Текст книги "Свора (СИ)"
Автор книги: Hougen
сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 65 страниц)
– Мне очень жаль…
– Мне не нужна твоя жалость, – резко повернувшись, Кардинал наклонил бледное, похудевшее лицо и прищурился. – Ты нарушила наш договор. Опять. Ты поставила под угрозу жизни людей. Ты вела переговоры с боевиками. Ты убила собственного брата.
– Последнее несправедливо. Он знал, на что шел, – ему не удастся сделать ей больно. Не теперь. За время пребывания в летаргическом сне Волкер сильно изменился внешне, но внутренне так и остался жестоким, бесчувственным монстром. Чего она ожидала? – Как и все они. Я не обязана перед тобой оправдываться за свои решения. Наша коалиция рухнула, когда тебя подстрелили на площади, а я сидела в больничном коридоре и ждала твоей смерти. Я не могу описать чувства, которые испытывала в тот момент. Но могу совершенно точно рассказать об одном из них сейчас – это твое такое любимое сожаление. Я сожалею о том, что ты не умер. Потому что ты заслужил этого, ведь ты – убийца и психопат. Такой же, как Мастерс. И этот Город – ваша личная тюрьма.
– Все верно, я убийца. Но, по крайней мере, я знаю, кто я. А ты? – наклонившись над постелью, Арман использовал свой излюбленный прием давления пронизывающим взглядом. – И да. Я не забывал о том, что отобрал лучшие годы твоей жизни. Но я дал тебе намного больше. Разве наш обмен не был справедливым? Ты получила от меня огромный подарок – власть, о которой всегда мечтала. Обессмертила свое имя на страницах истории! – опустившись на край кровати, он взял ее за подбородок, вынуждая поднять глаза. – Я тебя люблю. Но ты не оставляешь мне выбора. У нас давно назревал конфликт и ты перешагнула черту. В очередной раз. Мое терпение тоже не безразмерно. Завтра мы похороним твоих сторонников и моего друга. После этого ты отойдешь от государственных дел. Отныне ты станешь послушной и тихой, будешь сопровождать меня на встречи с избирателями и вежливо улыбаться. Ты меня поняла? – кивнув, обессиленная вдова с облегчением повалилась на подушки и укуталась в плед. – Все еще отдаю дань твоему умению заводить друзей. Тот мальчишка, Майкл, назвался твоим телохранителем и не отходил от тебя. Поехал за нами на машине, не испугавшись оружия. Ночевал в салоне всю ночь. – Волкер сразу же поднял руку, призывая женщину к молчанию. – Я впустил его. В конце концов, это твой дом. Майкл спит на втором этаже. – каждый раз, когда он произносил ненавистное имя, его дергало от закипающей ярости. – Завтра будет охранять тебя возле гробов.
Ранним утром мрачная процессия двигалась по пустынным улицам в сопровождении полиции. По новым карантинным правилам, на похоронах не могли одновременно присутствовать более десяти человек. Так как покойники не считались, то можно было взять с собой пару помощников и скорбящих. Виктория ограничилась лишь преданным телохранителем, молчавшим всю дорогу до кладбища. Волкер последовал ее примеру и позвонил всего двум депутатам, близко знавшим Эрика. Весь процесс занял около двух часов. Троих эдемовцев похоронили на специально отведенном месте, выкупленном клубом пять лет назад. Оно предназначалось для тех членов общины, что не обзавелись семьей и брели по жизни одинокими, бесстрашными воинами. Их конец пришел. Но это не было путем Томаса, нелепо погибшего в попытке защитить товарищей. Или доказать им, что он чего-то стоил.
– Возможно, ты не знаешь, но я хоронила множество вестников, – она не назвала их друзьями. Большинство просто оставались для нее безымянными глупцами, решившими попробовать что-то нестандартное. – И каждый раз сюда приходила свора псов. Наш символ. Они будто бы ждали этого момента. Чтобы проводить в последний путь. – наблюдая за тем, как излишне роскошный гроб медленно заносят в семейный склеп и погружают в специальную выемку, Перри закрыла глаза. – Иногда я слышу их вой по ночам. Только мой брат не был чистокровным псом. Это глупо звучит, я знаю.
– Нет, – прошептал Майкл, одетый в строгий черный костюм, гармонирующий с обстановкой. Он держал в спрятанных под перчатками руках зонтик, прикрывая остатки Эдема от разыгравшегося дождя. – Я сам такой же. – их глаза встретились и сказали гораздо больше, чем могли.
Томас множество раз сбивался с пути, но не заслужил такой участи. Над ним издевались в школе. Его насиловал отец. Однако он продолжал бороться до конца. Но так и не сумел понять, кто же он. Не допуская мысли о слезах, Маргулис спиной почувствовала чужое присутствие и повернула голову в сторону небольшой возвышенности, на котором стоял темный пес с короткими лапами и поджатым хвостом. Животное медленно подошло или скорее подползло к могиле, поскуливая от боли в разодранном ухе. Почему-то именно это стало причиной эмоционального срыва. Вдова упала на колени и обняла бродячую собаку за шею, прижимая к себе. Она не плакала. Обещала Тому, что не заплачет на его похоронах.
Было бы глупо.
– Ты сам не знал, кем ты был. Но я знала всегда, – поглаживая грязную, свалившуюся в колтуны шерсть, безутешная Виктория надеялась, что душа брата обретет покой после ее слов. – Ты был моим братом, моим другом. Без тебя я бы не справилась… – так они простояли под дождем пару минут, прежде чем зверь начал извиваться и, высвободившись, отошел на небольшое расстояние. Перед уходом он обернулся, посмотрел на закрывшийся люк с гробом внутри, а затем на Викторию. – Прощай, Том.
– Какого черта? – появившийся из ниоткуда Арман держал наготове пистолет. Он хотел убить пса и покончить с этим бессмысленным символизмом, но рука дрогнула и невольно опустилась. – Я думал… кто-то напал… – закрыв лицо рукой, он простоял в такой позе до самого конца. Епископ прочел молитву, взял причитающиеся деньги и ушел вместе с могильщиками. Все закончилось. – Я отвезу тебя домой или куда захочешь.
– Мне нужно заехать в клуб. Соберу вещи, документы и перееду в квартиру. Я устала.
Всю дорогу обратно они ехали в полнейшей тишине, нарушаемой треском радио с до омерзения радостными мелодиями. Подъехав к зданию клуба, Виктория взглянула на него совершенно по-другому. Мрачное, неприветливое строение больше не дарило надежду потерянным, а скорее отбирало последнее. Пустующие коридоры вызывали отвращение. Таблички со сводом законов навевали тоску. А центральный кабинет с починенной дверью провоцировал тошноту. Никто не встретил ее на входе, лишь инфантильный мальчишка с ресепшна сдержанно кивнул. Огромные зал, бар и нижние этажи пустовали. Единицы эдемовцев бродили по комнатам, иногда заказывая какие-то блюда через поваров. Остальные спрятались по номерам и не испытывали желания выходить. В какой-то момент их настигла коллективная обреченность. Они не могли сбежать как в тот раз, поскольку семья и друзья отказывались принять безумных крамольников, а карантин препятствовал прогулам на свежем воздухе. Как все удачно сложилось. Они стали заложниками собственных страхов.
– Знаешь, мне всегда казалось, что Томас разобьется на мотоцикле. Он так быстро ездил, словно жизнь не имела никакого значения, – хозяйка вымершего клуба пристально изучала черты лица покойного супруга, изображенного на портрете. – Он однажды сказал мне, что…
– Я не хочу это слушать, – оборвал Регент, не поднимая глаз. Он не произнес ни слова с тех пор, как они покинули кладбище. Бессилие разрывало его на части. – Хватит боли. – подойдя ближе, он поддался вперед и коснулся ее продрогшей щеки. – Хватит печали. – Волкер попытался резко прижать ее к себе, но быстрые движения причинили больше боли, чем эмоциональная встряска. – Черт…
– Я думаю, нам не стоит, – убрав с мужского, покрывшегося линиями морщин лба длинную прядь отросших волос, женщина вымученно улыбнулась. – Езжай домой.
– Ты хочешь остаться одна? – получив в ответ утвердительный кивок, Мануэль вздохнул и сжал трость. – Хорошо. Я позвоню тебе завтра. Пожалуйста, не задерживайся здесь. Ты должна отдыхать. – в последний момент он потянулся к ее губам и вовлек в слабый поцелуй. – С тобой кто-то должен остаться.
– Майкл будет за дверью, – не желая спорить, Арман устало вздохнул. – Возьми это. Она твоя. – достав из сумки зажигалку со следами засохшей крови по краям, она вложила ее в мужскую руку и улыбнулась. – Мой подарок тебе. – Волкер принял дар, задумчиво пожевал губу, повернулся и вышел.
Чуждая забота, проявленная им ранее, вызвала мурашки по всему напряженному телу. К черту всю эту дешевую показуху. Выудив из стенного шкафа средних размеров колонку, подаренную добродушным знакомым-меломаном два года назад в честь юбилея, Виктория некоторое время провозилась с инструкциями, пока не поняла примитивный принцип работы. Оставив устройство заряжаться, она выкурила две сигареты, лениво пробежалась глазами по стихотворениям из книг на полках и перечитала сообщения на телефоне. Ничего интересного. Ненужное сочувствие или попытка договориться о встрече. Отключив телефон, она швырнула его на диван и пошла вместе с колонкой на третий этаж, дабы оттуда попасть на крышу. Хорошо, что ночью она сходила в душ и смыла остатки наркотического бреда, потому что обстановка кабинета напоминала о грязи и смраде, проникнувшим в ее душу. Странно, что никто не потрудился убрать рассыпанный белый порошок.
– Оставайся снаружи, Майкл, – предусмотрительно возведя между ними стену, Маргулис отдала приказ характерным тоном и захлопнула специальную дверь, ведущую на крышу. Конечно, сюда можно было попасть на лифте, но для этого необходима личная ключ-карта. – Ну же, Томас. Покажись. Ты где-то здесь, я знаю.
Выкрутив колонку на полную мощность, она подсоединила ее к другому телефону без карточки. Лишь бы имелся доступ к Интернету и различным музыкальным композициям, а остальное пусть горит в Аду вместе с ее родственниками. Достав запас из четырех пачек, Перри стала методично их выкуривать. Одну за другой. Вторую за третьей. Без перерыва. Без колебаний. В конце концов у нее предсказуемо закружилась голова. Устройство исторгало высокие частоты, напоминающие одну из знаменитых песен любимой группы Radiohead. Идеально дополняет царящий фатализм и атмосферу нестерпимой, пронзительной боли. Забравшись на уступок, вдова взглянула вниз с чувством непередаваемой эйфории. Она ждала, пока бездна заглянет в нее, но увидела только расплывчатые объекты с высоты птичьего полета. На каком-то моменте песня достигла пика по звучанию. Воспоминание, окрасившееся в черно-белый цвет, услужливо проецировало картинку, в которой главный герой просто взял, повернулся спиной к равнодушной пропасти и перестал себя контролировать. Суть клипа заключалось не в этом, но идея уже мощно вплелась в затуманенное сигаретным дымом сознание.
Проследив за падением потушенного окурка, Маргулис залезла на каменный парапет, ничем не огражденный, и расставила руки в разные стороны. Можно положить конец этим страданиям. И не беспокоиться о будущем. Ее ничто не держало в этом славном мире, окончательно убившим все светлое в изрубцованной душе. Когда она упоминала психопатов, то невольно причисляла к этой сомнительной категории себя. Ведь Город поглотил ее давным-давно. И не желал отпускать на волю. Личные амбиции срослись с железной клеткой, создавая иллюзию величия. Ее одарили вечной жизнь, поганым бессмертием, но взамен отобрали самое ценное – свободу выбора.
Вот теперь она отыграется сполна.
– На Вашем месте я бы держался подальше от солнца. Так Икар потерял крылья, а Дедал – сына, – до боли знакомый голос, проникающий в голову и умиротворяющий сознание, был подхвачен сильным ветром и эхом разлетелся по площадке. Сначала ей показалось, что это галлюцинация. Очередная. – Но если Вас ввел в заблуждение тридцать первый стих, гласящий, что уповающие на Бога обретут новую силу и воспарят на крыльях, словно орлы, то я вынужден разочаровать. Это не так и не следует воспринимать все буквально. ****
– Вы…! – Виктория ожидала встретить кого угодно, кроме одиозного священника-террориста. – Я забыла Вам позвонить. Ваша поставка сорвалась. – или он приехал отчитывать ее за ущерб? – Наш договор аннулирован. Я верну Вам деньги.
– Может, для начала спуститесь вниз? – Рокуэлл осторожно подошел ближе. Его слова тонули в нестерпимом жужжании разрывающейся колонки. Снова в черной сутане, подпоясанной красным поясом в области талии. Весь его внешний вид, включая правильную осанку, говорил о какой-то отрешенной неприступности. – Я хочу поговорить.
– Как Вы здесь оказались? – она искренне верила, что действие кетамина продолжилось, но вряд ли могла пожаловаться на эффект. За последнее время лидер секты – это самое приятное, что ей довелось увидеть. – Вас тут нет.
– Я добрался на машине за шесть часов, – среднестатистический маршрут из Восточных областей в Столицу занимал восемь или более часов. – К счастью, пробок не было. – по ее расширенным зрачкам Отец Джо понял, что именно подразумевала Кокс под срывом. – Видимо, у Вас хороший ангел-хранитель. Он, кстати, помог мне незаметно попасть внутрь. – постепенно приближаясь к парапету, мужчина кивнул в сторону застывшего возле лифта телохранителя, пристально вглядывающегося в двоих участников драмы. Он мысленно просчитывал варианты по предотвращению самоубийства. – Я очень ему благодарен.
– Вы мне снились, – по-прежнему считая, что разговаривает с реалистично скроенным видением, Перри решила перейти на откровенность, которой избегала в жизни.
– И что я делал в Вашем сне?
– Помогали мне справиться с болью, – откинув голову назад, она закрыла глаза и сделала шаг. Еще немного и заветное умиротворение наступит. Чья-то крепкая рука сжала запястье и потянула обратно. Будто очнувшись от долгого сна, Виктория с удивлением обнаружила себя в кольце чужих рук. Мужское лицо оказалось в непозволительной близости от ее собственного. – Вы все еще здесь. – задержавшись на мгновение, Джозеф быстро отстранился, вызывая разочарованный женский вздох. – Как это возможно?
– Божественное провидение, – усмехнувшись, Рокуэлл наконец отпустил ее руку и помог ей сесть на холодный парапет. Оставив ее в глубокой задумчивости, он подошел к колонке и сделал звук намного тише, при этом убрав единственную композицию с повтора. Стало гораздо лучше. Слух не раздражали монотонные, психоделические мотивы. – Я слышал о Вашем брате. Сочувствую.
– И это все? Все, что скажет служитель креста? – насмешливо процедила Маргулис, сменяя очень странное чувство симпатии на неприкрытое издевательство. Взяв сигарету дрожащими пальцами, она долго не могла прикурить ее, пока это наконец не сделал святой отец при помощи собственной зажигалки. – Черт. Мне не нужна жалость. Ни от кого.
– Я выразил соболезнование, а не жалость, – пожав плечами, Пророк опустился на парапет, но с соблюдением дистанции. Перебирая бусинки четок, он мысленно подсчитывал их количество. Пятьдесят. – Я не знал Вашего брата. Мы ни разу не пообщались за все время сотрудничества. Мне сказали, он был хорошим человеком.
– Хороших людей много. Как видите, не все доживают до старости, – затянувшись, хозяйка клуба почему-то ощутила застоявшуюся горечь в горле. – Томас был отчаянным мальчиком. Рисковать не любил, но временами поддавался искушению. Он ездил на мотоцикле, точнее – летал. Я всю жизнь думала, что он разобьется где-то на берегу моря, на закате. – нахмурившись, вдова около десяти секунд пристально изучала лицо собеседника, дожидаясь, пока тот оборвет ее рассказ и прикажет оставить эти пустые разговоры. Как поступил Волкер. Но Джозеф молчал, уставившись в одну точку. – В принципе, так и произошло. Только без заката и личного желания. – бесцветные глаза, тронутые легкой голубизной, неторопливо прошлись по ее профилю. – А каким были Вы в молодые годы?
– Глупым, – губы непроизвольно растянулись в печальной улыбке. – Я воевал в Афганистане, убивал людей по чужим приказам. В основном невинных. Это не сделало меня хорошим, как Вы понимаете. Потом я получил увольнительную и отправился искать себя. Религия не помогла мне заполнить пустоту в душе, зато позволила управлять теми, для кого она является авторитетом. И так мы с Вами познакомились.
– Я не знала о Вашем существовании, когда впервые получила предложение поставлять оружие на оккупированные территории. Вернее, я подозревала, что Вы – заказчик, но анонимность сохранялась до первого монолога по телевизору. Вы предрекали конец света всем нам, жителям Вавилона. Обещали Апокалипсис. Скажите, а Вы сами верили в сказанное? Хотя бы наполовину?
– Если бы Вы прожили двадцать лет на Востоке, то знали бы, что конец света давно наступил. Не нужно ничего предрекать. Достаточно оглянуться.
– Пойдемте со мной, я покажу Вам клуб, – внезапно поднявшись на ноги, Виктория предложила сомневающемуся безумцу посетить местную достопримечательность. – Вы не представляете, во сколько Вам обошлась реставрация одного из крыльев этого здания. Следует знать, как мы расходуем Ваши средства. – вышвырнув окурок, Джозеф, все еще настороженный, последовал за ней внутрь, постоянно щурясь от яркого света. – Многие участники разъехались по домам из-за карантина. А все остальные не выходят из комнат. У нас траур. – ровным тоном произнесла вдова, запирая дверь, ведущую на крышу. – Но все равно Вас нужно переодеть. Портного нет на месте, но я что-нибудь подберу. Только не говорите мне, что Вы так ехали через все пропускные пункты?
– Нет, у меня была запасная сутана в багажнике, – услышав в ответ звонкий смех, пастор невольно улыбнулся. – Но меня нигде не останавливали.
– Все-таки есть преимущества в работе лидером христианской секты? – стараясь избегать каких-либо людских скоплений, пусть и в количестве двух или трех эдемовцев, Перри вела его какими-то коридорными лабиринтами. – Вы не против, если я закажу поесть? Со вчерашнего дня не ела.
Не имея возражений, священник кивнул. Впоследствии он оказался в специальном помещении, отведенным под гардеробную членам общины с элегантным вкусом. Маргулис довольно быстро нашла темно-синюю рубашку и серый пиджак подходящих размеров. Штаны пришлось затянуть ремнем потуже, так как мужчина серьезно похудел из-за продолжительной болезни. По итогу эксперимента он был похож на подчеркнуто небрежную кинозвезду с красной дорожки. Или серьезного представителя церкви, вербующего новых сторонников. Пригладив растрепавшиеся на ветру волосы, Рокуэлл с должным скепсисом отнесся к своему внешнему виду, отраженном в огромном панорамном зеркале. Раньше он носил белый костюм. Но потом западные кураторы сказали, что это чересчур нелепо для террориста номера один.
– Вам так гораздо лучше, – подытожила Королева, бросая оценивающие взгляды на сложенную мужскую фигуру, пышущую колоссальной физической силой. – Подумайте о смене стилиста. В сутанах уже никто не ходит.
Это было похоже на фарс. Она одевала знаменитого во всей Республики преступника и признанного мирового фанатика, за которым охотилась добрая половина справедливого мира. Затем она организовала для него посещение наиболее примечательных кабинетов и комнат организации. Видами с крыши они насладились сполна. Коротко поведав историю каждого помещения, женщина предложила подняться наверх, в центральный кабинет. Театр абсурда не закончился, поскольку на столе их ждали гамбургеры из ближайшей забегаловки на углу, и изголодавшаяся собака, расхаживающая вокруг. Семейная идиллия. Ей следует отчитать поваров. Впрочем, Отец Джо не обратил на это никакого внимания и опустился в ближайшее кресло. Позвонив одному из помощников, Виктория поручила тому пса и закрыла за ним дверь на замок.
– Прошу прощения. Мое отсутствие вызывает панику у окружающих, – Маргулис открыла балкон и впустила в застоявшуюся комнату немного свежего воздуха. Здесь до сих пор воняло кетамином и болью. Хотя ей так могло лишь казаться. – Угощайтесь.
– Вы будете смеяться, но я никогда не пробовал никакого фаст-фуда, – наклонив голову, Рокуэлл подобрал завернутый в обертку бургер и откусил внушительный кусок. – Не могу сказать, что я много потерял.
– Серьезно? – сев в свое кресло, Королева впервые почувствовала облегчение. Это ее место. – Я часто питалась им, когда жила в Штатах. Времени на готовку не было, мы с супругом работали и почти не появлялись дома. Только под вечер. – вспоминая годы продуктивной молодости, она с улыбкой раскуривала уже пятнадцатую сигарету подряд. – Еще мы с Томом в детстве постоянно выпрашивали эту гадость у родителей. Представьте картину: семейство родовитых аристократов шло в Макдональдс ради какой-то дешевой отравы. Но было весело. – включив телефон, она обнаружила пару пропущенных от Волкера и сообщения в чате, куда он переслал новость о гибели Томаса. Его имя не упоминалось, однако в сеть просочились кадры разбитого вдребезги мотоцикла. Он не подлежал починке, но от этого становилось не менее тоскливо. – Том пользовался своим обаянием, чтобы уговорить наших… родителей. Извините меня. – Перри вскочила с кресла и вышла на балкон, переводя дыхание. В глазах появились предательские слезы. – Почему сейчас?
– К сожалению, я не могу прочувствовать Вашу боль, – сглотнув, Виктория выпрямилась, спиной ощущая присутствие Рокуэлла. Его спокойный, неспешный тембр успокаивал, заставляя держать себя в руках до последнего. – Я хоронил многих людей, но близких – никогда. Родители умерли, когда мне было восемнадцать. За пару лет до великих чисток. Можно сказать, им повезло. Но не их сыну, добровольцем ушедшему на войну. Я не смог попасть на похороны и уже тогда решил покончить с привязанностями.
– Зачем Вы это говорите? – развернувшись, женщина едва не столкнулась с Антихристом, давно распрощавшимся с частичкой человечности. – Что-то же должно держать Вас здесь, кроме мести и жестокости. – не раздумывая ни секунды, она положила замерзшую ладонь на колючую щеку и задержала, вглядываясь в удивительно глубокие глаза, лишенные искорки жизни. – Каждому нужен смысл. – казалось, ласка не всколыхнула ни единой струны мужской души. Он так и остался стоять. Ни один мускул не дрогнул на печальном лице фанатика.
– А Вы разве не живете местью? – наконец заговорил Джозеф, не отстраняясь от прикосновений. – По крайней мере теперь?
Резко убрав руку, Виктория сделала последнюю затяжку и выбросила окурок с балкона. Хватит. Окончательно закрывшись в себе, она зашла обратно в кабинет. На этом их история должна была закончиться. У них нет ничего общего. К взаимопониманию они не придут. Слишком маленькое расстояние между ними убивало. Невыносимая близость. И вместе с тем такая отчужденность в чужих глазах. Чувствуя непривычную для себя неловкость, Перри опустилась в кожаное кресло. Дрожащими пальцами она попыталась прикурить шестнадцатую сигарету, но в итоге сдалась и просто швырнула ее в центр стола. Ей была противна мысль проникнуться симпатией к человеку, которого она встретила пару недель назад. Он заслуживал чего угодно, кроме расположения так называемой Королевы. Но ведь так же можно говорить о Волкере? Разве он чем-то кардинально отличается от фанатика-террориста? Разумеется. Арман убивал людей ради развлечения, а еще силой принудил ее к интимной близости около семи лет назад. Шантаж, лесть, лицемерие, боль – вот основная составляющая их пресловутых отношений. Здесь же все совсем иначе.
Поэтому ей так плохо.
По спине до сих пор галопировали мурашки после ощущения горячей кожи на подушечках пальцев. Еще ни разу ее так сильно не злила предательская реакция собственного тела. Но ярость вызывал сам Рокуэлл, все еще стоявший на балконе. Зачем он приехал? Ради чего потратил столько времени и сил? Будто бы отвечая на мысленный вопрос, священник зашел внутрь через пару минут, дабы пронзить ее взглядом своих проклятых, безжизненных глаз. Не обремененных милосердием и любовью.
– Полагаю, мне пора, – он ни разу не отвел взгляд. И это выводило сильнее, чем трусость. Даже равнодушие было бы уместнее. – Спасибо… спасибо за вечер.
Она не ответила, упрямо закусив губу. Не нужно ничего говорить. Лучше просто отпустить его, не устраивая показательных сцен. Желательно было бы послать к черту, знакомством с которым он так кичится в своих проповедях. Но все пошло не по плану, когда священник, вместо ожидаемого хлопка дверью, внезапно подошел к ней с другой стороны и опустился перед креслом на колени. Его холодные, почти ледяные ладони прошлись по напряженной коже рук. Вдова повернулась к несмелому еретику только для того, чтобы встретиться с его губами. В противоположность ладоням – совсем теплыми.
Этот неправильный по всем канонам поцелуй длился пару секунд.
Первым отодвинулся Джозеф, давая женщине возможность дышать. Тем временем он смотрел на нее, ища глазами молчаливого одобрения, открытого презрения или вспыхнувшей ненависти. Кода пальцы Виктории потянулись к его изможденному болезнью лицу, он ожидал пощечины или приговора. Но едва ощутимая ласка, в точности копирующая предыдущую, говорила красноречивее любых слов. Не теряя времени, Рокуэлл склонил голову набок и, приблизившись, осторожно прошелся губами по открытой шее. Ему потребовалось всего пару часов светской беседы, чтобы найти ее слабое место. Выгнувшись, Перри обхватила крепкое тело руками и притянула к себе, не желая оставлять между ними не единого миллиметра свободного пространства. Кресло, неприятно заскрипев, начало медленно откатываться назад к стенке. Став на одно колено, пастор удержал его на месте, не отрываясь от своего занятия. Опускавшаяся на Город ночь окутывала их странной, безрассудной страстью.
Они не сопротивлялись.
Потянув неглубокий вырез черного траурного платья вниз, Джозеф освободил грудь от такой же темной ткани бюстгальтера и припал губами к покрытой веснушками ложбинке. Королеву очень забавляла мысль, что он может быть неопытным ввиду тяжелого жизненного пути, поскольку не особо производил впечатление монаха-соблазнителя. Но реальность иногда преподносила сюрпризы. Застонав, Виктория почувствовала, как он провел влажным языком вокруг соска и вобрал его в рот. В ее жизни было всего двое главных мужчин, не считая промежуточных знакомств. И память о них двоих выветрилась из затуманенного удовольствием рассудка. Вместе с болью, скорбью и слезами. Она не знала, куда деть непослушные руки – было слишком неудобно. Запустив пальцы в короткие волосы на затылке, Маргулис попыталась поцеловать его, но не смогла дотянуться до лица. Осознав свою главную ошибку, Пророк быстро подхватил ее под бедра и, оттолкнув кресло ногой, прислонил Королеву к гладкой поверхности стены. Не без чужой помощи избавившись от платья, женщина наконец-то заполучила полноценный поцелуй. Не жадный, не беспорядочный.
Скорее безумный, увлекающий в круговорот бессознательного.
– Я хочу тебя, – прикусывая шершавые губы преступника, Маргулис проводила по ним языком и вместе с тем продолжала нашептывать едва различимые слова. С трудом уловив смысл предложения, Рокуэлл моментально отстранился, снял с запястья намертво примотанные четки и накинул на шею, при этом перекидывая заостренное распятие за спину. – Все недостаточно хорошо, чтобы ты выкинул его? – прикусив мочку уха, Виктория усмехнулась.
Заметив, что неуместная шутка стала причиной его остановки, Перри смутилась и отвела глаза в сторону. Под пристальным взглядом серой радужки ее нутро сжалось. Однако он промолчал, тут же запуская ладонь под намокшее белье. Зажмурившись, Антихрист издал приглушенное рычание и одним рывком подхватил вдову под бедра, заставив обхватить собственный торс ногами. Он не стал мучить ее долгими ожиданиями и, стремительно расстегнув ремень, отодвинул мешавшую ткань, и вошел до самого основания. Не отрывая расширившихся до предела зрачков от бледных, искусанных губ, Джозеф наслаждался невообразимо прекрасным женским лицом. Он позволил женщине привыкнуть к новым ощущениям, пока снова не задвигался в ней. Нарочито медленно, неспешно. Лишь немая мольба в затянутом пеленой взгляде вынудила ускориться, переходя на совершенно другой темп. Она не смогла подстроиться под него. Чересчур много эмоций.
Правильных или неправильных – значения не имеет.
Не выдержав такого хаоса в мыслях, Перри сдалась первой и безвольно повисла у него на руках. Ему понадобилось всего пару толчков, чтобы догнать ее и, сцепив зубы на моменте кульминации, упереться лбом в плечо. По ним ручьями стекал пот. Дыхание сбилось, стало прерывистым и свистящим. Она склонна была винить курение. Но вкупе со сладкой истомой, разлившейся по расслабленному телу, это принесло одно сплошное блаженство. Они даже не заметили, как неосвещенный кабинет погрузился в ночную тьму. Почти не различая мужчину в темноте, Королева все равно чувствовала на себе этот взгляд. Нестерпимо тяжелый, но до странности спокойный. Отдышавшись, вдова приготовилась к тому, что он закроется, возведет ненужные барьеры и сделает вид, что ничего не произошло. Иногда так поступал Волкер, чтобы набить себе цену. Но с самого начало было глупо их сравнивать. Эти животные принадлежали разным породам.
Ничего не сказав, Рокуэлл положил теплую ладонь на раскрасневшуюся женскую щеку и, слегка потянув время, поцеловал Викторию в губы. После этого он помог ей удержаться на подкашивающихся ногах и довел до раскладывающегося дивана, с которого она подобрала маленький плед, дабы укрыться. Снова надевать траурное платье не хотелось. Скорбеть по-настоящему можно совсем иначе. Отпустив женское запястье, Джозеф отошел к окну и приоткрыл штору. Он не собирался курить. Дрожащие пальцы не позволяли сосредоточиться, а рассудок неизменно возвращался к только что пережитым сладостным мгновениям. Неполный лунный диск осветил нахмуренный лоб и сузившиеся зрачки монаха. Скрестив руки на груди, он простоял в такой позе около минуты.
– Ты можешь остаться здесь, – сначала она панически боялась возвращения Волкера, но потом ей вдруг стало плевать. Впервые за пять лет. – Диван раскладывается.
– Нет, – отрезал священник, не поворачивая головы. Следовало предвидеть такой ответ. Рокуэлл не собирался заходить дальше случайной связи, навеянной общей болью. Но зачем он тогда приезжал? – Это Enjoy the silence. – нащупав переключатель звука, Отец Джо сделал музыку громче. – Слова жестокости. Они разрушают тишину. – переведя две первые строчки, он повернулся к ней.
– Если Вам кажется, что это весело, то спешу заверить…
– Поехали со мной на Восток, – перебил лидер секты, заранее избавляя себя от конфликтов, ссор и обвинений. Как бы там ни было, он добился нужного эффекта: хозяйка клуба замерла на месте в нерешительности. – Ненадолго. Вас отвезут обратно за полдня. Я пробыл тут достаточно, чтобы понять, почему Вы почти прыгнули с крыши. Этот Город, он убивает. – смутившись из-за напоминания о попытке сбежать от боли, Виктория отвернулась. – Я Вас не заставлю, если не захотите. Но предложение останется в силе по крайней мере пару часов. Решайтесь. – так они стояли напротив друг друга, под очень старую, но проникновенную песню. Пока Виктория не укуталась в плед и не кивнула.
