сообщить о нарушении
Текущая страница: 46 (всего у книги 54 страниц)
Тсукишима использовал остатки инерции, чтобы отскочить в сторону, когда парень повернулся к нему с жестокой, маниакальной улыбкой на лице. Похоже, он очень, очень весело проводил тут время. Тсукишима тут же его возненавидел, удостоверился, что хватка на эфесе была надежной, и приготовился ринуться в атаку, пытаясь не поддаваться панике.
Ячи тут не было.
Ее здесь не было.
— Что ты с ней сделал, — выдавил он.
Если его слова как-то и повлияли на амбала, тот ухмыльнулся еще шире, демонстрируя прорези между зубами.
— Ты имеешь в виду ту маленькую ведьму? Такая крошка. Люблю ломать маленькие вещи.
Тсукишима буквально силой воли заставлял себя не терять головы. Он ее еще не видел. Может, все было не так плохо. Может, ее еще можно спасти. Ее нужно было спасти. Это ведь была Ячи.
— Где. Она.
Мужчина облизнул губы.
— Ведьма теперь с воронами.
— Не шути мне тут.
— Я и не шучу. Ее больше нет, а ты на очереди. Но для начала…
Тут и впрямь был виноват Тсукишима. Он не ожидал, что со всеми своими мышцами и грубой силой мужчина мог двигаться так быстро, но буквально секунду спустя клинок выхватили у него из рук, и тот блеснул на солнце, улетая куда-то очень далеко. Тсукишима, внезапно обезоруженный, сделал шаг назад.
— Ненавижу эти зубочистки, — ухмыльнулся парень. — Какая там драка, если не на кулаках. Итак, мелочь? Попытки будут, или мне просто по-быстрому избавиться от тебя?
Тсукишима попытался отступить. Он не мог победить такого человека в схватке на руках. Он это знал. Но, опять же, оказался недостаточно быстр. Резкий маневр сбил его с ног и выбил из ритма. Его потащили назад за куртку, и он завалился на землю, мягко ухнув.
В какой-то степени это было даже забавно.
Его тело шевелилось. Пыталось.
Вероятно, он никогда не прикладывал к чему-то столько усилий — ему хотелось жить, так отчаянно хотелось. Может, это и впрямь было его последнее сражение.
Удары градом посыпались на него. Если он умудрялся дать сдачи, это, казалось, еще больше заводило того парня, который уже был потрепан и побит. Тсукишима задумался о том, скольких он уже мог прикончить. И что же он сделал с Ячи.
Но больше всего.
Больше всего он думал об Акитеру.
Когда он почувствовал кровь на языке.
Начал поддаваться головокружению.
Когда каждый новый удар превращал его лицо в кровавое месиво, причиняя жуткую боль.
Он думал о своем брате.
Он думал о словах Ямагучи и всех их обещаниях.
Он думал о том, как подвел Ячи.
Он задумался о возможном местоположении его брата.
Когда его тело уже совершенно ослабло в хватке его нападающего, когда он едва мог стоять на ногах, и его резко подняли в воздух — он ощущал привкус боли и сожалений, сожалений, сожалений столь горьких и сильных, что они перебили все остальные чувства.
Он закашлялся и увидел, как на землю плеснула его кровь. Сфокусировать взгляд он не мог, а голова безвольно болталась.
Он не мог перестать думать о своем брате. Больше он его никогда не увидит. Еще немного сожалел, что Куроо так никогда и не отведет его в ту пекарню. А Ямагучи больше никогда перед ним не извинится его слегка подначивающим тоном голоса, который был больше привычкой, нежели настоящим сожалением. Никаких больше совместных наблюдений за звездами. Никаких совместных ночевок рядом друг с другом.
Он надеялся, что хотя бы его друзья будут в порядке.
Что они выберутся из всего этого живые и здоровые.
Что они не умрут так жалко, как он сам.
— Ты слаб, — раздался рядом голос мужчины. Дыхание у него было вонючим, оглушившим все чувства Тсукишимы. Он не хотел вот так уходить. Он хотел жить. Он хотел снова увидеть своего брата. Он хотел съесть пирог и наблюдать за тем, как выздоравливает Ямагучи.
— Никакого с тобой веселья.
— Падла, — попытался сказать Тсукишима, но слово было больше похоже на едва слышимый вдох.
— Все еще ждешь, что кто-то тебя спасет? Свет в твоих глазах еще не угас. Неужто думаешь, что сможешь выбраться?
Он должен был.
Он хотел.
Он нуждался в этом.
Но его сопротивление было слишком слабым, и он получил очередной удар в живот, от которого он застонал и скрючился, повиснув лишь на кулаке, сжавшемся вокруг его воротника и жестко поднимавшем его на ноги, который заставлял ткань впиваться в его шею.
Все его надежды лежали на Куроо.
Каким-то образом, какая-то его часть все еще верила в него.
Верила, что его наставник спасет его.
— Боюсь, тот друг, с которым ты сражался, немного отвлекся на Лебедя. Она дает ему хорошую взбучку, эта сучка. Он к тебе скоро присоединится. У вас нет ни единого шанса.
Тсукишима плюнул в его лицо, потому что только на это у него сил и хватало. Только так он мог ответить ему.
— Вот засранец, — прошипел мужчина. — Да я из тебя жизнь выдавлю. Меня зовут Дятел. Запомни мое имя, в аду тебе встретится множество людей, убитых мной.
В аду. Тсукишиме аж не верилось, что все, кто хотел убить его, несли эту ерунду. Странно, но в последний раз спас его Ямагучи… но на этот раз, он просто не мог. На этот раз он сам был едва живой.
Мне жаль, Ямагучи, подумал он, когда пальцы обхватили его горло, а он начал бесполезную, безнадёжную борьбу с этой хваткой, борьбу за воздух. Тщетную борьбу за жизнь.
* * *
Он уже видел, как она сражается.
Мельком заметил, как она чуть не одолела Тсукишиму, пока ему пришлось, стиснув зубы, разбираться со своим назойливым соперником — даже Асахи пришлось помочь, чтобы избавиться от него и уберечь лазарет. И это значило, что теперь он понятия не имел, куда делся Тсукишима. Он видел лишь то, как пал Танака, а взгляд женщины направился в сторону лазарета.
Куроо знал две вещи: будучи настолько ослабленным, у него не было ни шанса. Но это не имело значения. Потому что, во-вторых: он не мог позволить ей добраться до раненых, которых они пытались оградить от гнева напавших на них преступников.
Прошу, еще лишь один раз, молил он. Еще одно невероятное везение, еще одно чудо для меня. Больше я ни о чем и никогда не попрошу.
Он прошел мимо остальных сражавшихся, протискиваясь сквозь тесное пространство. Если она настигнет его здесь, будет чертовски сложно. Он не мог позволить ей приблизиться. Ни на шаг. Поэтому он отпихивал остальных, сжимая меч, успевая неосознанно понять кое-что еще и практически разочаровавшись в себе, прежде чем атаковать ее.
Ах, я солгал.
Разумеется, он попросит кое о чем еще.
…Яку. Но я не прошу о чуде, которое убережет его. Я спасу его сам.
Все было просто. Он должен был лишь защитить лазарет, выжить и вернуть Яку домой. Три дела, в которых он должен был преуспеть. Он уклонился от Фукунаги, который прыгнул атакующему на спину и чуть ли не завалился на землю вместе с ним, пока Шибаяма помогал ему с другой стороны.
Тут он встретился со взглядом женщины.
Похоже, она знала, что он будет ее оппонентом. У нее был тот блеск в глазах. Нет, они были слишком холодны, чтобы назвать это блеском. Это было больше похоже на решительность — настрой хищника, нашедшего свою добычу. Какая жалость, вот только у Куроо и у самого имелись клыки и когти. А его решительность провела его через куда худшее дерьмо. Тут он не проиграет.
Его раны ныли, а рука едва ли не предавала его. Шипя, Куроо решил вскоре поменять ведущую руку, ведь левой он уже едва мог пользоваться, а потому и воспользовался этим элементом неожиданности.
— Извини уж, — протянул он, замедляя шаг.
Пока они просто осматривали друг друга. Планом было выиграть немного времени, дать остальным возможность разобраться со своими атакующими… эвакуироваться? Какая разница. Главное, чтобы его люди спаслись.
Даже секунды, выигранные им, могли стать драгоценными.
— Боюсь, ближе тебе не подобраться, — сказал он ей.
Она приподняла бровь, но выражение ее лица практически не изменилось.
Пожалуй, она была красива. Ее красота была сравнима с осколками стекла — полупрозрачными и холодными на прикосновение, с острыми краями, формирующими интересными узорами, созданные каким-либо актом насилия, превратившим их в нечто опасное. Ведь ими было так легко порезаться. Куроо чувствовал, как у него под затылком и кожей начал зарождаться настоящий страх.
Он подумал о Кенме в лазарете.
Он подумал о Яку, который нуждался в его помощи.
Он подумал об обещании, которое дал Тсукишиме.
Он подумал о том, как до сих пор не знал, что случилось с Даичи, Сугой и всеми этими чертовыми Воронами…
— Видимо, сама ты не уйдешь, да?
— Боюсь, нет, — ответила она.
Куроо улыбнулся ей пустой улыбкой.
— Полагаю, это было бы слишком легко.
— Ты слишком много болтаешь.
— А ты слишком мало атакуешь.
Когда она все-таки атаковала, молча занеся меч, Куроо ощутил, как тот пронесся слишком уж близко к его лицу, вероятно, срезав пару прядей волос. Он совершенно недооценил ее скорость. Видеть на расстоянии — одно, а вот испытать на себе.
Сильными сторонами Куроо были разносторонность и техника, которая ушла далеко за классические шаблоны владения мечом, его выносливость. Но последнее он уже потерял, а для грамотного использования остального был слишком слаб.
В его состоянии он в лучшем случае был обычным бойцом, столкнувшимся с атлетичной женщиной, которая управлялась с мечом, как с удлиненной конечностью и двигалась быстрее, чем он мог подумать и отреагировать.
Она была не хороша, она была великолепна. К его же ужасу.
До Куроо все это дошло буквально за доли секунды, пока он едва не потерял равновесие, пытаясь заставить себя не терять головы.
Он практически слышал голос Кенмы, твердящий ему, что это был единственный способ.
Он пригнулся, едва успевая уклониться от очередного замаха, который, похоже, должен был попросту срубить ему голову — как же блять по-зверски — и вытянул руку, целясь в ее ноги, вот только она едва ли обратила внимание. Она перепрыгнула клинок, будто играя со скакалкой, и использовала инерцию предыдущего неудачного замаха, чтобы сменить направление своего прыжка и вновь атаковать его.
Когда ее ноги вновь грациозно коснулись земли, Куроо пришлось броситься вбок, чтобы уклониться, и влететь прямо в землю. Он напрягся, навредив больной руке и меняя ведущую, а потом поднялся на ноги, будучи едва ли не ослепленным громкими протестами его мышц, которые уже чуть ли не пылали от напряжения.
Часть своих сил он потратил на длинный замах, чтобы отогнать ее на мгновение и перевести дыхание.
Он застонал, когда их клинки столкнулись секундой позже. На какое-то мгновение Лебедь позволила себе развлечься в их скромной борьбе, сковывая его.
— А ты не в форме, — заметила она.
— Да я уже на одном адреналине, леди, — рявкнул Куроо. Да будь у него время на что-то столь мелочное, он обиделся бы. А чего она ожидала после всех ран и схваток, через которые он прошел за последнее время? Хотя, находясь рядом, он подметил, что и она особо красотой не выделялась — у нее были отчетливые темные мешки под глазами. Может, она устала, как и он. Может, ему удастся ее вымотать. Если он продержится достаточно долго…
— Извини, что не соответствую твоему вкусу.
Он немного отступил назад, пытаясь как следует подразнить женщину, отвлечь от ее намерений. Она последовала за ним. Еще несколько шагов между ней и лазаретом. Если Куроо будет достаточно умен, он мог бы даже увести ее достаточно далеко.
— Ты не в состоянии одолеть меня, — спокойно пришла к выводу она.
— А у меня так-то и выбора по большому счету нет. Понимаешь, есть люди, которых я очень хочу уберечь от тебя. И под этим я имею в виду то, что если ты хоть волос на их голове тронешь, я тебя с лица земли сотру.
Она… фыркнула. Этой женщине хватило наглости фыркнуть, глядя на его решительность и на причину того, почему он заставлял свое тело повиноваться, сражаться.
— Думаешь, в мире все так просто? И что он пощадит то, что ты любишь?
Куроо пошевелил своим здоровым плечом. Лишь этот разговор заставил его осознать, как же давно он не пил воды, и насколько вся эта показуха на самом деле его нервировала.
— Нет, леди. Все далеко не так просто. Поэтому я и разбираюсь со своими проблемами сам. Не недооценивай меня.
Казалось, она совершенно забыла о нем, когда повернулась к лазарету.
Он ринулся к ней, вкладывая большую часть своих сил в серию атак, которые заставили ее вновь обратить на него внимание, если только она не хотела в процессе потерять конечность или сразу жизнь. Парировала она чуть ли не с легкостью, но он слышал, как она постанывала от некоторых столкновений клинков. Значит, эффект все-таки был. Скорее всего, просто так уж случилось, что она стала обладательницей лучшего каменного лица во вселенной.
Вскоре он растерял свое преимущество и был вынужден вернуться к пассивному уклонению, постоянно отвлекаясь на свои ранения. Боль подрывала его концентрацию и точность. Он портил то, с чем обычно прекрасно справлялся. Он едва парировал, а в его голове вопили все сигналы тревоги.
Дело дрянь. Все закончится ужасно…
Она заставила его извернуться так, что он совсем выбился из дыхания. Боль в его руке поразила все на своем пути, от кончиков пальцев до самого плеча. Пока он пытался сделать вдох, пытался двинуться, она засадила клинок прямо ему в живот. Приглушенно вскрикнув, Куроо заставил свою руку зашевелиться, заставил свое тело…
Он зашипел, почувствовав проникший в тело клинок, а мысли полетели ко всем чертям.
Твою мать. Твою мать.
Боли он пока не чувствовал. Руку он вообще едва ощущал. Весь его бок состоял из боли, а в придачу еще более сильной боли, и он почувствовал, как его колени подогнулись.
Блять, блять, блять, нет, нет же, давай…
Даже падая на землю, он все равно слепо замахивался клинком, пытаясь выиграть себе пару секунд, чтобы подняться на ноги — все не могло быть так плохо, он должен был подняться…
Он упал, и при столкновении с землей боль немедленно вспыхнула всепоглощающим пламенем.
* * *
— Никто тебя не спасет, — сказал мужчина, смакуя свои отвратительные слова и чуть сильнее сжимая пальцы на его горле, перекрывая весь доступ Тсукишимы к воздуху.
И в следующую же секунду скотине прямо между глаз влетела стрела.
На мгновение его хватка замерла, а потом ослабла.
Тсукишима отчаянно сделал глубокий вдох. Они оба упали. Заставляя свои слабые мышцы шевелиться, Тсукишима отполз от умирающего. Он чувствовал сильное головокружение и все предпосылки к рвоте, перед глазами все плыло.
Но потом он заметил кое-что на другом конце лагеря.
И на мгновение вся его боль потеряла значение.
Там гордо стоял на коленях, опираясь на одну ногу и крепко сжимая лук в руках… не может быть. Но его силуэт он узнавал безошибочно. Тсукишима попытался протереть глаза, но картинка не менялась. С бинтами на груди там опускал свое оружие Ямагучи.
Невозможный.
Его собственный невозможный лучший друг.
Всегда спасавший его в самый подходящий момент.
Ему до сих пор казалось, что это случилось буквально вчера — страх смерти отдавался в его венах сбившимся сердцебиением, а Ямагучи присел на колени напротив него с решительным и многозначительным взглядом, держа свое оружие и напоминая ему собственного хранителя.
Больше я не позволю им навредить тебе, я обещаю, пообещал ему тощий парнишка много лет назад, порвав свою драгоценную рубашку, чтобы остановить кровотечение у виска Тсукишимы. Маленький мальчик-плакса, который хныкал из-за того, что его называли прыщавым и повсюду следовал за Тсукишимой, как надоедливый, беспомощный щенок.
Тогда Тсукишима слабому парню так и не поверил.
Каким же он тогда был заносчивым, чтобы не разглядеть всю эту мощнейшую силу в самой душе Ямагучи.
Во рту стоял привкус крови, но Тсукишима чувствовал лишь гордость и благодарность.
Тут лук выскользнул из хватки Ямагучи. Тсукишима хотел заставить свое тело повиноваться, подбежать туда и подхватить Ямагучи, когда тот начал заваливаться набок. Но он не мог. Не мог вовремя встать на ноги. Он мог лишь постараться не потерять сознания, не поддаться тошнотворному рефлексу и поблагодарить небеса за то, что Кенма появился из ниоткуда, поддерживая Ямагучи и затаскивая его обратно в лазарет.
Когда до кого-нибудь из них дойдет, кого мы защищаем, дело будет дрянь, сказал ему Куроо.
Тсукишима решил удостовериться, что он точно прикроет Куроо. Что он защитит всех.
Там, где он, весь побитый, валялся на земле, он находился в безопасности, потому что атака была сосредоточена на лазарете. Они хотели добраться прямо до слабых и раненых. Их целителей. Кроме Дятла, который, наконец, перестал дергаться, большинство не представляли большой угрозы. Но вот работая вместе — да еще и с той женщиной, все еще живой и процветающей…
