сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 54 страниц)
Он скучал по путешествиям, скучал по разным уголкам мира. Но со всем происходящим особенно скучать времени у него больше не было. Да и места в его сердце на это чувство почти не осталось — учитывая, сколько других его уже заняли.
Улыбка Даичи изменилась, все еще будучи скромной и утомленной, но искренней; он смотрел на Кагеяму с таким теплотой в его глазе и чем-то еще, практически… как же это называлось?.. Слово буквально вертелось на языке Кагеямы.
— Ты хочешь научиться защищать тех, кого любишь — разумеется, для меня будет честью помочь тебе. Я должен еще кое о чем позаботиться, но сразу после этого мы сможем начать. Однако, будь готов — поддаваться тебе я не собираюсь.
Озорство и, быть может, немного азарта.
Кагеяма ахнул. Лидер этой вороньей стаи был ужасающим оппонентом, даже когда ты был в полном здравии. А будучи настолько слабым и беспомощным, как сейчас… но нет, гудел в его груди вовсе не страх.
Это было предвкушение — то же самое, которое излучал Даичи, когда они обменялись сдержанными улыбками.
Он, наконец, перестанет быть бесполезным, и Кагеяма понятия не имел, как выразить Даичи всю его благодарность. Со всем, происходящим вокруг, Кагеяма ожидал, что ему откажут — но Даичи так легко согласился, и его сердце сменило тяжелое, обеспокоенное биение на легкий и непринужденный ритм. Это чувство едва ли не опьяняло его, и Кагеяма все никак не мог понять, как же перевести в слова все то, что для него это значило.
— Спасибо вам, — медленно и осторожно произнес Кагеяма, пытаясь придать словам то значение, которого они заслуживали. Сопутствующий жест случился непроизвольно — он не пользовался им годами, с тех пор, как сбежал из дворца и поклялся себе больше никогда не кланяться дворянам, в прогнивших телах которых не было ни толики чести, которые только и умели врать да кормиться за счет прислуги.
Но тут ему впервые захотелось таким образом проявить уважение, и он поклонился низко и с легкостью, параллельно удивляясь тому, как быстро он сам на такое пошел, потому что это был довольно точный способ показать, что он принимал Даичи, как лидера — человека, за которым он последует в битву, которого он защитит. На которого он будет равняться.
— Спасибо вам огромное за все, что вы для меня сделали.
— Ты не должен кланяться мне, Кагеяма. Мы с тобой равны, ты этого заслужил. Ты спас жизнь Хинате, ты сражался вместе с нами, ты подлатал наши раны. Ты позаботился об этой семье, и больше я тебя ни о чем не могу попросить. И ты ведь теперь тоже стал ее частью, верно?
Снова подняв голову, Кагеяма увидел, как Даичи снова оглядывал его ожерелье. Он не был уверен, как ответить, а потому просто кивнул.
Так ли это? Мог ли он действительно назвать это место своим домом, а этих людей — своей семьей?
В его сознании вспыхнули воспоминания. Руки Суги, сортирующие травы, и то, как он объяснял ему свойства растений; руки Ячи, собирающие цветы, и то, как она осторожно учила его делать то же самое, не разрушив лепестки; руки Хинаты, держащие его собственные, и то, как он говорил ему, что Кагеяма сможет сделать ими что-то хорошее.
Если у него когда-либо и был дом, он был здесь.
— Меня так научили показывать уважение, — неловко пояснил Кагеяма, будучи непривычным объяснять свои действия, ведь его никто никогда и не слушал. Не с тех пор, как он потерял Иваизуми. Странно было вспомнить о его старом наставнике в такое время…
— Я уважаю вас, и я несказанно благодарен. Я буду стараться!
Даичи усмехнулся, но не поддразнивая его. Смешок был теплым, полным нежности.
— Больше мне от тебя и не нужно. Встретимся на задворках лагеря: посмотрим, как сильно ты заржавел, и что мы сможем сделать с твоей рукой.
— Да!
— И еще, Кагеяма. Спасибо тебе.
Кагеяма неверующе уставился на него.
— За что?
Даичи потрепал его здоровое плечо.
— Спасибо за хорошие новости.
На этом он ушел, и Кагеяма тоже отвернулся, чувствуя, как его щеки растянулись в улыбке. Все прошло намного лучше, чем он ожидал, да и со своими заданиями он уже справился. Наконец, он мог провести немного времени с Хинатой. Вот правда, они видели друг друга только за приемом пищи, и то были слишком голодны и заняты поглощением еды, а по ночам обычно не могли долго беседовать, так как тут же засыпали.
— Привет, — поприветствовал он своего друга у ручья, пытаясь позабыть тот факт, что ему пришлось опросить троих человек, чтобы узнать, куда ушел Хината. Его удивленная, но довольная улыбка, когда он увидел Кагеяму, стала хорошим за то вознаграждением.
— Привет, Кагеяма! Класс, ты сможешь помочь мне с посудой. Клянусь, у нас так много народу, что с ней тут можно весь день сидеть. И почему все скучное опять поручают мне?
— Потому что ты постоянно ошиваешься снаружи, это утомляет тебя, и все хотят, чтобы ты передох…
— Заткнись и помоги мне, — пробурчал в ответ Хината, не отрицая слов Кагеямы. Ну, это ведь была правда, так что. Какой смысл. Кагеяма плюхнулся на землю рядом с ним и заметил, как Хината нервно шевелил пальцами ног и отводил от него взгляд. Ох, о чем это он думал?
— Чего это ты такой взволнованный? Тебе больше не нужно беспокоиться, Даичи снова научит меня сражаться, и я смогу защищать лагерь.
И тебя. И всех, о ком мы заботимся.
Хината повернулся к нему, как обычно широко распахнув свои удивленные карие глаза, и это заставило сердце Кагеямы слегка болезненно сжаться, когда он подумал о прошлом Хинаты, о том, что он пережил, и все равно увидел свет, так никогда и не покинувший его глаз.
— Ты что? Даичи что?
— Ну, он обучит меня сражаться, — Кагеяма заметил, как немного выпрямился, позволив несколько довольной улыбке отразиться на своем лице.
— Ва-а-а-ау! Это так круто! Даже не помню, когда он в последний раз кого-то тренировал! Или тренировал ли вообще… надо же!
Улыбка не покидала губ Кагеямы, пока он помогал Хинате; все еще несколько неуклюже, но уже медленно привыкая. Мытье посуды в лесу наедине с Хинатой и плеском воды в качестве фонового шума действительно помогло ему успокоиться. Но пальцы ног Хинаты все так же дергались, и, возможно, Кагеяме не стоило так удивляться, когда он сжал тарелку в руках, замер и заговорил:
— …прости меня, — прошептал Хината.
Шокированный Кагеяма повернулся к нему, понятия не имея, за что вообще Хината извинялся, но потом встретился с ним взглядом и увидел, как сильно он был напряжен. И тут до Кагеямы тоже дошло. Это было то, о чем они так и не поговорили, что все время откладывали в долгий ящик, ведь с ранеными людьми, драками и сумасшедшей убийцей на свободе времени обсуждать это не было совершенно. О таких вещах говорили только с погруженными в воду руками, отскребая сковородки в лучах заходящего солнца — подобное спокойствие и позволяло успокоиться и разобраться со своими мыслями.
— Прости меня за то, что я назвал тебя эгоистом. Я там вообще такого наговорил…
— Все… ты ведь все равно был прав, то есть…
— Нет, не был! Прекрати вести себя, словно ты это заслужил, потому что я вел себя, как полнейший засранец, причем абсолютно неоправданно по отношению к тебе! — Хината рассеянно ткнул в него указательным пальцем. — Но ты тут тоже немного виноват — спросил меня о подобном так внезапно! Почему ты вообще завел эту тему?
Кагеяма прикусил губу, глядя на свои ладони. Он ведь не мог рассказать Хинате о своих глупых снах, да? О снах, где они вместе стояли в горах, глядели на море, держались за руки, а сердца их бились в унисон. Он не мог объяснить Хинате, как сильно он хотел превратить тот сон в реальность, уберечь Хинату от той опасной женщины.
Это действительно было эгоистично. Ведь все остальные тоже были в опасности. Все было не так просто, как считал до этого Кагеяма — Воробью было плевать на него и на Хинату, она была озабочена чем-то большим, и Карасуно с Некомой попросту невольно затянуло в этот водоворот событий. То, кем ты являлся, было не важно. Весь ее гнев был направлен на Сугу, и все, кто посмеет встать у нее на пути, окажутся под прицелом.
И Кагеяма хотел сделать, что было в его силах, чтобы защитить своего наставника.
— …мне очень хотелось бы показать тебе мир, — в конце концов, ответил он; пускай это и не был весь ответ, но хотя бы его суть.
— А мне очень хотелось бы увидеть его вместе с тобой, — прошептал Хината, и Кагеяма не мог осмелиться даже вздохнуть, лишь позволив себе уголком глаза посмотреть на своего друга и увидеть, что он глядел не на небо или деревья над его головой, а вниз, себе под ноги. — Но ты же понимаешь, что я не могу…
— Я понимаю. Я знаю. Они ведь твоя семья, верно? Тебе без них было бы одиноко.
Кагеяма продолжил неосознанно скрести другую посудину, пытаясь справиться со сдавливающим его грудь и горло чувством — болью, с которой он не был знаком, и это удивляло его.
— …я знаю, что не был бы одинок. У меня ведь был бы ты, правда?
Голос Хинаты все еще был непривычно тих, и без всей его обычной яркости и жизнерадостности он внезапно показался Кагеяме очень маленьким. Может, из-за того страха, что он испытывал. А что, если в конце концов, они не так уже и сильно друг от друга и отличались — некоторые вещи они не понимали, зато в других буквально видели свое отражение. Ему эта мысль понравилась — от нее Кагеяме стало теплее.
— Разумеется, — подтвердил Кагеяма; голос его был слишком уж высоковат и хрипл. — Я всегда был бы рядом с тобой.
— Звучит потрясающе.
Кагеяма согласно хмыкнул. Да, это было бы потрясающе.
— Я бы отправился с тобой куда угодно. Но я не могу уйти — и я знаю, что ты не можешь остаться тут навсегда, но в то же время не хочу, чтобы ты был одинок. Ведь до того, как ты сюда попал, тебе было одиноко, правда? Я не хочу видеть тебя таким, каким ты был сначала, молчаливым и замкнутым. Ты становишься настолько лучше, когда ты… — Хината взмахнул руками, охватывая жестом всего Кагеяму. — Ну, когда ты становишься самим собой. Ты — тот еще упрямый придурок, и таким ты мне нравишься больше всего.
— Это кто тут еще упрямый придурок?! — автоматически выдал в ответ Кагеяма, когда его мозг отключился и заставил его замереть, сердце бешено забиться в груди, а пальцы — беспомощно сжать тарелку. Никто никогда не говорил ему ничего подобного. Как Хината умудрился изменить его и подтолкнуть к пути, который Кагеяма никогда бы не смог выбрать сам, несмотря на то, как ему нравилось по нему идти?
Хината усмехнулся ему, расплываясь в такой скромной улыбке, какой Кагеяма у него никогда не видел; щеки у него чуть покраснели, а в глазах зажглись огоньки.
— То перо… неужели это?..
Кагеяма уже практически о нем забыл, и напоминание вовсе не помогало ему вернуть самообладание. Скорее, наоборот.
— Э-э… да. Ячи и Суга сделали для меня такое ожерелье.
Ему хотелось спрятать его под рубашкой, потому что взгляд Хинаты был так полон удивления и чего-то еще, и Кагеяма просто не мог спокойно это выносить. Это ведь было всего лишь перо, вот и все.
— Ты дал мне его в качестве амулета на удачу, правильно? Разумеется, я решил его носить. Надеюсь, оно сработает.
— Нет.
И вот что он вообще нес?! Придурок Хината. Естественно, он дал ему перо на удачу, он ведь сам так и сказал. Хотя, возможно, он имел в виду их… но Кагеяма решил, что перо было несколько менее чувствительным и трогательным способом Хинаты пожелать ему удачи.
— Это не на удачу, — Хината присел на колени, поворачиваясь к нему. Кагеяма инстинктивно отклонился назад, но не двинулся с места — да и вряд ли бы смог, даже если бы попытался. Хината протянул к нему ладонь и накрыл ей перо.
Даже со всеми слоями одежды между их кожей, от той близости, с которой пальцы Хинаты чуть прижались к ткани его рубашки, у Кагеямы перехватило дыхание.
— Это обещание. Это обещание того, что тебе больше никогда не придется быть одиноким.
Хината был так близко, глядя на него из-под ресниц решительно и без страха — так уязвимо, но безо всяких сомнений или испуга. Кагеяма беззвучно ахнул и чуть-чуть пододвинулся к Хинате, к физическому воплощению этого обещания и всех тех обещаний, которые Кагеяма никогда не ожидал услышать от своей жизни.
Поцелуй был мягким, нежным прикосновением, как скромная разделенная улыбка, недостаточно большой секрет, чтобы его скрывать, но им все равно хотелось оставить это между ними.
Как и при их прошлом прощании, Хината снова обнял его, уткнувшись лицом в плечо Кагеямы и прижимаясь к нему. Не с тем минувшим отчаянием, но крепко, словно он был намерен не подпускать одиночество к Кагеяме одним своим присутствием и силой воли. Кагеяма дотронулся ладонью до волос Хинаты, закрыл глаза и облокотился своей головой об его. Какое-то время они вот так и сидели, просто дыша.
Но ожерелье на его шее все равно словно стало чуть-чуть тяжелее.
* * *
Моменты, что он разделил с Хинатой, все еще не оставляли его воспоминания, заставляя его почувствовать жар, напряжение и какую-то свежесть, но схватка с Даичи быстро, очень быстро исправила положение дел.
К концу их занятия Кагеяма мог чувствовать лишь боль буквально в каждой кости и мышце. Теория была недолгой — Даичи кое-что ему объяснил, но он был человеком действий и тут же начал все демонстрировать на практике.
Но подо всей этой болью тело Кагеямы было разогретым, живым и словно воодушевленным. Как же давно ему не было так хорошо с тех пор, как он презирал свое тело за то, что оно не восстановилось полностью и оставило его бесполезным?
Вот уже очень, очень давно.
Они оба лежали на спине, пытаясь отдышаться — причем у Кагеямы одышка была намного тяжелее, чем у Даичи, да и сам он был намного, намного сильнее потрепан.
— Сказал же, что поддаваться не буду, — выдохнул Даичи, и Кагеяма уловил усмешку в его голосе. Несмотря на то, сколько он перенес ударов, то, как его мысли растворились в движениях его тела во время схваткой с Даичи, то, как он снова учился правильно им пользоваться принесло ему невероятное удовольствие. Возможно, Даичи чувствовал то же самое. Кагеяма был практически в этом уверен.
— А я и не надеялся. Черт побери, мое плечо…
— Переживешь. Я сначала спросил разрешения у Суги, а то он бы с меня живьем шкуру спустил, если бы я навредил его драгоценному ученику. Он сказал мне, что все будет нормально, так что не волнуйся. Поешь и отдохни, а завтра продолжим. Не знаю, сколько у нас времени до следующего сражения. Похоже, что не так уж и много, а я хочу, чтобы ты к этому моменту хоть немного вернулся к своей прежней форме.
Наверное, ему стоило беспокоиться о той предстоящей битве, но что-то еще больше занимало его мысли. В кои-то веки Кагеяме не хотелось думать о плохом, размышляя вместо этого о хороших вещах.
Драгоценный ученик. Сегодня был просто какой-то день сюрпризов. Кагеяма уставился на темнеющее небо, задумавшись о значении имен, пытаясь понять, кем же он был для всех остальных. Драгоценным учеником Суги?.. Другом Ячи… так кем же он был для Хинаты?
— А ты действительно немалому научился за свою жизнь, верно?
Кагеяма замер, тут же наполненный чувством вины, думая, как же ответить. «Да, я был диким псом короля, тем, кого посылали по души врагов и ненадежных союзников — я обязан был уметь хорошо сражаться и убивать?!»
— Слушай, я мало что знаю из твоей истории. У меня есть лишь слухи, а живя в трущобах, я научился относиться к ним с недоверием. Я лишь хочу, чтобы ты знал, что ты больше не помеченный ребенок и не пес. Как и я.
Кагеяма повернул голову к Даичи, хотя, он едва мог разглядеть его лицо в меркнувшем свете.
— Меня тоже раньше называли псом. После того инцидента… Цепным Псом. Тем, на чьем пути не стоило становиться, потому что он порвал бы тебя на части, чтобы защитить своего друга. Ах, хорошие были времена. Но мы не собаки, Кагеяма. Мы — люди, и мы можем выбирать, как пользоваться теми навыками, что мы получаем. Мы с помощью них защищаем наших близких, а Воробей решила нападать и приносить другим страдания. Ты свой выбор сделал. Помни это. Ты больше не убийца. Ты — Кагеяма, ты ученик целителя и часть этой вороньей стаи. И куда бы ты ни отправился, с нами у тебя всегда будет дом, куда ты всегда сможешь вернуться.
Даичи сел, застонав, когда хрустнули его суставы.
— Черт побери, я себя прямо стариком чувствую. Пора тебе поспать — завтра я хочу заставить тебя попотеть чуть побольше.
Попотеть чуть побольше?! О боже, и на что только подписался Кагеяма.
Даичи протянул руку, помогая ему встать, и Кагеяма улыбнулся, когда Даичи пихнул его в плечо, пока они возвращались в сердце лагеря, словно это был самый что ни на есть естественный жест на свете, словно Кагеяма и впрямь был частью этого лагеря. Частью этой семьи. Словно тут его действительно всегда будет ждать дом, куда бы он ни отправился.
Слова все еще эхом отдавались у него в сознании, став теплым утешением, о существовании которого он раньше и не догадывался.
Он закрыл глаза, вдохнул прохладного воздуха и почувствовал себя сильным.
