Текст книги "Свора (СИ)"
Автор книги: Hougen
сообщить о нарушении
Текущая страница: 44 (всего у книги 65 страниц)
Если находили вообще.
Рэйлан не был сторонником жестоких мер, особенно вне рамок Конституции. Но сейчас прямо перед ним незримо маячил не просто очередной грешник, забывший дома маску, а настоящий преступник, преподносящий свои диверсии как борьбу за справедливость. На таких Догвелл сделал карьеру. На таких его натаскивали, как профессионального бойца. Поэтому, получив приглашение на дачу владельца, он не подал ему руки при знакомстве, а предложил сесть за стол. Только когда рука с конвертом предательски потянулась через всю столешницу прямо к нему, он достал большой нож и вонзил его в ладонь, пригвоздив к дереву. Душераздирающий крик и попытки вытащить лезвие ни к чему не привели, кроме последовавшего за наказанием удара по лицу. Окровавленный, униженный бизнесмен перестал дергаться и тихо заскулил от боли.
– Если завтра не закроешь рынок, о конечности волноваться уже не придется, – слегка надавив на рукоять, Рэйлан выбил из толстого мешка очередной вопль и мольбу о прощении. – Отлично. – вытащив нож, полицейский спрятал его в специальный чехол и вышел на воздух. Его подобрал автомобиль и отвез обратно на площадь, где все началось.
Следов крови на цветных мозаичных квадратиках почти не было видно. Разумеется, в Божеский вид площадь будет приведена нескоро – для такой сложной миссии необходим дождь. Приходилось довольствоваться въедливым запахом сожженных шин и редкими красными вкраплениями, для большинства обывателей незаметных. Полицейский без формы, в одной фуражке со значком, с отвращением скривился. На его глазах расстреляли тысячи невинных протестующих: и женщин, и детей, и стариков. Надеявшихся на изменения. Глупых. Но за такое не убивают. Решив дойти до места назначения пешком, Рэйлан надел полностью черную маску и скрылся в нужном переулке. Через пару минут он уже стоял перед муниципальным управлением на улице Герцога Валефора. Внутри никого не было, за исключением особо важных работников, без которых бесполезная в своей сути машина увязнет в бюрократическом болоте. Секретарша тоже осталась – скорее из-за красивых глаз и внушительного бюста, чем от полезных качеств. Но стоило отдать должное – не было ни одного нарушителя без средств индивидуальной защиты.
– С этой маской Вы похожи на бандита с большой дороги. Предупреждаю, выносить у нас нечего, – оказавшись на пороге своего кабинета, Гудвин поприветствовал вынужденного компаньона по законным махинациям. – Ну как там карантин? Соблюдается?
– С сегодняшнего дня главный продовольственный рынок прекращает свою работу, – абсолютно спокойным тоном сообщил Догвелл, извлекая протокол из сумки и бережно кладя на стол. – Его хозяин поначалу был не очень сговорчивым, но потом мы нашли общий язык.
– Серьезно? Мать твою, он игнорировал все мои постановления! И Вы справились всего за сутки. Невероятно. – не без восхищения вчитываясь в предоставленные документы, Себастьян облизал пересохшие губы и улыбнулся. – За это нужно выпить. Или Вы не пьете на работе? Тогда у меня есть пачка сигарет. Не откажитесь? – Рэйлан, немного поколебавшись, согласился и принял дар, чем окончательно удивил мэра. – Не знал, что Вы курите. Предложил ради хохмы.
– Я все еще не понимаю, кто проголосовал за Вас на выборах мэра, – без труда затянувшись, шеф полиции ощутил, как легкие постепенно сводит приятная судорога. Раньше он обходился крайне сомнительными электронными сигаретами, но они не сравнятся с настоящими. – Благодарю.
– Тоже самое могу сказать о Вас. С такими татуировками кто Вас только на работу принял, – кивок в сторону покрытого черными завитушками локтя вынудил служителя порядка подтянуть рукава. – Расслабьтесь. Я не осуждаю. Это Вы назвали меня контрабандистом и намекнули, что я просто непригоден для такой должности. А я, наоборот, считаю, что татуировки добавляют шарм. Хочу набить себе собаку на предплечье. Что у Вас изображено?
– В основном кресты. Мне говорили, что родители были прихожанами какой-то церкви недалеко от города. Святые люди выбросили своего единственного ребенка. С тех пор ношу эти кресты как знак чести. И еще один, на груди.
Странная откровенность для безразличного ко всему блюстителя закона. Еще и перед бывшим вором. Стоит признать – Гудвин обладал до неприличия располагающим обаянием. Поддавшись ему, Догвелл тряхнул волосами и прокашлялся. Он не собирался пускаться в бренные рассуждения о прошлом и будущем.
– К слову, в свое первое эффектное появление Вы обмолвились, что знакомы с биографией моего хорошего друга и сокамерника Ларри Боунса, – Рэйлан осторожно кивнул, не спеша участвовать в эдемовских авантюрах. – У нас с ним часто возникают разногласия. Если проще – мы не друзья. Я, в принципе, не стремлюсь обзаводиться настолько проблематичными товарищами, однако у меня есть дурные предчувствия на его счет.
– И какое я к этому имею отношение? Обратитесь с жалобой к работодателям.
– У Вас, судя по всему, есть доступ к архивам или якобы уничтоженным документам. В полицию меня не допустят – я под постоянным наблюдением организации. Но Вы могли бы мне помочь. Никто не заподозрит Вашу непоколебимую, принципиальную натуру в сотрудничестве с каким-то валютчиком.
Выдохнув сизый дым, полицейский наклонил голову вбок и прищурился. Гудвин не пошевелился – скрывать ему действительно было нечего. Он хотел дискредитировать своего оппонента перед начальством. Стандартная потребность работника среднего звена. Но общая притягательность и какое-то необъяснимое дружелюбие, исходившие от градоначальника, почему-то не позволили отказать в мизерной просьбе. Хмыкнув, Догвелл потушил окурок об пепельницу и, не произнеся ни слова, направился к выходу. За поворотом его поджидал все тот же неприметный автомобиль с проблесковым маячком. Вроде как поступила новость о нарушителях карантина в парках. Не мешало бы разобраться. Оказавшись на свежем воздухе, Рэйлан кивнул своим людям, призывая сесть за руль.
– Господин полицейский! Вы забыли свою фуражку! – держа головной убор подмышкой, Гудвин несся по лестнице следом за посетителем. Обернувшись, Догвелл недовольно нахмурился, сразу же поддавшись вперед, точно перед прыжком. – Как же Вы будете исполнять свои обязанности?
Не успев передать затерявшуюся вещь, Себастьян ощутил, как земля под ногами затряслась. Рука беспомощно застыла в воздухе, когда прогремел взрыв. Автомобиль, поджидавший пассажира, превратился в кусок искореженного горящего металла. От двоих человек, находившихся внутри салона, вряд ли что-нибудь осталось. И Рэйлан мог бы разделить их участь, если бы не валютчик со своими играми в догонялки. Вскочив на ноги, полицейский проследил глазами за чернеющим дымом, вьющимся над кострищем. Так с ними бывает. Наживешь себе врагов в правительстве и будешь собирать ошметки собственных людей по тротуарам. Подобрав злополучную фуражку с запыленного асфальта, шеф протянул руку шокированному эдемовцу и помог подняться. Вместе они долго наблюдали за суетой пожарных, выкуривая одну сигарету за другой. Через полчаса их внимание привлек мелькнувший в небе белый вертолет с красным крестом на обшивке. Еще ни разу в Столице не замечали потусторонние объекты, беспрепятственно разрывающие облака пропеллером. Лишь по праздникам и особым случая Президент давал разрешения на полеты в опасной близости от Ратуши.
Этот день определенно войдет в историю.
Республика, Эдем.
Собрав огромную свиту, Королева дожидалась вечерних сумерек, способствующих крамольным действиям. В условленный час на крышу клуба должен был сесть медицинский вертолет, откуда наконец-то выйдет долгожданный гость. Впервые Маргулис по-настоящему нервничала. Встреча с всемирно известным террористом, пропитанным религиозными учениями и ненавистью к той же системе, которую она так панически боялась, могла быть сорвана в любой момент. Тот факт, что Мелисса перестала выходить на связь, вызывал больше тревоги, чем переговоры с лидером секты. Поэтому, во избежание недоразумений, она взяла с собой четверых поверенных. Одного навязчивого телохранителя, чересчур серьезно воспринявшего свое назначение. В дополнение к нему шел Министр обороны, в свое время крайне безответственно относившийся к профессии главы ведомства и оттого сдавший национальные интересы. К ним присоединился экономист и самопровозглашенный Атлант финансового мира. И, разумеется, старый мормон из церквушки, расположенной около Эдема. Он питал величайшую ненависть к Рокуэллу, но любопытство не могло позволить ему остаться в стороне от разговора с любимчиком западных СМИ.
Викторию не интересовали сопровождающие. Если бы к ней присоединилась половина общины, это имело бы меньше значения, чем фигура великого Лжепророка. Множество раз она мелькала на телеэкранах, но следовало уметь отличать цветокорректирующий миф от реальности. Картинка серьезно меняет черты лица. Чаще в лучшую сторону, искажая действительность. Нетерпеливо постукивая носком туфли по парапету, вдова часто замирала и прислушивалась. К ней никто не подходил, а компания не обменялась ни единым словом. Только святой отец Карнэги периодически бормотал молитвы себе под нос. У Воннегута все было проще: опустившись на каменный приступок, он достал планшет и ушел в итоговые балансы. Кинахан неуверенно протирал очки и отбрасывал ногой мелкие камушки. За считанные секунды они превратятся из нелепых жителей крыши в команду профессионалов. Но для начала следовало дождаться вертолета, который появился на горизонте с опозданием. Все присутствующие тут же отвлеклись от своих занятий и собрались в одном месте.
– Это большой риск для нас, – подойдя к хозяйке клуба, Сет спрятал планшет и поднял голову к сероватому небу с бледно-красными вкраплениями. Силуэт вертолета четче вырисовывался на просторах темнеющего небесного полотна. – С ним могут быть вооруженные сектанты. Они захватят Эдем, как и ипподром.
– Для него это тоже риск. Где гарантии, что мы не захватим его раньше? – финансист согласился, при этом делая несколько шагов назад. Вся команда отступила, чтобы не вылететь с крыши.
Шасси плавно коснулись специальной каменной кладки и попали точно на белую разметку. Клуб не в первый раз принимает эксцентричных гостей с неограниченными возможностями (в основном из Президентской братии и по ночам). Не успели лопасти завершить круговое движение, как дверь пассажирского салона распахнулась, выпуская на твердую землю того, кого именовали Отцом в противовес Всеотцу Маунтану. Статная фигура террориста была отмечена легкой худобой после перенесённых страданий, но восстановление сил проходило куда быстрее, чем предсказывали врачи. Расправив плечи, Рокуэлл огляделся по сторонам и, спустя долгие полсекунды, сосредоточил взгляд безжизненных серых глаз на вдове. При его приближении большинство участников машинально отступили, почувствовав опасность. Даже бесстрашный мальчишка-телохранитель попятился, завороженно глядя на легенду смертного мира. От священника веяло угрозой и смирением одновременно. Его боялись, уважали, желали, проклинали. А он оставался прежним фанатиком с безудержной жаждой крови.
Остановившись в двух шагах от собрания, Джозеф протянул в направлении женщины две руки с немым призывом. За все это время он ни разу не моргнул, пожирая смертных флегматичным, на грани усталости взглядом. Оба его запястья были обмотаны деревянными бусинками четок, пока само распятие болталось где-то внизу. Он не двигался, не дышал, не моргал, ожидая дальнейших действий. Виктория, поборов внутренний страх, медленно сократила между ними расстояние и аккуратно вложила собственные руки в холодные ладони святого. Их глаза встретились: глубокая зелень и мертвенная серостью. Вот они, два отступника, две бессмертные твари на краю уничтоженного мира. Сборище убийц под разными именами. Но суть у них одна: находить врагов и устранять их одного за другим. Кто-то при этом читает молитвы, а кто-то – выпивает больше обычного.
– И явится зверь, – все, что произнес великий Антихрист, резко выпуская женские руки из цепкой хватки. – Зверь, которого Вы видели, был, и нет Его. – опустив голову, Рокуэлл почувствовал, как порывы ветра развивают полы черной сутаны. Как все меняется вокруг. Преображается. Дивный новый мир существует. – Извините за опоздание. В Городе прогремел взрыв, пришлось изменить маршрут. ******
– Почему Вы не веруете в Господа, мистер Рокуэлла? – не выдержал Карнэги, мечтавший задать этот вопрос нечестивцу больше пятнадцати лет. Мираж величия, окутавший Джо, наконец спал. – Моя церковь живет на пожертвования благочестивых прихожан. А Ваша?
– Он с Вами? – наклонив голову, предводитель секты со скучающим видом рассматривал своего брата во Христе. Перри утвердительно кивнула, взглядом призывая мормона не вмешиваться в процесс переговоров. – Полагаю, Вы тот самый отец Давен, который держал мое оружие у себя на складах? – изумленный служитель алтаря, не подозревавший о махинациях, раскрыл рот. – И Вы известны процедурой омовения рук в тазу после каждой удачной сделки? Я не осуждаю Вас. Деньги – это грязь. Но отвечая на Ваш вопрос касательно моего безверия, я лишь скажу, что Бог, ваш Бог, породил эту самую грязь и развратил вас до такой степени, что вы превратились в самых обычных животных.
– А Вы убиваете своих земляков. И получаете от этого наслаждение.
– Я не говорил, что отличаюсь от вас. Я – такое же животное. Только более осознанное, – улыбка мазнула по плотно сжатым губам пастора. – А теперь позвольте вернуться к делу. Скажите, когда я могу забрать новую партию оружия? И смогу ли я рассчитывать на дополнительную помощь от Вашей армии?
– Что? Этого не было в условиях договора! – сорвался на крик опешивший Кинахан, чудом успев поймать упавшие очки. – Это невозможно!
– Разве Вы не получили поддержку от Европейских стран? Гуманитарную помощь от США? – сама мысль о совместных военных действиях республиканцев и Предвестников с Протекторами была абсурдная, но такая заманчивая. – Мои посылки всегда были каплей в море.
– Пандемия внесла коррективы в планы большинства государств. Как выяснилось, мало кто заинтересован в финансировании моего проекта в полном объеме. Поэтому мне бы хотелось перейти на альтернативные источники. Что бы Вы могли предложить?
– Вы проделали такой путь, чтобы потратить на обсуждение пару часов? Это можно было сделать по видеосвязи или через мою посредницу Мелиссу. Она ведь…
– На данный момент она занята планированием очередного наступления вместе с моим союзником, – перебил Рокуэлл, не желая отвлекаться от сути вопроса. – Считайте, что это повышение. А я хотел лично с Вами увидеться и понять, насколько далеко Вы готовы зайти в нашей миссии. Вы, насколько я слышал, никогда не отступаете. Иначе как объяснить Ваше выживание в этой стране? Продержаться двадцать лет и не стать их марионеткой – это великолепный результат. К тому же мне захотелось впервые за много лет побывать в Столице. После совместного разрушения Стены и ослабления позиций Мастерса попасть сюда было проще, чем год назад. Ведь это и моя Родина тоже. Которой меня позорно лишили.
– Видите, Вы тоже умеете добиваться своего. Пятнадцать лет Вы шли к этой цели. Разве нет?
– Все гораздо сложнее. Но Вы поймете и это. Всему свое время. Итак. Кто заменит Европейских и американских партнеров? Кто поможет мне добить эту шаткую систему и развалить ее в угоду всем нам?
– Китай, разумеется. Мы тесно сотрудничаем последний месяц. Думаю, они не против продать Вам пару боеголовок со скидкой, – усмехнувшись, Рокуэлл достал пачку сигарет и угостил Перри. Они синхронно повернулись спиной к обществу и выдохнули сигаретный дым, наблюдая за тем, как солнце медленно скрывалось за высокими мрачными зданиями. – Можем организовать Вам поставки через Беларусь. Они, видимо, не собираются закрываться на карантин.
– Постарайтесь, чтобы Россия держалась подальше от моих ящиков. Они называют себя блоками и содружествами, но по итогу действуют самостоятельно и провоцируют конфликты. А я не хочу лишнего внимания. Вам оно тоже повредит.
– Вы будете прилетать чаще? – ей почему-то было так спокойно рядом с ним. Словно они знали друг друга четверть века, а все остальное – такая грязная суета.
– Отправьте остатки моей партии в ближайшее время и я отвечу на этот вопрос лично, – Джозеф стоял к женщине вполоборота, но все равно смотрел ей прямо в глаза. Улыбнувшись, он отдал ей всю пачку сигарет и направился к вертолету, под которым уже лежали сумки с деньгами. – И помните: зверь выйдет из бездны, и пойдет в погибель! – лопасти завертелись, помогая махине взмыть в воздух. Перед тем, как оторваться от земли, священник осенил ее крестным знамением и, сложив руки с четками в молитвенном жесте, наконец скрылся в салоне.
– Отнесите деньги в мой кабинет и пересчитайте. Потом попросите Винсента быстро подготовить заявление для прессы, – продолжая следить за вертолетом, Маргулис выбросила окурок, пряча чужую пачку в карман куртки. – Эдем закрыт на карантин. Только что с крыши подобрали одного больного. Никого не впускать и не выпускать без особого разрешения.
Комментарий к Лучшее предложение
* Граф Вине – король и граф, великий демон. По команде заклинателя, он будет строить башни; разрушать огромные каменные стены и вызывать шторм на водах. Он управляет 36 легионами духов.
** “Опера нищих” – балладная опера Джона Гея и Иоганна Пепуша.
*** В парграфе мелькают несколько цитат из “Пробки, стройка, грязь” Detsl.
**** Шизотипическое расстройство – расстройство, характеризующееся чудаковатым поведением, аномалиями мышления и эмоций, не подходящее по диагностическим критериям для диагноза шизофрения ни на одной стадии развития.
***** Мастерс имеет ввиду песню “We were born to fly” Scorpions.
****** Герцог Базин – могущественный демон. Он открывает свойства трав и драгоценных камней и может внезапно переносить людей из одной страны в другую.
******* Джозеф цитирует Откровение Иоанна, 17:8.
========== Оправдание жестокости ==========
Эй вы, хозяева войны!
Все те, кто сотворил оружие.
Все те, кто сотворил самолет смерти.
Все те, кто сотворил большие бомбы.
Все те, кто прячется за стенами,
Все те, кто прячется в кабинетах, за столами.
Одно лишь хочу сказать,
Я вижу сквозь ваши маски.
Все те, кто не сотворил ничего,
Кроме разрушения.
Вы играете с моим миром,
Будто это ваша игрушка.
А когда свистят пули,
Вы отворачиваетесь и бежите.
Bob Dylan – Masters of War.
Дуайт не считал себя плохим человеком. Можно бесконечно долго предаваться рассуждению об общечеловеческих ценностях и личных моральных устоях, но собственное понимание вопросов морали куда важнее, чем бессмысленная демагогия отдельно взятых пустозвонов. Их волновали абстрактные понятия, они исповедовали узкие взгляды, пропагандировали дешевую эстетику и занимались банальным клеймением всех подряд. Если абстрагироваться от шарлатанства всего этого одухотворенного сообщества примитивных болтунов, то можно ограничиться заявлением о том, что он считает себя хорошим человеком, поскольку так когда-то сказала его вторая жена. Как забавно. Такие сентиментальные порывы накатывали на шестидесятилетнего деятеля очень редко. В основном, из-за нехватки времени, посвященного разваливающемуся государству. Чаще – от большого количества алкоголя и наркотических веществ в крови. Тогда он становился милым и вспоминал годы совместного проживания с молодой, глуповатой любитильницей благотворительности. Точнее – он сам так решил.
На самом деле она не была глупой.
Фотография, бережно хранившаяся в ящике огромного стола, демонстрировала яркие женские черты неклассической красоты. Вечно улыбающаяся брюнетка в скромных легких платьях. Ей не удалось бы соревноваться с неукротимым и непреклонным характером Маргулис. Или блистать на светских раутах в компании многочисленных первых леди, кичащихся благотворительностью и сумочками от кутюр. Все, что у нее было – поразительное дружелюбие, раздражающий смех с присвистом и нелепые попытки угодить каждому встречному. Она не переносила, когда кто-то в ее присутствии впадал в уныние. Начинала городить бессмысленный бред и вспоминать разные анекдоты или неуместные шутки, услышанные в далеком детстве от бабушек – иммигранток из славного Советского Союза. От акцента ей так и не удалось избавиться. Растягивая согласные до неприятного фальцета, Сьюзен все равно умудрялась веселить окружающих. Кто-то насмехался над вульгарным вкусом государственного секретаря, а кто-то хвалил пристрастие к обыденности и подчеркнутой посредственности.
Все они ошибались. В этом союзе не было ничего экстраординарного. После первой спутницы, с которой Мастерс прожил несчастливые десять лет, пришло понимание, что лучше обзаводиться предсказуемыми партнерами, а не фееричными артистками балета, решившими в один летний вечер не вернуться с репетиции. Таким образом у него родилось отвращение к эксцентричности и любым проявлениям декаданса. При этом он отказывался признавать, что заразился этими же качествами, впоследствии ставшими маниакальностью. Впрочем, после Революции размышлять о внутренних переменах было некогда – приходилось бороться за второе в иерархии государства кресло. Через год энергичный Президент Маунтан, еще заботившийся о рейтингах восприятия и прочей социологической бурде, порекомендовал Министру найти себе новую супругу. Народ не очень любит выслушивать экономические бредни от человека с помятым галстуком и открытой тоской воздержания в глазах. Сам Кассиус во второй раз жениться не планировал, прикрываясь трагедией двухсотлетней давности.
Обреченно вздохнув, озлобленный Мастерс решил отыграться и пойти наперекор желанию Отца Нации. Вместо очередной богемной вечеринки, предназначенной для гостей высшего сорта, он пошел на местную выставку дешевых репродукций известных художников. Там они встретились с неуклюжей, слегка паниковавшей девушкой со второго курса искусствоведения. Так как эпоха продвинутых цифровых технологий наступила гораздо позже и за ним попятам не следовали все местные редакции с громадными камерами, Дуайт остался неузнанным среди беспечного круга непритязательной безвкусности. Двадцатипятилетнюю безотцовщину с предками из занесенных снегами русских глубинок было несложно заинтересовать вежливой беседой об искусстве. Сам политик не особо разбирался в мазне на холстах, но общее понимание прекрасного у него было в избытке благодаря излишне затянутым вечеринкам аристократии. Тем не менее, Секретарь не собирался заманивать несчастную девушку с трогательным золотым кулоном в виде ключика на шее куда-то в загородную резиденцию. Как поступало большинство однопартийцев.
В этом отношении Мастерса можно было назвать неиспорченным консерватором. Он просто дал ей свой личный номер телефона, еще кнопочного, и вышел на улицу, чтобы сесть в автомобиль с водителем и охраной. Она узнала, с кем невинно распивает кофе в отдаленных от центра барах, лишь на второй месяц знакомства. Благодаря чертовому телевизору над барной стойкой и кретину, который почему-то решил, что скучный новостной репортаж о принятии закона о регулировании торговой деятельности, между прочим, разработанный самим Мастерсом в перерывах между свиданиями, будет иметь больше успеха, чем футбольный матч. Премьер-министр хорошо запомнил ее реакцию на новую, необработанную мозгом информацию: шок, удивление и легкое благоговение. Дуайт лишь пожал плечами и признался. Затем объяснил, для чего весь этот маскарад, упустив детали разговора с Президентом. Лучше представить этот спектакль как потребность в живом обществе, а не в кукольном театре неспешных политиканов. Все равно в этом была доля истины. Он также добавил, что поймет, если она выплеснет какао на его безумно дорогой пиджак и пойдет давать интервью ближайшей радиостанции о домогательствах престарелого кутилы с корочкой.
Но вместо прогнозируемой энергозатратной истерики она… улыбнулась. Широко, еще неловко ввиду остаточного шокового явления. Это повлияло на дальнейший ход событий. Он никогда не понимал: действительно ли она его любила или верно оценила, несмотря на явные проблемы с аналитическим мышлением, перспективу быть обеспеченной до конца дней своих и больше не вспоминать о голодном детстве? В принципе, он никогда ее по-настоящему не понимал. Потому что не был склонен к эмпатии как таковой. На работе от него требовали не трогательного плача об утопающей экономике, а поискам средств к ее спасению. Поэтому рассчитывать получить от него больше одного нежного поцелуя на годовщину и Новый Год – вверх наивности. В качестве молчаливого извинения за свою холодность, привитую в безрадостную дореволюционную пору, он неизменно возвращался домой и проводил все вечера в компании неумолкающей женщины. О детях они не задумывались – по крайней мере, Дуайт точно – а на свадьбу пришло всего пару десяткой гостей от силы.
Половину из них Министр люто ненавидел, а вторую усиленно терпел.
Из совместная жизнь протекала в размеренном темпе. Никаких скандалов, мелких неурядиц или жалоб на что-либо. В какой-то период времени Сьюзен даже рисовала картины. Те же нелепые репродукции признанных гениев. Ей не хватало фантазии создать что-нибудь свое. Она открыто признавала свой недостаток и продолжала искренне улыбаться. Мастерс подсознательно корил ее за подобное признание собственной заурядности. Их разделяла огромная пропасть гордыни, спеси и самомнения. Но Секретарь не брал ее для воспитания высоких эстетических чувств. Он же не чертов Пигмалион. Ему вполне хватало вечерних обсуждений фильмов о величайших художниках и книг с их грустными историями. Сьюзен была восторженной, чрезмерно эмоциональной и чувствительной к чужому трагическому финалу. По этой причине, когда врачи обнаружили у нее злокачественные опухоли обеих почек, она ни разу не заплакала. Ни разу не пожаловалась на невыносимые боли. Кто бы мог подумать, что она окажется сильнее и будет улыбаться до самого конца.
Дуайт воспринял этот удар совсем иначе. Он перестал появляться в офисе и перевел всю работу на телефоны, чтобы оставаться дома, в соседней комнате. Мужчина часто выходил из их бывшей спальни, теперь оборудованный под палату для индивидуального ухода с двумя медсестрами и одним врачом на выезде, дабы не присутствовать при приемах лекарств и процедурах. Он хотел оплатить лечение в дорогостоящих клиниках, но смысла не было. Рак прогрессировал так быстро и беспощадно, что за месяц ее и без того стройное тело превратилось в набросок людского силуэта с выпирающими костяшками и ссохшейся кожей. Наблюдать за этой агонией – значит брать на себя часть боли, делить одно мучение на двоих. Привыкший к холодной надменности Дуайт хорошо справлялся с обязанностями незримого проводника, но внутри-то разрывалось сердце.
Или его остатки.
В последние дни она едва находила в себе силы для бесконечной болтовни о мелочах. Губы уже не слушались ее, а глаза непроизвольно закрывалась на долгие минуты беспокойного сна. Тогда, потеряв возможность ясно выражать мысли, а значит – существовать в своем маленьком мирке, Сьюзен позвала мужа к себе и попросила о последнем одолжении. Она никогда не просила его о чем-либо. На фоне всего пережитого мизерная просьба о прекращении страданий выглядела как заключительное серьезное решение в ее жизни. После этого, легко добившись согласия от сутками не спавшего Министра, женщина протянула к нему свои костлявые пальцы и поднесла к сжатым мужским губам, чтобы разгладить их и оттянуть в жалком подобии улыбки. Ведь она сама всегда улыбалась. До самого конца. “Тебе так больше идет”. Ее последние слова перед спасительным сном забвения, забирающим всю боль. Поднявшись со стула, Мастерс потратил несколько часов на подготовку: отослал изумленных медсестер, пытающихся сопротивляться, переоделся в невзрачный костюм, который был на нем в их первую встречу, и сел за пианино в зале, чтобы сыграть свою любимую симфонию. Мрачную, скорбную, гнетущую. Постепенно скатывающуюся к безумию.
Как и он сам в этот месяц.
Секретарь нередко играл на нем в их полные гармонии вечера. Она не разбиралась в музыке. И в живописи, и в жизни тоже. Иначе не потратила бы лучшие годы цветущей юности на апатию и безразличие со стороны уставшего государственного деятеля. Лучше бы писала свои абсолютно бездарные копии Боттичелли. У них даже была собака по имени Сандро, пока не сбежала куда-то в морозную ночь за пару месяцев до озвучивания диагноза. Даже глупое животное не питало иллюзий. Окончив партию на последней, низкой ноте, Мастерс несколько раз повторно надавил на клавишу, окрашивая все в черно-белые тона с преувеличенным трагизмом. Потом он встал и направился в комнату больной. Не сильно любезничая с аппаратами, Министр вырвал почти все трубки и разбил экраны. Ждать пришлось недолго. Всего каких-то два часа. Он не держал ее за руку, не шептал какие-то глупости и не просил остаться. Достаточно было просто смотреть. На то как жизнь, едва теплившаяся в девушке, покидала ее уродливое тело, освобождаясь.
Проверив пульс, Дуайт убедился, что все закончилось и накрыл бывшую супругу одеялом. После этого он вышел из дома, направился в сарай и вынес оттуда канистры с бензином, которые очень кстати хранились для генераторов. Полностью опорожнив их, Мастерс достал зажигалку, долго рассматривая ленивый язычок пламени. В глазах читалась смесь завороженности и страха перед древней стихией. Придя в себя, он швырнул зажигалку на пол, позволяя деревянному паркету и пианино сгореть в первую очередь. Пару часов загородный особняк медленно изжаривался дотла. Так как они жили на отшибе, в отгороженной местности, соседи не сразу заметили черное торнадо из дыма. Пожарные приехали довольно быстро, узнав имя владельца, но все, что они застали по приезду – кучу обломков, некогда именовавшейся красивой резиденцией, и Премьер-министра Республики, стоявшего на коленях, спиной к дому, со странной улыбкой на побледневших губах. Его отвезли в больницу, отправили на тысячу анализов, пытались аккуратно задать вопросы, но получали невнятное бормотание о пламени.
Каким невероятно красивым оно было.
И его супруга тоже была красивой. Особенно в тот день, когда умерла, сгорев заживо. Пульс все еще прощупывался даже после отключения аппаратуры, но довольно слабый. Вряд ли она что-то почувствовала. А Дуайт ощутил непередаваемую любовь к огню. К разрушению. Он разрушил собственный коттедж, превратил его в пепел. При этом улыбаясь. Но не той натянутой улыбкой несуществующей радости, которую требовали пальцы Сьюзен. Это была воистину демоническая усмешка хищника, впивающегося клыками в свою израненную лапу, попавшую в капкан. Так он стал признанным безумцем с нездоровой тягой к разрушениям. Газетчики попытались разузнать о происшествии, но их ехидные заголовки подверглись жестокой цензуры со стороны комиссии при Президенте. Маунтан почему-то расчувствовался и запретил обсуждать эту тему при нем на любых мероприятиях. Пару раз он проведывал своего Министра в больнице, приносил ему цветы и утешительно клал ладонь на плечо. Между ними установилась незримая связь утраты близких.
