Текст книги "Коридоры кончаются стенкой"

Автор книги: Валентин Кухтин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 55 страниц)

19

Начатая в 1933 году чистка партийных рядов от «примазавшихся и чуждых элементов» не дала желаемых результатов. На местах по-прежнему царил хаос в учете коммунистов. Партийные и учетные документы хранились небрежно, нередко терялись. Приемом в партию и выдачей партбилетов занимались в основном люди второстепенные и часто безответственные, чем, по мнению ЦК, пользовались враги самых разных мастей. Вступая в партию, они делали все для того, чтобы взорвать ее изнутри, деморализовать и уничтожить. Учитывая ситуацию, ЦК «предложил» партийным организациям провести тщательную проверку партийных документов и навести, таким образом, крепкий «большевистский порядок» в «собственном партийном доме».

Снова наполнились трепетом сердца коммунистов, имеющих кроме строптивого характера еще и собственное мнение по многим вопросам государственного и партийного строительства, не вполне совпадающее с официальной линией ЦК либо местных партийных руководителей. Многие из них во время великой чистки были изгнаны из партии, затем, благодаря все той же строптивости, при вмешательстве вышестоящих инстанций, восстановлены в ее рядах.

Гутман взялся за дело со свойственным ему ура-энтузиазмом. Получив соответствующее указание крайкома, он без промедления созвал внеочередное бюро. С присущей ему напористостью, «протолкнул» без обсуждения разработанный им план мероприятий, предложил к утверждению группу членов бюро, которым предстояло «провернуть» эту работу и, не встретив сопротивления по первым двум вопросам, предложил сократить установленный срок проверки почти вдвое. Никто из членов бюро не представлял себе объем предстоящей работы и, уповая на недавно прошедшую «чистку», дружно поддержали инициативу первого секретаря.

Машина заработала. Завертелись жернова, безжалостно перемалывающие человеческие судьбы. Выявленные недостатки фиксировались в актах по проверке партдокументов. Многие записи содержали формулировки судебного приговора, не подлежащего обжалованию и приводящегося в исполнение немедленно.

«Энский Иосиф Эдуардович, партбилет №… До разбора контрольного дела по обвинению в протаскивании антипартийных взглядов партбилет задержать. Поручить НКВД проверить личность Энского. До разбора дела на партсобрание не допускать».

«Акустиков Петр Семенович, партбилет №…

Запросить Ростовский ГК ВКП(б), кому выдавался в 1927 году партбилет №…

Предложить Акустикову дать письменное объяснение по срыву фотокарточки. Представить документы, подтверждающие личность и принадлежность ему партдокумента.

Партбилет задержать».

«Черновол Владимир Алексеевич, партбилет №…

Правильность даваемых о себе сведений вызывает сомнения. Есть сведения, что Черновол проводил среди подчиненных контрреволюционную троцкистскую пропаганду. Во время чистки в Сочи в 1933 году был исключен из рядов ВКП(б) за сокрытие службы у белых, но райкомиссией восстановлен на основании фиктивного документа о якобы проводимой им работе в большевистском подполье. Фактически в это время служил у белых.

Из рядов партии исключить. Поручить органам НКВД арестовать».

Мутным потоком текли к Малкину доносы. Он сортировал их по тематике, раскладывал по папкам, обобщал, анализировал, выжидал момент для нанесения решающего удара. Не будучи членом бюро, редко присутствовал на его заседаниях, хотя приглашения получал регулярно. Считал для себя унизительным обсуждать вопросы без права решающего голоса, поэтому всегда находил повод для уклонения от явки. Однако интерес к принятым решениям проявлял живейший и уже через несколько часов после заседания имел полную информацию об их содержании.

В конце октября агент «Кучерявый» передал Малкину копию докладной записки об итогах проверки партдокументов, направленной Гутманом в краевой – комитет ВКП(б). Читая записку, Малкин дивился изворотливости первого секретаря горкома, его поразительной способности извлекать пользу даже из своих собственных ошибок и просчетов. «Скользкий тип», – брезгливо морщился Малкин и тут же ловил себя на мысли, что завидует обладателю такого бесценного дара.

Давая в записке общую оценку проделанной работе, Гутман самокритично заявил, что в результате некоторых упущений с его стороны подготовка к проверке партийных документов прошла в спешке, а сама проверка носила скорее характер технической сверки, нежели важнейшего политического мероприятия, призванного наладить порядок в учете коммунистов, в оформлении и хранении партийных Документов. Такое признание, по мнению Гутмана, должно было лечь умиротворяющим бальзамом на гордыню краевого партийного руководства, снять настороженность и разрушить стереотип недоверчивого отношения крайкома к периферии. Умолчав о том, что спешка была вызвана произвольным сокращением установленного срока проверки, преследовавшим цель в случае удачи блеснуть организаторскими способностями, он как бы между прочим посетовал на жесткие временные рамки, в которых пришлось работать, и затем подробнейшим образом изложил все положительное, что было сделано и что предполагалось сделать, навязав мысль о том, что хоть работа, несмотря на трудности, прошла на высоком уровне, он ее окончательными результатами недоволен. Полагая, что ему удалось отвести от себя удар, или хотя бы смягчить его до минимума, Гутман воздал должное ЦК и сталинскому крайкому, под чутким руководством которых он своевременно увидел свои ошибки, и перешел к настоящей большевистской работе, «Постановление ЦК ВКП(б) о выполнении указаний закрытого письма ЦК от 13.05.1935 в парторганизациях западной и других областей («Правда» за 21.06.35 г.), заставило нас задуматься над результатами нашей работы и подвергнуть резкой самокритике то, что нами сделано. Бюро горкома приняло решение провести вторичную проверку, которая была поручена лично секретарю горкома ВКП(б) товарищу Гутману и его заместителю Белоусову. Именно они, проявив большевистскую принципиальность, вскрыли грубые ошибки первой проверки и восстановили справедливость».

– Ка-акой наглец! – возмутился Малкин и, сорвав трубку с аппарата прямой связи, вызвал к себе начальника СПО. – Посмотри, какой арап! – закричал он, когда тот появился в дверях. – Какая наглость! Сам наглец, видел наглецов, но такого, честное слово, не встречал!

– Вы о докладной Гутмана? – догадался начальник СПО. – Я в курсе. Искусный лицемер, ничего не скажешь.

– И ни слова о том, как заваривал эту кашу, как, ускоряя проверку, пропускал по сотне коммунистов в день, как рыскал в поисках изгнанных из партии за различные проступки, чтобы включить их в списки как исключенных при проверке партдокументов…

– И как распорядился сжечь партархив, – подлил масла в огонь начальник секретно-политического отдела. – Три тысячи сто двадцать семь дел с компрматериалами на троцкистов и других врагов партии.

– Ну, не все же три тысячи – враги.

– Нет! Я имею в виду – в том числе.

– Вот тебе папка – здесь все о нем. Отложи дела и подготовь подробнейшее донесение в крайком…

– Может, управимся сами? Спустят на тормозах.

– Нет, это их кадры, пусть управляются с ними сами. Здесь же не один Гутман. Все ключевые посты в городе в руках его ставленников. И в крае крепкие позиции, и в Союзе. Вон, как задружил с Метелевым да Ксенофонтовым! А приедет кто отдохнуть из ЦК – на руках носит. Сам. Никого к ним не подпускает.

– Заводит дружбу!

– Вот именно… Пусть займутся сами, а мы им крепко поможем. Для надежности копию донесения отошлем в НКВД.

Недели через две, после полуночи Малкину на квартиру позвонил начальник УНКВД.

– Ты какого по счету первого секретаря меняешь в Сочи? – спросил он строго после того, как обменялись приветствиями и двумя-тремя ничего не значащими фразами.

– Пока ни одного.

– Ну, как же? А Осокин?

– Его убрали без меня.

– Без тебя, но с твоей подачи?

– В пределах того, чем располагал, я руку приложил.

– Ну вот, а говоришь – без тебя. Я ж помню, как ты ему дули крутил… Что с Гутманом? Не вяжется?

– Он полностью игнорирует меня как начальника горотдела НКВД и жесточайшим образом подавляет всякую инициативу. Вообще отношение к органам у него более чем подозрительное.

– Например?

– Любое наше мероприятие подвергает сомнению, не разобравшись, встречает в штыки. Препятствует арестам членов ВКП (б) – явных троцкистов: целый список таких имеется. В то же время заваливает нас материалами на тех, кто ему лично несимпатичен, кто противоборствует с ним по принципиальным вопросам. Требует арестов.

– Тоже список имеется?

– Так точно!

– Все, что содержится в твоем донесении, – правда?

– Высшей пробы. От подтверждающих материалов сейф уже вздулся.

– Смотри, чтобы не шарахнул! – Рудь засмеялся, а Малкин обиделся. – Хорошо, разберемся. Теперь о главном: бюро крайкома поручило нам внести мотивированные предложения о немедленном выселении из Сочи всех бывших коммунистов, исключенных из партии в ходе проверки партдокументов. Как ты на это смотришь?

– Положительно. Однако прежде по многим надо провести дополнительную проверку. Я говорил, почему. Я за то, чтобы вообще исключенных из партии изгонять из Сочи как чуждый нам элемент. Озлобленные люди – от них всего можно ожидать. Было бы хорошо ограничить, а то и вовсе запретить въезд коммунистов в Сочи самотеком. Приезжают, уезжают – превратили парторганизацию города в проходной двор. Масса троцкистов… Не курорт, а осиное гнездо.

– Ты ставишь сложный вопрос, хотя я тебя понимаю. Может, придать Сочи статус режимного города?

– Это было бы очень правильно. Потоком «прибыл-убыл» надо управлять, и очень четко.

– Я пришлю тебе специалистов, пусть покумекают. А ты им помоги. Н-ну, ладно. А в отношении Гутмана внесем предложение.

– Спасибо, – обрадовался Малкин. – Но тут не только он. С ним кодло из Таганрога, Ростова-на-Дону… Весь Сочи в их руках. Я уже решения горкома достаю негласным путем.

– Почему негласным? – удивился начальник УНКВД. – Ты разве не член горкома?

– Нет, – у Малкина от обиды дрогнул голос и сперло дыхание.

– По-нят-но. Но ты не расстраивайся. Всему свое время.

– Возможны перемены?

– Думаю, что они не за горами. Кстати, у тебя под руками нет данных о результатах проверки партдокументов?

– Есть копия докладной Гутмана в крайком.

– Как оно там в цифрах?

– А вот: всего исключено девяносто два члена ВКП(б). Из них…

– Погоди, я буду записывать. Диктуй!

– Всего исключено девяносто два. Из них: пролезших в партию обманным путем – двадцать восемь; шпионов-диверсантов – два; троцкистов – пять; дезертиров – пятнадцать…

– Дезертиры – это кто?

– Это те, что в ходе проверки самовольно выехали из города, не снявшись с партучета, либо отказались от явки на проверку.

– Есть и такие?

– У Гутмана есть всякие. Я ж говорю, что здесь надо перепроверить.

– Ясно. Кто там еще?

– Жуликов – четверо; потерявших связь с партией и разложившихся – восемнадцать; подделавших документы – двое; отказавшихся представить партбилеты по мотивам их потери – пятеро, и по разным причинам – тринадцать. Такой расклад. На бюро крайкома утверждена проверка в отношении одной тысячи двадцати четырех коммунистов. По тринадцати отменена: поручено провести дополнительные мероприятия.

– Понятно. Спасибо. Ну, будь здоров.

20

В апреле над Гутманом разразилась гроза, от которой стало муторно на душе, а в сердце поселилась смутная тревога. «Сочинская Правда» опубликовала заметку, в которой деятельность горкома подверглась уничтожающей критике. Прочитав заметку, Гутман взъярился:

– Кто посмел? По какому праву? Почему без нашего ведома? С каких это пор газета стала поучать горком? – возмущался он, подозрительно глядя на своего заместителя. – Я им этого не прощу! Никогда! В порошок сотру, заставлю нюхать парашу!

– Не лезь в бутылку, – успокаивал его рассудительный зам. – Все их претензии аргументированы – не опровергнешь. Моли бога, чтобы этим закончилось и не расползлось дальше.

– Куда дальше? Куда дальше?! – пылал гневом Гутман. – Засранцы! За все доброе, что я для них делал, смешали с говном!

– То ли еще будет! Говорил тебе: не дави Малкина!

– Ты думаешь, он?

– А ты думаешь, нет? Смирись. Собери бюро и покайся. – Гутман молчал. – Ты думаешь, кто добился смены руководства газеты? Коммунисты города? Беспартийные большевики? Сочувствующие? Как бы не так! Малкин! Он же понимал, что газета ручная, – вот и добился. А новый состав под его влиянием.

– Надо подготовиться. Ты прав – надо каяться. Соберемся через пару дней. Но только члены бюро. Никаких Малкиных, никаких Побегущевых.

– Кандидатов надо пригласить.

– Да. Их тоже.

На бюро было жарко. Присутствующие – все свои в доску – сидели с похоронными лицами. По всему было видно: пришло отчуждение. Значит, что же? Конец всему? Решили сдать его, чтобы самим остаться на плаву? На пленуме тоже молчали, только он – Гутман – драл глотку. Зря, наверное, лез в бутылку, надо было каяться, не было бы этого бюро. Да. Пленум. С него все началось. На том очередном пленуме горкома партии Гутман неожиданно подвергся массированной критике, безоглядной и нелицеприятной. Выступающие дружно обвиняли его и бюро в протаскивании канцелярско-бюрократических методов работы, в поощрении подхалимажа, в оказёнивании партийной учебы, замазывании сигналов о вредительской деятельности неразоблаченных троцкистов, зажиме самокритики, в подборе кадров на основе личной преданности, фактическом отстранении горсовета и многих хозяйственных руководителей от решения вопросов, входящих в их компетенцию, и взятии на себя несвойственных парторганизации функций. Обвинения показались Гутману столь чудовищными, что он потребовал от своих критиков немедленно объяснить свое неуважительное отношение к руководству горкома, обвинил их в групповщине и пригрозил партийным расследованием. Его резкость вызвала смех в зале, который перенесся на страницы местной газеты. Разгоревшийся конфликт получил широкую огласку. И вот содержание статьи обсуждается на бюро. Все отмежевываются от его ответного выступления на пленуме, обвиняют в несдержанности, непартийном подходе к критике, по существу – ее зажиме. Пришлось признать выступление газеты правильным, критику обоснованной и своевременной. Гутман понимал, что это конец, но воспрепятствовать принятию такого решения не мог.

26 ноября Гутман собрал внеочередной пленум горкома. Докладчиком объявил себя. Говорил сидя, с несвойственной ему медлительностью, тяжело ворочая языком, словно после перенесенного инсульта. Вскользь упомянув об ошибках и промахах, допущенных бюро в процессе своей деятельности, подробно остановился на изложении трудностей, с которыми ему почти в одиночку пришлось бороться, разбирая завалы оргработы, доставшиеся от прежнего руководства.

– Мы были подобны Гераклу, перед которым стояла многотрудная задача очистки Авгиевых конюшен, с которой он успешно справился благодаря живости ума и героической воле. Считаю, что, выполнив черновую работу и выведя организацию на столбовую дорогу, мы тоже справились со своей задачей. Можно сколько угодно говорить о наших промахах, но факт есть факт: парторганизация уже, не та, что была раньше. Теперь очередь за другими. Нужны свежие силы, чтобы так же стремительно идти вперед, разрушая преграды, воздвигаемые врагами всех мастей. Крайком партии, обсудив положение в партийной организации города Сочи, решил укрепить ее новым товарищем, которого многие из вас хорошо знают. Товарищ Лапидус – бывший завсовторготделом крайкома, очень подготовленный и работоспособный, рвется в бой, не боясь, трудностей. Но будь он хоть семи пядей во лбу, без крепкой поддержки снизу ему не обойтись. Крайком надеется, что укрепление руководства организации даст улучшение работы в ближайшее время. Для этого нам нужно по-большевистски сплотиться. Только вместе мы сумеем направить работу по нужному руслу.

Прения по докладу были короткими и невыразительными. Решение крайкома единодушно одобрили.

– Когда мы имеем приток в наши ряды свежего товарища, – мы сможем не только выправить допущенные ошибки, но и значительно улучшить работу, – выразил общее настроение один из выступающих. Ему за это вяло похлопали.

Дальше все пошло по известному сценарию. Лапидуса единодушно ввели в состав бюро и утвердили первым секретарем. Гутмана поблагодарили за проделанную работу, освободили от обязанностей первого секретаря и «сделали» вторым. Протащили в состав пленума и бюро Груздева, рекомендованного крайкомом на должность председателя горсовета.

Малкин подобного поворота с Гутманом не ожидал. Кто-то сильный крепко держал его на плаву. Кто? Шеболдаев? Рудь? Или оба вместе? Зачем? Разве не ясно, что Гутман враг? Под такой тяжестью улик другой давно пустил бы пузыри, а этот плавает. С форсом плавает. Корчит из себя патриота: «Сплотимся… улучшим… направим по нужному руслу…» Что-то в крае неладно. Выйти на Ягоду? Расшевелить друзей? Или ждать? Ждать обещанных Рудем перемен и копить, копить, копить злость.

Жизнь между тем шла своим чередом. Мудрый Лапидус ввел Малкина в состав бюро горкома, окружил вниманием и заботой, ни в чем не перечил и, казалось, доверял самое сокровенное. Но видел Малкин, не раз подмечал, как шушукается он с Гутманом, как подолгу засиживаются у него Метелев, Груздев, Феклисенко и ряд других руководителей города, с некоторых пор находящихся под прицелом его – Малкина – службы. «Все они, гады, одной миррой мазаны, – мстительно думал о них Малкин, – все из одного змеиного клубка». Даже в мыслях он не признавался себе, что злоба его замешена на ущемленном самолюбии и ничего общего не имеет с интересами государственной безопасности.

На оперативном совещании офицерского состава отдела он потребовал от всех, выделив особо начальника милиции, усилить работу по выявлению хищений.

– Везде, особенно на стройках, расхищается масса средств, – повторял он известные истины. – Бывшие троцкисты и бывшие коммунисты слетаются к нам сюда, как мухи на мед. Со всей страны слетаются. Надо всеми доступными нам методами убедить, что здешний климат им противопоказан. С доморощенным ворьем бороться будет легче.

Посмотрите, как орудуют вербовщики. Обнаглели до такой степени, что прибывших на стройку самотеком оформляют как завербованных где-то и зарабатывают на этом колоссальные суммы. Видимо, не стоит напоминать, что значительная часть этих сумм идет на содержание различных контрреволюционных организаций. Копайте глубже и вы всегда обнаружите связь между ворьем и контрреволюцией. Возьмите дорожное управление: страшные приписки! И есть сведения, что пасутся там и горком с горсоветом, и Метелев с Ксенофонтовым, и Ростов-Дон с Москвой.

Оставшись наедине с Сайко, Малкин продолжил разговор на ту же тему, придав ему «мирный», доверительный характер.

– Ты не очень раскрывайся Лапидусу. От агентуры и агентурных разработок держи подальше. Все же он бывший торгаш, а это народ без чести и совести. Продаст и предаст за целковый.

– Крайком ему доверяет…

– А я не доверяю крайкому. Помяни мое слово: что-то там нечисто. Стройки по требованию горкома выделяют для проведения различных культурно-массовых мероприятий большие суммы. Как они расходуются? Надо срочно проверить. Порасплодили какие-то «черные кассы»… Почему «черные»? Может, потому, что там оседают ворованные у государства деньги? Рекомендую тебе срочно расширить агентурную сеть, бросить в прорыв лучшие силы. Чувствует сердце – назревают события. Согласно плану реконструкции курорта на тридцать шестой год в Сочи будут вестись работы пятьюдесятью пятью специализированными стройорганизациями и стройконторами. Предстоит освоить сто двадцать два миллиона рублей. Представляешь? Вот где Разгуляй-поле для ворья. Надо раздавить гадину, пока не наплодила гаденышей. Расплодятся – тогда тебе с твоей агентурой нос некуда будет сунуть. Бери все капстроительство и реконструкцию на себя.

– Ровдан не даст.

– А мы у него спрашивать не будем. Ты ж знаешь: я прокуроров не жалую. Терпеть не могу эту слякоть и вмешиваться в мои дела не позволяю. Тем более Ровдану. Ходил на цыпочках перед Гутманом, теперь лебезит перед Лапидусом… Ровдан скоро отыграет свое: прихлопну вместе со всей компанией.

– Ты, Иван Павлович, посмотри со своей колокольни на Боженко. Жульничал в горсовете – мы добились, убрали. А в партии не только сохранили, но и покровительствуют.

– Это ты о чем? – насторожился Малкин.

– Во-первых, Лапидус пристроил его в горфо, пустил, как говорится, щуку в воду. Во-вторых, не поверишь, выделил ему из «черной кассы» материальную помощь в три тысячи рубликов. Как нуждающемуся. Если помнишь – Островскому выделяли сто рублей. Ост-ров-скому! А тут три тыщи, как один рубль.

– Вот видишь! А я о чем говорю? – у Малкина загорелись глаза. – Проверь законность поступлений в нее средств. Без шума. Посмотрим, что получится. Они ж, гады, ссылаются в таких случаях на то, что это их взносы. Проверь, кто сколько внес с момента создания кассы, кто сколько получил в порядке помощи… Ну, ты знаешь технологию… Ох, и покажем мы им кузькину мать! Ох и воздадим каждому по делам его!

Дерзай! – Малкин крепко пожал руку Сайко. – Пора разворачиваться во всю мощь!

Сайко ушел.

«Толковый парень, – подумал Малкин, глядя ему вслед. – Нужный и надежный».