Текст книги "Свора (СИ)"
Автор книги: Hougen
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 65 страниц)
Виктория перестала удивляться собственным поступкам, навеянным вдохновением. Если их обнаружат – возникнет скандал международного уровня или же местного. С таким успехом их фотографии разместят на первых полосах. Экстравагантная деталь в виде минета станет украшением всех заголовков. Плевать. С этим ублюдком давно хотелось совершить нечто подобное. Нечто грязное, развратное и гадкое по меркам простых смертных. Застонав, Маргулис до боли сжала бедро любовника и ускорила темп. Праздничные салюты, пущенные в честь победителя, подвели к заветной кульминации.
– Мои поздравления, сэр! – один из депутатов Парламента подошел к лидеру и любезно, но осторожно похлопал по плечу. – Великолепный забег! Превосходная лошадь!
Кассиус рассеянно кивнул, невольно погружаясь в воспоминания прошлого. Салют напоминал взрывы авиабомб. Сердце забилось в груди, отдавая в висках; шум в ушах не прекращался. Сославшись на головную боль, диктатор попросил еще один бокал с шампанским и выпил залпом. В этот момент в ложу вернулся исчезнувший Регент и его обворожительная спутница. Приподнятое настроение обоих не укрылось от глаз проницательных эдемовцев, скривившихся от отвращения.
– Дружище Том, пойдем покурим, – сидя в причудливой позе, Ридус поднял взгляд, полный непонимания и легкого шока. Смысл сказанного дошел не сразу, но затем он все же поднялся с кресла. – Хоть кто-то здесь не употребляет поганые Мальборо.
– Отдаю предпочтение Сенатору уже больше десяти лет. Старые привычки никогда полностью не исчезают, – его никчемный отец постоянно кичился тем фактом, что выкуривает по пачке дорогих импортных сигарет в день. Единственное достижение главы клана Ридусов, распятого на кресте раковой опухоли. – Любимая марка отца. Была.
– В одном из своих откровенных интервью я рассказывал, что смерть родителей очень сильно повлияла на становление моего характера, – исподлобья взглянув на хозяйку Эдема, аккуратно протиравшую губы салфеткой, Волкер усмехнулся. – Полная чушь. На меня повлияли не менее значимые личности.
– Моя сестра, полагаю, входит в их число? – любопытство не числилось в личностном списке качеств Тома, однако упускать такую возможность нельзя.
– Это, безусловно, интересная точка зрения. Правдивая ли? Вероятно. Точный ответ тебе не даст никто.
– Повторяешься. В том интервью ты говорил тоже самое, – коснувшись подбородка с едва заметным белым шрамом, брат Маргулис вздохнул. – Понимаю.
– Ни черта ты не понимаешь, Том, – без злобы, с каким-то томным смирением изрек Мануэль, затягиваясь до головокружения. При таких разговорах не хватало коньяка. – Трусливая, презренная покорность. Знаешь, на самом деле все гораздо сложнее.
Я…
Раздавшийся выстрел был похож на щелчок пальцами в комнате, полной людей. Все произошло настолько быстро, что никто не успел отреагировать. Загробная тишина повисла куполом над ипподромом. Замерев от неожиданности, мужчины нарочито медленно повернулись в направлении скакового поля. В самом центре валялся труп вороного жеребца-чемпиона. Пуля пробила легкое, свалив животное на землю. Предсмертные хрипы сопровождали каждое рваное движение умирающего, пока все не кончилось.
Последовавший за этим взрыв не дал времени на испуг. Половина трибуны на другом конце ипподрома взлетела на воздух вместе с вышкой. Душераздирающих криков не последовало или они просто заглушались более громкими стонами раненных. Чувство сдавленности в ребрах и тошноты не покидали Маунтана, когда он вскочил на ноги. Сначала погиб конь, а затем большую часть конструкций разнесли в щепки. И он оказался бессилен против неизбежного. Кто-то из спасателей ринулся к месту трагедии, но повторная волна отбросила их назад. Второй взрыв окончательно уничтожил южную трибуну, оставив после себя дымовую завесу и оторванные человеческие конечности. Раненные начали вопить. Наконец-то.
Это стало точкой невозврата.
Президентская ложа смолкла. Гости не шевелились, застыв с бокалами в руках. На их глазах погибли несколько сотен человек. Остальные захлебывались собственной кровью. Данбар, оправившись от навеянного войной потрясения, схватил Викторию под локоть и потащил к запасному входу. Другие эдемовцы последовали за ними, не останавливаясь и не оборачиваясь. Шансы отправиться в иной мир вместе с Вождем и его прихлебателями по-прежнему оставались на высоте. В свою очередь, Волкер и Ридус, одновременно выронившие сигареты, рванули обратно. Достигнув двери, они внезапно оцепенели, стоило проникновенному голосу, нашептывающему сбивчивые слова, ворваться в сознание.
– Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, – воющим, успокаивающим тембром напевался известный псалом. – Ибо ты со мной. – огромный экран, некогда демонстрирующий жизнерадостных политиканов, временно потух, но спустя несколько минут пришел в себя и включился. Именно из него звучали стихи. – Ты направляешь меня на стезю правды. – помехи переросли в очертания человека. – Не убоюсь я зла. – лицо, обросшее темной бородой, сменило чреду темных квадратов на экране. Глаза непонятного мутного оттенка мелькнули на долю секунды, после чего опустились. – Ибо имя Твое со мной. *
– Боже мой, – задрожав, Кассиус не отзывался на свое имя, не реагировал на касания и не слышал ничего вокруг, кроме магнетического голоса. Впившись в перила, он не мог оторвать взгляд от искаженных двухмерной картинкой черт.
– Жители павшего Вавилона, вы окончательно ослепли и заблудились во тьме. Но я помогу вам! Я стану вашим поводырем, вашим светом, стану наставником, учителем и спасителем. Потому что только мне доступна истина, – подняв голову, говоривший вздохнул. – Никто вам не поможет, кроме меня. Вы покорились самому Люциферу, не стали противиться его отравляющим речам. Вы слабы. – приблизившись вплотную к камере, Отец Джо словно заглянул в душу каждого грешника. – Ты хотел вознестись на небеса, не так ли? Хотел водрузить престол свой на горе, в сонме богов? Взойти на высоты облачные, подобно Всевышнему? – он изменился. Что-то в нем поменялось. – Но ты низвержен в Ад, в пучины прошлого. Ранее ты колебал землю, потрясал царства и вселенную делал пустыней, разрушая города ее и не отпуская пленников ее домой. **
– Сюда, сюда! Помогите им! Вызовите скорую! Кто-нибудь, умоляю вас!
– Ты совершил много ужасного. Мы совершили, – уставшее лицо свидетельствовало о нестерпимых тяготах. Оно не вязалось с образом, навязанным пропагандистскими каналами. – Я уже замолил свои грехи, а ты? – с этими словами он показал висящий на руке крест, обмотавший запястье и часть ладони. – Я низвергну тебя с горы богов, о тщеславный демон. Я повергну тебя на землю и пред царями отдам тебя на позор, о нечистый гордец. Я извлеку огонь, что пожрет тебя, о лживый глупец. Я превращу тебя в пепел на земле пред очами всех, самопровозглашенный Всеотец.
Вынырнувшие из черного дыма люди волокли за руки истошно кричащего и скулящего Министра. Его швырнули в самый центр поля и поставили на колени. Полуголые фанатики достали небольшой разрывной снаряд – издалека трудно было разглядеть гранату. Никто не был в состоянии остановить казнь. совершенно безликие, апатичные лица палачей походили на ходячих мертвецов, лишенных интеллекта зомби. Под наставительные молитвы проповедника они расставили руки в разные стороны и склонили головы к груди, имитируя позу сына Божьего. Болтающийся на экране крест, подобно маятнику, гипнотизировал сидящих.
– Господин Президент, сделайте что-нибудь! Прикажите ему остановиться! Это же ваша страна!
Глупцы. Его невозможно остановить. Невозможно воззвать к голосу разума. Потому что он знает все.
– Ты всю жизнь избегал смерти. Считал себя поцелованным Богом. И действительно, ты стал бессмертен, – никакой злобы, никакого обвинения, лишь простое смирение с судьбой. – Но не твои люди.
Страдать будут они.
Граната разорвала еретиков на куски. Вместе с невинной жертвой. Все закончилось – осталось лишь напоминание о жестокой реальности в виде разбросанных кишок. Все кончено. Кто-то упал в обморок, чьи-то крики разорвали тишину, а запах смерти так сильно пропитал воздух, что вызывал рвоту. Мир окрасился в темно-красные тона.
– Твоих подчиненных похитили и пытали – это твоя вина. Множество людей погибло – это твоя вина. Мир в огне – и это твоя вина, – снова опустив глаза, полные скорби, пропрок покачал головой. – перед лицом Господа я даю тебе последний шанс. Освободи рабов Божьих, покайся и уйди с миром. И помни – Бог наблюдает за тобой. – воздев руки к невидимым вершинам, пастор склонился в знак немой покорности. –
Мы с тобой еще встретимся.
Все стихло. Экран задымился и замолчал навеки. Не осталось ничего. Почувствовав резкую боль в области предплечья, Маунтан повернулся и отрешенно посмотрел на Волкера, пытавшегося вывести старика из транса. Он что-то говорил. Но слова давно ничего не значили.
– Очнитесь, Кассиус! – увещевания превратились в требования, встряска – в агонию с растекающейся по жилам болью. – Нужно немедленно укрыться! Уходим отсюда! Ну же!
Происходящее слилось в один сплошной вихрь. Его силой затолкали в машину, едва не сломав шею на бесконечных лестничных ступеньках. Убежище подготовили. Надо залечь на дно, пока шумиха вокруг не уляжется. Скоро на ипподром прибудет группа спасения, а отошедшие от шока журналисты не упустят подобного случая, который выпадает раз в тысячу лет. Знаменитый пророк устроил террористический акт, при этом обвинив Президента Республики во всех смертных грехах. Через пару часов это станет сенсацией, потрясшей все мировое сообщество. Быть может, ООН подготовит вотум недоверия к нынешнему правительству и займется расследованием.
Так или иначе, это катастрофа для всей страны.
Комментарий к Собачий полдень
Собачий полдень – английская идиома, означающая жаркие летние дни.
* Ветхий Завет, Псалом 22, Псалом Давида – Отец Джозеф умышленно переставляет слова, тем самым изменяя смысл псалома.
** Здесь Джозеф цитирует “Послание к Римлянам Святого Апостола Павла” и “Исаия 14:13”.
========== Бог ей судья ==========
Где-то лунатик крутит радио,
Оттуда голос мэра призывает взять и покарать их.
Кого конкретно – без понятия, в городе казни,
Власть и плутократия переплетаются в объятиях
Oxxxymiron.
– Что ты чувствовала в тот момент?
Нелепый вопрос. Как можно на него ответить? Какие слова наиболее подходящие для описания ее состояния в тот день, когда все потеряло смысл? Опустошенность? Отчаяние? Непонимание? Ненависть? Страх? Возможно, все сразу. На протяжении долгого времени она пыталась вычленить хотя бы одно лицо из хаотичной вереницы таких же напуганных ликов. Думала, что так станет легче жить. Но жестоко ошиблась. Все их черты были либо размыты, либо изуродованы, либо искажены самыми темными людскими пороками. И неудивительно. Чреда взрывов, прогремевших на ипподроме больше недели назад, потрясла все мировое сообщество. Впервые за всю историю своего излишне долгого существования этот с виду прочный механизм под названием Республика вышел из строя. И никто не мог ответить даже на самые примитивные вопросы взбудораженной общественности. Администрация Президента оборвала все связи с внешним миром, перенаправляя на автоответчик сообщения дотошных репортеров, обеспокоенных союзников и предвкушающих скорое крушение противников. Комментировать трагедию на телевидении также отказывались. Даже говорящие головы из других партий, давно кормящиеся Президентскими подачками, избрали путь унылого молчания.
Страна будто бы впала в продолжительную кому.
Единственной реакцией правительства было введение комендантского часа и усиление охраны Ратуши вместе с другими объектами важного государственного значения. Но то была лишь иллюзия контроля. На самом деле их ряды охватила настоящая паника. Что будет дальше? Как изменится жизнь завтра? Каждый гражданин, равнодушно наблюдавший из окна за быстрыми передвижениями военной техники в сопровождении целого вооруженного подразделения, хотя бы раз задавался этими вопросами. Они призваны защищать население. Но можно ли доверять им как прежде? Одна из местных газет, извлекая выгоду из раскола общества, издала разгромную статью, в которой упомянула, что так называемые служители Отца Джозефа, подорвавшие себя вместе с Министром, ранее воевали на стороне Республики. Значит, шпионы проникли в самую надежную государственную структуру – армию. Чувство защищенности граждан продали каким-то полубезумным фанатикам с ручными гранатами за поясом. Будущим начали торговать на всех рынках мертвецов, где когда-то давно продали демократию за бесценок. А взамен приобрели ту самую фейковую безопасность. Замкнутый круг. По этой причине Маргулис страдала от невыносимого чувства собственной беспомощности, сидя в роскошно обставленном кабинете и выслушивая очевидные реплики заботливого психолога-самоучки. Что она чувствовала? Нужное слово всплыло само собой – злость. Слепую, неодолимую и чересчур всеобъемлющую. И она прямо заявила об этом, резко выпрямившись в кресле с каким-то затаенным предвкушением предстоящей борьбы. С кем она собиралась бороться? С собой? Давними врагами?
Всем миром?
– Почему именно злость?
Очередной глупый вопрос, не имеющий никакого отношения к реальности. Все ведь так просто. Она утратила контроль над ситуацией. Все произошло без ее ведома, без согласия. Это убивало. С ней попросту перестали считаться. Впрочем, как и со всеми остальными. Волкер не отвечал на звонки, избегая личных встреч и прямых контактов. Только на пятый день он предложил встретиться в невзрачном баре на окраине Города, где сообщил печальную новость – его работодатель исчез. Никого не предупредив, он скрылся в неизвестном направлении. Бросил на произвол судьбы несколько миллионов человек, оставил коллапсирующую нацию на потеху ублюдкам. Самое забавное, что об этом пока не знает ни одна паршивая газетенка или овца, чье блеяние могло бы дойти до неспокойных масс. Арман бросил все силы на борьбу с Интернет-ресурсами, дабы не позволить правде всплыть наружу. Лишь приближенный круг лиц обладал настолько разрушительными знаниями. Если бы нынешнее положение вещей стало известно в Организации Объединённых Наций – Республика была бы захвачена миротворцами в течении пары дней. “Голубые каски” с легкостью въехали бы в страну на танках и разрушили все до основания. Под предлогом нарушения фундаментальных прав человека, до которых никому нет дела. Поэтому министры побоялись ввести чрезвычайное положение, хотя обговаривали этот вариант на закрытом заседании больше десяти часов. *
Услышанное окончательно разозлило Викторию. Она швырнула в любовника салфеткой, после чего скинула со стола стаканы и покинула заведение. Ее добивал тот факт, что смысла во всем творившемся абсурде не было. Как и в бесчисленных жертвах, постоянно расстреливающихся на улице по подозрению в соучастии с террористическими организациями. Кто бы мог подумать, что малочисленная секта, наверняка поклоняющаяся козлу с винтовкой в зубах, способна легко разрушить оплот системы при помощи двух самодельных бомб и молитвы. Немало отчаянных мятежников десятилетиями пытались добиться того же результата, но их, одного за другим, пожирала беспощадная машина, выплевывая наружу остатки кишок и эпитафии. Буйно помешанному проповеднику понадобилось всего одно выступление, чтобы раскачать хлипкий мостик единовластия. Остальное посыпалось следом. А его вдохновляющую речь расхватали на цитаты и пустили по всевозможным эфирам. До того, как деятельность СМИ была приостановлена в связи с угрозой национальной безопасности.
– О чем ты думаешь прямо сейчас?
Наверное, о чертовом будущем, которое у них отняли буквально за сутки. Всего за двадцать четыре часа. Так иногда происходит. Сегодня ты – великий уравнитель, вершащий судьбы манюпаса забавы ради. Религия личной выгоды процветала. Но завтра какой-то мудак с сутаной и заученными наизусть псалмами подрывает не только твой авторитет, но и половину твоей страны. Без лишних колебаний. Без длительных раздумий. Виктория снова потеряла нить разговора. Погружаясь в размышления о прошлом, она попутно вслушивалась в голос Президента, исходящий из экрана телевизора. Уверенный, подчеркнуто спокойный и угрожающе монотонный. Он обещал покарать всех, кто повинен в случившейся трагедии. Кого конкретно – непонятно. Город постепенно сходил с ума. Невзирая на то, что никакая опасность, по уверениям Гаранта, им не грозила. А разве можно не доверять лидеру? Он ведь лично пообещал все проконтролировать и предпринять необходимые меры для поддержания порядка. Его обращение к нации было записано через несколько часов после инцидента на ипподроме – едва ли не в кабинете самого Маунтана.
После чего он бесследно пропал.
– Ты не ответишь на мой вопрос?
На какой именно из этого несуразного списка? Перри резко вышла из ментального оцепенения, куда ее занесли болезненные воспоминания. Прошлое тесно переплелось с настоящим. Но что-то из этого наверняка было искусственно созданным. Самое страшное – не знать, действительно ли ты существуешь в той реальности, которая окружала тебя на протяжении сорока с лишним лет. Подобных вопросов было много. К сожалению, большинство из них оставались без ответа. Даже Господин Никто, как он сам себя именовал, едва справлялся с поставленной задачей. Его силуэт медленно растворялся в пространстве, превращаясь в расплывчатую материю. Он и понятия не имел, какие демоны терзают запутавшуюся пациентку. Впрочем, его сосредоточенный взгляд непрестанно изучал собеседницу, ловя каждый ее жест. Где-то в глубине души он гордился тем, что ему дали шанс проявить свои скрытые таланты аналитика. А главной подопытной стала не кто иная, как прославленная Королева, никогда не снисходившая до просьб о помощи. Но и у сильных мира сего бывают неразрешенные проблемы, требующие вмешательства извне. Однако постоянные встречи сеансами никто из них не нарекал. Предпочиталась более красивая формулировка. Иначе придется признать необходимость этих бессмысленных разговоров по душам.
Признать, что эта самая душа еще жива.
– Ты хорошо спишь?
Ей хотелось задать ему тот же вопрос. Насколько крепко он спит после всего пережитого? После его хождений по тонкому льду смерти? Так, кажется, мужчина описывал свое состояние в новом романе, изданном подпольно. Ему же так нравится наблюдать за окружающими, а затем одним росчерком пера превращать их в персонажей собственных сатирических произведений. Смех – лучшее лекарство от суровых реалий. Если не можешь одолеть систему – выставь на посмешище. Жаль, что такие выпады обычно высоко ценятся в кругах кинокритиков, но не политиков. Увы, у последних чувство юмора весьма специфическое. Из-за него Господин Никто и утратил свое имя. Так часто поступают с неудавшимися мятежниками-бумагомарателями: отбирают не только перо с рукописями, но и личность. После чего отправляют на эшафот, перед которым публично сжигают экземпляры столь насмешившего всех памфлетика. Но этому горе-творцу повезло больше, чем остальным. Виктория, блаженствовавшая в своем Ренессансно-лофтовом королевстве, внезапно начала испытывать острую нужду в королевском шуте. Коллекция давно не пополнялась. Как раз в тот день она праздновала очередной день рождения – несмотря на то, что женщины стараются избегать подобных цифр, – Маргулис увидела в этом блестящую возможность извлечь выгоду из податливого Кардинала. Судьба невинной жертвы политического режима тронула ее до глубины души. Если удастся ее спасти путем манипуляций и хитростей, то разве ее кто-то осудит?
– Чего ты боишься больше всего?
Опомнившись, Виктория, наконец, отвела взгляд от серости за окном. Угнетающий вид. Зимой так почти всегда: полностью облысевшие деревья тянутся своими мерзкими голыми ветками в окна и царапают стеклянную поверхность, наводя ужас на тревожный разум. Чего она боится? Какой занятный вопрос. Для ответа ей понадобится время, а ему – новая страница записей. Вероятно, на первое место она поставит размышления о наличии чертовой души. Точнее – чистосердечное признание в ее существовании. Ведь почему-то же она спасла этого поганого вольнодумца, чьи спокойные карие глаза, тронутые легким озорным блеском, неотрывно глядели на вдову. Точно пытались выудить наружу тот самый обломок души, оставшийся после бесчисленных крушений. Что еще остается нам? Смысл бороться, силы тьмы восстают со дна. Второе почетное место достанется безумному страху перед одиночеством. Но в этом Маруглис не признается даже себе самой. Ей проще отталкивать людей, не подпускать к себе ближе, чем на расстояние ружейного выстрела. Удивительно, как община, блюдущая интересы хозяйки, оставалась преданной почти до конца. И не развалилась на части при первой же возможности.
Но это ведь сплошное самовнушение. **
Перри жила в таком режиме слишком долго. Жила в противоречиях и неоднозначностях, обмане и самообмане. Не рассчитывала на понимание и не нуждалась в поддержке, однако оставалась благосклонной к новым членам клуба; давно разочаровалась в обществе, но все еще находила в себе силы не заснуть вечным сном. Непреклонная Королева, вторая железная леди. Однажды газеты поставили ее на третье место в списке самых влиятельных лиц Страны. Но они ошиблись. В ней что-то сломалось. Смерть дяди, являвшегося гарантией то самой мнимой безопасности, пошатнула ее некогда умиротворенное сознание. Или всему виной был медленно умирающий Город? Он так долго высасывал из нее жизненную энергию, что сейчас, находясь на краю гибели, принес не долгожданное освобождение, а невыносимые терзания. Маргулис ненавидела себя за подобную слабость. Ненавидела проклятых мертвецов, пытавшихся выдавать себя за людей; поганый Эдем, отобравший лучшие годы ее жизни – но больше всего ее бесили комментарии надоедливого кретина, сидящего напротив. Его подчеркнуто заумный вид дополняли гротескно-убогие очки, периодически спадающие на переносицу.
– Ты же учился в университете, почему ты такой тупой?
Мужчина никак не отреагировал на оскорбление. Лишь улыбнулся после минутного молчания, продолжая исписывать блокнот с машинами на обложке. Его невозможно вывести из себя. Хотя многие пытались. От скуки или раздражения. “Пока родители кутят и тратят; Знай – тебя укладывает спать популярный писатель”. Нервно постукивая ногтем по подлокотнику, Перри ждала ответной реакции, которой не последовало. Господин Никто мотнул головой, отбрасывая светло-коричневые пряди в сторону, дабы те не мешались. Полностью сосредоточив внимание на расписывании давно известного “диагноза”, он временами прикусывал колпачок от ручки. Это способствовало мыслительному процессу, дарующему завуалированные выводы и витиеватые фразы. Неужели их многообещающий диалог закончился? Иной раз вдова задавалась вопросом: стоило ли ей так рисковать ради посредственного бумагомарателя, прикидывавшегося дураком больше пяти лет? Он создавал слишком много проблем. Его инстинкт самосохранения, напрочь атрофировавшийся в молодости, что привело к заключению в тюрьме, угрозе смертной казни, а потом и к накрахмаленному белью в психбольнице, разыгрался с удвоенной силой и перерос в откровенную паранойю. Он начал разговаривать исключительно метафорами, загадками и полунамеками. При посторонних вел себя крайне неадекватно – многие списывали это на врожденную маргинальность писателей –, а над непризнанными друзьями насмехался. Похоже, единственная, кого он по-настоящему любил, была его машина.
Подарок ко дню освобождения.
– То же самое ты сказала Всеотцу?
Наклонив голову вбок, безымянный собеседник закинул ногу на ногу с нарочитой издевкой. Он умышленно пародировал Маргулис, добиваясь предсказуемого эффекта: гнева, колкости, крика или же требования убраться вон из кабинета. С ним женщина была более уязвима, чем со всей братией. Но что-то определенно пошло не так. Вздрогнув, Виктория потянулась к пачке сигарет, лежавшей на столике, и механическими, годами отработанными движениями закурила. Сизый дым распространился по комнате в считанные секунды. Обычно его раздражал этот гнуснейший запах. Но сегодня все простительно. Состояние пациентки волновало куда больше. Откинувшись на спинку, самопровозглашенный психолог с любопытством следил за нервозностью Королевы. Ее же раздирали очередные воспоминания о том проклятом дне, перечеркнувшим годы кропотливой работы. В целях безопасности господина Президента, явно пережившего нервный срыв, его подсадили к ней в бронированную машину, чтобы незаметно вывезти из Города. Старик вжался в самый дальний угол, обхватил собственную голову руками и, покачиваясь, бормотал что-то невнятное. Лишь одна фраза из всего полуобморочного бреда была более-менее разборчива: “это моя вина”. Затем он резко пришел в себя, потребовав срочно найти замену кандидату в мэры, покончившему с собой больше месяца назад, и прислать к нему как можно быстрее.
“Времени совсем не осталось. Я больше им не доверяю. Ни Волкеру, ни Мастерсу. Никому из них. Только тебе!”.
– Наша беседа не имеет смысла, – подытожила Виктория, закрывая глаза и пропуская дым через легкие. Тот, словно отрава, курсировал по телу. Насколько же ей хреново, раз она ловит кайф от этих дерьмовых сигарет? – Ты копаешься в моей голове уже очень много лет, но результата нет. Легче не становится.
– В том нет моей вины. Ты не пускаешь меня дальше. Я уже устал разрушать один барьер за другим, а затем наблюдать за тем, как ты отстраиваешь их заново.
– Что же ты за психолог, если не можешь справиться с такой банальной проблемой?
– Я, несомненно, сейчас потешу твое самолюбие, если скажу, что твои проблемы весьма отличны от затруднений простых смертных, которые ко мне ходят, – фыркнув, Господин Никто потянулся к бокалу рома. Он редко выпивал на рабочем месте, но иногда без этого было просто не обойтись.
– К тебе вообще никто не приходит.
– И то верно, – залпом осушив бокал, мужчина вновь углубился в записи. Десять листов. Новый рекорд для нее. – Хочешь сменить тему?
Неожиданно распахнувшиеся двери опередили Викторию с ответом. В этом Городе лишь двоим людям было разрешено врываться в главный кабинет без предварительной записи – Волкеру и гонцу с важными вестями, кем бы тот ни был. Сейчас этот сомнительный пост занял Томас, едва сдерживающий рвущиеся наружу эмоции. Его остановило наличие постороннего. Третье мнение тут совершенно ни к чему. Впрочем, в такой ситуации можно забыть о манерах. Замерев на пару секунд, Ридус быстро просчитал всевозможные варианты развития событий, взвесил все за и против, после чего ринулся к сестре. Без лишних предисловий он наклонился к ее уху и прошептал несколько слов, от чего Маргулис побледнела и нервно сглотнула, явно превозмогая себя. Дрожь охватила ее пальцы, несколько раз стряхнувшие сигаретный пепел мимо пепельницы. Снова это мерзопакостное чувство собственной беспомощности. Хотелось кричать вовнутрь себя. Дабы ни одна живая душа не услышала.
– Ты уверен? – отстраненное выражение лица и ледяной тон привлекли внимание писателя. Не поворачивая головы, он сделал еще одну пометку возле графы “эмоциональная устойчивость”. – Абсолютно точно?
– Прошло много времени, но я еще в состоянии узнать своего дядю. Он просит тебя о встрече. Стоял под входом с самого утра, но не решался зайти, – ощутив, как маленький огонек медленно подкрадывается к коже, женщина вовремя отдернула руку, тем самым уронив окурок на ковер. – Как прикажешь поступить? – проигнорировав нервозность сестры, Том пытливо вглядывался в ее расширившиеся зрачки. – Привести его? – наконец, Королева соизволила кивнуть, прикрывая глаза и мысленно досчитывая до десяти.
– Подожди! – вдох-выдох. Сдавливающий грудную клетку воздух вырвался наружу вместе с остатками токсичного дыма. Нужно собраться. Привести себя в порядок. Нормализовать пульс. – Выведи моего гостя. Сеанс окончен. А потом возвращайся сюда. Ты мне нужен.
Опустив голову, Ридус изучал причудливые узоры на ковре, представляющие собой разлитую по полу кровавую массу с завитушками и многоцветными вплетениями. Это продолжалось недолго. Поправив белую бабочку на шее, Томас поймал на себе взгляд, полный невысказанной мольбы. Кто бы мог подумать, что два оставшихся выходца некогда могущественного клана Республики будут держаться друг за друга до конца. Несмотря на то, что их чистая кровь подверглась разным примесям, она по-прежнему остается квинтэссенцией неразрывных семейных уз. Это не пустой звук. Храня молчание, волкопес подошел к придворному шуту и положил тому ладонь на плечо, таким образом намекая на окончание аудиенции. Поднявшись с кресла, Господин Никто прижал исписанный вдоль и поперек блокнот к груди, словно боялся, что у него заберут самое ценное. Как забавно.
Ему было плевать на потерю имени, но не на горстку никчемных листов.
– Разреши дать небольшой совет, – немного успокоившись, творец как-то странно усмехнулся. – Не делай то, о чем впоследствии пожалеешь. – демонстративно поклонившись почти до пола, он в конечном итоге последовал за провожатым и скрылся за дверью.
Оставшись наедине с собой, Перри с трудом открыла все три окна. Ей необходим свежий воздух. Предстоящая встреча может перевернуть всю ее жизнь. Или с легкостью уничтожить весь резерв боевого духа. Следующие десять минут были самыми ужасными за последние пару месяцев. Ее буквально швыряло из стороны в сторону, из одного угла кабинета в другой. Становилось жарко или нестерпимо холодно. Край Ратуши, видневшийся с балкона, то привлекал своей стоической непотопляемостью, то получал страшные проклятия и угрозы быть разрушенным организацией. Выкурив очередную сигарету, Виктория, наконец, услышала тихий стук. Время остановилось где-то на шести часах. Количество сердечных ударов превысило допустимую норму. Они запустили какой-то механизм в мозгу, вынудив генерировать лишние воспоминания с бешеной скоростью. Не оборачиваясь, вдова прокричала – хотя ей казалась, что она бесшумно шепчет – разрешение войти.
Пути назад нет.
Он почти не изменился. Поседел, немного располнел, но лицо осталось прежним: все таким же подчеркнуто несчастным. Будто на его плечи взвалили все бремя Вселенной, заставив проявлять худшие качестве, а потом раскаиваться у алтаря своих жертв. Рядом с ним сама Дева Мария, не выпуская из рук труп родного сына, могла быть спокойно уличена в лицемерии. По сравнению с человеком, что зашел в комнату и опустился на скромный стульчик в углу, все великие мученики попросту страдали зря. Виктория никогда не понимала, как у него получалось вызывать столько жалости к себе, ничего при этом не делая. С виду обыкновенный смертный, абсолютно ничем не примечательный. Однако стоит приглядеться, и ты начинаешься невольно проникаться к нему необъяснимым сочувствием. Это не могло не раздражать Маргулис, так как она поклялась раз и навсегда избавиться от этого никчемного чувства.
