно ждете от них светлого будущего? Все везде одинаково. Бедность и голод, страдания и истязания, самобичевания и разрушенные надежды, захоронения талантов и лепрозорий осмеянных Богом планов. Бесчисленное множество банальных вопросов о смысле жизни, повальный отказ воспринимать любые ответы, раннее разочарование в принципах, ярое неприятие общественных устоев и прочие радости короткого существования. А затем – небытие. Печальный финал с не менее отчаянными попытками его приукрасить. Вознести смерть едва ли не к подножию трону Господнего. Бесконечно вещать о ее незыблемости и несокрушимости.
Вся эпоха сконцентрировалась на мрачных предчувствиях и фатальных предзнаменованиях.
Поскольку ничего не меняется, то не лучше ли взять судьбу в собственные руки? Голодные люди, сытая власть. Упование на чудесное грядущее считалось непроходимой глупостью без похвалы и сочувствия. Не желая строить далекое будущее, несчастные голодранцы сосредотачивались на укреплении фантомного настоящего. Поэтому празднословие стало своеобразной подпиткой и заменило потребность в анализе информации. Реальность расщепляли на атомы, но деньги еще не успели возвести в статус масштабно-национального божества. Ограничились локальными обрядами. Это бумажный мир, рыночный балаган. Религиозные убеждения искоренить не так просто. Эта выработанная столетиями привычка, помещенная в рамки благопристойности и ложной морали с извращенными заповедями, плотно окольцевала закоренелых обывателей. Им нравилась игра в праведников, благовидных носителей потрепанных одеяний, скрывающих КГБ-шный погоны и плетку на случай непредвиденных обстоятельств, требующих срочного решения.
Таков эстетизм созерцания жестокости. *
Став у руля ненадежного судна под названием судьба, патологические неудачники решились не вносить весомый вклад в науку, искусство или медицину. Кроме, разумеется, общепризнанного деградирующего ремесла. Им было проще образовать новую действительность, подгоняя под нее старые понятия чести, совести, преданности или же самопожертвования. Какое кому дело до чести пред ликом сверкающего долларами единобожия? Ни к чему удручаться из-за совести, ибо алчность есть спасение. Преданность не вечна и ценится меньше фритюрницы. А жертвенность ради идей или помыслов – пустая трата жизненных ресурсов. Таким образом получилось поколение людей, прячущих за сверхмодным сленгом нервозность, склонность ко лжи и имитации нормальности. Образ, ничем не отличающий от звериного.
Для таких печальных метаморфоз придумали секты, обещающие вечное блаженство загробных миров. Но на деле требующих надеть пояс смертников и броситься в скопление невинных детей на игровой площадке. Исключительно во имя божества с новым или старым наименованием. Подобные собрания так сильно недооценивают, совершенно упуская из виду истязания хрупкого мозга верующего и податливость его несозревших замыслов. Такими легко управлять, превращая в бесформенные, бездумные массы. Хватающиеся за виллы, топоры, коктейли Молотова и порванные стяги чаще, чем за плуг, тележку или кассовый аппарат. Их работоспособность равнялась нулю, но зато надо было отдать должное их уровню деструктивности, превышающий все мыслимые показатели так называемой нормы. В сущности, нынешние каноны масштабных религий, вопреки их обещаниям и заверениям, имели аналоги повсюду в рассыпающейся поднебесной. По-настоящему расщеплять атомы никто не научился. Всем хотелось красивой сказки о всепрощении, сулящей заманчивую награду. Пора предложить небесным жителям стартап по учреждению наградных медалек для верующих без тени сомнений. Возможно, они смогут обеспечить премию положительными отзывами. Или помогут усовершенствовать унылые посылы о непогрешимости всего светлого, даже с ржавыми, грязными налетами.
Но истинную суть обнажать боятся. Общество еще не готово к таким потрясаниям, а манипуляторы сознания не спешат поджечь тонкие ниточки, прикрепленные к бездумным куклам. Жаль, что он прекрасно разбирался в подобных вопросах, так как сам скрывался под сутаной священника, боясь приоткрыть завесу тайного лика коварного, беспринципного лицедея. Теперь правила резко поменялись, ведь он сам стал жертвой своей лжи, запутавшись в подтасовках вероучений и доктрин. Всех мыслимых и немыслимых. Для него больше не существуют грани между жизнью и смертью, подчеркнутые во всех Писаниях. Дорога в Чистилище размылась. Правда исказилась настолько, что стала правдивой ложью. Приобрела надежный механизм защиты от реальности, достоверности и фактичности. Все пропиталось фальшивой учтивостью и парфюмом отчаяния. С такими фаталистическими размышлениями о грядущем ему следовало бы оставаться в грязной церковной каморке и благословлять паству, а не сидеть на заднем сидении машины фальшивых пограничников между двух блюстителей порядка. Что будет дальше? Его доставят в Республику для судебного разбирательства? Или устроят самосуд где-то на отдаленной цветочной полянке?
Смиренно испросив разрешения поспать хотя бы пару часов, Рокуэлл стал объектом насмешек, но в конце концов получил желаемое и, облокотившись на оконное стекло, погрузился в беспокойный сон. Положившись на телохранителя, усаженного на переднее сидение под надзор начальника всей успешной операции, Пророк из одной ловушки перенесся в другую. Миновав Чистилище, он тут же угодил в Пекло, где бушевали порочные души. Где тлен, грязь и гниль сплелись в единый путь страданий. В этом месте Джозеф умирал и возрождался под пытками тысячи раз. Но не кричал. Не позволял мучителям наслаждаться криками пленника, сливающихся с какофонией отчаянных завываний прочих грешников. Пусть пресловутый король Баал, возомнивший себя владыкой Ада с неограниченными полномочиями, подавится своими изощрённостями! Он ничего не добьется. Лишь улыбки на устах спящего, прикованного цепями к каменными блокам. Рано или поздно все закончится. Он либо очнется в полном смятении и опустошении, либо не выдержит и повалится на сидения с сердечным приступом.
Бесславный финал теократического диктатора.
– Перестань, единственным официальным диктатором Центральной Европы могу быть только я, – раздавшийся из ниоткуда голос принадлежал старому нежелательному знакомому, вальяжно приблизившемуся к импровизированной Голгофе со своей фирменной снисходительной улыбкой. – Ты так ничего и не понял, верно? – огорченно покачав головой, мужчина достал нож и вонзил прямо в череп рогатого безликого садиста с впадинами вместо глаз. Поморщившись от вида брызнувшей крови, Маунтан легко перешагнул через дымящийся труп и уставился на хозяина сна. – Так кто же на самом деле убил короля Баала, мальчик мой? – разломав треснувшие оковы, Кассиус приблизился к сослуживцу и слегка коснулся указательным пальцем его вспотевшего лба. – Пора возвращаться.
Открыв глаза, Рокуэлл с удивлением огляделся вокруг и заметил, что находится в той же машине, посреди безлюдной лесостепи. Размяв затекшие мускулы, он поморщился от ударивших в лицо предрассветных солнечных лучей. Все осталось по-прежнему: серьезность конвоиров, насмешка судьбы и напряженность верного последователя, продумывавшего вероятный план побега. Губы священнослужителя дрогнули в полуулыбке. Они так суетятся. Встретившись с прищуренным взглядом Протектора, не до конца осознающего, с кем тот имеет дело, монах размял шею, после чего и откинулся на заднее сидение и положил обе ладони на колени. Поза смирения. Осталось закрыть глаза и нашептывать губами все известные молитвы, не провоцируя врагов на агрессию или, что еще хуже – на разговоры о тщетности познания разума через бытие. Блаженная тишина продлилась недолго. Главный офицер поудобнее устроил локоть одной руки на боксе, а другой придерживаясь за спинку кресла. Находясь в такой позе, мужчина упорно изучал чужие черты.
– Поверить не могу. Мы поймали великого Отца Джо, неуловимого террориста и сепаратиста, – включив маленькую салонную лампу, от чего большинство сидящих поморщилось, он достал из кармана корочку агента СБР. Вот оно что, они внедрились в стан Гуру и успешно паразитировали внутри организации. – Неуловимый Джо. Как думаешь, нас наградят?
– За особо опасных? Конечно! – подал голос задремавший пограничник, отвернувшийся к окну. – И по квартире могут выделить на берегу моря.
– Мы с Вами лично не встречались, господин Рокуэлл. Мы из другого подразделения, однако не проходило ни дня, чтобы Ваша слава не разносилась по всему южному лагерю. Вы сравнялись в величии с самим Гуру. Но, как и он, Вы скоро никому не будете интересны, – приподняв бровь, Джозеф ничего не ответил. Боль в висках то усиливалась, то отходила на задний план под давлением нужного здравомыслия. – Я так много слышал о Ваших похождения, святой отец. Говорят, Вы насильно забирали детей из семей, чтобы превратить в орудие своей фальшивой веры. Чтобы расширить свой нелепейший культ личности, построенный на лжи. – подавляя смешок от избыточной патетичности солдата с явными поэтическими наклонностями, священник не отклонялся от страгеии спасительного молчания. – И где же Ваш друг Майкл? Или лучше сказать – Михаил? – наклонив голову в сторону, преступник ожидал развязки. – Наверняка были Гавриил и какой-нибудь Рафаил? В такие игры Вы не прочь сыграть, да? Это ведь так воодушевляет. Они считают Вас богом. Думают, что Вы – бессмертны. Затягивает в чудесный мир, да?
– Знаете, что Александр Македонский сказал своим солдатам, когда получил серьезное ранение от стрелы? – наконец произнес арестант в сутане, вызывая удивление присутствующих. Офицер, скрывавший интерес под язвительной ухмылкой, отрицательно покачал головой. – Македонский всего лишь улыбнулся и заявил: “Вот, видите, это кровь, а не влага, которая струится у жителей неба счастливых”. Я вычитал это у Плутарха.
– Сравниваете себя с Александром Македонским? Смело. Вполне в Вашем высокомерном стиле.
– Отнюдь. Я лишь поддерживаю беседу, – пожав плечами, равнодушный ко всему пастор бросил взгляд на окно и задержал его на какой-то отдаленной точке. – А хотите еще историю? Из моего жизнеописания? Она вполне реальна. – не дождавшись ответа, он продолжил: – Пару лет назад я приехал в Столицу, впервые за долгие годы добровольного изгнания. И первое, что я увидел – был маленький грузовой прицеп, весь покрытый холщовой тканью. Поверх нее белой краской нанесли надпись – “Откровение, 16:3”. Знаете, что это за стих?
– Что-нибудь о возлюби ближнего своего или подставь вторую щеку?
– Второй Ангел вылил чашу свою в море: и сделалась кровь, как бы мертвеца, и все одушевленное умерло в море, – без запинки изрек Пророк, не отрывая расширившихся зрачков от чужого лица, мгновенно растерявшего весь апломб. – Мой нелепейший культ не считает меня бессмертным, богом или кем-то еще. Он знает, что я могу истечь кровью, – с этими словами Пророк высвободил праву руку из длинного рукава и поднес поближе к свету, демонстрируя россыпь мелких шрамов от порезов тонким лезвием. – Но они также знают, что я утопил в крови очень много врагов моей паствы. – расположенный спереди лик вытянулся и покрылся бледностью. – К слову, может, Вы читали или слышали, что автором Откровения, возможно, является некий Иоанн, который ни раз не встречался с Иисусом? По сути, все его писания – тоже своеобразный фейк. Как и Библия. Она насквозь пропитана ложью и обманом авторства легковерных шизофреников. Так чем мой обман хуже?
– Именно из-за таких отступников и еретиков, как Вы, она стала считаться такой! Посмотрите на себя – сидите в сутане, держите в кармане Писание, пересчитываете бусинки на распятии, – знал бы ты, что этим распятием когда-то задушили человека. – И превращаете все в абсурд! Подменяете понятия. Смакуете весь этот фарс! И пытаетесь наложить Ваш собственный бред на верования и фундаментальные законы! Думаете, что Вы святой? Сочетаете в себе образ Божьего адепта, при этом именуя себя хваленым Баалом, демоном и выродком языческих культов! Разве это не бред шизофреника?
