Текст книги "Сципион. Социально-исторический роман. Том 1"

Автор книги: Юрий Тубольцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 63 страниц)

35

В ближайшие дни Публий посетил Марка Эмилия Павла и Марка Корнелия Цетега, а затем, по их предписанию, и некоторых других сенаторов. Во время этих визитов юноша держался с нобилями, естественным образом сочетая раскованность и почтительность, без малейшего подобострастия. Рассказывая о войне, он нигде не упоминал о том, что сам защитил раненого отца при Тицине и вывел часть войска из окружения у Ауфида, но по подробностям, с которыми передавались эти события, по некоторым нюансам изложения выявлялось, что рассказчик находился в их гуще, более того, был их главным действующим лицом. Так, проявляя скромность, он одновременно проинформировал нужных людей о своих воинских успехах. Эмилий же сам попросил как можно обстоятельнее описать ему сцену спасения его сына. Публий, повествуя об этом эпизоде, основной акцент сделал на подвиг самого Марка, который, будучи ранен, все же нанес смертельный удар своему врагу. Стремление к государственным должностям Сципион объяснял не тягой к славе, а желанием оказать наибольшую пользу государству. Он говорил, что насмотрелся на безрассудства плебейских консулов и понял, как важно для Рима грамотное управление, сколь необходимо, чтобы сама знать возглавила борьбу с захватчиком. Потому он и старается достичь нужного уровня государственного человека, чтобы в сложной политической игре выбор у патрициев был как можно богаче.

Во время первой встречи с Марком Эмилием сенатор после деловой беседы пригласил Публия в триклиний и за угощением повел разговор о его планах в частной жизни. Когда речь зашла об отношении к женитьбе, молодой человек по мимике и тембру голоса собеседника уловил особую заинтересованность Эмилия в этом вопросе. Тут он вспомнил, как около часа назад из женской половины в атрий, где они тогда находились, вбежала миловидная девочка лет тринадцати, судя по наряду и сопровождающим рабыням, принадлежащая к семейству сенатора. При этом Эмилий быстро посмотрел на гостя, и глаза его блеснули. Публий, в тот момент бессознательно запечатлевший этот взгляд, теперь нашел ему объяснение и догадался о надеждах Эмилия. Он решил поддержать их в той степени, в которой это ни к чему не обязывает, и сказал, что сейчас, по его мнению, не время отвлекаться на подобные дела, он видит свою судьбу лишь в перспективе, лет через пять-шесть, а ныне его помыслы заняты только войной. Позднее Публий узнал, что эта девочка была дочерью Луция Эмилия Павла. После его гибели при Каннах ее опекуном стал Марк Эмилий как старший брат Луция. В последующие визиты Публий неизменно хотя бы несколько мгновений видел юную Эмилию, которая с любопытством сверкала на него блестящими глазками, а иногда смотрела внимательно и напряженно, прячась за спиною кого-либо из старших.

Сципиона удручала необходимость последовательно проходить все магистратуры, и он хотел попытаться выдвинуть свою кандидатуру сразу в эдилы, но его покровители после консультации с высокопоставленными друзьями посоветовали ему все же начать карьеру с квестора, при этом обещая оставить его в городе на виду у сената, чтобы он мог проявить себя.

36

Настал день выборов. Для их проведения на Марсово поле прибыли диктатор Марк Юний, начальник конницы Тиберий Семпроний Гракх и претор Марк Клавдий Марцелл, оставившие свои войска легатам. Магистраты коротко оповестили сенат о ходе боевых действий, каждый – на своем участке, и приступили к назначенному мероприятию.

По крытой галерее из города народ двинулся к Марсову полю, где граждане, располагаясь по центуриям, стали занимать соответствующие места на огороженной площадке. Далее диктатор объявлял имена кандидатов, и центурии голосованием поочередно оповещали о своем мнении.

Выборы прошли без эксцессов. Консулами на следующий год избрали Тиберия Семпрония и Луция Постумия, находившегося в то время с войском в Галлии. Публий Сципион без труда прошел в квесторы,[2]2
  Сведений, подтверждающих квестуру Сципиона, не сохранилось. Однако, учитывая временной интервал до его следующей магистратуры, уместно предположить, что он начал государственную деятельность традиционно с должности квестора.


[Закрыть] но удовлетворения от этого не испытал, считая себя еще очень далеким от своей цели. Столь медленное продвижение представлялось ему особенно обидным из-за того, что его друзья, в компании которых он все чаще выступал как лидер, заняли теперь гораздо более высокое положение в государстве: Аппий Клавдий после вступления в должность в мартовские иды станет претором и получит в управлению Сицилию, а Квинт Фабий будет эдилом.

Марк Эмилий и Корнелий Цетег выполнили свое обещание, и Публий получил место городского квестора. Это, кроме возможности быть вблизи политической жизни Города, также гарантировало ему освобождение от должности ровно через год и тем самым предоставляло право бороться за большее. Квесторы в войсках в условиях войны часто задерживались на несколько лет.

В распоряжение Сципиона должен был поступить эрарий при храме Сатурна с казною государства. В сложном положении, в котором пребывало Отечество, упорядочение налогов и укрепление его финансовых ресурсов имело огромное значение, и Публий вскоре проникся сознанием важности своего дела. Однако именно в силу нынешних затруднений Рима, по предложению вездесущих народных трибунов, для ведания казною назначили специальную коллегию в лице консуляриев Луция Эмилия Папа, Марка Атилия Регула и трибуна Скрибония Либона. Квесторы неизбежно должны были занять подчиненное положение перед столь внушительным триумвиратом. Коллегой Сципиона по квестуре стал Квинт Цецилий – человек лет двадцати пяти из богатого плебейского рода, склонный к интриганству, что при его молодости было чревато оплошностями. Он был настроен против Публия ввиду вражды к нему брата Марка, которого Сципион насильно, чуть ли не под конвоем удержал в Канузии после «Канн».

Едва затихло волнение в городе, вызванное выборами, как из Галлии пришло известие о гибели намеченного в консулы Луция Постумия вместе со всем его двадцатипятитысячным войском. Галлы, это было племя бойев, устроили ему ловушку в лесных дебрях. Они подпилили множество деревьев с одной стороны и, когда римляне продвигались сквозь чащу, повалили крайние из них, тем сынициировав падение остальных, в результате чего словно волна прошла по лесу, и он рухнул на большом участке, засыпав легионы. Под этим навалом галлы уничтожили всех римлян, включая и Постумия. Празднуя успех, победители отрубили голову римскому полководцу, оголили череп, оправили его в золото и сделали из него священный сосуд, из которого во время торжеств их жрецы величественно испивали вино.

Снова Город наполнился стенаниями, но сенат при ведущей роли Фабия и на этот раз водворил порядок. На место погибшего народ избрал консулом Марка Клавдия Марцелла. Однако в момент объявления итогов голосования прогремел гром, и жрецы истолковали это как недовольство богов тем, что консулами определили двух плебеев. Марцелл вынужден был отказаться от должности. В конце концов выбрали Квинта Фабия Максима в третий раз.

Сенат, рассмотрев положение дел в государстве и состояние своих войск, решил отложить войну с галлами, будучи в твердой уверенности, что справедливая кара для них лишь откладывается на будущее. В мартовские иды избранные магистраты вступили в должности и отправились к войскам или на свои посты в городе.

В этом году собрания сената назначались у Капенских ворот, чтобы оперативно решать вопросы с прибывающими на совещания полководцами, ибо в противном случае, вступая в город, те должны были бы слагать с себя империй. В эту часть города переместились и суды, возглавляемые городскими преторами. Расположившись у черты померия, государственные органы таким образом максимально придвинулись к театру боевых действий.

В результате сокрушительного удара каннского побоища война как бы рассыпалась на мелкие фрагменты, подобно амфоре из обожженной глины, и превратилась во множество отдельных очагов. Теперь уже все римляне поняли, что в чистом поле сражаться с Ганнибалом им пока еще рано, да и Пуниец сейчас был не единственным врагом в Италии, так как половина местных народов перешла на его сторону. Потому против Ганнибала и его союзников выставили четыре войска, каждое из которых было гораздо малочисленнее карфагенского, но, действуя совместно на большой территории, они заставляли Ганнибала метаться по всей Италии, чтобы защитить принявшие его власть города и земли или сокрушить какого-либо римского военачальника, однако, стремясь успеть всюду, он, естественно, везде опаздывал. В результате, его войско в этот год не совершило ничего значительного, разве что отметилось еще одной неудачей в столкновении с Марцеллом. Помимо Марцелла, римскими силами в Италии командовали консулы Фабий Максим и Тиберий Семпроний, а также претор Марк Валерий, принявший апулийские легионы от проконсула Теренция, показавшего полную свою неспособность к военной деятельности.

Между тем римляне даже в столь трудный период не отступили от принципов, на которых зиждилось их государство, и два легиона из солдат, бежавших под Каннами, в наказание отправили в Сицилию, запретив им возвращаться на италийскую землю, пока с нее не будет изгнан Ганнибал.

Каннский разгром не только потряс Италию, перетряхнув ее народы и развернув их лицом друг к другу, но и эхом прогремел по заморским территориям. Македонский царь Филипп наконец решился сделать выбор между противоборствующими половинами западного мира и отправил послов к Ганнибалу с пожеланиями о союзе.

Однако на Адриатическом побережье делегацию отловили римляне и доставили к претору Марку Валерию. Просвещенные македонцы, как в софистическом диалоге, перекинулись с одной позиции на противоположную и поведали о том, что держат путь в Рим, и цель у них – договор о дружбе с его великим народом. Обласкав и осыпав похвалами новых «друзей», римляне бережно проводили их в путь. Те благополучно достигли пунийского стана и заключили с Ганнибалом договор о сотрудничестве. Филипп обязывался отправить двести кораблей грабить берега римских владений, а за это Пуниец после окончательного покорения италийских народов должен был помочь Македонии в войне с Азией. Италию вместе с Римом в результате не очень долгого спора отдали Ганнибалу. Делегация с чувством выполненного долга и с представителями карфагенян, направленными с ответной миссией к Филиппу, погрузилась на триеру, но, едва выйдя в море, вновь попалась к несуществующим уже на ее папирусе римлянам. Софисты в очередной раз продемонстрировали свое искусство, но отличительная черта римлян заключалась в умении делать выводы из прошлого и не повторять ошибок. Кроме того, и пунийцы не сумели подыграть своим новым союзникам, ибо не были знакомы с тончайшими изгибами греческой философии, да и иного языка не знали, помимо финикийского. Потому вскоре оба посольства оказались в Мамертинской тюрьме, а сенат, прочитав перехваченные документы, усилил флот Марка Валерия и велел ему контролировать македонское побережье, чтобы не допустить нового захватчика на италийскую землю, а в случае явной угрозы навязать Филиппу войну на его территории.

Царь, не дождавшись первого посольства, снарядил второе. В конце концов, когда македоняне и пунийцы обо всем договорились друг с другом, год уже клонился к зиме и начинать военную кампанию не представлялось целесообразным. Таким образом, благодаря бдительности морской охраны государство избежало новой войны.

Против римлян поднялись также и сарды. Узнав об этом, карфагеняне прислали из Африки им в помощь значительные силы. Однако римляне наголову разбили объединенное войско пунийцев и сардов, благодаря чему и здесь угроза пока миновала.

Тревожные события произошли в Сицилии. Верный пятьдесят лет римскому народу сиракузский царь Гиерон скончался на девяностом году жизни. Сын его перед этим погиб, и власть перешла к пятнадцатилетнему внуку царя Гиерониму. Но правили юношей, а через него и государством, опекуны, среди которых наиболее влиятельными были мужья дочерей Гиерона.

В Сиракузах, как и во всем средиземноморском регионе, отзвуки каннской грозы вызвали особую настороженность. Ганнибал прислал туда двух послов, по крови сиракузян, но родившихся и выросших в Карфагене, и тем вскоре удалось склонить наиболее могущественных людей города на свою сторону. Гиероним ничего не значил в политической жизни и тешился высокомерием в отношении сограждан, подобного которому те не видели от настоящего царя Гиерона. Опекуны без труда склонили тщеславного подростка к союзу с Ганнибалом, обещавшим ему половину острова. Правда, юный властитель, прежде чем согласиться на сотрудничество, потребовал себе всю Сицилию, и пунийский вождь, ощущая прилив неизбывной щедрости в порыве риторического вдохновения, легко уступил ее на словах. Окрыленный этим Гиероним высмеял римских послов от претора Аппия Клавдия, вынудив их вернуться ни с чем. Проримская группировка использовала демонстративное презрение нового владыки к народу для разжигания к нему ненависти, и в ближайшее время был организован заговор, в результате которого Гиероним бесславно погиб от кинжала. Сторонники пунийцев, допустив это убийство, как бы бросили непопулярного царя на растерзание толпе, сознательно принеся его в жертву гневу масс, чтобы на расчищенном месте начать новый этап в борьбе за власть. Следующий год предвещал бурные события в Сиракузах, этом, прежде надежном оплоте Рима, а следовательно, и волнения во всей Сицилии.

Во второй половине лета в Италию переправилось подкрепление карфагенянам во главе с неким Ганноном. Ганнибал отправил Ганнона в Бруттий, чтобы организовать воинственных бруттийцев в силу, способную вести борьбу с немногими городами юга Италии, сохранившими верность Риму, из которых к концу года устоял лишь Регий.

Пытались предпринять самостоятельные действия и капуанцы, однако безуспешно.

В целом Ганнибал, считавший после «Канн» войну практически законченной, тогда как римляне только теперь по-настоящему в нее вступили, не чувствовал удовлетворенности отправляясь на зимовку в Апулию по завершении столь неэффективной кампании этого года.

В Испанию прибыл Магон Барка за очередным пополнением для Ганнибала, но из-за неудачного хода испанской кампании застрял здесь на несколько лет. Братья Сципионы, несмотря на успешные действия, ощущали недостаток в денежных средствах, потому их влияние на местные племена стало падать. Тем не менее в двух сражениях они одолели превосходящие силы пунийцев и вернули себе инициативу. Вновь положение карфагенян в Испании сделалось критическим. Таким образом, эта провинция пожирала большую часть подкреплений из Африки, не принося пунийцам положительного результата, а Ганнибал почти ничего не получая с Родины, не мог развить свой успех в Италии.

37

В этот год Публий впервые проник в политику и познал ее недра, обнаружил подводную часть этого чудовищного айсберга, замысловато-криволинейную, источенную противоположными течениями и отнюдь не блистающую белизною в отличие от верхушки.

В начале своей деятельности он впал в уныние. С одной стороны его обдавал холод высокомерия триумвиров, а с другой – жгла язвительная неприязнь второго квестора. Вся политическая жизнь представилась ему как тончайшая ткань с витиеватыми кружевами, сплетенными из бесчисленного множества переходящих один в другой и пересекающихся узоров частных интересов. Он поразился тому обстоятельству, что в столь трудный для всего народа период люди из мелочного честолюбия тратят свою энергию на вражду друг с другом из-за крупинок престижа и власти.

К своим коллегам по исполняемой должности Публий чувствовал еще меньшее доверие, чем к полководцам, избранным шумной толпою. Однако здесь он уже располагал некоторой властью, вполне достаточной для того, чтобы вмешаться в дело. Первое время Сципион держался в тени, все внимание уделяя наблюдению за сотоварищами. Набрав информацию об окружающих людях, он нанес ее на карту своего замысла и после этого уже легко наметил маршрут.

Нетрудно было заметить трения между двумя более знатными членами коллегии и третьим, представителем плебса. Публий вскоре заручился поддержкой обеих фракций триумвиров, используя недоверие между ними. Затем его внимание переключилось на второго квестора. Сципион обнаружил, что Цецилий во всем ему противоречит, и решил сыграть именно на этом. Он узнал о планирующемся мероприятии триумвиров об удвоении налогов и, опередив их, выдвинул соответствующее предложение от себя. Квинт Цецилий тут же принялся его отвергать, в результате чего вошел в конфликт с коллегией трех. После нескольких подобных неуместных попыток проявить себя он оказался в опале и потерял какое-либо значение как должностное лицо. Исполнение квесторских обязанностей сделалось для него пыткой. Тут к нему на помощь пришел Сципион. Публий подал ему толковый совет, как и делу помочь, и угодить триумвирам, а затем примирил его с ними. Вскоре Цецилий стал его верным сторонником. Между прочим, и семейную неприязнь к себе Цецилиев Метеллов Публий обратил в своем сотоварище в дружбу. Он убедил Квинта в том, что, помешав его родственнику поддаться припадку малодушия, тем самым спас его от бесчестия и вернул Отечеству гражданина, а человеку – Родину. Далее, действуя совместно с Цецилием, Сципион начал теснить триумвиров. Ему удалось уличить их в оплошности, что в делах управления государственной казной граничит с преступленьем. Используя эту информацию, Публий сковал инициативу старших коллег и поставил их в зависимость от себя.

Теперь Сципион, наконец-то, мог употребить свои силы на пользу государству. Финансовое положение Рима осложнилось ввиду затрат на войну, опустошения земель, отпадения части союзников и гибели граждан, в результате чего снизилось количество тех, кто способен платить налоги. Многие италийские города, хотя и сохранили верность римлянам, отказались платить деньги, ссылаясь на разруху, причиненную войною. В условиях политической нестабильности в Италии любой нажим на союзников мог привести к их отпадению. Публий заранее посылал своих чиновников в те города, с которых подошла очередь взимать налог. Они изучали обстановку на месте, чтобы италийцы не могли обмануть римлян искажением реальной картины, а также во избежание перегибов в притязаниях государства. С некоторых общин удавалось получить средства в казну, лишь предварительно потратившись на подкуп влиятельных людей. Сципион в каждом конкретном случае искал свой особый подход к решению вопроса по тому или иному городу. По отношению к некоторым народам, действительно терпящим затруднения, например, в Этрурии, Умбрии и в области сабинов, он допустил некоторые послабления. Зато в Этрурии ему оказывали помощь влиятельные частные лица, находившиеся с ним в дальнем родстве по материнской линии и видевшие в нем своего представителя в столичной политике.

Снабжение продовольствием также ухудшилось, поскольку главные житницы Рима – провинции Сицилия и Сардиния – сами изнемогали под гнетом войны. Сципион, зная от греков о хлебном богатстве Египта, попытался завязать отношения с царем Птолемеем. Однако тот хранил нейтралитет и отказался помочь римлянам так же, как ранее – карфагенянам. Но Публий все же сумел приманить в Остию некоторых александрийских купцов.

Так, беспрестанно лавируя между законами и договорами, едва-едва удавалось снабжать Город самым необходимым. А войска, разбросанные по всему миру, требовали все новых средств.

Когда же пришло известие из Испании о том, что у солдат нет ни одежды, ни пропитания, а стипендию им платить нечем, Сципион никак не мог бездействовать, но, не найдя выхода из положения самостоятельно, стал обходить своих знакомых в поисках совета.

Марк Эмилий выразил готовность пожертвовать государству долю своих денег. Публий посчитал подобный способ разрешения вопроса единственно возможным и принялся убеждать знатных людей внести в казну частные средства если не безвозмездно, то хотя бы взаймы. Сам он срочно написал отцу, прося разрешения воспользоваться богатствами их дома. Все же на этом пути Сципион не добился успеха, так как связи его с сенаторами были весьма ограничены. Тогда он при посредстве поддержавшего его мысль эдила Квинта Фабия внес предложение о частных средствах в сенате. После обсуждения в высшем органе идея Сципиона трансформировалась в постановление несколько иного содержания. Оно сводилось к просьбе, обращенной к частным лицам, взять подряд на снабжение войск и отсрочить платежи до той поры, когда восстановится могущество государства. Городской претор Фульвий сообщил об этом на форуме. Он экспрессивно взывал к публиканам оказать помощь Отечеству, благодаря силе которого они и разбогатели, убеждал предпринимателей в том, что дальнейший рост их богатства неотделим от процветания Республики, в случае гибели которой все одинаково сделаются рабами. Три сообщества публиканов откликнулись на зов Города и снарядили испанскую армию всем необходимым.