сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 54 страниц)
Хината в этом сильно сомневался, учитывая то, что дело уже и так шло к рассвету — но уверенность в его словах сделала его шаги более крепкими и решительными.
* * *
Первые лучи солнца застали Яку бодрствующим, слишком уж бодрствующим и уставшим как собака.
Он провел большую часть ночи, следя за Ямагучи и всеми остальными, — на всякий случай, — пока Суга не сказал ему пойти поспать. Но едва ли ему хватило того времени. И после тех блаженных секунд забытья, когда он проснулся, эту гору снова взвалило ему на плечи.
Яку чувствовал, как он медленно проигрывал битву со всеми эмоциями, накапливающимися внутри него.
Поэтому он встал на ноги, моргнул, пытаясь привести размытое зрение в порядок, и сжал зубы, привыкая к боли во всем теле и чувствуя последствия ужаса вчерашних событий.
Похоже, остальные все еще спали, и все же он не собирался рисковать тем, что они могли увидеть его слабым. Если он сходит вниз по ручью, то хотя бы сможет сказать, что хотел нормально помыться.
Хорошо, что он бывал в лагере достаточно часто, чтобы знать дорогу.
Да и ему все равно придется привыкать жить тут на какое-то время…
Когда он, наконец, достиг воды, ноша упала с его плеч.
Игнорируя грязь, он упал на колени, закрыл лицо ладонями и прижал их к ногам, сжимаясь как можно сильнее, пытаясь успокоить болящие, рычащие раны внутри. Толку особого не было, но… немного помогло. Хоть чуть-чуть.
Его повреждения не позволили ему долго оставаться в таком положении, поэтому он выдохнул и снова сел, оставаясь на коленях и глядя на воду.
Теперь ты один. Ты можешь поплакать, сказал он себе. Но почему-то это казалось неважным. Глаза его защипало, но они оставались сухими, и, если уж на то пошло, он скорее чувствовал себя… опустошенным.
— Попался, — пробормотал слегка довольный голос позади него.
Яку вздрогнул, его моральные стены тут же возвысились над ним снова. Сколько он тут пробыл? Что он видел?
Это было неважно. Играй свою роль.
Яку сжал кулаки, закрыл глаза и настроил голос, чтобы он не выдал того, насколько слабым он себя на самом деле чувствовал.
— А что же ты, по-твоему, делаешь? Ну-ка тащи свою задницу назад в лазарет, а не то я лично вырублю тебя.
— Ты этого не сделаешь, — сказал ему Лев, и они оба знали, что он был прав.
— Не испытывай меня, — все равно ответил он, пускай в его словах недоставало остроты, они были больше похожи на вздох. Он заставил себя встать, глубоко вдохнул — он справится — и повернулся.
— Давай же, надо вернуться в лазарет — удар в голову из тебя, наверное, еще большего балбеса сделал, раз ты притащился сюда.
Он попытался пройти мимо Льва, но этот идиот сделал нечто абсолютно другое, и, не успев ничего осознать, Яку оказался зажат в объятии, крепком, но мягком, не причиняющем боль его ранам.
Он постарался не дать тому знать, что это с ним сотворило, усилием воли держа голос под контролем.
— Какого черта ты творишь.
— Это нормально, знаешь. Тебе не надо уходить и прятаться. Плач не делает тебя слабым.
Тысячи протестов появились и умерли на его языке, и слезы, которые не пришли, когда их ждали, внезапно начали его душить, за висками проступила боль, и он поменял решение, желая лишь проглотить их назад…
— …не говори никому, — наконец, прошептал он, уткнувшись головой в грудь Льва. Он все равно проиграл эту битву. Если уж Лев был тут, Яку хоть мог спрятать свое лицо, так ведь?
Лев лишь сжал его чуть крепче, и быть окруженным теплом, как выяснил Яку, было намного более успокаивающим, нежели пытаться прижаться к самому себе.
Все накопившиеся эмоции вырвались из него ужасными волнами, пока Яку не почувствовал себя еще более слабым и истощенным, чем раньше — но глубоко внутри он словно вернул часть рассудка, словно кровотечение, наконец, остановилось, и рану можно было зашить.
Он не мог заставить себя посмотреть на Льва, когда они отстранились, и просто потирал глаза.
— …спасибо тебе, — тем не менее, выдавил он.
— Спасибо за то, что спас мне жизнь.
— Не я один.
— Спасибо за все, что ты делаешь для Некомы.
— Серьезно, это не…
— Спасибо за то, что ты — это ты.
Лев наклонился и, выдохнув, скромно поцеловал его в щеку, и мозг Яку на мгновение прекратил функционировать вообще.
— Что…
Лев отскочил назад слишком поспешно, поднимая руку к голове с болезненным шипением.
— Идиот! Самый что ни на есть настоящий, — выпалил Яку, пытаясь вернуть самообладание.
— А ты милый, когда краснеешь.
— Я ведь вырублю тебя.
И все же Яку почувствовал себя намного лучше по дороге назад в лагерь, хотя он все еще волновался об этом глупом болване, о Ямамото, Ямагучи и Кенме, боже. Храбрый Кенма, который приложил все свои усилия, но не смог сбежать, и был бог знает где…
— А? Что происходит? — поинтересовался Лев, первым заходя в лагерь. Очевидно, Яку не мог видеть сквозь него, но когда он, наконец, вышел из его возмутительно огромной тени… учитывая то, насколько было рано, стояла довольно-таки сильная суета.
— Ты. Иди ложись, немедленно. И даже не пытайся надуться, ты себя только идиотом выставляешь. Тихо. Я скажу тебе, что происходит, когда буду тебя осматривать.
Он подождал, пока Лев не исчез в лазарете — Яку пристально прожигал его взглядом, когда тот замер, а потом снова продолжил идти — а потом приблизился к Суге, который стоял рядом с Даичи и Асахи.
— Что происходит?
Когда Суга повернулся к нему, он увидел страх в его глазах еще до того, как он заговорил.
— Хината, Кагеяма и Танака пропали, и мы не знаем, сколько их нет в лагере.
Комментарий к Глава 13: Последствия
Ита-а-ак... Якулев? Моя рука не удержалась?
И еще: ВЫ ТОЛЬКО ПОСМОТРИТЕ!! Я нашла способ впихнуть сюда Мичимию! Жаль, что ее ТАК долго не было в лагере, и тут на этой главе на меня внезапно нагрянула идея, и я такая: о да. О да. БОЛЬШЕ ДЕВУШЕК. ДА. (Больше девушек, с которыми не могут СПРАВИТЬСЯ Танака и Ямамото.)
Вот, а теперь, наконец, давайте попробуем вернуть Кенму!
Желаю каждому из вас иметь в своей жизни персонального Сугу. Вот как я вас люблю за все отзывы и лайки <3 Хорошей вам недели!
========== !БОНУС! Герои ==========
Они лежат, крепко обнявшись — Ячи положила голову ему на плечо, а он приобнял ее рукой, словно одну из тех мягких зверушек, что его мама мастерила для него и Натсу из рваной одежды, набитой сеном. К счастью, Ячи теплее и не такая колючая. С ней лежать намного приятнее.
Хината сильно устал, но он не хочет закрывать глаза и видеть кровь во снах, а пальцы его ног настолько остыли, что он боится отморозить их за ночь. Они находятся ближе всех к костру, но и спать идут раньше остальных, поэтому сначала всегда холодно, несмотря на количество одеял, которыми их укрывали.
Еще одной причиной его неспособности уснуть стали слова, эхом звенящие в его сознании. Вчера Хината услышал, как Даичи кричал на Сугу, что тот умрет от голода, если продолжит отдавать свою еду детям.
Детьми были они. Так неужели Хината в итоге убьет Сугу? Он не хочет этого. Он больше вообще не хочет ничьей смерти. Его губы дрожат, и он чуть крепче прижимает к себе Ячи.
— …ты когда-нибудь думал о том, что случилось бы, не найди нас Суга и Даичи?
Ячи говорит тихо, и вопрос ударяет Хинате в самое больное место прямо вовремя. Он никогда об этом не задумывался, по крайней мере, без подробностей, но теперь образы вспыхнули у него в сознании быстрее, чем птица успела бы зайти в пике за добычей.
— …нас съели бы волки?
Ячи всхлипывает.
— С волосами, костями и всем остальным? — дрожащим голос шепчет в ответ она.
— …думаю, кости они бы оставили.
Он чувствует, как Ячи трясется.
— Может, плохие люди вернулись бы.
— И закололи бы нас?
— …да.
Они продолжают обмениваться подобными историями, а когда всё-таки засыпают, им снятся кошмары жутче обычных. Но Хината отвлекся от слов Даичи, так что он был рад.
Следующим вечером они снова фантазируют на эту тему. Обычно начинает Ячи, у нее придумывать жуткие сценарии смерти получается намного лучше, но иногда и Хината тоже пытается. Они никогда еще не прижимались друг к другу так сильно во сне.
Становится только хуже, ведь с каждым разом им приходится быть все более находчивыми. Иногда рассказы выходят повеселее — они думают о море, о том, как они стали бы членами команды, плавали бы повсюду и надирали злодеям задницы. Но потом их съедают заживо, и все веселье прекращается.
Однажды Асахи случайно подслушивает особенно страшную историю от Ячи. Она едва может говорить, но как-то умудряется, а Хината зажмуривается и прижимается к ней. Когда Асахи говорит ей остановиться, они пугаются было, что попали в беду, но глаза Асахи оказываются странно влажными.
— Вы всегда придумываете такие истории? — спрашивает он, и Хината боится, что это нечто плохое, поэтому врать не может. Он кивает.
Асахи гладит их по головам и обнимает.
— Все хорошо. Вам больше не придется их выдумывать, ладно? Теперь я буду рассказывать вам сказки на ночь.
Пока он рассказывает первую историю, Хината пребывает в ужасе. Она такая классная и интересная, он даже представить не может, как ужасно она разрешится. Удивительно, но конец оказывается счастливым. Принцесса с принцем выживают и продолжают надирать задницы своих врагов вечно. (Асахи формулирует это по-другому, но в итоге они все равно оказываются крутыми героями, которыми стоило восхищаться).
Лишь спустя неисчислимое количество историй Хината, наконец, перестает ожидать в них смертей и слушает расслабленно. Вместо этого они с Ячи оказываются заворожены яркими мирами, которые описывает им Асахи. Где-то всегда случается беда, и все выглядит безнадежно, но каким-то образом принцесса и принц всегда всех спасают.
Ячи и Хината приходят к единому мнению: истории у Асахи самые лучшие. Иногда они смеются от них до боли в животе, иногда они пугаются их, неосознанно задерживая дыхание, пока опасность не минует, а герои снова не достигают успеха.
Однажды после одной особенно великолепной сказки Хината начинает было засыпать, когда Асахи хочет встать и уйти. Он невольно тянется к нему.
— Асахи?..
— Что такое, Хината?
— Как думаешь… если герои могут побеждать драконов… может, плохие сны они тоже способны одолеть?
Асахи снова треплет его волосы, а его слова поднимают настрой Хинаты.
— Конечно. Тебе нужно лишь верить в них. Они ведь герои, не так ли? Они могут преодолеть все, что угодно.
Он с серьезным видом кивает. Звучит правдоподобно.
— А теперь ложись спать, хорошо?
— …Асахи? Суга умрет?.. — из-за меня? Он слишком боится, чтобы спросить это напрямик, но первый вопрос выскальзывает из его рта против его воли. Взгляд Асахи снова становится странным, мягким — как в тот раз, когда он спросил, а всегда ли они придумывали себе истории.
— Разумеется, нет, Хината. Никто не умрет. Зима жестока, но Даичи хранит нас в безопасности. И Суга тоже. Как и Ноя с Танакой. И я за вами приглядываю. Все мы охраняем друг друга. Не волнуйся — вот придет весна, это будет словно рай. Никому из нас больше не придется голодать. А я приготовлю все ваши любимые блюда! Так что просто постарайся дождаться этого, ладно?
Хината кидается вперед, обнимая Асахи за живот, и чувствует, как по его телу разливается тепло, когда Асахи обнимает его в ответ.
— Спасибо тебе.
— Ш-ш-ш, все хорошо. А теперь поспи. Завтра у нас много дел.
— Ладно, — бормочет Хината и снова укладывается, обнимая Ячи, которая поерзала, но не проснулась. Асахи мягко гладит его по плечу и чуть понадежнее накрывает их одеялами.
— Не волнуйся, — слышит его Хината, медленно засыпая. — Мы больше не позволим ничему плохому случиться с вами.
Правда внезапно открывается ему. Асахи… и Даичи, и Суга, и Танака, и Нишиноя… все они — герои. Поэтому, разумеется, они не позволят ничему плохому случиться с ними.
Разумеется…
Комментарий к !БОНУС! Герои
Первая зима в лесу — жестокое время.
Помните, где-то во второй главе Хината приносит Суге миску с едой и сообщением от Даичи: "Даже не думай об этом", что-то в этом роде? Так вот, это является намеком на то, что Суга всегда отказывался от еды ради других, что, естественно, плохо сказывалось на нем самом. Внезапно Асахи, рассказывающий сказки, не кажется такой уж позитивной картиной...
Оригинальный текст:
http://citruswriting.tumblr.com/post/96457838286/heroes-bonus-drabble-for-come-and-get-lost-with
========== !БОНУС! Не можешь обрезать веревки — заставь других сделать это за тебя ==========
— Мне жаль, что они сделали это с тобой, — прошептал ему мужчина, глядя на тряпку в его руках и склянку с резким запахом алкоголя, но Кенме показалось, что он отводил взгляд от стыда.
— Осторожнее — сейчас пощиплет…
Слышать предупреждение о том, что дезинфекция «пощиплет» после получения стольких ран клинками было насколько забавным, что побуждало истерически расхохотаться. Но он сжал зубы, когда только было притихшая боль снова запылала с новой силой от обжигающего ощущения. Он впился ногтями в ладонь, контролируя собственное дыхание, мысленно считая. Главное было оставаться спокойным.
Хотелось бы ему самому почистить свои раны — присутствие человека так близко к его шее было более чем неприятным, но он сомневался, что этот парень развяжет его веревки. Кенма сжал и разжал пальцы, медленно прекращая их чувствовать.
— Мне жаль, — повторил Сокол. — Но я уверен, с тобой все будет в порядке. Она не станет… она лишь хочет…
Сокол замолчал, прикусив губу. Кенма заметил, что они у него были сухими и потрескавшимися, так что не удивился, увидев на них кровавые следы.
— Она лишь хочет использовать меня в качестве наживки, чтобы заманить моих друзей на верную смерть? — сухо предположил он.
Сокол не ответил. Вместо этого он осторожно помог Кенме расправить руки, чтобы он мог достать до его ладоней, несмотря на то, что те были связаны.
Он изо всех сил старался игнорировать боль — и контролировать ярость, которую чувствовал. Времени обращать внимания на подобные вещи у него не было.
Кенме нужен был план. И Сокол был его лучшим шансом.
— Почему ты следуешь приказам такого человека?
Сокол напрягся.
— Ты извинился передо мной, ты обработал мои раны — но ты все же позволил ей натворить все это.
Кенма понимал, что он играл с огнем, но выбора у него особого не было. Процесс очищения ран продлится недолго, и ему необходимо было обработать Сокола, сделать это прямо сейчас, пока он был один.
— Разве это, по-твоему, не лицемерие?
Сокол замер, прекратив обрабатывать его рану. Может, это все-таки была очень, очень плохая идея со стороны Кенмы.
— …я больше не могу до нее достучаться. Не знаю, что произошло. Она спасла мне жизнь. Она хранила меня в безопасности, всех нас… а я приглядывал за ней. Но теперь… я не могу, она не слушает…
Он все еще не вернулся к обработке раны Кенмы, но тут до него внезапно дошло. Кенма был благодарен, успев уже было испугаться, что тот оставит его с открытым, неочищенным порезом.
А вот у Яку, наверное, начался бы экзистенциальный кризис, увидь он, как вообще обрабатывали его раны.
Яку…
— Поверить не могу, что я все это тебе рассказываю… — пробормотал Сокол самому себе.
Кенма вернулся с небес на землю. Сейчас он должен был сосредоточиться на способе побега.
— Она к тебе не прислушивается? А ты все равно ей помогаешь? Разве в ее акте мести есть хоть какой-нибудь смысл? Неужели ты хочешь следовать за человеком, который планирует сжечь все дотла? Мой дом, дом моих друзей…
Его голос надломился, и, закрыв глаза, он все еще видел взмывающее к небу пламя, и это ранило его похуже любого пореза.
В ремонте крыши лазарета больше не было необходимости. Годы работы, что они вложили в строительство их дома… напрасны, напрасны, обесценены за одну ночь.
Он даже не мог сказать, все ли его друзья были живы — они забрали его сразу, как только на поле битвы разразился хаос после атаки.
— Мы лишь хотели мирной жизни. Никто из нас даже не видел ваших людей, пока вы не напали, намереваясь убить нас. Ты действительно можешь жить с этим, зная, в чем принимаешь участие?
Кенма боялся, что удача у него закончилась, а сам он зашел слишком далеко, но павшее духом выражение лица Сокола, когда он начал бинтовать его руку, дало ему надежду. Может… может, все-таки сработало?
Но когда Сокол снова открыл рот, он всего-то снова извинился. Кенма отклонился головой на кору, и, глядя на ночное небо, мерцавшее между листьями, он задумался, сможет ли он перекусить веревки, если будет работать над этим всю ночь — или как ему еще можно было выбраться отсюда.
— Она хочет… пытать тебя ради информации, — прошептал Сокол, отпустив его руку.
Кенма закрыл глаза.
— Ты меня приободрил.
— Я ей не позволю.
Голос Сокола вернул какое-то самообладание впервые за этот вечер, какую-то силу. Сердце Кенмы ударилось о грудную клетку чуть сильнее, наполняясь надеждой.
— Ты прав. Я не могу жить с этим. Я даже не знаю, как теперь смотреть брату в глаза… — он замолк и покачал головой. — Не беспокойся. Я тебя как-нибудь отсюда вытащу. Просто пока не уверен, как.
