сообщить о нарушении
Текущая страница: 48 (всего у книги 54 страниц)
Вокруг, похоже, было безопасно. Рядом никого не было, а вот его ученик, судя по всему, уже потерял сознание. Он и так напоминал мертвеца. А до мертвецов никому дела не было. Покуда они не дышали и не собирались вступить в ряды сражающихся.
Но Тсукишима был жив. Он не мог умереть.
— С тобой все будет нормально? — спросил Кенма.
Если Тсукки погибнет, за себя не ручаюсь.
— Да, — Куроо облизнул свои губы. Сухие, потрескавшиеся и окровавленные. Он попытался выразить все свои чувства к Кенме в двух простых словах: — Будь осторожен.
— Ты тоже.
Задержавшись на мгновение, чтобы быстро поцеловать его в лоб, Кенма тут же поднял свой на удивление целый костыль и как можно быстрее и осторожнее побежал через лагерь, избегая толпы вокруг лазарета, которую охватывало все большее смятение, так как никто уже не понимал, кто был врагом, а кто не был.
Куроо, игнорируя боль, заставил себя по крайней мере присесть рядом со своим клинком. На всякий случай, если кто-нибудь попробует выкинуть еще какое-нибудь дерьмо. Он так рано умирать не планировал.
Да и терять сознание ему не разрешили.
Какая жалость. Потому что сейчас ему очень хотелось забыться.
Но он все еще должен был вернуть Яку домой.
А вот потом, подумал Куроо. Потом я смогу отдохнуть.
* * *
Последним, в чем Кагеяма нуждался в данный момент, была эта чертова птица. Но он понял, что как бы она его ни ненавидела, она любила Хинату, поэтому он позволил ей скакать вокруг ее бессознательного хозяина и мягко пытаться разбудить его своим клювом. Но, разумеется, Хината не реагировал. Кагеяму охватил приступ печали. В кои-то веки они оказались в одном положении — оба были заняты тщетными попытками пробудить Хинату и молились, чтобы с ним было все хорошо.
— Он проснется, — сказал Кагеяма вороне или, может, просто самому себе. Кто знал?
Словно удивленная его голосом, птица взлетела и направилась к нему.
— Ух, эй!..
Кагеяма инстинктивно отклонился назад, когда чернушка подлетела к нему, но вместо того, чтобы напасть на него и, как обычно, быть полной засранкой, она села ему на колени, взъерошив перья, но не распуская крыльев. Кагеяма моргнул, глядя на блестящие черные глаза, которые моргнули ему в ответ, и все это совершенно застало его врасплох.
— Что ты…
Ворона громко каркнула. Потом птица расправила крылья и улетела прочь, исчезая за ближайшими деревьями.
Кагеяма нахмурился, не имея ни малейшего понятия о том, что только что произошло, но решил, что про птицу можно забыть. Однако, после нескольких минут, проведенных им в наблюдениях за грудью Хинаты и его дыханием, в попытках занять себя хоть чем-нибудь, птица все-таки вернулась. И опять громко, грубо каркнула. А потом у нее хватило наглости бросить что-то на землю рядом с ним. Оправляясь от удивления, Кагеяма выругал чертову птицу… а потом понял, что она принесла ему фундук.
…ох.
Может… может, Ворона была ему благодарна? Он каким-то образом завоевал ее доверие или что-нибудь в этом роде? Все животные его ненавидели. Но этот фундук каким-то образом заставил его поверить, что, возможно, он впервые встретился с исключением.
Он поделился орешком с чертовой птицей. А та снова села на его колени, по-прежнему не пытаясь ему никоим образом насолить. Она казалась намного, намного спокойнее обычного. Странно было видеть то, как, казалось бы, даже эта маленькая птица грустила по Хинате.
— Давай поправляйся, слышишь меня? — проворчал Кагеяма. — Ты не можешь просто взять и уйти, когда все вокруг тебя любят, идиот.
Потом он очень осторожно протянулся и погладил перья Вороны. Они были мягкими и гладкими, и он не мог не удивиться тому, какой же чертова птаха была легкой, несмотря на то, как много еды она умудрялась выклянчить.
Может, она все-таки была не такой уж и плохой.
— Знаешь, если бы ты еще привела нам кого-нибудь на помощь — думаю, ты бы стала моей любимицей.
Ворона резко встрепенулась, словно поняла его. Но он, должно быть, просто видел то, что хотел.
Кагеяма практически опечалился, когда птица улетела, потому что она, по крайней мере, отвлекала его от мыслей, по-прежнему угнетавших его разум.
Он не знал, как долго пытался чем-нибудь занять себя, ходил туда-сюда, что-то тихо напевал и отказывался как следует прокричаться, отпустить всю эту боль, боясь напугать Хинату.
Казалось, прошла целая вечность, но все это потеряло значение, когда Хината издал тихий звук позади него, снова проснувшись.
* * *
— Осторожнее, — хрипло прошептал Кагеяма, но он едва ли слышал его голос сквозь дымку, подернувшую его разум. Как бы сильно Хината ни старался, как бы ему ни хотелось открыть глаза и посмотреть на своего друга, он не мог. Он мог лишь почувствовать, как его приподняли, а голову поддержали. К его губам прижали что-то прохладное, и, только почувствовав воду на своей коже, он тут же с жадностью открыл рот.
— Не перестарайся, идиот, — более-менее различил его голос Хината. Но вода была слишком хороша на вкус, слишком свежа. Все его тело вопило, желая выпить еще и пытаясь делать большие, большие глотки.
Но тут он подавился, и кашель послал по его ноющему телу вспышки боли. Отчаянно пытаясь приглушить ее, он свернулся в клубочек. И приник к ближайшему источнику тепла.
— Я ведь говорил, — выговорил его Кагеяма, но голос у него был смягчен волнением и заботливостью.
Ах, подумал Хината, чувствуя, как Кагеяма близко и надежно держал его. Он теплый…
Под своей щекой он чувствовал неровный шрам, проходящий по груди Кагеямы, и его сильное, равномерное сердцебиение. Не думая, Хината приподнял бесполезно лежавшую на груди руку и провел кончиками пальцев по спине Кагеямы, чувствуя другие шрамы. Он ощутил, как Кагеяма едва заметно задрожал от прикосновения.
В слабом сознании Хинаты всплыли воспоминания, казалось бы, такие далекие — выражение лица Кагеямы, когда его спина была оголена. Ужас и стыд.
Можно ли было Хинате прикасаться к нему?.. Но он хотел, чтобы тот знал, что в этом… не было ничего… постыдного…
— Хината, — прошептал Кагеяма сдавленным голосом. Будучи неспособным ответить ему, Хината лишь промычал что-то, сражаясь с головокружением и многообещающей потерей сознания. Он еще не хотел покидать Кагеяму.
Все хорошо? Или мне не стоит прикасаться к тебе? Прости…
— Ты…
Тьма обещала ему временное укрытие от боли. Но Хината… он хотел, он должен был узнать, что пытался сказать ему Кагеяма.
— Ты… я, в-возможно… думаю… я м-многого не знаю об… этом, э-э…
Кагеяма глубоко вздохнул, и Хината инстинктивно начал успокаивающе поглаживать его по спине. Его друг, похоже, не возражал, только прижал его к себе покрепче. Он сделал глубокий вдох и после еще одной секунды сомнений заговорил.
— Ты просто невозможный идиот. И ты меня с ума сводишь. Я мало чего знаю о любви, но… полагаю, тогда ты хочешь, чтобы этот человек оставался с тобой. Поэтому, поэтому… пожалуйста. Не покидай меня. Ты должен продолжать бороться.
Любовь. Любовь, любовь, любовь, это слово эхом отдавалось в разуме Хинаты. Просто сломленный голос Кагеямы, с трудом произнесший это слово — он звучал в его голове снова и снова. Всю его грудь охватило тепло, омывая его ноющие нервы, напряженные от постоянной боли. Это их немного успокоило.
Хината столь многое хотел сказать Кагеяме в ответ, но его сознание и язык не позволяли ему.
Поэтому он неуклюже поцеловал шрам на груди Кагеямы, прямо напротив его сердца.
Я скажу тебе, когда снова проснусь, поклялся он себе, когда тьма медленно прокралась в закоулки его разума, а тело все сильнее требовало отдыха.
Даже треск, означавший появление кого-то позади них, и то, как тревожно напрягся Кагеяма, не смогло предотвратить его потерю сознания.
* * *
Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ!
Крик внутри нее захватил весь ее разум, когда грязная рука схватила ее горло, а она начала пытаться ослабить хватку.
Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ!
Тут прямо над ней воздух наполнился пронзительным вскриком. Со вспышкой темных перьев и чистой ярости с неба спустилась Ворона. Ячи почувствовала, как хватка на ее горле ослабла, а мужчина закричал, когда птица атаковала его лицо. Ячи упала на землю и тут же поползла подальше от криков. Плотный кустарник старой ежевики и плюща позади нее поддался. Она видела, как с гневным шипением к схватке присоединилась и Неко, а сама Ячи продолжала отступать, удаляясь в безопасность.
Небрежно я заделала тут дыры, смутно подумала она. Ветви хлестали ее кожу, оставляя на ней длинные царапины. Ее волосы за что-то зацепились, и скальп вспыхнул болью, когда она, не обращая внимания, продолжила ползти в безопасность ее убежища. Она ползла и ползла, пока не пробилась сквозь плотные ветви и не упала спиной вперед на лесную постилку снаружи лагеря.
Ее тело зашлось дрожью, и она почувствовала, как внутри нее нарастало давление, заставляя ее чуть ли не захлебываться собственным воздухом.
Нет, нет, не сейчас. У нее не было времени поддаваться панике.
Ячи заставила себя сделать несколько глубоких вдохов и попытаться подумать. Что теперь? Она должна была вернуться обратно в лагерь.
Но какая от нее там будет польза? В ее сознании вновь вспыхнул человек, который хотел убить ее. В своем состоянии она и себя-то не могла защитить, не говоря уже о ком-либо другом. Если на то пошло, она только отвлекать остальных будет.
Громкий треск веток позади нее заставил ее резко отвлечься от своих раздумий.
Но эта была Ворона, пробивающаяся сквозь заросли с требовательным карканьем. Неко следовала за ней — шерсть у нее была взъерошена, и она слегка хромала, но, слава Богу, выжила. Ворона подпрыгнула, сделала острый круг вокруг головы Ячи и снова пронзительно вскрикнула. Она отлетела подальше, вернулась, снова каркнула и полетела вперед. Очевидно, она хотела, чтобы Ячи последовала за ней.
Неко уже начала рысить за своей подругой.
Девочка оглянулась через свое плечо, на стену лагеря, за которой ее семья сражалась насмерть — но там она могла им только помешать. Потом она вновь посмотрела на Ворону, все еще зовущую ее. Ворона могла привести ее к Хинате и, следовательно, к Кагеяме тоже.
Ячи сжала кулаки и приняла решение.
Ворона вела ее за собой долго, намного дольше, чем она ожидала.
Время от времени Ячи начинала сомневаться в себе, хотела вернуться, думала о том, куда они направлялись и что ее там ожидало. Ее воображение предоставляло ей огромное количество вариантов — мертвые, сломленные, потрепанные и побитые Кагеяма с Хинатой. Может, от них вообще только зубы остались, чтобы она забрала их в качестве напоминания о своем брате и его друге, с которым она толком и сблизиться-то не успела. Или, возможно, они все еще боролись, захлебываясь своей собственной кровью и пытаясь молить о помощи — но, в конце концов, что она тогда смогла бы поделать, разве что пробормотать им какие-нибудь утешения и через силу наблюдать за тем, как они умирают?!
Она практически удивилась, когда протолкнулась сквозь заросли ежевики и уставилась прямо на Кагеяму.
Который, может, и был потрепанным, но точно не умирал.
Он выглядел совершенно ошеломленным, волосы с одной стороны стояли торчком, грудь была оголена, и все шрамы было видно; он держал Хинату у своей груди так, словно готов был умереть за него раз десять. Взгляд в его глазах — дикий, загнанный в угол и беспощадный в его решительности — практически позволил ей легко представить, каким он был в прошлом.
Ячи немедленно подняла руки, показывая ему свои ладони.
— Это всего лишь я, — взмолилась она, чувствуя ускорившееся сердцебиение, замечая, что Хината вообще не был в порядке, судя по бинтам вокруг груди и закрытым глазам. Он был бледным, слишком уж бледным. А что, если он уже умер? Что, если именно поэтому Кагеяма так выглядел?!
Но Кагеяма постепенно расслабился.
Сначала его взгляд смягчился, и вся та строгость превратилась в нечто настолько потерянное и растерявшееся, что это разбило сердце Ячи.
Когда его ужасающая маска спала, Ячи подбежала к нему, слыша крики Вороны над свой головой.
— Как он?! О Боже…
— Он просыпался буквально пару секунд назад, — голос у Кагеямы был практически хриплым. — Я, я сделал все, что мог… но я не знаю, достаточно ли этого…
Приблизившись, она заметила, как неряшливо был перевязан Хината — на лучшее Кагеяме в таком случае рассчитывать не приходилось.
— Что произошло? — прошептала Ячи, чувствуя, как слезы защипали ее глаза, и сплела свои пальцы с пальцами Хинаты. Казалось, что-то в Кагеяме изменилось — выражение его лица было практически нейтральным, пока он все ей рассказывал.
— Они напали на нас. Хината принял стрелу за… — он затих, но у Ячи имелись кое-какие подозрения на тему того, что он хотел сказать. — Мы прыгнули с водопада. Он вытащил меня на берег. Я…
По его лицу мимолетно пронеслась какофония разных выражений, словно он сражался в какой-то битве, будучи неспособным сбежать — и не зная, какой стороне доверять.
— Кагеяма, — мягко сказала она. — С тобой все в порядке?
Юноша моргнул, глядя на нее, словно у него ушло какое-то время, чтобы понять, о чем она его вообще спрашивала.
— Я… Хината…
— Кагеяма, — повторила она. — Что насчет тебя?
— Я… — он нахмурился, совершенно сбитый с толку. — Я не получил никаких серьезных ранений…
Она протянулась к нему и мягко прикоснулась к его щекам своими ладонями. Прикосновение, казалось, шокировало его, зато он, наконец, полностью обратил на нее внимание. Он уставился на нее, словно не знал, что с собой поделать, или чего от него хотела Ячи. Сколько бы ни повидали его глаза за его жизнь, какой-то его части так и не было позволено повзрослеть, оставляя его беспомощным и растерянным в подобной ситуации.
— Нет, милый, — сказала ему она, пытаясь улыбнуться. — Ты как себя чувствуешь? Как ты справляешься?
Эти двое пропадали вот уже второй день. Сколько Кагеяма уже провел времени с бессознательным, раненным Хинатой, имея лишь тени собственного разума в качестве компании?
Выражение лица Кагеямы, казалось, вышло из-под контроля, теряя свои строгие очертания, словно ее слова и прикосновения разрушили его последнюю линию защиты. Он закрыл глаза, но она видела, как они заблестели от выступившей в них влаги.
Ячи осторожно помогла ему уложить Хинату обратно на землю, пока Кагеяма пытался удержать в себе слезы. Ему удавалось до тех пор, пока Ячи не обхватила его в самом теплом и крепком объятии, которое могла себе позволить с одной рукой в шине.
— Это не твоя вина, — сказала ему она. — Он справится. Все хорошо, Кагеяма. Можешь поплакать.
Издав приглушенный, сломленный звук, Кагеяма сдался. Он уткнулся лицом в ее плечо и расплакался, проливая слезы, которые, должно быть, слишком долго держал в себе.
И пока Ячи старалась как можно крепче держать его, гладить его по волосам, как она поступала с Хинатой так часто, она уже не могла сдержать и своих собственных слез, подступивших к глазам. Ячи с Кагеямой были все еще живы, но справится ли Хината? Их родители пропали. Все остальные сражались с врагами в эту самую секунду.
Смогут ли они вообще найти и вернуть дорогих себе людей?
А что, если остались только они? Трое сломленных жизнью детей без дома и семьи. Она не могла потерять еще одну семью в кровавой резне. На этот раз она этого не переживет. Но ничего из этого Ячи сказать вслух не могла, она не была готова взвалить на Кагеяму такую ношу, рассказав ему о том, что сейчас происходило в лагере. Поэтому она молчала, и они как можно крепче прижимались друг другу, пытаясь найти друг в друге хоть какое-нибудь утешение.
* * *
Когда Хината проснулся, то увидел две пары опухших глаз и улыбнулся, когда оба их обладателя взяли его за руки. Они их не отпускали даже когда он снова уснул, и Ячи очень хотелось верить всем тем утешениям, что она бормотала в отчаянных попытках их успокоить. Но она понимала, что у нее все равно не получалось.
* * *
Куроо провел несколько бездыханных моментов в непонятном ожидании, но потом постарался сообразить, что происходило на поле битвы вокруг него, пока он бесполезно валялся на земле, пытаясь игнорировать боль. Руки Кенмы все еще мелькали вокруг тела Тсукишимы, пока всех остальных людей вокруг полностью одолело смятение, потому что понять, кто был на чьей стороне, стало практически невозможно.
Эта женщина чуть не убила его. А теперь она была занята, надирая задницы своих собственных товарищей. Какого. Черта.
Сжав зубы, Куроо выжал из себя уже давно опустошенные остатки сил и превысил все свои лимиты, вставая на ноги. Он должен был... что-нибудь предпринять. Положить этой схватке конец. Узнать, как там Тсукишима...
