сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 54 страниц)
Веснушчатый парень рядом с Тсукишимой, казалось, сам удивился тону своего голоса, зато нужный эффект был достигнут. Тсукишима снова цокнул языком, но послушался и прекратил бросаться в него своими обвинениями и комментариями. Хината все еще выглядел готовым поднять на него кулак, если понадобится, но вместо этого предпочел нырнуть.
Кагеяма решил окончить это как можно быстрее и повернулся, чтобы достать мыло, — настоящее мыло, — и пусть быстрое, простое купание не было особенно роскошным, чувствовал он себя после него просто невероятно.
У Кагеямы все еще было хорошее настроение, когда он вновь оделся, повернувшись спиной к остальным — но звук позади немедленно заставил его напрячься, его инстинкты закричали, как сумасшедшие, прогнозируя что-то неприятное, прежде чем Кагеяма даже успел подумать, что это может быть.
— Не может быть, — сказал Тсукишима голосом хищника, нашедшего потрепанную добычу. — Это ты. Какого черта вы тут забыли, ваше величество?
Углом глаза Кагеяма заметил, как вертелась голова Хинаты от него к Тсукишиме.
— Ваше величество? — невинно повторил он, и Кагеяме потребовалась вся сила воли мира, чтобы попросту не взорваться от услышанного.
Кагеяма снова повернулся к ним лицом, чтобы спрятать спину, хотя теперь было уже поздно. Как Тсукишима мог узнать? Что, черт побери, ему было известно?
— Что ты имеешь в виду? — спросил Хината, все еще злясь на Тсукишиму.
И сколько же осталось времени до того, как он обозлится на Кагеяму?..
— Почему бы тебе не объяснить ему, король? Ох, прости. Никакой ты не король. Ты ничто, всего лишь королевский пес.
Слова словно резали его плоть, вот только без благодатного онемения от шока. Клинок врезался в самую болезненную точку, шрам, который никогда не излечится, будет всегда находиться под угрозой разрыва и кровотечения. Кагеяма сжал кулаки, — или хотя бы попытался, — и боль в плече с радостью отвлекла его от того, что съедало его заживо изнутри.
Он знает, он знает, он знает. Он всем расскажет.
Начиная с Хинаты. Человека, которому поведать это Кагеяма хотел в последнюю очередь.
— О чем ты, черт побери, говоришь! О чем это он, Кагеяма?.. Кагеяма? Ты в порядке?
Кагеяма молчал, закрыв рот и глаза, желая хоть сквозь землю провалиться, убежать отовсюду, желая прекратить существовать на какое-то время, лишь до момента, когда он поправится и снова сможет бегать. Даже если его ноги будут ватными, если они будут ранеными или истекающими кровью, ему все еще хотелось продолжать, он не мог просто сдаться — он хотел жить, просто не… не сейчас.
— Даже псом тебя назвать язык не поворачивается. Собаки преданные. Ты же больше похож на крысу.
— Заткни. Свой. Рот, — прокричал Хината, каждое слово казалось острым и раскаленным.
— С чего бы это? Я попросту спасаю тебя от перспективы проснуться с ножом в спине. Прояви благодарность. Есть какие-нибудь оправдания, королевская крыса?
Кагеяма подавился бы каждым словом, которое попытался бы выдавить — он давился воздухом, которым дышал. Выхода не было. Идти некуда. Сказать нечего.
Никакая вода в мире его не отмоет. Он мог отскрести с себя всю кожу, и все же, он никогда не смоет кровь со своих рук, никогда…
— Единственный из нас, кто когда-нибудь проснется с ножом в спине — это ты, — тихо пробормотал Хината, но достаточно громко, чтобы Кагеяма услышал, а затем голос Тсукишимы снова впился в его уши.
— Разве ты не видел ту метку у него на спине? Хотя ты вырос в деревне — ты бы ее не узнал. Это королевская метка. Потому что твой маленький друг был королевским псом и делал за него всю грязную работу, заставлял замолчать всех, кто смел выступать против него или платил недостаточно быстро — он был лучшим убийцей в округе. Пока однажды он не убил своего владельца и больше никогда не показывался на…
— Да ты понятия не имеешь! — закричал Кагеяма, и горло зажгло от громкости его голоса. — Ты ничего не знаешь!
— Я знаю, что эта метка была на каждом объявлении «разыскивается» в королевстве, но тебя все равно никто не поймал — интересно, как это так получилось? Метку довольно-таки хорошо видно под всеми шрамами. Неужели ты попросту убивал любого, кто тебя узнавал?
— Я его не убивал!
Кагеяма резко вздохнул, пытаясь глотнуть воздуха, сильно дрожа. Его кожа казалось такой грязной, грязной, грязной, промокшей в его прошлом. Он резко развернулся и доверился инстинкту, который спасал его от неизбежных поимок уже множество раз: он попытался сбежать.
— Ты такой засранец! — услышал Кагеяма слова Хинаты, прежде чем тот повысил голос, чтобы позвать его. — Кагеяма, подожди!
Игнорируя его, Кагеяма слепо ворвался в лес, не заботясь о том, куда ноги понесут его. Его зрение было затуманено воспоминаниями, которые угрожали сломать его, воспоминаниями, от которых он никогда не убежит, но он не мог перестать пытаться, ему надо было идти дальше, бежать…
— …геяма!
Внезапно голос Хинаты прорвался сквозь дымку его разума, взрываясь у него в ушах в тот момент, когда его толкнули в сторону.
Инстинктивно Кагеяма попытался обрести равновесие и избежать падения, раскинув руки, но его плечо взвыло от боли и нарушило концентрацию. Кагеяма ударился о землю здоровым боком, весь воздух выбило у него из легких, и он заморгал, привыкая к новой картинке вокруг него, все еще весьма туманной. Довольно-таки знакомый ему запах леса, окружавший его последние несколько дней, был сильнее у земли, и Кагеяма быстро сел, тут же вспоминая тот самый день, когда он был предан.
— Еле успел, — выдавил запыхавшийся Хината, сидя на земле с помятыми старыми листьями и крошечной веточкой, запутавшейся у него в волосах. — Не ходи никуда один. Мы переустановили ловушки — некоторые из них опасны. И даже в другие никакого удовольствия попадать нет.
— Я его не убивал, — повторил Кагеяма, отчаянно пытаясь оправдаться, рассказать свою историю, а не обнаружить каждую ее болезненную деталь насильно вытащенной на свет. Ущерб был нанесен, его внутренности ныли и болели, его позорное прошлое было открыто. Что ему было терять?
— Не убивал. Я увидел шанс сбежать и воспользовался им. Я больше никогда не убивал. Клянусь, я больше никогда не убивал, и я никогда больше не… я изменился. Я никогда не хотел этой крови на своих руках. Я…
Его голос затих, слов не хватало, чтобы охватить его чувства, те, что буйствовали у него внутри на манер дикого животного, отчаянно желая сказать Хинате, что Кагеяма не был машиной для убийств, не был бесчувственным, неразумным роботом-убийцей. Он прикрыл свою левую руку, подтягивая ее ближе к телу, пытаясь спрятать обе от Хинаты. Одна лишь мысль об открытом, беспечном взгляде Хинаты в его сторону, который теперь будет смотреть на него с вечным подозрением и опаской, была слишком тяжела, чтобы её вынести — поэтому он не поднимал головы.
Напряжение в его теле было настолько сильным, что мышцы ныли, а рана болела от свежей нагрузки.
Может, боль будет сопровождать его вечно.
Может, он это заслужил.
Движение на краю его поля зрения взбудоражило его, и на секунду его сердце остановилось, когда Хината протянул к нему руки, и неожиданное прикосновение потрясло его до глубины души. Хината взял его ладони в свои, нежно и свободно держа их, а его большой палец осторожно соприкоснулся с его ладонью, словно запоздалый жест, и сердце Кагеямы билось так громко в его груди, что он удивился, как вообще услышал слова Хинаты.
— Никто из нас не хотел, — очень тихо сказал он ему. — Если ты изменился, прошлое тут больше не имеет никакого значения. Большинство из нас когда-то сделали что-то, чем мы не можем гордиться. Но это же не значит, что твои руки теперь неспособны сделать что-то хорошее, понимаешь? Прошлое — это прошлое: имеет значение лишь то, что ты планируешь для своего будущего. Тебе еще предстоит столько всего сделать и создать в этом мире, и я буду рядом с тобой, если… если ты захочешь. Так что пожалуйста, не плачь больше, хорошо?
Кагеяма зажмурился, но слезы, о которых он даже и не подозревал до тех пор, пока Хината не попросил его перестать плакать, попросту выплеснулись наружу. Он хотел стереть их, спрятать от стыда, но никак не мог достать свою ладонь из теплых рук Хинаты, убрать их от добрейшего прикосновения, когда-либо дарованного ему.
— Прости, — выдавил он, и потом никак не мог остановиться, повторяя это слово снова и снова, извиняясь перед Хинатой, извиняясь перед всеми, кого ему было приказано убить, извиняясь за все, извиняясь перед собой, постоянно мысленно прижимаясь к Хинате и его обещаниям.
Никто никогда не говорил ему, что руками можно было делать что-то хорошее, и его желание поверить в это было настолько сильным, что оно прорвало все его рубцы вновь.
— Твоя левая рука… ты ведь теперь можешь ей немного двигать, правда?
Крошечная деталь, которую заметил Хината, прервала извинения Кагеямы, которыми он вскоре мог уже подавиться, и искренняя улыбка Хинаты словно остановила кровотечение.
— Это потрясающе. Прямо как знак.
Кагеяма попытался глотнуть воздуха, но прозвучало это больше похоже на всхлип.
Хината сжал его ладони, а потом отстранился, вставая на ноги.
— Я вернусь через секунду, — успокоил он его, прежде чем Кагеяма успел запаниковать.
Хината убежал в лес, все еще босиком (как он вообще ходил без обуви?), быстрыми и уверенными шагами. Вернувшись, он принес с собой шероховатую льняную рубашку, которую тут же дал Кагеяме.
— Ты ведь не любишь, когда у тебя спина открыта, верно? Давай я тебе помогу, а потом надо возвращаться.
Кагеяма позволил себе принять помощь, стараясь не обращать внимания на шепчущие в его голове голоса, утверждающие, насколько он был бесполезен. Усталость, тянущая его вниз, притупила все его беспокойства и чувства, кроме мимолетных прикосновений Хинаты и мягкой ткани на коже, а также ласковой надежды, что все еще мерцала внутри него, как тлеющие угольки.
— Если ты не пробовал еду Асахи на пиршестве, то, считай, и не жил. Будет здорово!
Кагеяма вытер глаза и нос рукавом, и его губы дернулись в слабой, необычной попытке улыбнуться.
Комментарий к Глава 6: Мое имя
Боги, клянусь, у Тсукки вроде и была причина быть засранцем, но я все равно жутко зла на него. И ЕЩЕ я не хочу оправдывать прошлого Кагеямы? Но... эти кусочки и осколки даже и половины не покрывают, и когда Кагеяма говорит, что Тсукишима не имеет никакого понятия, он прав.
В следующей части: как отреагируют на это остальные? Сдержался ли Ямагучи и не утопил ли Тсукишиму за это в ручье? Напишу ли я хотя бы каплю из того моря побочных историй и воспоминаний, запланированных буквально для каждого чертова персонажа?
Кстати, серьезно, спасибо огромное всем, кто читает! Моя любовь к этому АУ вспыхнула с новой силой. И теперь я еще больше в него погрузилась, и это плохо, потому что, помните, как я думала, что это будет работа на 30000 слов? И теперь я примерно на 20000 и БОЛЬШАЯ ЧАСТЬ МОЕГО СЮЖЕТА ЕЩЕ ДАЖЕ НЕ НАЧАЛАСЬ? Так что, да. Крепитесь, ребятки, это займет какое-то время.
========== Глава 7: Дом, семья ==========
Глава, в которой много объятий и слез.
***
— Можно мне поговорить с тобой минутку?
Хината покачивался с одной ноги на другую, стесняясь беспокоить и без того занятого Даичи — и хоть Хината знал, что с Кагеямой будет все в порядке, пока он помогает Ячи, он все равно хотел вернуться к нему. Случившееся все еще стояло у него перед глазами, зажигая в нем желание всегда быть рядом с Кагеямой на случай, если он снова ему понадобится.
Воспоминания вспыхивали у него в сознании, ускоряя сердцебиение, и в его голове все еще эхом отдавались услышанные им слова. Смириться с этим, обмозговать — на это уйдет время. И как это должно было помочь Кагеяме?
Даичи спешно зашел и остановился, размышляя, было ли необходимо говорить прямо сейчас, но он все-таки вздохнул, явно приняв решение, и плечи его расслабились.
— Конечно, Хината. Что такое?
Он отвел его в сторону, подальше от суеты взбудораженных, счастливых членов Карасуно.
— Это… это насчет Кагеямы, — застенчиво пробормотал Хината. Когда бы он ни искал Даичи в последнее время, дело всегда касалось его. Как-то странно, да?
Хината сжал и расслабил кулак, будучи неуверенным, как вообще начать разговор, но это было важно — Кагеяма не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, и Хината словно предавал его доверие, и все же — уж лучше так, чем если Тсукишима всем расскажет!
А если он уже успел?
— Те… те метки на спине Кагеямы… Тсукишима рассказал тебе?..
Даичи вздохнул и прикрыл лицо ладонью.
— Он видел?.. Да, вот уж проблема, но неудивительно, что он узнал метку. Я поговорю с ним об этом… Если что, Суга мне об этом в первый же день рассказал. Ты знаешь, кто Кагеяма такой, верно?
Хината впился пальцами ног в землю.
— Он раньше… работал… на короля?
— Мы слышали о детях с метками на спинах в городе. Ходило много слухов, много страхов. Лично мне тех ребят всегда было жалко — они были всего лишь инструментами, чтобы наводить хаос, и в процессе их всегда ломали. Неудивительно, что он сбежал оттуда. И раз уж он здесь, может, мы действительно сможем помочь. Он ведь не монстр, правда?
Даичи посмотрел на него глазами, словно потемневшими от мыслей, и Хинате снова захотелось съежиться под его пристальным взглядом, но вместо этого он поднял подбородок и немного выпрямил спину. Немногим он гордился больше, чем тем, что Даичи относился к нему, как к равному, к тому, чье мнение было важно.
— Правда, — заверил его он твердым голосом.
Он все еще видел выражение глаз Кагеямы. Его словно катапультировало на два лета назад, когда он натолкнулся на ворону со стрелой в крыле, боровшуюся с болью.
Вот, что он видел в глазах Кагеямы, в его лице, перечеркнутом горем — отчаяние раненного животного, сражающегося за жизнь.
Ворона умерла после трех дней интенсивной заботы. Хината похоронил ее на границе, поставил гладкий камень в качестве надгробия и прошептал молитву. К глазам подкатились слезы, но они никогда не выплескивались наружу, никогда не даровали ему благодати облегчения. Вместо этого они накапливались в тяжелую ношу, которая никогда не отпускала его.
— Он не монстр, — повторил Хината дрожащим от подступивших эмоций голосом.
Даичи улыбнулся.
— Тогда не волнуйся об этом. Мы обо всем знаем. Мы позаботимся о нем, покуда он нам позволит. Мир не делится на черное и белое, всем жителям леса стоит это запомнить. И постарайся взбодриться, хорошо? Наслаждайся. Это должен быть особенный день.
— Да! Спасибо! Я просто хотел спросить!
Лишь сильная волна облегчения, обрушившаяся на Хинату, дала ему понять, насколько он боялся того, что Даичи решит выгнать Кагеяму, узнав правду — но это только снова показало, насколько он был потрясающим, предлагая доброту и признание любому. Хината был искренне благодарен, поэтому, не думая, шагнул вперед и обнял его.
Даичи похлопал его по спине, бормоча «Тише, тише» с толикой умиления в голосе.
— Эй, эй! Чего это ты там один расчувствовался! — крикнул Танака и бросился к ним, обнимая их слишком даже крепко, смеясь в ухо Хинаты и растрепывая волосы и ему, и Даичи. Суга присоединился, и судя по всему, стал единственной причиной того, что Танака пережил свои несдержанные действия по отношению к лидеру.
С таким ажиотажем все вокруг заметили происходящее. Краем уха Хината слышал, как некоторые из них смеялись. Послышался радостный «О-о-о-ох!», и секундой позже Нишиноя тоже вклинился в их компанию, прижимаясь к руке Ячи и таща ее за собой.
Хината знал, что она была рядом, потому что он слышал ее, а не видел. Прошла какая-то сумятица, когда ее попытались пропихнуть в середину круга, и потом уже Хината смог заметить ее.
Их улыбки ясно давали знать, что чувствовали они себя абсолютно одинаково — согретые огромным семейным объятием, с оживленными голосами вокруг, дразнящими друг друга слишком громко и в уши других, чувствовали себя защищенными в середине всего этого. В месте, которое звали домом.
Краем глаза он едва успел приметить Кагеяму, сидящего рядом с костром, и за всеми макушками, руками и щеками остальных изображение его, сидящего там в одиночестве, осматривающего их с каким-то странным выражением лица, которое Хината не мог разобрать на таком расстоянии, болезненно сжало его трепетавшее сердце.
— Ладно, достаточно, — прошипел Даичи из давки в середине жавшейся друг к другу и очень уж любвеобильной компании, и этого хватило, чтобы они рассыпались на несколько футов вокруг, смеясь и все еще радостно болтая.
Едва ли у них выдавались деньки настолько же беззаботные, расслабленные и чудесные, как этот.
— Хорошо, давайте заканчивать приготовления! Мы же не хотим, чтобы они пришли домой и обнаружили, что мы тут все ленимся, верно?
