сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 54 страниц)
Перед тем, как они разошлись, Даичи напоследок щелкнул его по лбу и сказал: «Хорошо обращайся с Хинатой».
* * *
Тсукишима и вспомнить не мог, когда он в последний раз чувствовал себя таким слабым и сбитым с толку. Он словно пытался идти по воде, по глупости своей веря, что у него получится, вместо того, чтобы смириться с тем, что он уже все равно тонул. Он не любил лгать самому себе, не цеплялся за надежду, но в кои-то веки Тсукишима действительно об этом жалел. Хоть какая-то мотивация могла бы помочь ему в этом, могла бы помочь разобраться, где верх, а где низ.
Но единственная мысль, за которую он по-настоящему держался — то, что с Ямагучи все будет хорошо, потому что он должен был справиться. Других вариантов не было, и Тсукишима сделает все, чтобы удостовериться, что у его друга есть все, что нужно, чтобы поскорее поправиться.
— Как ты? — спросил он, все еще пытаясь немного смягчить тон своего голоса, но Тсукишима всегда плохо обращался с людьми, испытывающими боль или нуждающимися в поддержке. Это было столь хлопотно, и с этим алгоритмом он был не знаком. Зачем он вообще старался, если все равно не мог с этим справиться? И все же, он продолжал свои попытки — ради Ямагучи.
Лицо его друга блестело от пота, а сам он все еще выглядел так, словно уже был одной ногой в могиле, но глаза у него были открыты, и Тсукишима видел в нем дух сражения, который разгорелся внутри него за проведенное ими вместе время, когда Ямагучи повсюду следовал за ним, даже в этот лес. Это ведь должно было что-то значить, верно? С чего бы Ямагучи теперь взял и сдался?
— Ты должен перестать беспокоиться обо мне, — сказал Ямагучи настолько слабым голосом, что было практически смешно слышать от него такую фразу. Прекратить волноваться за него, когда он был в таком состоянии?
— Со мной все будет в порядке. Ты должен заняться чем-нибудь еще. Ты можешь оказаться полезен.
Вот ведь идиот. И это все, что его заботило. Тсукишима цыкнул, пытаясь придумать, как побыстрее и попонятнее объяснить Ямагучи, что он вел себя нелепо и неправильно. Чертовски нахрен неправильно.
— Не понимаю, о чем ты.
Ямагучи прикусил губу и отвел взгляд, словно тупой камень у него над головой внезапно стал самой интересной вещью на свете.
— Это значит, что ты не станешь никого обременять и заставлять беспокоиться о тебе. Это значит, что ты займешься чем-нибудь, что им действительно поможет.
— Выжить. Это поможет всем. Как и то, что ты останешься жив.
Ямагучи, все еще слишком истощенный, улыбнулся ему с подозрительным проблеском в глазах.
— Как мило, — еле слышно сказал он, и Тсукишима тут же напрягся, потому что это была не благодарность, а замаскированный под нее стыд. Мило, но это не так. Черт побери, Ямагучи.
— Нет, это не так. От тебя в буквальном смысле только это и требуется. Твое пробуждение подняло всем моральный дух, ты просто сам этого не видишь. И прекрати себя так глупо вести.
— Прости, Тсукки.
Как будто он извинялся всерьез.
— Не проси у меня за это прощения. Извиняйся перед самим собой, — ох, как же все докучало ему. Вот почему Ямагучи никак не мог перестать видеть себя в таком свете? Его представление о себе было столь неточное и неправильное, столь далекое от яркого и решительного парня, каким он на самом деле был.
— И насчет твоих мыслей о том, что я тебя оставлю, — добавил Тсукишима, будучи неуверенным, зачем у него вообще вырвались эти слова; возможно, это все еще его беспокоило. С чего Ямагучи вообще мог подумать о таком? Словно Тсукишима был таким же бесполезным говнюком, как его отец. — Я бы никогда так с тобой не поступил. Так что выброси из своей головы это дерьмо и сосредоточься на своем выздоровлении.
И вот теперь Ямагучи плакал. Все пошло не по плану. Ну, в принципе, плана-то никакого и не было, но вот это Тсукишиму действительно беспокоило. Все эти слезы. Вся эта боль. И все из-за его собственного брата. То, что на них напали незнакомцы, и так было хреново. Но еще и вот так вот? Он не знал, как с этим справиться. Он не знал, как со всем этим разобраться, и теперь он снова заставил Ямагучи плакать.
— Спасибо тебе, Тсукки, — сказал ему Ямагучи дрожащим голосом вперемешку с надрывными всхлипами. — Думаю, мне очень нужно было это услышать.
— Вот и хорошо, — может, хоть в этот раз он не так сильно облажался. — Тебе нужно еще что-нибудь?
Тсукишима перевернул компресс на лбу Ямагучи, прикладывая к его коже ту сторону, что была попрохладнее, и оставил ладонь у него на лбу, наблюдая, как его лучший друг закрыл глаза и улыбнулся.
— Нет, я… погоди-ка. Вообще-то!
Глаза Ямагучи вновь распахнулись, и в его новообретенном запале он начал слишком сильно двигаться, словно хотел попытаться присесть. Поморщившись, он снова прилег и замер, осторожно дыша и терпя боль. Тсукишима не мог ничего поделать, лишь наблюдать за его муками. Как же он чертовски бесполезен, бесполезен, бесполезен. Честное слово, во всем свете вряд ли можно было найти кого-то настолько беспомощного.
И он ненавидел эту свою сторону. Как же он сильно ненавидел свою бесполезность.
— Акитеру… — прошептал Ямагучи, и сердце Тсукишимы пропустило удар от ужаса, ведь теперь Акитеру преследовал его и здесь, теперь его имя сорвалось с губ Ямагучи. — Акитеру… ты видел его?..
До Тсукишимы дошло, что он не ответил, только когда Ямагучи повернул к нему голову, дожидаясь его реакции.
— Я… не волнуйся. Больше его рядом нет.
Тсукишима предпочел бы пожевать осколки стекла, чем говорить об этом. К несчастью, Ямагучи решил, что было самое время поговорить о парне, который чуть его не убил. Иногда он все еще умудрялся поражать Тсукишиму.
— Что? Почему? Но…
Похоже, он был сбит с толку — возможно, виноват был маковый чай в комбинации с жаром. Тсукишиме не стоило даже заводить этот разговор.
— Не переживай, больше он тебе не навредит. Пожалуй, тебе стоит отдохнуть.
— Навредит? Но…
Похоже, Ямагучи лишь начинал волноваться еще больше, снова ерзая, а ведь это только ухудшало его боль.
— Успокойся, ты сделаешь только хуже.
— Но он ведь не?.. Он не ранил меня… Тсукки, что?
— Это сделал он, Ямагучи. Он ранил тебя.
— Нет, тот… другой парень… какой-то другой парень… он ранил меня.
— Тебе это явно не идет на пользу, нам следует прекратить беседовать об этом. Ямагучи, расслабься.
— Но… Акитеру… пытался помочь? И он… он сказал мне… что все будет хорошо. У меня было кровотечение, а он… попытался его остановить…
Ямагучи ухватился за его рукав с широко распахнутыми глазами.
— Тсукки, это был не он. Он не ранил меня, он… Тсукки?..
Он не был уверен. Он не знал, как оказался в таком положении, но внезапно его голова оказалась на плече Ямагучи, и Тсукишима прижался к нему, пока Ямагучи гладил его по волосам и бормотал отрывистые утешения. Несмотря на то, что ведь это Тсукишима должен был заботиться о нем.
Несмотря на то, что у него не было абсолютно никакой причины на то, чтобы из его глаз лилась и лилась вода, а сердце словно хотело выпрыгнуть через глотку.
— Я не знаю, что делать.
— Все хорошо.
— Все плохо, все…
— Все хорошо, все хорошо.
— Я все испортил.
— Тсукки…
— Это все моя вина, это все моя… прости меня, мне так жаль…
— Не надо.
— Ямагучи…
— Я здесь. Все хорошо. Все хорошо…
Все было плохо.
Все было очень плохо.
Комментарий к Глава 18: Сколько же весит перо
Итак, ребята!! Вот план на ближайшее время: у нас тут затишье перед бурей, и все покатится к чертям очень, очень скоро. Все сюжетные линии движутся, и в принципе, мне осталось попросту все это взорвать, перемешать и аккуратно привести к развязке, иными словами — мы медленно, но верно приближаемся к концу! ВАУ КАК ЖЕ ЭТО КРУТО И ЗАМЕЧАТЕЛЬНО!!!!
Когда "Потеряемся вместе" закончится (явно за 100000 слов я пЛАЧУ), я вернусь и отредактирую все стремные ошибки, а еще разберусь с заметками к чеРТОВУ СИКВЕЛУ, потому что мне совершенно пофиг на себя — ну или, скажем так, я люблю эту глупую историю намного больше себя.
И вы. О боже, как я вас всех люблю. Спасибо, что не оставили меня во всем этом хаосе, спасибо за вашу поддержку, спасибо, что поддерживаете во мне страсть к написанию. Надеюсь, надоем я вам еще не скоро, потому что у меня много чего еще запланировано. /чмокает всех и раздает еще ожерелий с вороньими перьями/
Прим. переводчика: Мои глубочайшие извинения за такие задержки. За такие нерегулярные обновления. За опечатки/ошибки и прочее. Пробные экзамены, собственные проекты, куча прочих проблем, как всегда, навалившихся в самое неблагоприятное время... мне правда очень-очень жаль, и я несказанно рада, что вы это все еще читаете и даже помогаете мне, указывая на ошибки. Постараюсь наверстать 2 главы как можно скорее, т.к. рождественское обновление у Ники вышло действительно... невероятное :D
И да — считайте, это была последняя "добрая" глава на данный момент.
========== Глава 19: И да падут все звезды ==========
Глава, в которой происходит слишком уж много совпадений.
* * *
Он позвал его по имени пять раз, но к этому моменту Лев мог лишь пялиться на Яку — тот был так погружен в свою работу, что это ужасало его. Реакции на все его мольбы — ноль. (Да, учитывая то, насколько Лев уже отчаялся, их можно было назвать мольбами). Лев уже чуть ли не орал на него, а Яку вообще никоим образом не показывал, что слышал его. Он лишь смотрел куда-то перед собой пустым взглядом и неловко шевелил руками — должно быть, из-за утомления.
Когда Яку в последний раз брал себе перерыв? Когда кто-нибудь в последний раз проверял его состояние?
— Яку, — повторил Лев тише, чем ему того хотелось. Яку так много значил для него, и вся эта сцена его очень пугала и заставляла странно себя чувствовать, так что он просто хотел, чтобы это поскорее закончилось. Он хотел, чтобы Яку оправился и снова увидел его, чтобы вернулся к реальности и перестал витать где-то далеко, куда никто не мог дотянуться.
— Яку.
Когда он его коснулся, Яку хрипло вскрикнул, дернулся и чуть не врезал Льву локтем в лицо.
Хотя, честно говоря, даже если бы ему и влетело, Льву было бы все равно. Когда Яку посмотрел на него, увидел его, Лев понял, что ради этого стерпел бы и удар локтем в лицо. Ему казалось, что он сможет пережить любую напасть, что могла приготовить для него судьба.
— Лев… — прошептал Яку, быстро моргая, словно он только что проснулся. — И как давно ты?..
— Уже довольно долго, — сказал он ему, не видя смысла врать. Хотелось бы ему спрятать дрожь в своем голосе, потому что Яку точно услышал ее даже в его плачевном состоянии. Его глаза распахнулись, и пускай у Льва плохо получалось читать мысли людей и разбираться со всеми этими чувствами и сантиментами, даже он знал, что Яку огорчится, если узнает, что он расстроил Льва.
— Извини, я не хотел… — начал было он, а ведь перед Львом извиняться было не за что.
— Не надо! — немедленно перебил его Лев. — Я просто хотел отправить тебя поспать. Смотри, какой я ответственный.
Он слабо ему улыбнулся, а Яку легонько пихнул его в плечо.
— Ты все еще глупый придурок, не льсти себе.
— Какой ты грубый!
— А с тобой по-другому нельзя.
Как только Яку замолчал, улыбка исчезла с его лица. Он потер свои уставшие глаза и тяжело вздохнул.
— Вот только я все равно не могу заснуть.
— Ерунда, — тут же возразил Лев, потому что так ему подсказал собственный опыт и толика здравого смысла. Яку словно готов был свалиться от истощения, и сон ему явно не повредил бы. Он был очень эффективен при усталости.
— Лев. Ты ничего не понимаешь. Пожалуйста, не лезь в это.
Лев сжал кулаки, желая, чтобы эти слова не ранили его так сильно, как он чувствовал.
— Может, я чего-то не понимаю, может, я и беспечен, но я не глуп. И если я чего-то не понимаю, тогда объясни мне. Мы ведь друзья, правда?
Ответ был ясен, как никогда, но в его слова был заложен другой вопрос, который искренне его интересовал. Ты ведь достаточно мне доверяешь, чтобы позволить помочь тебе, да?
Яку поднял руку и щелкнул его по лбу — так мягко, словно совсем не приложил к жесту силы.
— Не задавай идиотских вопросов.
— Какой же ты грубиян, — заныл Лев, держась за лоб и улыбаясь, словно живя одним настоящим. Наполнившее его счастье было столь замечательным после всего испытанного ранее ужаса.
— Слушай, просто… скоро будет битва. Я должен что-то предпринять. У нас недостаточно запасов. Грядет зима. Нужно столько всего успеть, я не могу…я просто не могу уснуть, я… это невозможно… — тон его голоса повышался, слова становились все более натянутыми, он начинал в них путаться. Одна только атмосфера, царившая вокруг, заставила Льва тут же напрячь извилины и задуматься, а как же ему поступить — ведь он понятия не имел, как помочь, как облегчить ношу Яку.
Но как же ему хотелось. Боже, ему это было необходимо.
Лев плохо управлялся со словами и всяким подобным. Поэтому он сделал единственное, что пришло ему на ум — то же самое, что сделал и тогда, когда наблюдал, как Яку возлагал на себя все больше и больше ответственности, когда очень явно чувствовал трещины в его крепкой маске.
Лев приблизился к нему и обнял Яку. На самом деле, Яку отреагировал хуже, чем в прошлый раз — тут же напрягся и начал ерзать, пытаясь вырваться.
— В этот раз не поможет! — он был в гневе, но голос его был усталый и приглушенный тканью рубашки Льва, а потому не возымел должного эффекта. — Отпусти меня!
Но какой-то инстинкт подсказал ему еще крепче держать Яку, спрятать его в своих руках, попытаться защитить его, поддержать, а не позволить ему довести себя до края. Он не собирался что-то вытягивать из него, не хотел навязываться Яку, но что-то говорило Льву, что ему надо было просто еще немного продержаться, чтобы пробраться через прочный барьер, который построил в своих одиноких страданиях возвел вокруг себя его друг.
Только было Лев хотел отпустить Яку, считая, что он все-таки ошибся, как он медленно успокоился. Напряжение в его теле спало, и Яку расслабился в его объятии. Он уткнулся щекой Льву в грудь и молча позволил ему держать себя, ничем не нарушая тишины.
Это заставило Льва почувствовать себя намного более особенным, чем он был на самом деле. Может, у него и не было повода прям так уж сильно радоваться, ведь они стали близки исключительно потому, что Яку нуждался в поддержке. Но ведь то, что Льву было приятно утешить близкого ему человека, не было так уж и плохо.
Он сидел, не шевелясь, держа в руках теплого Яку, и сердцебиение у него все никак не замедлялось, как у самого спящего. А даже когда пульс, наконец, успокаивался, как только Яку начинал хоть немного шевелиться или посапывать, сердце Льва вновь набирало бешеный ритм, прыгая по всей грудной клетке, прямо как Хината в его самые энергичные дни.
Ах, подумал он, когда Яку уснул у него на руках, и Лев осознал, что все еще не хотел его отпускать. Так вот, каково это, а?
Кто бы мог подумать, что что-то кроме мыслей об опасностях, сражениях и потерянном доме будет не давать ему спать по ночам? Лев не был уверен, а нужно ли ему было вообще ввязываться в нечто настолько глупое в их и без того сложном положении, но… что ж, это все равно было лучше, чем волноваться обо всем, что ожидало их в будущем.
И это он унес Яку в его кровать и нежно укрыл его одеялами, удивляясь, каким умиротворенным он выглядел во сне.
— Отдых важен, Яку, — прошептал он. — Сладких снов.
Какое-то время он не мог уснуть — в его руках было слишком пусто, но хотя бы его разум и сердце, наконец, вышли на одну волну по отношении к Яку.
* * *
— Куроо?
Мягкий голос Суги разбудил Куроо этим утром. Ну, вообще-то, он не спал уже какое-то время, но предпочел еще немного полежать рядом с Кенмой, потому что лишь это помогало ему убедиться в том, что мир не собирался вот-вот рухнуть — словно он все еще был сильным.
Он осторожно повернулся, дабы не беспокоить Кенму, хотя, он был вполне уверен, что Кенма тоже уже проснулся и просто молча лежал.
— Доброе утро, Суга. М-м-м, что такое?
— Тсукишима.
Да уж, это имя тут же дало Куроо утренний заряд бодрости. Вот дерьмо. Пускай его братец-убийца убрался из лагеря, а Ямагучи медленно выздоравливал, Тсукишима не мог просто взять и вернуться к прежнему себе.
— Что случилось?
— Не знаю. Он снова не ест и ни с кем не разговаривает. Это беспокоит Ямагучи и мешает ему восстанавливаться, кто-то должен что-то предпринять…
— Не беспокойся, Суга, — Куроо похлопал его по плечу и радостно заметил, что хоть немного волнения исчезло с его лица. Эй, не только ведь Даичи мог помогать целителям с вечным комплексом вины, верно? Кстати о целителях, Куроо действительно пора уже проверить, как там Яку. Но сначала Тсукишима. — Я этим займусь. Оставь его на меня.
