Текст книги "Свора (СИ)"
Автор книги: Hougen
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 65 страниц)
Но не услышат и не помогут,
Мертвые Боги.
Би – 2.
Война все-таки произошла. Гражданская или мировая – никто так и не понял. Одно стало ясно – все устоявшиеся общественные парадигмы отныне погребены под обломками некогда мощных фортификационных строений. Когда ты сознательно возводишь стены, дамбы, и отгораживаешь себя от медленно сгорающего мира, ты ничем не лучше тех, кто подносит спички к слабому огню и наслаждаются невиданным шоу. Потому что ты прятался и отмалчивался, выглядывая из щели в попытке вдохнуть отравленный трусостью воздух. Ты утверждаешь, что тобой руководит лишь примитивный инстинкт самосохранения, свойственный человечеству. Жалкие оправдания. Ведь ценность твоей шкуры определяется тем самым обществом, от которого ты закрылся. Не тобой. А ими. Если кто-то скажет иначе – тот и выиграет тендер на строительство нового забора. Еще он может постелить твою шкуру у входной двери своей безопасной крепости. Может быть, он даже великодушно раскроет свои двери перед обманутым братством, отказавшимся от свободы ради одной лишь иллюзии защищенности.
Предали ли они какие-то идеалы, вознесенные на пьедестал человеческого Разума? Возможно. Нужны ли были эти идеалы в принципе? Вероятно. Не стоит недооценивать привлекательность универсальных общечеловеческих принципов. Эта масштабная по своему влиянию ложь может затмить любое эффектное промывание мозгов среднего класса вместе с трогательными речами о национальных идеях. Раз среднестатистическому гражданину хочется слушать высокопарную бредятину очередного инфантильного политикана в порядком изношенном костюмчике – разве может кто-то отчуждать это священное право идти на заклание? Раньше жертв хотя бы отдавали на растерзание демонических сущностей, взамен дарующих яркое солнце над головой и урожай на склад. Сейчас мы возвеличиваем лживых богов, почему-то отполированных до блеска монет. Золотых, разумеется. Самым забавным является тот факт, что мы еще и продаем молитвы этим псевдо-спиритам за вышеупомянутые монеты.
Мы превращаем свои природные, неотчуждаемые права в обыкновенный товар для бартера. По самой выгодной цене, с учетом инфляции и бушующего в мире коронавируса, мы продадим весь набор патриотических душ. Оптом, иначе смысла покупать экономический диплом не было. Это тоже своеобразное вложение, позволяющее обманывать государство совершенно бесплатно, за исключением небольшой пошлины в общий карман таких же необразованных кретинов, только с корочками. Еще по специальной скидке мы присовокупим к кучке славных патриотов, стоящих за правое дело, парочку обскурантов. Они на самом деле даже даром никому не нужны, кроме любителей всяческих извращений над прогрессом и видимости разнополярного общественного мнения. Забирайте всех, освобождайте затхлые погреба! Негоже передерживать сорта алкоголя и бомбы замедленного действия.
Так давайте! Чего вы ждете? Спешите в дивный новый мир на горе Сион! Мы накормим лучшими пустыми обещаниями и угостим толикой вдохновляющей поэтичности на грани фатализма. Ведь клиент всегда прав. А гражданин – всегда мертв. Либо духовно, либо физически. Если ваша душа, не попавшая в сети искусных ловцов и не проданная на том же рынке по дешевке (нынче жизни ценятся куда меньше зарядки от телефона), то у вас есть уникальная возможность получить еще и развлечения! Эдакую Хэллоуинскую церемонию без переодеваний. Ибо маски уже настолько въелись в подкожный жир, что отдираются только с завещанием или с приходом новой власти. В нашем неподражаемом театре запуганного зрителя вы найдете занятный репертуар. На сцену выбегает целая скандирующая толпа, сокрушающаяся по поводу военных действий на ближних рубежах. Они экстравагантно падают ниц перед огромным троном и наперебой читают псалмы о любви к ближнему, попутно следя за курсом доллара. В это же время над ними посмеиваются царедворцы, фотографируясь на фоне протестов, пока из казны выносят ценные бумаги. Бывает, в толпе мелькнет чье-то преисполненное праведного гнева лицо и тут же пробьется к трибуне в попытке ораторствовать о высоких материях и системе ценностей. Скукотища. В предсказуемом финале его стащат вниз, изобьют ногами, а потом отправят посредником к вышестоящим. Всем тем, кто озорно поглядывает на собрание и фотографирует. Дабы сократить рассказ раза в три, а то и в четыре, немного ускорим процесс трансформации изолированной жертвы людского гнева. В конце он становится одним из башенных болванчиков и помогает выносить мешки наличных из государственного сейфа.
Занавес.
Если вы не фанатеете от остросоциальщины, то в наших силах предложить нечто экзотическое. На любителя. Представьте раненного солдата, лишенного ноги и адекватного заработка, на поле боя в окружении разворочанных снарядами мертвяков. Такое визуализировать легче, так как не требуется включать воображение на полную – мы же видим такие сцены каждый день. Проще их игнорировать, конечно, но свой отпечаток они оставляют. В общем, несчастный герой ползет в сторону прекрасного картонного заката – на реквизиты не всегда хватает денег. Для этого ведь и существует чертово воображение! Дополнительным налогом оно не облагается. Пока что. Но все бывает в первый раз. Понимая, что выхода нет, брошенный на произвол судьбы гражданин безымянной страны, поминающий ее чаще, чем мать родную, торжественно снимает каску, при этом чертя на песке какие-то замысловатые каббалистические узоры, и откидывает в сторону. С оружием он так не поступает, хотя скорее его можно назвать символом войны, чем тот зеленый кусок треснувшей пластмассы. Как бы там ни было, солдат достает боевой нож, чье лезвие блестит, отражает свет софитов и прочее искусственное освещение, после чего вонзает в плоть павшего собрата и отрезает кусок. Дальше идет бесчисленное множество внутренних монологов, оголяющих все человеческое нутро. В промежутках герой чавкает, усиленно пережевывая сырую пищу. В итоге он погибает до приезда группы репортеров, которые хотели заполучить увлекательный сюжет о военных действиях в условиях размытого политического курса страны. Репортерам приходится импровизировать: они поднимают бедолагу, кое-как усаживают на песок, водружают на голову каску, а на остекленевшие глаза – непроницаемые солнцезащитные очки, и рисуют вымученную улыбку. Еще у него берут интервью, просто голос накладывают сверху. Желательно спокойный и приглушенный – для полного погружения! На фоне также звучат солдатские мелодии и странные религиозные мотивы. Впоследствии мелькают кадры погибших на войне ребят, совсем молодых и чересчур радостных. Один из них поражает зрителей глубиной своего трагичного взгляда, едва подходящего для мальчишки. Еще на его запястье красуются четки с деревянным крестом. Юнец почему-то выставил эту руку вперед, словно желая запечатлеть момент. К слову, личность этого симпатичного мальчика остается неизвестной – не пытайтесь допрашивать персонал.
Если вас не впечатляет военная хроника, что необычно, ибо это наша реальность, то мы пойдем навстречу ценителям прекрасного и подберем что-то концептуально новое. Например, эротика и наркотики – две пользующиеся спросом вещи – совмещены в ярком спектакле под названием “Умри – потом будет поздно”. Название поэтичное, но нам лично кажется, что автор очень сильно увлекся неоновой эстетикой. Скорее это сюрреалистичный постмодернизм. Зрители могут устать от непрекращающейся какофонии звуков, перемешанных с ружейными выстрелами, взрывами, криками разбушевавшейся толпы (видимо, вдохновлялись первым шествием) и затянутым воем то ли собак, то ли волков. Мелодия, достойная любой престижной американской премии, никак не отрывается от парочки влюбленных, совокупляющих при любой удобной возможности. Шоу, безусловно, прошло все оценочные комиссии и получило соответствующий рейтинг, но сами мы напоминаем, что эротика и наркотики написаны большими буквами на постере не просто так. Между влюбленными (определение дано самим режиссером-постановщиком, а зрителю такие парочки попросту кажутся невменяемыми эротоманами) иногда происходят забавные диалоги, как ни странно, социального характера. Они рассуждают о бессмысленности существования, так сильно всех угнетающего, и о беспорядках на улицах, рискующих перерасти в Революцию. Слово это звучит чаще, чем предложения интимного характера. Еще в их уютное семейное гнездышко периодически врываются люди в камуфляжах, устраивают обыски и приставляют дуло винтовок к оголенным частям тела, попутно задавая вопросы о какой-то таинственной организации. Если в нашем зрителе уже давно зреет тайная, невысказанная тяга к крамоле, то она не дозреет – ибо в конце влюбленные сжигают агитационные письма из секретной посылки и занимаются тем же любимым делом уже под аккомпанементы птичьего пения и шелеста травки. Мы ни черта здесь не поняли, но критики почему-то в восторге. Считают режиссерскую задумку гениальной, потому как все действия сбалансированы по какому-то там аналогу золотого сечения.
Впрочем, вкусы у каждого разные.
В случае зреющего и вызревающего крамольного зернышка в прогнившей душонки искушенных зрителей мы изредка, пока Большой Брат не видит, даем постановку об отставном генерале, чьи плечи отягчают многочисленные медальки за храбрость и прочую военщину. Не спешите бежать прочь из зала! С предыдущим сюжетом о влажных мечтах каннибала данная зарисовка ничего общего не имеет. Кроме, пожалуй, преобладающего всюду цвета хаки. Начинает рябить в глазах уже на двадцатой минуте, но того стоит! Если бы нас попросили дать название происходящему, то мы бы точно одолжили его у парочки знойных любовников. “Умри – потом будет поздно”. Так как отставник всего лишь бродит по выжженной земле и напевает себе под нос бессвязный текст из знаменитого мюзикла. Сердце красавицы? Или та самая сцена грустного шута Риголетто? Не нам судить. В конце концов, генерал подходит к аутентичной каменной стене бастиона, явно украденной из постановок Мела Гибсона, и воодушевленно глядит на усеянные головами пики. До тех пор, пока его лицо не искажает маска ужаса. Он внезапно осознает, что натворил. Ибо все эти неизвестные нам персонажи с выкатившимися наружу глазами и посиневшими языками – преданные им друзья из антиправительственной организации. Он сдал их местоположение ради новой блестящей медали. Что мы вам говорили о новых божках? Так или иначе, весь этот ужас с неизбежным катарсисом набрасываются на несчастного генерала, в результате чего он начинает истошно орать и пятиться обратно в дом. Там принимает пару рюмочек водки, чистит мундир с вожделенными наградами, и наконец избавляет зрителей от своего присутствия при помощи тех же старых средств – веревки и грубой табуретки. Почему-то на полке у него стоит портрет ныне покойного царя Николая Второго.
Вам понравилось? Не лгите ни нам, ни себе. Мы знаем, что понравилось. Билеты раскуплены за считанные часы. Все залы, без преувеличения, заполнены. Некоторым не хватает мест, но мы-то заботимся о своих покупателях. Приносим дополнительные стульчики и даже позволяем сидеть на полу. Искусство должно господствовать в массах! Кто знает, какого генерала или солдата оно может спровадить на тот свет. Тут должна заиграть короткая, но веселая мелодия и последовать легкий смешок. Наверное, прожженный созерцатель прекрасного уже давно догадался, что все эти экспозиции связаны неразрывным сюжетом. Они даже идут в хронологическим порядке. Не скромничайте, у вас тоже возникла такая мысль. Мы же давали легчайшие намеки! Но карты уже раскрыты, верно? И вы сидите в легком недоумении, борясь с противоречивыми эмоциями. Вас обманули, когда вместо привычного ритма жизни выдуманных героев вымышленной страны на страницах трагикомичной антиутопии начали продавать билеты на дешевые постановки? Или все это – часть единого произведения, не выходящая за рамки сюжета больше, чем позволяется? Неважно. Суть не в этом. Да и какая разница?
Вы уже заплатили.
За книгу. За интернет. За представления! Вы – зритель поневоле. Или ценитель. Два этих понятия не несут в себе никакой смысловой нагрузки. Важно другое. Вы оплатили билет на кассе, пришли в набитый битком зал, едва нашли свое место, и погрузились в выдуманный мир обкуренных и обдолбанных режиссеров-художников. Так ведь? Но с чего вы взяли, что мир – выдуманный, что вы – не принимающий ни в чем участие наблюдатель, расплатившийся наличными или картой? Уверенности быть не может. Позвольте раскрыть Вам страшный секрет. Вы далеко не зритель. И уж точно не клиент. Вы – прямой участник. Просто отгородившийся от всего действия стеной. Вы же не думали, что бравада об оградах в самом начале – лишь бессмысленная попытка сделать из этого куска текста философское эссе? Нет. Это простое напоминание о том, что иногда следует отрывать глаза от сцены и оглядываться вокруг. Рядом с вами тоже может сидеть лишенный ноги солдат или уставший от жизни генерал. Быть может, сосед справа от вас переписывается с кем-то не просто так? Он может отправлять зашифрованные сообщения в подпольную организацию, готовящую теракт или освободительный марш. Он может назначать очередную встречу второй половинке, которая ждет его в квартире, битком набитой героином и оружием для террористов на дальних рубежах. Но вас же это не касается. Вы всего лишь поете гимны по выходным. Вас не интересует жизнь за пределами сцены, оплаченной входным билетом. Вы любите шоу ровно до тех пор, пока оно не превратилось в реальность и не сожрало вас живьем. Вам так нравится играть роль присяжного, что вы забываете об остальных действующих лицах трагедии: палачах, судьях и подсудимых. Для вас это простые механизмы, банальные пустышки на смазанных винтиках. И не более. Но вдруг, рано или поздно, придется поменяться ролями? Придется оторвать глаза от центрального экрана, перестать тянуть гимны дребезжащим от натуги голосом и наконец-то дать стене рухнуть. Чтобы вдохнуть отравленный воздух призрачной свободы. Попробуйте. Вас станет легче. Это бесплатно. В отличие от билета на спектакль, поставленный дилетантами в точно таких же масках. Им нравится выплескивать свою несостоятельность на сцену.
А вам?
Вы спросите, что означает эта эскапада? Ничего. Вы все равно не поймете. И они не понимали. Потому что до главного события их жизней по-прежнему оставалось две с половиной недели. А пока можно поглумиться над благородным стариком, оказавшимся на скамье подсудимых из-за низкого рейтинга политических оппонентов. Нужно было дискредитировать предыдущий режим до уровня токсичного недоразумения. Пятно позора на чистейшей биографии государства. Разве твари, символизирующие Маунтановский период, имеют право диктовать свои условия, да еще свободно разгуливать по улицам? Бесспорно, все честные граждане теперь живут в маунтанизме и просвещении, но это отнюдь не означает, что приспешники самоустранившегося Президента в размеренном темпе будут руководить державой. Особенно те, кто выносил смертный приговор чаще, чем заказывал в ресторане чашку кофе. Сколько невинных коррупционеров и повстанцев были несправедливо осуждены и приговорены к страшнейшему наказанию? Как много душ наш славный Верховный Трибунал поглотил за все время председательства Новака?
Такие кричащие заголовки встречались на первых полосах всех статей.
Сам подсудимый, непозволительно долго занимавший кресло главного судьи, почти не проявил заинтересованности в слушании. Речи обвинительной стороны и собственного адвоката слились в единую симфонию телевизионного шума. На все вопросы нового судьи, точнее его временного заместителя, Фабиан отвечал пространно, но уверенно. Держался он прямо, с достоинством, что подобало уважаемой должности. Заседание почему-то растянули на несколько суток, несмотря на очевидный исход дела. Неужели кто-то действительно рассчитывал на положительную развязку всего предприятия? Даже адвокат подсудимого выбивал максимально выгодную сделку без того лютого американского энтузиазма. Сам процесс был размеренным, плавным, неторопливым. Не могли же они лишить журналистов кормежки в виде лихих сюжетов для передовиц? Все должны быть при деле. Иначе система, аккуратно выстраиваемая общими усилиями Маунтана и Новака, не продержится больше пары часов.
Хотя под руководством Мастерса перспективы у нее уже не самые радужные.
– На основе предоставленных свидетельств коллегия судей Верховного Трибунала выносит Вам, господин Фабиан Андрос Новак, смертный приговор. Он должен быть приведен в исполнение в течение месяца, начиная от сего дня. Приговор не может быть обжалован ввиду серьезности обвинений. До совершения казни Вы имеет право на встречу с родственниками и священником. Подсудимый, Вам ясен приговор?
Щелчки сотен фотокамер. Крики о судебном произволе. Радостные возгласы. Хруст костяшек на пальцах дрожавшего адвоката, сжавшего очки. Призывы к порядку. Стук молотка о деревянную поверхность. Какой до странности знакомый и в тоже время чужой звук. Втянув воздух полной грудью, Новак сдержанно кивнул и прикрыл уставшие глаза. Можно было бы сказать, что лучик надежды погас, если бы он вообще когда-то проникал в это помещение. Фабиан сам виноват во всем случившимся. Он так жаждал узнать, какие ощущения испытывали жертвы его приговоров. Когда слышали такой же монотонный, немного гнусавый голос, озвучивающий волю лишенного милосердия государства. Что же, любые желания исполняются. Над ним жестоко посмеялись. С чувством юмора у поганой страны все было хорошо.
– Последние слова, Ваша честь?
По какой-то причине уважительное обращение показалось издевательством. Он лишился ранга, когда добровольно согласился обвязать вокруг своих плеч хрупкие марионеточные нитки, дабы за них дергали все желающие. Неугодный системе диссидент подпольно штампует памфлеты с карикатурами? За решетку! Очередной глуповатый юнец заявляет о желании создать партию с прогрессивными взглядами? В петлю! Бывший соратник заигрался в кулуарах и начал получать больше внимания? В клинику для душевнобольных! Можно менять приговоры местами, но цель все равно одна – устранение. К несчастью, Новаку выпала карта сомнительной масти. Петля. Он бы предпочел нечто более изящное, но детали можно оговорить с руководством. Иногда таким шли навстречу.
– Мне нечего сказать, Ваша честь, – с трудом поднявшись на внезапно ставшие ватными ноги, Фабиан не сразу почувствовал, как по лысому черепу скатились капельки пота. – Кроме, пожалуй того, что все это иронично. Все происходящее. На протяжении пятнадцати лет я сидел на Вашем месте, находился по ту сторону барьера. Я выносил смертные приговоры столько раз, что сбился со счета. В Вашей статистике таких цифр не существует. Со временем все эти имена превратились в цифры, набор бессмысленных букв с порядковым номером. Боюсь, не все приговоры были по-настоящему справедливыми. Но какая теперь разница? – грустно улыбнувшись, Новак выпрямил спину и закивал скорее самому себе, чем присутствующим. – Возможно, мне пора на покой. Еще бы мне хотелось передать сообщение моему старому другу Кассиусу Маунтану, для вас больше известного как Всеотец. Не знаю, жив он или уже давно гостит у Люцифера. В любом случае, я скоро к нему присоединюсь. Или же займу вакантное место. – рассмеявшись, Фабиан наконец сделал эффектный поклон с приложенной к сердцу ладонью, после чего сел на место. – Спасибо всем.
Та Сторона/Эта сторона. Граница.
Они не догадывались. Не подозревали. В их тихое, размеренное течение жизни ворвалась война под неизвестными флагами. Стена, защищавшая скудные Восточные деревеньки, разбросанные по живописной местности, рухнула в мгновение ока. Если хрупкое проволочное сооружение так можно было окрестить. Несчастные граждане, ставшие безродными и брошенными на произвол судьбы, ежегодно платили в государственную казну бешеные деньги, чтобы поддерживать всю эту до абсурдности смешную конструкцию. Кого теперь винить в том, что в заборе образовалась дыра размером с влетевший в него танк, протаранивший несколько картонных укреплений? Того, чей логотип красуется на всех военных объектах. Более того, прославленные войска Республики куда-то исчезли за пару дней до трагедии национального масштаба. Они просто собрали оружие и выехали за пределы охраняемого периметра, не оставив ничего. Им был отдан четкий приказ. Они его выполнили.
Кто бы мог подумать, что Господь препятствовал совершению неизбежного больше пятнадцати лет. А совершенно незнакомые люди помогли довершить начатое за пару недель. Понадобилось всего пару фургонов с боеприпасами и дополнительные истребители, любезно доставленные по секретным маршрутам из соседних стран. В их импровизированную штаб-квартиру, спрятанную в искореженном фургоне на свалке, отослали посыльного с картами и схематичными рисунками всей республиканской пограничной военной техники (РПВТ, если сокращенно). Подобных даров никто не ожидал, в особенности привыкшие рассчитывать лишь на себя террористы. Не доверять источникам причин не было – на обратных сторонах карт красовались едва заметные штампы в виде собачьих голов. Друзья с Той Стороны оказались гостеприимнее местных жителей, которые начали оказывать сопротивление.
Никчемный городишко, расположившийся на перепутье контрабанды оружия и прочих военных припасов, оказался лучше подготовленным к вторжению неприятеля, чем целая рота солдат. Без вспомогательных навыков саперов и снайперов взять первый населенный пункт представилось бы несколько сложной миссией. Сброшенные в отдаленных местах бомбы наряду с точным артиллерийским обстрелом продемонстрировали всю серьезность намерений захватчиков. Бой, первый в чреде нескончаемого кровавого мора, обещал подарить незабываемые эмоции. Благо, среди нападающих числились опытные военные: отставные командиры, летчики, стрелки, даже тактики. Все, кому повезло избежать массового Маунтановского террора и перебраться на Иную Сторону прежде, чем границы закрыли убогой колючей проволокой. Дезертиры превращались в мародеров-одиночек, организовывающих мини-клановые группировки из таких же, как они. До тех пор, пока их не зачистила более могущественная группа вояк под предводительством Лукаса Крэйвена, более известного как Гуру.
Он моментально стал единогласно признанным лидером хунты, начавшей пафосно именоваться Протекторами. Кого и каким образом защищали эти диверсанты – неизвестно. Кроме разбоев и грабежей они ничем не занимались, пока наконец-то не подняли вооруженный мятеж на какой-то военной базе, примыкающей к городу, и не обосновались там как полноправные хозяева всей Северо-восточной зоны. Юго-западную часть, на деле являвшейся недобитыми остаткам после многочисленных набегов Протекторов, взяла под свой контроль религиозная община. В скором времени она разрослась до размеров культа, возглавляемого истинным священнослужителем с туманным прошлым. Столкновения двух миров, теократического и милитократического, имели разрушительные последствия для бывшего округа Республики и являлись выгодными почти для всех заинтересованных в конфликте сторон. Пока они не заключили союз и не напали на тех, кто так усиленно стравливал их на протяжении четверти века.
Теперь символ одних, облаченный в черную сутану, шел под голубыми знаменами других. Отец Джо неспешно продвигался вперед, тщательно продумывая каждый свой шаг. Возвышаясь над нечестивым, вооруженным сбродом в зеленых камуфляжах, он представлял собой воплощение Бога, окружённого таинственным ореолом. Вся его поза буквально искрилась достоинством. Неземным и ирреальным. Грация в обычных движениях приковывала к себе взгляды насмерть перепуганных жителей, выглядывающих из окон. Остановившись на пару секунд перед человеческими останками, разнесенными гранатой, Рокуэлл опустил голову вниз. Где-то сверху над ним раздался мощный взрыв – обшивку вражеского самолета все же пробили крупные пули – в результате чего один из последних истребителей, пилотируемый оставшимися на базах солдатами, накренился влево и, снеся крылом черепичные крыши домов, рухнул прямо посреди квартала. Пострадало множество невинных.
Как и тогда.
Стряхнув маленькие камушки с воротника, проповедник никак не отреагировал на случившееся, просто продолжил шествие. За ним, на некотором расстоянии, следовали вооруженные солдаты с нашивками на плечах в виде английском буквы Р, и двое полуголых сектанта, на чьих телах не оставалось свободного от татуировок места. Таким необычным строем они углублялись в город, истекающий кровью. Полуразрушенные дома, не достигающие трех этажей, обратились в руины и погребли под завалами сотни жильцов. Машины взрывались на каждом шагу, отбрасывая всех близко стоящих волной. Все вокруг горело, искрилось, дымилось и разрывалось на куски. Крики бегущих в неизвестном направлении женщин смешивались с воем сирен. Местная полиция сразу же забаррикадировалась в участке и принялась отстреливаться из дробовиков. Будто это может повлиять на ход дела.
Джозеф наблюдал за всем мерно текущим хаосом со стороны. Он не боялся рикошета, не боялся целенаправленного обстрела или тупого лезвия ножа от безмозглого ополченца. Как иронично. Ведь раньше их называли ополчением и грозились уничтожить. И где же хваленая армия Страны, что пожирала доверчивых граждан, подкупленных обещаниями мифической безопасности или свободы. Ни того, ни другого не существует. Прижимая к себе раскрытую Библию, Джозеф точно выставлял ее напоказ, как древнейший экспонат. Периодически он замирал на местах большого скопления изуродованных тел и произносил молитвы, вознося руки с Писанием к почерневшим от дыма небесам. Он мог бы стать одним из них. Обыкновенной жертвой режима, войны или же Божьего гнева. Но не стал. Вместо этого ему позволили носить бронежилет и Библию в качестве залога собственной жизни.
Разве не потрясающее явление высшей любви?
– Мы – национально освободительное движение Протекторы! Мы пришли помочь вам! – голос, усиленный мегафоном, разносился по опустевшим, выжженным кварталам. – Сопротивление – бесполезно! Мы пришли помочь вам! Не оказывайте сопротивления! Мы – национально…
Громадный танк, едва втиснувшийся в узкие квартальные улочки, искорежил гусеницами много незащищенных покрытий, в том числе людских костей. Затормозив на некоем подобии площади с уничтоженными скамейками, танк около минут не подавал признаков жизни. Пока пушечная установка не начала медленно поворачиваться в сторону полицейского участка. Еще пара секунд на раздумья и раздавшийся звук, напоминающий ударный вой барабана, повлек за собой взрыв. Центральную часть здания вместе с комичными деревянными баррикадами разнесло в щепки, а остававшиеся внутри полицейские украсили своими ошметками стены. Резня продолжалась и не обещала заканчиваться в ближайшее время.
Фанатики, сплотившиеся вокруг Рокуэлла, согласились пожертвовать собой во имя священного крестового похода против нечестивцев. Нацепив на оголенные тела пояс смертников, они тут же кидались в гущу противников или в места скопления народа. Их вопли еще долго звенели в ушах уцелевших жертв, лишившихся конечностей. Вот она, неприглядная сторона гражданской войны. Можно скрывать эти жуткие картины годами, но телевизионщики подоспели вовремя. Прежде, чем расчистить себе дорогу к мэрии, Протекторы захватили местные студии новостей, заставляя выходить в прямой эфир и вещать на весь цивилизованный мир. Месседж такой: “они пришли во имя мира, во имя справедливости и процветания! Тоталитарный режим Кассиуса Маунтана и его прихлебателей должен быть стерт с лица планеты, как недоразумение.
Республика освободится из-под гнета системы”!
– И мы обратим их в нашу веру. Правда, командир Маунтан? – вспомнив предвыборный слоган будущего диктатора Республики, Джозеф не мог не позволить себе улыбнуться. Столько лет уже прошло, а он все живет прошлым. Просто ничего другого у него не осталось. – Что это за здание?
– По нашим данным, здесь расположена синагога, сэр, – подошедший солдат изучал карту. Ему в голову не пришло, насколько неуважительно он обращался к служителю Господа и к старшему по званию. Впрочем, не имеет значения.
– Я хочу туда войти, – это не вопрос. Утверждение, после которого предводитель секты медленно направился к священному месту. Заблаговременно передав испачканную кровью Библию своим приближенным, мужчина потянул на себя деревянную дверь, не обращая внимания на протесты конвоя.
Неприметное каменное квадратичное строение больше походило на амбар, чем на пристанище одной из древнейших религий мира. Только полустертая железная Звезда Давида на фронтоне свидетельствовала о конфессии. Внутренняя планировка отличалась скромностью. Помещение, сравнительно небольшое по объемам, имело стандартную прямоугольную форму. Уставленная многочисленными деревянными скамьями, она буквально располагала к особому настроению. К воссоединению с божественным. К прикосновению к имманентным сферам. В самом центре, как и полагалось, находился помост для чтения Торы. Сегодня он пустовал. Все казалось каким-то безжизненным, лишенным привычного течения. Лишь вечно горящие лампы, пришедшие на замену непрактичным подсвечникам, освещали окутанное мраком пространство.
– Сэр, сюда могли заложить бомбу. Или же тут скрываются вооруженные граждане. Моя задача – защищать Вас. Поэтому я прошу…
– И кто защита, кроме Бога нашего? – насмешливо поинтересовался священник, попутно глядя в глаза смутившемуся бойцу. Тот не находил себе места под чужим пронзительным взглядом.
– Псалтирь, семнадцатый псалом, стих тридцать второй, я прав? – вышедший из-за угла человек в традиционных темных одеяниях приветственно улыбнулся. В представлениях Джозефа таким и должен быть среднестатистический служащий иудаизма: седина вплелась в густую бородку и бакенбарды, откуда хаотично выбивались светлые пряди. Оставшиеся темными брови почему-то по форме напоминали изогнутую дугу, что придавало мясистому лицу раввина до странности гармоничное добродушие. На голове покоилась измятая черная шляпа. Он мало походил на тех подчеркнуто неприступных представителей еврейских общин, когда-то посещавших Рокуэлла с целью договориться переправить оставшихся на неподконтрольных территориях евреев домой. – Память подводит с годами, но кое-что еще сохранилось. Не думал, что Вы используете именно этот стих.
– Как Вас зовут? – предусмотрительно опустив руку на выставленное дуло автомата, Пророк Джо осторожно шагнул вперед. Тогда он заметил, что на тронутом любезной улыбкой лице раввина виднеются старческие пигментные пятна – значит, ошибка произошла из-за плохого освещения. – Кто Вы?
