Текст книги "Свора (СИ)"
Автор книги: Hougen
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 65 страниц)
Скорее в долгожданном часе расплаты.
– Ты вернулся? – слегка озадаченный, но по-прежнему грубый голос отца напомнил о реальности. Даже не спросишь, как я себя чувствую? Не обратишь внимания на кровавое месиво, некогда имевшее вид цельной человеческой плоти?
– Хочу забрать деньги.
Пожав плечами, мужчина не стал препятствовать. Лишь критически осмотрел общее состояние возвратившегося сына и, по всей видимости, остался удовлетворенным, так как сразу отправился за очередной бутылкой. Дверца открывшегося холодильника протяжно заскрипела – сколько он себя помнил, ее никто не удосуживался починить за двадцать лет – в результате чего оттуда была извлечена почти нетронутая бутылка водки. В сущности, его нельзя винить за такие пристрастия. Не то чтобы Мануэль не был знаком с таким понятием, как осознанное саморазрушение, совсем наоборот. Однако есть большая разница между систематическим неудачником, вечно ноющем о несправедливости жизни, и невинным мальчишкой, понимающим, что так жить нельзя. Потом это переросло в осознание, некое просвещение. Сформировало совершенно противоположную адвайту.
– Конечно, тебя всю жизнь только деньги и беспокоили, – для поддержания равновесия Волкер-старший облокотился на дверной косяк и скрестил руки на оголенной груди, при этом наблюдая за действиями сына. – Когда в последний раз ты навещал ее просто так? Ты знал, что она болела.
Сохраняя то же ледяное молчание, Арман продолжал собирать разбросанные по полу купюры с изображенным на них суровым лицом Президента. Бывшего. Потянувшись за сумкой, лежавшей возле старого дивана, юноша на секунду задержался. Перебитая нога заныла еще сильнее, когда он наклонился вперед и, придерживаясь ладонью за подлокотник, поцеловал умершую маму в лоб. Ее сухая, истрескавшаяся кожа пропахла дешевыми медикаментами. Но на лице оставалась до странности безмятежная улыбка. Какую он будет помнить до конца. Квинтэссенция смерти. Ее безоговорочный триумф и радость от того, что она наступила. Невероятно. Тогда он внезапно все понял. Это было второе откровение за сегодняшний бесконечный день.
В последний миг наступает принятие неизбежного. А затем – явное облегчение. Сначала они боятся. Но этот страх мимолетен. Ведь с ним так легко покончить. Зато они увидели, кем были все это время. И поняли, что не стоило так отчаянно цепляться за жизнь.
– Неужели он недостаточно хорошо тебе платит, раз ты решил вернуться?
Перенеся вес на здоровую конечность, будущий Регент взглянул на отца. Биологического. Их не связывало ровным счетом ничего, кроме клеток ДНК. Это даже не их выбор. Свой Арман сделал давным-давно. Не совершая резких движений, он осторожно выпрямился. Ломота во всем теле уже воспринималась как данность. Он колебался. Остатки совести пытались отогнать подступающий к сердцу мрак. Дай мне повод не делать этого. Молю тебя.
– Во всяком случае, ей повезло. Она умерла прежде, чем увидела, в кого ты превратился.
Видит Бог, он пытался. Одного резкого прыжка вполне хватило, чтобы добраться до застывшей фигуры в дверном проеме. Адреналин разогнал кровь до непозволительной скорости, заглушив боль, страх и милосердие. Вонзив острые края бутылочного осколка в незащищённое мужское горло, Волкер задрожал. Он уже делал так раньше. Это не первое убийство. Казалось, жертва подозревала о грядущей катастрофе – отсутствие удивленного выражения свидетельствовало об этом. Вцепившись в локоть собственного убийцы, мужчина захрипел. Стекло вошло под кожу, не щадя артерий. Через минуту все помещение залилось кровью, брызжущей фонтаном. Отверстие в горле, изорванном на части, то сжималось, то разжималось.
И снова этот необъяснимый миг принятия. Какого-то нездорового смирения. Сделав два шага назад, Арман рухнул на испачканную плитку. Все закончилось так быстро. Тело убитого сползло по стене, все еще дергаясь в предсмертных конвульсиях. Отвратительное зрелище. Он так долго прятал за спиной подобранный заранее осколок, так отчаянно жаждал выбросить его подальше, избежать печальной участи отцеубийцы. Но рука предательски дрогнула. Он не сожалел. Просто закрыл глаза и облокотился на сумку с деньгами, позволяя себе отключиться.
Наконец-то.
Мышцы живота немного напряглись, почувствовав прикосновение теплых женских пальцев. Протяжно вздохнув через сжатые зубы, Волкер постепенно расслаблялся. Она целовала его зигзагообразный шрам. Тот самый, нанесенный неумелой рукой полупьяного халдея. Виктория нечасто акцентировала на нем внимание. Лишь в самые мрачные времена. Всего лишь попытка сбежать от ненавистного мира, переполненного внутренними конфликтами. Но так лучше. Значит, она доверяет ему настолько, что не скрывает свою уязвимость.
– Я тоже убил своего отца, – прошептал Мануэль, прежде чем ощутил на себе изучающий взгляд. Он сам не знал, почему вдруг решил открыть одну из своих самых страшных тайн, погребенных в залежах подсознания. Вместо ответа – длительный поцелуй. Такой же неразрывный, как и их связь.
Эта Сторона, Эдем.
– Сраные ублюдки! Ебаные козлы! – с каждым новым глотком ругательства Долана становились все изощренней. Не находя себе места среди многочисленных пустующих кресел в главном зале, мужчина просто наматывал круги по узорчатому ковру и, периодически возвышаясь над другим безмолвным зрителем, яростно жестикулировал: – Меня одного это раздражает? Одного просто бесит это поганое бездействие? И эти долбанные часы?
– Может, ты все же присядешь? – вежливо поинтересовался Лоуренс, апатично перебрасывая трость из руки в руку. Он сам не переносил затянувшейся тишины, нарушаемой треском камина. Кто-то постоянно подкидывал в огонь свежих поленьев и смятых бумажек. – Ты раздражителен и раздражаешь других.
– О, давайте подумаем над причинами вместе! Может, это потому что у меня пытаются отобрать весь бизнес? Потому что одно из самых доходных казино этой говенной страны, принадлежащих мне, было сожжено дотла? Или потому что из-за ебучего комендантского часа я не могу сходить домой и элементарно принять душ?
– Чем тебя не устраивают наши хорошо оборудованные ванные? – не отрываясь от презанятной книги, Маркус демонстративно закинул ногу на ногу и перевернул пожелтевшую страницу. Очки, небрежно приспущенные на переносицу, выгоднее подчеркивали его волкоподобный профиль. – Или ты не можешь уснуть без привычного смрада от соседствующего квартала со шлюхами?
– Я смотрю, мои проблемы забавляют тебя, Марк? Так давай посмеемся вместе, – Кларк рискнул нарушить личное пространство незаинтересованного в беседе Консультанта и почти наклонился над книгой. Их глаза встретились: равнодушная зелень и полыхающий каштан. – Клянусь Богом, если ты еще раз дотронешься до этой херни, я разобью ее об твою голову! – не оборачиваясь, Долан сделал предупредительный жест эдемовцу, потянувшемуся к песочным часам, чтобы еще раз запустить механизм.
– Послушай, мы уже много раз это обсуждали. Виктория попросила нас всех оставаться здесь, до особого распоряжения. Мне очень жаль, что твоя собственность немного пострадала, но выйти отсюда ты не можешь. Наших людей выслеживают и систематически отстреливают на улицах. Я бы солгал, если бы сказал, что буду скорбеть о тебе, но приказ есть приказ.
– Так ты у нас стал законопослушным подданным? Виктории же здесь нет. В прошлый раз тебя это не остановило. Почему сейчас не приберешь власть и не избавишься от меня? Или союзников поубавилось?
– Долан! – Боунс, не спешивший принимать чью-либо сторону, все же повысил тон. Его грузное тело, продавившее кресло, казалось скорее нелепым, чем внушительным.
– Продолжай играть со своей тросточкой, Ларри! – пригладив уложенные волосы, полицейский отошел к массивному кованому столу посреди комнаты и подобрал одну из пачек сигарет. Здесь их оставляют сердобольные курильщики, на любой вкус и цвет. – Каждый приносит пользу этому миру. Наша несравненная Королева отправилась на поиски спасательной шлюпки для тонущего корабля под названием “Эдем”. Отец Джо объявил крестовый поход двадцать первого века. Ты прочел уже четвертую книгу подряд, если я не сбился со счета. Этот парень почти дописал свою, – кивком головы Кларк указал на Господина Никто, безмятежно погруженного в царство сюжета и безуспешно пытающегося незаметно перевернуть часы. – Надеюсь, я в ней не окажусь. Впрочем, вы все – мои идейные вдохновители. Глядя на вас, просто не хочется сидеть без дела.
– Ты много говоришь, – констатировал Салливан, игнорирующий очевидные выпады мятежника. Его самого итак отстранили от командования. Ухудшать положение не стоит.
– Зато ты впервые послушаешь кого-то, кроме себя самого, – поставив ногу на перегородку стола, Кларк извлек из кармана помятого пиджака серебряный значок и принялся рассматривать. Дым от сигареты мгновенно затянул все пространство вокруг, создавая безопасный купол. – Жаль, что я остался взаперти с ханжами, нытиками и безумцами, – утомленный взгляд прошелся по лицам всех присутствующих, внезапно зацикливаясь на человеке в дальнем темном углу. – Джекпот, не так ли? – приблизившись к черному кожаному дивану, на котором, вытянувшись, расположилось мужское тело, Долан облокотился на стенку и взглянул на слушателя сверху-вниз. – Эй, Гудвин! Скажи-ка мне, а ты с оружием обращаться умеешь?
– По официально подделанным документам я принимал участие в одной из тех войн на Востоке, но, по совести говоря, предпочитал заниматься валютой и контрабандой. Знаешь, сколько я мог заработать на перепроданной гуманитарке? – не открывая глаз, Себастьян подложил руки под голову и размял шею. – А когда официальной валютой стал доллар… славные были времена. Но стрелять все же приходилось, однако не возлагай на меня особых надежд. Я тебе не чертов Джон Уик. ******
– То есть, ты преимущественно разглагольствуешь о жизни?
– А еще я пью. И, как видишь, до сих пор выживаю.
– Это легко исправить, – затянувшись, бывший шеф полиции снова окутал себя сизым дымком, после чего затушил окурок об пепельницу. – Поднимайся. Сегодня твой счастливый день. Устроим увеселительную поездку по моим любимым местам. Хочу напомнить этим провластным уебкам, на что способны разъяренные псы.
– Боюсь, я не могу этого допустить, офицер, – нарочито официальным тоном заявил Маркус, тут же отложивший чтение и поднявшийся с кресла навстречу двоим неожиданным сподвижникам. – Ты можешь распоряжаться своей жизнью, как тебе захочется, Кларк. Но вот ставить под угрозу жизнь нашего кандидата в мэры ты права не имеешь.
– Разве его кандидатура была официально выставлена? – приобняв Гудвина за плечи, мужчина едва ли не повис на нем. Словно не хотел расставаться с родственной душой. – Или ты подделал и эти документы, разбойник?
– Я не расположен к шуткам, офицер. Оставь Гудвина в покое и сядь на место, – адвокат с трудом сдерживался. Раньше обширные полномочия заместителя вожака давали ему право диктовать правила игры. Но не сейчас. – Ты меня слышал?
– Марк, я давно хотел тебе сказать – сходи нахуй, – выговорив последнее слово по слогам, Долан широко улыбнулся и слегка поддался вперед. – И перестань называть меня офицером. У нас тут аристократическое сообщество, а не прокуренный полицейский участок, – лицо Салливана чуть вытянулось, усиленно контролируя первые признаки ярости. – Что такое, Марк? Хочешь ударить меня? Не забывай, что насилие над своими в стенах клуба запрещено. Ты придумал эти правила, не я. – сжав кулаки, Консультант склонил голову, неотрывно глядя на зарвавшегося участника. – Давай лучше спустимся вниз, на псарню. Решим все проблемы там. Или ты боишься заснуть во время процесса?
Нарастающее напряжение можно было терзать клыками. Невольные свидетели конфликта сразу затихли, образуя зону безмолвия. Господин Никто, жадно впитывающий каждый жест будущих героев своей многотомной трагедии, попутно исписывал чистые листы бумаги. Боунс усиленно пытался найти выход из сложившейся ситуации, но так не вовремя занывшая искалеченная нога серьезно осложнила задачу. Гудвин, находящийся под действием вредных примесей, все же собрал недостающие детали мозаики и осознал, во что ввязался. Предусмотрительно отойдя на два шага назад, он избрал роль стороннего наблюдателя. Остальные поддержали его позицию.
– Я устал сидеть взаперти и пялиться на твое вечно недовольное ебало. Мне осточертела вся эта подпольщина. Хочу на свежий воздух. Хочу отправить парочку ублюдков следом за всей нашей павшей братией, а заодно и привести дела в порядок. Хотя бы номинально. Разве я не имею на это право?
– Возьми мою машину, – неожиданно громкий голос, словно спасительная молитва, разнесся по всему центральному залу, заставив многих вздрогнуть. Кларк, не особо впечатленный маневром непрошеного гостя, все же соизволил развернуться, чтобы поймать летевшие в него ключи. – Ты выбрал удачный момент для вылазки. Недавно объявили штормовое предупреждение. – Томас спустился на несколько ступенек ниже, чтобы показаться перед благородной публикой. Все глаза были устремлены на него, новоявленного лидера Своры. – Не боишься утонуть в море?
– Это я – море, – сжав ключи в кулаке, Кларк умышленно поклонился благодетелю, признавая, таким образом, его незыблемый авторитет. – Идем со мной, Себастьян. Выберешь себе ошейник по вкусу.
Придерживаясь рукой, спрятанной под перчаткой, за перила, Том заложил другую руку за полу выглаженной полосатой жилетки. Традиционная белая бабочка лишь усиливала образ второго Эдемского Бога, стоявшего вполоборота и провожающего удаляющиеся фигуры уставшим, немного апатичным взглядом. Впоследствии он перевел его на Маркуса, все еще стоявшего посреди комнаты. Сняв очки, юрист задумчиво поднес их к губам и закусил наконечник. Нужно принять таблетки. Поймав на себе изучающий взгляд Ридуса, он расправил плечи и вернулся к своему креслу. Им не о чем разговаривать. Ничто не связывает их, кроме непримиримой вражды за одно из самых желанных мест во всей Республике. И Виктория предпочла отдать его ограниченному мальчишке, едва знакомому с положением вещей.
Абсурд.
Комментарий к Подпольная империя
* Цитата Роберта Оппенгеймера, разработавшего первые образцы ядерного оружия.
** Бело-голубой флаг – намек на официальную символику ООН.
*** Даниил 6:22.
**** Седекия – последний царь Иудеи, захваченный в плен вавилонским царем после своего побега из осажденного города.
***** Ахав – царь Израильского царства, переставший поклоняться Яхве.
****** Джон Уик – вымышленный персонаж одноименного фильма, профессиональный киллер.
========== Глубокий сон ==========
Сквозь грядущего прошлого мрак,
Чародей разглядеть стремится,
Выход единый меж двух миров.
Огонь, иди со мной.
Они приходили к ней каждую ночь. Являлись во снах, превращая их в кошмары. Разговаривали, переходили на устрашающий шепот или бешено хохотали. Иногда приобретали людскую форму. Их нескончаемые обвинения перемежались с резкими требованиями начать действовать. Здесь и сейчас. Просыпаясь по утрам с жуткими головными болями, она с трудом могла описать своих ночных посетителей. Их образы слишком размытые, слишком хаотично-ирреальные. Монстры и твари. Сотканные из иллюзий уставшего разума. Извращающие реальность и уничтожающие все на пути своей загадочной цели. Неизвестно, какие из них были страшнее – видения давно умерших или никогда не существовавших? Первые, как правило, редко прорывались под покров сонного купола; вторые же играли на опережение и встречали заложницу хищными оскалами-улыбками.
Они походили на псов.
Ей следовало обратиться к врачам и узнать причину нарушения сна. Но в какой-то момент она начала убеждать себя, что все происходящее имеет особое значение. Самовнушение – воистину мощное оружие, даже в неправильных руках. Убедить себя в том, что отклонение от нормы – это своеобразное клеймо избранного, не составило особого труда. Так Виктория создала вокруг себя некий бастион самопровозглашенной уникальности. Ее девизом стала отрешенность от мирской чепухи и прочих недостойных отшельницы занятий. В последнее время дела Своры относились к их числу. Особенно в те дни и ночи, которые она проводила под крышей почтенного Регента. А ведь когда-то он тоже страдал от нездоровых сновидений, вынуждавших его вскакивать среди ночи и наматывать круги по гостиной, освещенной слабыми отблесками полумесяца. Их связь только начинала крепнуть, расползаясь невидимыми нитями по хрупким нервным окончаниям, сплетая всю систему воедино.
Вполне вероятно, что они делили одну боль на двоих. Ежеминутно сгорали в котле от осознания собственного величия, сопряженного с монументальным одиночеством. По крайней мере, такая картинка мироздания примелькалась им за пятнадцать лет. Пока их отношения, основанные на взаимном скучающем интересе, не переросли в нечто не поддающееся классификации. По сути, их никто ни к чему не обязывал. Разумеется, секс значительно увеличил амплитуду пространства их взаимодействия, но не стал решающим фактором. В конце концов, они могли заводить тысячи любовников и любовниц на одну ночь или же арендовать их на более долгий срок с гарантиями неразбитого сердца. Так оно и было в самом начале. Пока оба главных действующих лица всей этой футуристической трагедии не обнаружили у себя под кожей мощный магнит, равнодушный ко всему окружению за исключением одного конкретного человека.
Нерасторжимая бинарная связь.
Со временем все становилось сложнее. К тому же, положение существенно ухудшал возраст. Им просто надоело возвращаться в пустые квартиры, находиться в компании пустоголовых болтунов и утопать в море алкоголя при содействии вечно мрачного Города. Возникла потребность в таком доселе инородном комфорте. Иначе никак не объяснить тот факт, что Виктория оказывалась на пороге его квартиры при любой удобной возможности. Не ради того, чтобы заглушить поганые голоса, медленно стачивающих мозг, а чтобы разделить редкие мгновения радости. Если бы весь мир внезапно охватило пламя, они бы не заметили пепелище вокруг себя, слишком увлеченные друг другом. Их магниты, явно впаянные в сердце, переставали рвать кожу на куски лишь тогда, когда были рядом. Это не мешало им пытаться отгораживаться от избыточной эмоциональности при помощи интриг, цинизма, дрязг, притворной ненависти и других искусственных барьеров.
Однако месяцы разлуки четко продемонстрировали, что все это – сплошная бравада. Они нуждаются во всей этой любовной чуши, в которую усиленно старались не верить, больше, чем в кислороде. С такими разрушительными амбициями и невозможностью разделить их с кем бы то ни было, все перестает иметь значение. Поэтому Маргулис лежала именно в его постели, впитывала его запах и прижималась к его теплому телу. Ровное сердцебиение в чужой груди успокаивало, заставляло впадать в полудрему. Забавно, но в темное время суток мужские черты лица разглаживались, следы привычной тревоги и изнурительной борьбы исчезали. Им на смену приходило странное, непривычное умиротворение.
Никто бы не поверил, что Кардинал может быть таким.
– Снова увлеклась? – приглушенный бас раздался над самым ухом встревоженной женщины. Ей не составило труда узнать его владельца благодаря привычным грубовато-авторитетным ноткам. – Забыла о своей первоначальной цели?
Приподнявшись в кровати, Виктория осторожно высвободила себя из объятий мирно спавшего любовника, чтобы принять сидячее положение и вглядеться в размытый силуэт в самом дальнем углу огромной комнаты. Райджел, вальяжно откинувшись на высокую спинку кресла, постукивал указательным пальцем по подлокотнику. Тяжелый взгляд изучал племянницу, выпрямившуюся и накинувшую на плечи плотную ткань одеяла.
– Когда-нибудь ты поймешь, что у тебя есть только я. Твоя семья.
– Но ты мертв.
Интересно, знал ли он об этом? Или Та Сторона мгновенно стирает все границы между мирами, превращая воспоминания в прах? Она не шелохнулась, не отвела глаз и не схватилась за резко разболевшуюся голову. Ей одновременно хотелось проснуться и задержаться подольше.
– Сны не то, чем кажутся, – наклонив голову, Флоррик шумно выдохнул. В полумраке его бледное лицо с выступающими желтоватыми скулами казалось неестественно живым. Словно он правда сидел перед ней и наставлял на путь истинный своим отечески-менторским тоном. – Они тоже хотели прийти, но не смогли.
– О ком ты говоришь?
– Тебе здесь не место, – вновь проигнорировав собеседницу, мужчина слегка поддался вперед. Резкое движение вынудило Магулис вздрогнуть и сжать край одеяла. – Уходи, пока не поздно. Ты проиграешь. Как и Майкл.
Иногда ей казалось, что она постепенно забывает, как выглядел ее муж. Фотографии и портреты не помогали удержать в памяти образ любимого человека. Виктория могла прикоснуться к раме или полотну, но это лишь неодушевленные предметы. Иллюзия ощущений. Она больше никогда не сможет коснуться его лица, провести пальцем по линии губ, полузакрытым векам и лбу, начавшему покрываться морщинами. Таким ей запомнился Майкл Перри.
Единственный, кого она любила по-настоящему.
– Я не могу уйти. Ты сам настоял на том, чтобы я осталась. Выбор давно сделан.
– Иного я от тебя не ожидал, – она готова была поклясться, что Райджел улыбнулся уголком губ. Только улыбка была печальная, будто бы смирившаяся с неизбежным. – Значит, они были правы – ничего изменить нельзя.
– Видимо, нельзя.
Закрыв глаза, мертвец просидел в безмолвии несколько минут, тянувшихся целую вечность. Хотя сам он существовал за пределами этих абсолютов. Тиканье часов, висевших на стене, неустанно напоминало о безжалостности времени. Его практически не осталось. Ни у кого из них. Флоррик, последний раз окинув помещение равнодушным взглядом, поднялся с кресла и подошел ближе к приоткрытой двери.
– В таком случае позаботься о моей собаке. Она символизирует собой жизнь, – кивнув, Маргулис проводила ночного гостя до дверного проема, перед которым он застыл на долю секунды. – Ты должна беречь себя.
– И ты – себя? Виктория хотела это сказать, но промолчала. Какой смысл желать подобное тому, кто уже мертв? В течение длительного времени Перри неподвижно сидела в одной позе, глядя в кромешную тьму. Очертания предметов расплывались перед застланными пеленой глазами. Упадок сил пришел так внезапно, что вдова не заметила, как снова провалилась в сон. Или в одну из параллельных реальностей, спроектированных высшими материями, недоступными простым смертным. Или же вся ее жизнь, по сути, являлась сплошным сном. Сном, который она видела в запертой комнате.
Сном, в котором она была человеком.
Солнечный свет, заливший часть прямоугольного помещения, распространил лучи на простыни и коснулся незащищенной кожи. Зима наконец-то заканчивалась. Скоро Республика позеленеет, зацветет и заиграет яркими красками. В такие периоды Страну можно назвать жизнеспособной. Если забыть о фундаменте из крови, костей и страданий собственных граждан. Жаль, что никого не волновали такие несущественные подробности, не имеющие значения перед красотой самой природы. С приходом тепла люди становились более податливыми. В них погибал этот фермент неподчинения, заложенный в саму природу индивидуума.
Какое расточительство.
Окончательно проснувшись, Виктория осознала, что лежала одна. Вместо согревающего тепла остались измятые простыни и ощущение пустоты. Неприятный холодок прошел по спине, однако приглушенные звуки работающего телевизора, доносившиеся из зала, предотвратили начавшую возрастать панику. Одиночество бы добило ее. А наличие Армана неподалеку приносило почти что извращенное чувство удовлетворения. Приняв душ и смыв с себя остатки вчерашней острой боли вместе с муками совести, женщина извлекла из белого ящика свой халат. Большинство ее вещей переместилось в квартиру Советника. Свою Королева воспринимала как напоминание о светлых днях, закончившихся больше пятнадцати лет назад. А раскладной диван в офисе клуба представлял собой некий перевалочный пункт. Нередко падая от усталости, она даже забывала стелить на нем простыни и засыпала прямо в одежде.
На удивление, ее пробуждения ждали только три пропущенных звонка. Новый антирекорд. Что же, по всей видимости, Томас отлично справляется со своей должностью. Быть может в будущем Виктория передаст ему бразды правления, когда полностью отойдет от дел. Без чужой помощи, она надеялась. Потратив еще полчаса на то, чтобы привести себя в порядок, Маргулис вышла из ванной в необъяснимо приподнятом настроении. Странное состояние для того, кто убил своего родного отца. Последнего представителя некогда великого клана. “Это то, кто мы есть”. Фраза, изменившая отношение ко всему: жизни, смерти, ненависти, любви. Она оправдывала бойню и резню. Возвеличила алчность, нивелировала лицемерное благородство. Подменила абсолютно все понятия.
А ее прославленный автор, не подозревающий о таких разрушительных последствиях, спокойно сидел на диване и пережевывал очередную вредную пищу. Вокруг валялись десятки полупустых бутылок, чье содержимое образовало адскую смесь около ковра. Квартира провоняла дорогим алкоголем и сигаретами. Отвратительное сочетание. Особенно с утра. К счастью, Волкер решил дать измученному организму отдохнуть и пил исключительно газированную воду. Почувствовав чье-то присутствие, Регент обернулся и прищурился, а затем позволил широкой улыбке украсить внешне уставшее лицо. В ответ он получил точно такую же, но менее уверенную. Она до сих пор пыталась понять, почему пришла сюда.
Неужели это любовь?
– Твоя ванна в ужасном состоянии. Что ты с ней сделал? – забавно, как им все еще неловко начинать разговор после ночных откровений. Такие бывали нечасто.
– Тебе лучше не знать. Через пару часов я позвоню домработнице. Здесь не помешала бы легкая уборка.
Легкая? Ты же разворотил половину квартиры.
– Ты принимаешь лекарства? – улыбка мгновенно исчезла, уступив место нарастающему гневу. – Я поняла, глупый вопрос.
Проигнорировав красноречивый оскал, Виктория прошла на кухню и достала из верхнего ящика пузырек. Их связь не предусматривала таких гротескных домашних сцен, но какая разница? Если не принять необходимые меры, то он потеряет контроль и перестанет быть полезным. Так вдова утешала себя уже пять лет. Положив вытянутые пилюли синего цвета на стеклянную поверхность стола, Маргулис скрестила руки на груди и склонила голову. Препираться, негодовать и кричать бессмысленно – пройденный этап.
– Вчера твои люди тоже времени даром не теряли, – высокомерно усмехнувшись, Кардинал не спешил брать предложенные таблетки. Впрочем, игра на малочисленную аудиторию длилась не очень долго: в конечном итоге он все равно их принял, запив газировкой. – Разворотили деревню на окраине Города, уже десять лет занимающуюся производством наркотиков для Мастерса. Мало кто решался так откровенно подрывать его авторитет, – охрипнув от большого глотка, Арман прокашлялся. – Устроили настоящую погоню и перестрелку со звероловами. А потом, как ни в чем не бывало, дали пресс-конференцию, где объявили о выдвижении кандидатуры Гудвина на пост мэра.
Черт возьми. Она явно переоценила возможности Тома.
– Я думала, ты отошел от дел.
– У меня все еще осталось некоторое влияние, – дожевав кусок пиццы, Мануэль демонстративно взял пульт и переключил на первый попавшийся канал. – Это объявление транслируется по всем национальным каналам. Сложно пропустить, – несмотря на отсутствие звука, Маргулис могла с уверенностью сказать, что Гудвин держался уверенно. Его хорошо натренировали. – Полагаю, ты об этом не знала. Вот что бывает, когда спускаешь псов с поводка.
– Это была просьба Маунтана. Я просто ее исполнила. А так как наш предыдущий кандидат явно выбыл из гонки, пришлось импровизировать.
Она оправдывалась. И до сих пор не понимала, как у него выходило заставлять ее робеть и запинаться. Хотя они друг друга стоили в этом плане. Фыркнув, Волкер облокотился на подушку и подложил руки под голову, прикрыв глаза. Так он обыкновенно погружался в раздумья, генерируя революционные идеи и вынашивая гениальные планы. Женщина не стала вмешиваться в этот увлекательный процесс – ее внимание привлекли разбросанные у телевизионной тумбочки фотографии. Опустившись на пол, Виктория подобрала одну из них и, приглядевшись, тут же показала снимок Арману через плечо.
– Боже мой, это ты? Сколько тебе здесь было?
– Скорее тот, кем я был раньше, – выдавив трагичную улыбку, политик нехотя взглянул на снимок и невольно вспомнил о самом противоречивом периоде своей жизни. Какая редкостная чушь. – Думаю, не больше двадцати одного.
– У тебя были добрые глаза, – вздрогнув, Регент предпочел игнорировать неуместное замечание. Но проигнорировать Викторию, севшую рядом, было сложнее. Она вряд ли вкладывала какой-либо глубокий смысл в свой комментарий, но, сама того не подозревая, полоснула по старым ранам. – Это Кассиус?
– Да. А это Мастерс, – постучав пальцем по человеку с хищной улыбкой, Волкер перешел к еще одному персонажу, которого женщина прежде не видела. – Возле него – мой второй наставник. Джеймс. Ты его не знаешь, он давно уехал. Основатели дивного нового мира на фоне печально известной Ратуши. – Маргулис с нескрываемым интересом проникала в эту часть жизни своего многолетнего любовника. На снимке он казался потерянным мальчишкой, не успевшим познать ни любви, ни радости. Уже тогда Маунтан постепенно кромсал его разум, превращая в монстра. – Изучаешь мои добрые глаза?
– Скорее удивляюсь тому факту, что никто не воспользовался представившейся возможностью и не покорил твое сердце. Это бы многое упростило, – отсутствие щетины явно омолаживало еще не сформировавшееся юношеское лицо, а взъерошенные темные волосы раньше росли куда-то вверх. Но вот глаза ничуть не изменились – все тот же странный голубоватый оттенок с примесью чего-то холодного, словно корка льда.
– Многие пытались, но ни у кого не получилось, – Королева ощутила теплое мужское дыхание в области предплечья. Встретившись взглядами, они просидели в таком положении пару секунд, прежде чем Мануэль осторожно забрал у нее ценный фрагмент памяти и, поднявшись, спрятал обратно в ящик. – Знаешь, эта фотография была сделана за пару недель до Революции.
Своеобразная насмешка над прошлой властью, которой осталось просуществовать считанные дни. Как славно. На вкус была точно победа. Адреналин в крови зашкаливал. Вера в непогрешимость всех заученных уставов процветала. Луч надежды пробивался сквозь бесчисленные потоки кровавой грязи. Попутчики любой революции.
– Не вовремя ваш человек пустил себе пулю в лоб – сейчас бы не пришлось пялиться на Гудвина, – нотки полусерьезного раздражения не ускользнули от бдительной Виктории, закатившей глаза и повернувшейся к телевизору, где все еще висело изображение кандидата. – Кому, говоришь, пришла в голову эта гениальная идея? Лучше увольте своего промоутера.
