сообщить о нарушении
Текущая страница: 45 (всего у книги 54 страниц)
Быть может, дело было в ее тренировках с Ячи, которые не дали ей отвыкнуть от движений, помогли быстро настроиться на технику. Но опять же, как она могла жалеть об этом? Она пообещала испуганной маленькой девочке, что научит ее, как давать миру сдачи, что покажет ей, каково это — знать, что ты можешь достойно встретить любую угрозу. Дать ей причину больше никогда не бояться.
И, что тут скажешь, в какой-то степени Киеко сильно заржавела — все ее безжалостные маневры, грязные приемы, включая те, которые могли поставить врагов на колени быстрее, чем те были способны отреагировать. Ей пришлось выучить их назубок. Но, пускай она и отвыкла от всего этого, какая-то ее часть все помнила.
И с каждой секундой она испытывала к себе все больше и больше отвращения.
Киеко дышала, ее тело двигалось, а ей становилось все грустнее — грустнее всего, чем было с тех самых пор, как она впервые забрела в этот лес.
Но она подумала о Ячи и о том, как сильно она раньше ужасалась мира. И о том, как Киеко поклялась, что большее ее никто не тронет. И о других своих раненных друзьях она тоже думала, об ее семье. Суга и Даичи, Асахи, Танака и Нишиноя, которые даровали ей доброту дома, когда она была всего лишь помирающим монстром в этом лесу, чувствуя себя невероятно жалкой.
А злоба горела внутри нее достаточно ярко, чтобы продолжать жить. Даже когда ей хотелось спрятаться где-нибудь, лечь на землю и зарыдать. Даже когда она чувствовала себя виноватой, потому что она так давно не чувствовала себя живой.
Почему же ей было так хорошо, когда она не сдерживалась?
Неужели все ее муки последних лет были напрасны?
Но, нет.
Нет. Все будет того стоить, если она убережет остальных от этой женщины.
— Причинить ей боль было ошибкой, — спокойно сказала Киеко Воробью. — Большой ошибкой с твоей стороны.
Она наблюдала, как та хрипела от боли, согнувшись в три погибели. Но огонь в глазах Воробья ясно давал знать, что на тот свет она еще не собиралась. Она была огненной бурей — собиралась продолжать гореть, пока не выжжет все, пока не останется ничего, кроме пепла.
— Она уже все равно мертва, — выпалила в ответ Воробей. — Если хотела уберечь ее, надо было оставаться с ней.
Киеко двигалась быстро. Она не то чтобы ударила Воробья по горлу — ее атака была почти что нежной. Как раз достаточной, чтобы заставить ее закашляться и захрипеть, ощутить удушье и заткнуться. Заставить ее заплатить за то, что она вообще посмела открыть свой рот.
На мгновение она посмотрела на свою руку, едва ли не удивляясь.
Она провела годы, пользуясь своими руками лишь для дел по дому. Но, судя по всему, ее острые чувства убийцы никуда не делись, так и не оставили ее. Она всегда знала, почему должна была держать их в узде. Когда она убьет Воробья, Киеко не была уверена, сможет ли вернуться в Карасуно. Она ведь станет опасной для всех. Киеко собиралась нарушить годы, годы обещаний, которыми она себя связывала, приручала, чтобы не быть угрозой для окружающих.
Но все рухнуло.
Пути назад не было.
Не для нее, не теперь.
Мне жаль, Ячи.
— Сперва я убью тебя. А потом прикончу всех, кто хоть косо посмотрит в сторону моих друзей.
Воробей попыталась атаковать, но Киеко с легкостью уклонилась, ударяя ее локтем в спину практически небрежно, безо всякого изящества. Она снова повернулась, глядя на Воробья, которая пронзала ее своим взглядом волка, уже одной лапой в ловушке охотника. Выбраться она не могла, но была готова вцепиться когтями в любого, кто посмеет приблизиться. И сражаться до самого конца.
— Ты ведь тоже монстр, не так ли? — выдавила Воробей едва слышным голосом. Она попыталась вытереть кровь с подбородка, лишь размазав ее, и фыркнула. — Ты прямо как я.
Слова пронзили Киеко до глубины души.
Она действительно была чудовищем.
Сумасшедшим, жаждущим крови.
Они были одинаковы. Что же тогда отделяло Киеко от тех безумий, которые устроила Воробей?
— Раз уж твоя маленькая блондиночка теперь мертва, — сказала ей Воробей, вытягивая рассеченную губу в болезненную улыбку, — даже если ты убьешь меня. Ты — мое наследие. И ты сожжешь мир следом за мной, правда ведь?
Воробей уклонилась от следующей атаки Киеко. Удалось ей это лишь благодаря тому, что ее речи медленно доходили до Киеко, капали в ее кровь, словно яд, замедляя ее движения. Она не могла ничего вернуть назад. Она все сожжет. Если Ячи действительно погибла — да даже если и нет — было уже слишком поздно. Она нарушила все свои клятвы.
Она была монстром.
— Я-то спокойно себе умру. Давай же, убей меня. Можешь избавиться от меня. Но от себя ты не убежишь. Это прекрасно и грустно одновременно.
Киеко не была уверена, почему, но ее взгляд переместился на склянку с ядом, которую раньше держал Даичи. Решение было таким простым и легким, что Киеко не сдержала скромной пустой улыбки.
— Возможно, я просто последую за тобой прямо в ад. Но ты отправишься туда первая.
Тут чей-то ботинок раздавил ту самую склянку.
— Киеко! — прогремел голос Саеко, и Киеко внезапно вернулась с небес на землю, вновь почувствовав опору под ногами и увидев небо над головой. Подруга подошла к ней, ее гневный взгляд чуть ли метал молнии, ощетинившись ими.
— Я не позволю тебе сделать это! А ну-ка немедленно выйди из боевой стойки.
— Слишком поздно, — прошептала в ответ Киеко. Воробей уставилась на них на мгновение, а потом отхромала на пару шагов, не упуская шанса сбежать.
— Черта с два, слишком поздно ей! И что, вот и все?!
Саеко раскинула руки.
— Все эти годы вечного воздержания?! Контроля над эмоциями?! Потому что ты, видите ли, вся такая «смертоносная»? — Саеко выплюнула последнее слово, как нелепую шутку. А не прилагательное, которое преследовало Киеко годами, определяя все ее существование.
— И что тогда?! Ох, конечно, берешь и сдаешься! Бросаешь все! Знаешь, что?! С меня хватит! Достало уже смотреть на твое самобичевание! Я тебя домой за ухо потащу, если придется! Перестань сдерживаться! Ты — не мертвая машина для убийств! А полная ей противоположность! Так что перестань, нахрен, беспокоиться и мучиться. Поцелуй девочку, которую любишь, и, наконец, признайся ей, и перестань быть такой идиоткой уже!
Киеко моргнула, ошарашенно глядя на нее.
Это… что?
— А теперь отойди от нее. Я не позволю тебе никого убивать.
— Но…
— Даже не вздумай. Отойди от нее. Я тут сама разберусь.
Саеко пошла к Воробью, отпихивая Киеко туда, где сидели Суга с Даичи. Киеко так увлеклась битвой, что даже не догадалась помочь им. Она снова посмотрела на свои руки, а потом на Саеко.
— Ты — как я! — прокричала Воробей, указывая на нее кровавым пальцем.
— Ты намного выше ее, — пообещала Саеко. — И мы обе это знаем. А теперь, тише. Иди отсюда.
Саеко отпихнула ее в сторону, словно Киеко была Вороной, клянчащей еды, а потом повернулась к Воробью.
— Ты да я да мы с тобой, леди. Так все и закончится.
* * *
Он даже не успел ответить Куроо.
Лишь из-за того амбала, который решил поохотиться за Ячи. И что эта глупая девочка вообще забыла за пределами лазарета?! Черт побери.
Тсукишима ненавидел разделяться — у него в сознании всплывали видения того, каким он найдет Куроо при следующей встрече, заколотым, с кровотечением и едва способным говорить, умирающим.
Но нет, нет, он не мог сейчас забивать голову этой ерундой. Куроо был Куроо, и, вернувшись, Тсукишиму встретит его старый-добрый, вечный словесный понос. А потом он вспомнит ему то дурацкое обещание.
А пока Тсукишима толкал организм за пределы, увидев, как та скотина загнала ее в угол. Он не позволит ранить Ячи, черта с…
Твою мать.
Он вздрогнул, рефлекторно вскинув клинок и встретив удар другого оружия. Дыхание Тсукишимы сперло в горле. Он немедленно осознал, что эта женщина была непохожа на остальных. Она знала, что делала, ее синие глаза были холодны, как сталь, а от позиции так и веяло опасностью. Впервые за долгое, долгое время Тсукишима не был уверен, сможет ли он выбраться из этой схватки живым и невредимым. Хотелось бы ему сейчас иметь под боком Куроо.
Как и ожидалось, женщина объединяла в себе силу и точность. Тсукишиме даже не довелось контратаковать — он был рад и тому, что, стиснув зубы, продолжал парировать, парировать.
Снова и снова.
Запястье болело от града ударов, не было времени перехватить дыхание. Постоянно стоя на кончиках пальцев, он тратил всю свою концентрацию на то, как бы не схлопотать смертельный удар. А мысленно все не мог выбросить из головы сцену того, как Ячи загнал в угол тот гигант.
У него не было времени на эту дра…
Черт. Побери.
Почему эта женщина, казалось, и не устала вовсе? Она продолжала яростно атаковать, едва ли не танцуя там, где он мог лишь неловко уклоняться от нее. Ему не хватало энергии, долго он так не протянет.
Он парировал довольно мощный удар, левая рука у него заныла, и он отступил. Руки тряслись, а паника охватила его с ног до головы, когда он осознал, что не успеет вовремя занести меч. Он не успеет уклониться от следующего удара.
Она, наконец, нашла его слабость.
— Эй, что это ты делаешь с этим парнем, а?!
Никогда в своей жизни не был Тсукишима так рад видать перед собой спину Танаки.
Если бы тот не вступился, у него были бы серьезные неприятности. Вероятно, она бы сразу перерезала ему глотку. Куроо и Ямагучи… он пообещал, что вернется к ним. Он не мог просто взять и умереть. Он должен был защитить всех, кого мог. А иначе зачем он пережил все те уроки мастерства владения мечом с худшим учителем на земле?!
— Этот Ворон находится под моей защитой! — объявил Танака.
Он что, всегда был таким крутым? Черт. Даже Тсукишима не мог сдержать своего удивления.
Женщина не ответила.
Какая-то часть Тсукишимы хотела крикнуть Танаке, чтобы тот отправился спасать Ячи, но другая понимала, что действовать надо самому. С Танакой все будет в порядке. А вот Ячи за себя постоять не сможет из-за ее руки. Сколько времени он потратил на эту схватку, когда должен был уже давно помочь ей?!
Он резко развернулся, не сомневаясь в Танаке, оставляя врага на него, и выкрикнул спешное «спасибо!» через плечо.
Найти сволочь было не сложно, он все еще был там, где загнал в угол Ячи.
Тсукишима пересиливал себя, мчась ему навстречу, и чуть не запутался в собственных ногах, когда он… не увидел там Ячи.
Она исчезла.
Какого хрена он сделал с ней?!
* * *
— Нет! Подожди, подожди… пожалуйста. Не делай этого!
Саеко хотелось схватить Акитеру и бросить его вслед за Киеко, в кучку всех тех идиотов, которые начинали в самый неподходящий момент играть в героев. Она всего лишь хотела уберечь их, что тут было такого сложного?! Но какая-то ее часть понимала, что она не имела права выбирать сражения за Акитеру. Она ведь когда-то спасла его, и он провел с Воробьем много лет. Если кто и мог разрешить это как-то мирно, вероятно, это был он.
Акитеру с трудом подошел поближе, успокаивающе подняв руки, и встал между Воробьем и Саеко.
— Может, больше никому не нужно умирать.
Он посмотрел на Воробья, и в языке его тела, выражении лица и глазах были ясно видны тысячи неозвученных просьб. Саеко и не нужно было видеть его лицо, чтобы понимать это.
— Достаточно, Воробей.
— С чего ты решил, что имеешь право говорить со мной?! — рявкнула в ответ она. — Ты, предатель! Ты оставил меня! Оставил ради врага! Ты один из них!
— Мой брат! — Акитеру повысил голос. — Мой брат один из них! А мой брат — не враг. И…
Саеко, слишком увлеченная их разговором, колебалась слишком долго.
Воробей ринулась вперед и внезапно атаковала Акитеру, заставляя его упасть и прижимая к земле. К тому времени, как Саеко зашевелилась, она уже схватила его мертвой хваткой, гневно уставившись на него.
Саеко хотела атаковать ее, спасти парня, но она встретилась с ним взглядами, увидела ужас в его глазах, но тут он решительно покачал головой.
Между ними явно было что-то еще.
Саеко тяжело дышала, сжимая и разжимая кулаки. Она точно не прошла через все эти неприятности, спасая его шкуру, чтобы теперь отдать его в лапы этой сумасшедшей.
— Твой брат! — взвыла Воробей. — Твой брат! Ты не сказал мне!
— Так разве это помогло бы?! Ты не слушала! Никого! Уж точно не меня!
— Он ведь твой брат! — кричала она надрывным голосом. Саеко шокированно зашипела. Она думала, что уже слышала вселенское отчаяние в этом голосе, а как оказалось — еще нет. — Неужели ты хочешь сказать мне, что я послала своих людей убить твоего брата?!
— Да! — крикнул он в ответ, строго, безжалостно глядя на нее. — И многих других! Воробей, этим убийствам должен…
— Твой брат, он жив?! Он жив, и он…
— Воробей…
— Какого хрена ты тут вообще делаешь?! Какого хрена пытаешься меня спасти?!
Саеко охватили странные чувства при виде Воробья в таком состоянии. У нее сложилось впечатление, что впервые все те аккуратные маски, за которыми пряталась Воробей, ссыпались с нее, оставляя под собой лишь молодую женщину, изгоя этого мира, все ее немногие годы и все, свидетелем чего она успела стать. Глаза Воробья повлажнели от слез, и Саеко отвернулась. Ей почему-то казалось, что она не должна была этого видеть. Всего этого.
— Поднимайся! Поднимайся, Сокол!
Она с трудом поднялась на ноги, и Саеко заметила, как сильно ее качало. Какой она была потрепанной и побитой. Как далеко зашла.
— Вставай!
Акитеру повиновался, тоже поднимаясь на ноги, выглядя растерянным и запуганным, глядя на то, как шустро вела себя Воробей для ее состояния. Саеко едва сдерживалась и видела, как напряглась и Киеко, защищая Даичи и Сугу. Но в кои-то веки Воробей не прибегла ни к каким уловкам. Похоже, она больше вообще не обращала на Сугу и Даичи никакого внимания.
— Ты должен его спасти, слышишь меня?!
— К-конечно, я…
— Если твой брат умрет из-за… ты обязан спасти его! Дятел и Лебедь. Уберешь этих двоих, все остальные падут. Помни это.
— Воробей, что…
Саеко осознала, что она собиралась делать, только когда закричал Акитеру.
— Нет! Воробей, нет, не надо!..
Она вытащила еще одну склянку — такую же, как та, что раздавила Саеко.
— Послушай, тебе… тебе не надо делать этого, мы можем найти…
— Посмотри на меня, — ответила Воробей практически мягким голосом. — Все кончено. Они меня прикончат. Ну, а я такого удовольствия им доставить не могу.
Она подняла склянку.
— Так, на всякий пожарный, — пустым тоном пошутила она.
Она опустошила свою склянку большим глотком, а потом позволила себе упасть на колени. Акитеру рухнул на землю рядом с ней, отчаяние явно просвечивалось в его движениях, его голосе.
— Воробей…
— Глупец, — прокашлялась она. — Чего ты волнуешься обо мне? Я мертва. Иди и побеспокойся о своем брате. Е-если я…
Она закашлялась, прижимая руку ко рту, сделала глубокий вдох и заставила себя говорить дальше.
— Чего-нибудь и х-хочу… п-пожалуйста, будь счастлив. Будь счастлив, ладно?
Она попыталась улыбнуться, но не сдержалась, когда от боли ее лицо перекосило. Воробей спрятала лицо в ладонях и продолжила кашлять.
— Блять, — прошептала она. — Ненавижу. Как же, м-мать твою, страшно.
Ощутив странный холод в животе, Саеко осознала, что теперь она попросту плакала. Все, что осталось от Воробья, была сломленная женщина, прижимающаяся к себе, лежа на земле в ожидании своей смерти.
— П-пообещай, что ты б-будешь в порядке.
— Я обещаю. Я обещаю, Воробей.
Акитеру протянул руку, чтобы погладить ее по плечу. Она громко всхлипнула и попыталась отстраниться.
— Не надо… я не… заслуживаю…
Акитеру беспомощно наблюдал за ней.
Все они просто молча смотрели, замерев на месте.
Саеко даже почувствовала жалость к ней.
— Я н-не увижу его. Моего брата, — всхлипнула Воробей. — Я отправляюсь в ад. Я н-никогда не у-увижу его, Сокол. Я никогда…
Она еще больше и сильнее закашлялась вперемешку с плачем. По плато разносились жалкие, сломленные звуки… Саеко сглотнула ком в горле. Она не была уверена, как относиться к этому. Все было хуже драки, на которую она рассчитывала. Намного, намного хуже.
— Мне т-т-так с-страшно, — простонала Воробей. — С-Сокол, я…
— Ш-ш-ш, ш-ш-ш, все хорошо. Все хорошо. Я рядом. Я рядом.
— Ты не м-м-мог бы… — Воробей c трудом вздохнула, когда ее тело начало биться в судорогах, и чуть не завалилась набок. Акитеру неосознанно протянулся вперед и удержал ее. — Ты не м-м-мог бы п-п-п-подержать м-меня?
Не говоря ни слова, Акитеру притянул ее к себе, и она уткнулась лицом ему в грудь, плача и кашляя, пока ее тело дергалось, сражаясь с ядом.
Саеко больше не могла на это смотреть. Она отвернулась и не стала слушать последние слова, которыми обменивались эти двое. Вместо этого она подошла к Киеко, которая молча взяла ее за руку.
— Может, тебе стоит уже идти, — прошептала Саеко. — А я его подожду. Похоже, лагерь в беде.
Но уголком глаза она заметила, что Воробей, похоже, уже перестала трястись. Акитеру мягко положил ее на землю, сотрясаясь от плача и вытирая слезы.
— Я п-похороню ее позже, — выдавил он. — Давайте поможем остальным.
Он определенно сказал кое-что еще, пускай и только про себя.
Давайте спасем моего брата.
* * *
