Текст книги "Коридоры кончаются стенкой"

Автор книги: Валентин Кухтин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 55 страниц)

57

Отъезд Марчука сильно расстроил планы Осипова. Рассчитывать на помощь крайкома в осуществлении задуманного «свержения» Малкина теперь не приходилось. Газов держался настороженно, глубоко запрятав свои мысли и чувства. Опытный энкавэдэшник, он не мог не понимать, в какой сложной ситуации оказался, и разрядить ее, вероятно, намеревался одним ударом, тщательно подготовившись.

– Что будем делать? – торопил его деятельный Ильин.

– Время покажет! – ответил Осипов неопределенно. – Будем рассчитывать на собственные силы, выдержку и мудрость ЦК.

– Готовиться к худшему, веря в победу? – усмехнулся Ильин. – Наивен ты, Сергей Никитич. Тебе с твоим человеколюбием, мягкостью и верой заниматься политикой не следовало. Кстати, ты заметил, что отношения между Малкиным и Газовым не складываются? Ершов вертится, как проститутка на камышине. Заискивает перед Малкиным, клевещет на Газова…

– Боится. Развенчали Шеболдаева, арестовали Кравцова, неизвестно, как поступят с Марчуком. Могут и до него добраться. Ему бы занять должность Первого – какая-никакая надежда спастись. Малкин, пользуясь случаем, прибирает его к рукам. Значит, единственная наша надежда – Газов. Придется опираться на него.

– Если он позволит.

– Позволит. Он тоже нуждается в поддержке. Одному ему не продержаться, даже если он любезен ЦК. Кстати, отзывы старых большевиков о нем неплохие. Ты его помнишь?

Ильин пожал плечами.

– Он ведь в двадцатых секретарствовал в Адыгейском обкоме.

– Знаю, что был такой. Общаться не приходилось.

– Ну, тогда они были для нас недосягаемы. В общем – давай без паники. Когда после Жлобы ввязались в драку, мы и на Марчука не рассчитывали. Это потом выяснилось, что он с нами. Вероятно, Газов располагает информацией о ситуации в крае. И мы расширим его познания, если дружно выступим на конференции.

Ильин ушел, а Осипов задумался. В трудное время приходится жить. Люди озверели, охотятся друг на друга, сразу не поймешь, кто свой, а кто ударит в спину. Стало невыносимо сложно работать, особенно, когда стал задумываться над последствиями своих действий. Ершов откровенно игнорирует его, видно, сказывается зависимость от Малкина. Практической помощи не оказывает, ограничивается демагогией. Представленный ему для корректировки и визирования отчетный доклад испоганил до неузнаваемости. Все положительное о работе бюро и пленума вычеркнул. Вписал негатив: получалось так, что Осипов должен был объявить себя на конференции бездельником, а всю свою деятельность на посту секретаря горкома – вредительской. Наверняка трудились вместе с Малкиным. Завертелись мысли вокруг Малкина. Вспомнил об анонимках, которые лежали пока мертвым грузом. Подумал, что пора принимать по ним решение. Посмотрел на часы: два ночи. Поздновато, но раз уж вспомнил – откладывать на потом не стоит. Позвонил Безрукову, недавно утвержденному на бюро горкома секретарем парткома УНКВД.

– Здравствуйте, Николай Корнеевич. Бодрствуете?

– Как видите. Извините, с кем имею честь?

– Осипов у аппарата.

– Здравствуйте, Сергей Никитич. Срочное дело?

– Да. Желательно встретиться.

– Через час устраивает?

– Если не можете раньше – давайте через час.

– Хорошо. Я зайду через час, если удастся – раньше.

Закончив разговор, Осипов, чтобы не терять время зря, пошел в кабинет партпросвещения, где группа художников готовила наглядную агитацию для оформления конференции. Пахнущие свежей краской плакаты радовали глаз. Работа шла споро, и, убедившись, что она движется к завершению, пошел к себе. В коридоре встретил Безрукова.

– Хорошо, что вы меня пригласили, Сергей Никитич. Созрело несколько вопросов к горкому, но все как-то недосуг.

– Что за вопросы?

– Хотелось бы посоветоваться по поводу организации в Управлении работы женского коллектива, ну и вообще партработы. Для меня это дело, можно сказать, новое.

– По поводу женского коллектива: завтра, или, точнее, уже сегодня я пришлю к вам своего специалиста, вы организуете ему встречу с тем, кто у вас будет этим вопросом заниматься. Составят план мероприятий и при необходимости будем оказывать помощь по выполнению каждого конкретного пункта. Устраивает?

– Вполне.

– Что касается партработы вообще, то тут одним разговором не обойтись. Общие направления известны, они наверняка изложены в приказах Наркомвнудела, у вас, я знаю, есть своя специфика. Вопросы участия коммунистов УНКВД в партийной жизни города будем продумывать вместе по мере их возникновения. А пока я прощу вас ознакомиться вот с этими анонимками.

– Доносы? На кого?

– На Малкина. Были бы здесь конкретные факты, я бы их отправил в крайком, а возможно, и в ЦК. Здесь только информация к размышлению, поэтому решил посоветоваться с вами.

– Почему не с Малкиным?

– Я помню, что на недавнем заседании бюро мы утверждали секретарем парткома вас, а не Малкина.

– У вас хорошая память. Извините. Я прочту?

– Для того и дал.

Безруков читал анонимки без интереса.

– Чепуха какая-то! – сказал он, возвращая прочитанные письма. – Мало ли кто к кому ходит, кто с кем встречается. У него работа такая: постоянно в гуще масс.

– У вас такая же, однако на вас не пишут.

– Не дошла очередь.

– Николай Корнеевич! Об этих письмах мы знаем вдвоем. Вы и я. Прошу помочь разобраться в этом вопросе. Малкин не рядовой гражданин. Депутат Верховного Совета СССР, начальник УНКВД, и мне не хотелось бы его компрометировать, подключая к проверке других людей. Не подтвердится – спишем в наряд.

– Хорошо, – согласился Безруков. – Вы поступаете честно, хотя знаю, что между вами пробежала черная кошка. Я постараюсь разобраться и позвоню вам.

– Нет. Лучше зайдете. По телефону не надо.

– Хорошо. Спокойной ночи, Сергей Никитич, – Безруков впервые за все время разговора улыбнулся. – Мы работаем по ночам, это понятно. Вам-то какой резон?

– Днем работа в партколлективах, ночью – вопросы, требующие тишины, уединения.

Безруков ушел. Осипов еще раз просмотрел анонимные письма.

«Прав, вероятно, Безруков. Чепуха какая-то. Нет конкретности – значит, брехня. Если Малкин и враг, то не сам по себе. Исполняет чужую волю. Хотя исполнять можно тоже по-разному: объективно или злоупотребляя. Малкин злоупотребляет. Сильно злоупотребляет. Злоупотребляет так, что его деятельность без всякой натяжки может и должна быть квалифицирована как вредительская».

58

Седьмая горпартконференция открылась 23 мая. Появление Осипова за столом президиума делегаты встретили рукоплесканиями. Сначала он растерялся и застыл в недоумении: раньше на подобных форумах делегаты вели себя посдержанней. Он взглянул на первый ряд, где засела партийная элита, приготовившаяся переместиться за стол президиума: Газов, Ершов, Малкин, Литвинов, секретари райкомов и председатели райисполкомов, директора… Тоже недоумевают. И вдруг его осенило: так это ж демонстрация солидарности! Солидарности с той борьбой, которую он начал против мракобесия УНКВД! Это ж предупреждение Малкину, что Осипова без боя они не сдадут!.. Осипов улыбнулся. Постоял молча, глядя в зал повлажневшими глазами, и решительным жестом руки установил тишину. Далее все пошло по сценарию: Осипов предоставил слово активисту, который прочитал подготовленный заранее и согласованный с крайкомом список делегатов, рекомендуемых в президиум конференции. Проголосовали «за» без обсуждения. Место председательствующего занял Литвинов. Следуя нелепой, но одобренной ЦК традиции, он предложил избрать почетный президиум в составе Сталина, Молотова, Кагановича, Ворошилова, Калинина, Андреева. Каждая кандидатура встречается громом аплодисментов. Называется фамилия Ежова – залп аплодисментов. Откуда-то с задних рядов громовой голос: «Сталинскому питомцу товарищу Ежову ура-а-а!» Делегаты дружно подхватывают.

Зал содрогается от ревущих глоток. Осипов в недоумении, но тоже зевает ртом, имитируя клич: фамилии Жданова, Чубаря, Димитрова, Тельмана, Хосе Диаса, Мао Цзе Дуна не вызывают бурных эмоций, но тоже воспринимаются положительно. Список исчерпан. Звучит дежурная фраза: «Разрешите ваши аплодисменты считать единодушным избранием…» Устанавливается регламент, процедура открытия конференции завершается. Слово для доклада предоставляется Осипову.

Говорит он спокойно, как бы размышляет вслух, не повышая голоса. Слушают его, не прерывая репликами, что прежде случалось нередко. Его слушают и он говорит:

– В отчетный период горком ВКП(б) все свои усилия направлял на претворение в жизнь исторических решений февральско-мартовского и октябрьского тысяча девятьсот тридцать седьмого и январского тысяча девятьсот тридцать восьмого годов Пленумов ЦК ВКП(б), пропаганду идей новой Конституции и основанного на ней нового избирательного закона. Львиная доля нашего дорогого партийного времени была посвящена ликвидации последствий вредительства, подготовке и проведению выборов в Верховный Совет СССР, подготовке к выборам Верховного Совета РСФСР.

Этот абзац Осипов полностью взял из правок Ершова, считая, что сказанное соответствует истинному положению дел.

– Как видите, горком не плелся в хвосте событий, старался опережать их, но сказать, что наши усилия увенчались полным успехом, нельзя. Многое из намеченного не выполнено, немало допущено ошибок, потому что идем не проторенным путем.

Последний аргумент партия всегда использовала для оправдания своей некомпетентности, и Осипов тоже прибег к нему, потому что иного объяснения хаосу, который сотрясал страну, он не находил. По замыслу Ершова далее следовал анализ деятельности горкома в сфере хозяйственной деятельности предприятий города, но Осипов счел за благо обойти этот вопрос, поскольку считал его не входящим в компетенцию партийной организации. Кесарю – кесарево. Каждый должен заниматься своим делом. Партия – идеологической обработкой масс, хозяйственники – организацией наивысшей производительности труда. Прямое вмешательство партии в производственный процесс он считал недопустимым, а при наличии отрицательных показателей преступным. Пример коммунистов, личный пример в выполнений и перевыполнении производственных заданий, в повышении качества продукции – лучшая агитация за социалистические устои жизни. Именно с этих позиций он рассматривал достижения трудовых коллективов, говоря о «росте» самосознания, об «успехах» стахановского движения, о «благотворном» влиянии социалистического соревнования.

Походя затронув вопросы партийно-политической работы с активом, выдвижения и закрепления молодых кадров на руководящих должностях и упрекнув парторганизации города в недостаточном внимании к вопросам овладения большевизмом, Осипов перешел к злободневной теме, занимавшей две трети в докладах партдеятелей любого уровня, вплоть до Политбюро ЦК ВКП(б), к геме борьбы с контрреволюцией.

– Мы никак не можем выйти из состояния развала работы, вызванного разоблачением контрреволюционной троцкистско-зиновьевской группы Рывкина – Бурова, которые немало навредили в нашем крае. Так, по крайней мере, утверждает руководство УНКВД, возглавляемое товарищем Малкиным.

– Вы в этом сомневаетесь? – не сдержал себя Малкин.

– Я это констатирую, – парировал Осипов. – Мне ничего другого не остается, как опираться на скудную информацию УНКВД. С тех пор не проходит дня без разоблачений, что на языке товарища Малкина называется ликвидацией последствий вредительства.

Малкин вздрогнул и, вероятно, пытался возразить или как-то прокомментировать сказанное, однако Ершов, сидевший рядом, удержал его, сжав кисть его огромной пухлой руки, распластавшейся на столе.

– Спокойно, – прошептал он, – пусть выговорится до конца.

– Сказанное подтверждает статистика. За отчетный период из партии исключено двести сорок семь человек, из которых как врагов народа – семьдесят два человека, за связь с врагами народа – сорок пять человек, как пособников врагов народа – девятнадцать, за протаскивание контрреволюционной контрабанды – пять, за контрреволюционные разговоры – девять, за притупление классовой бдительности – четырнадцать, за связь с заграницей – шесть, бывших активных эсеров и меньшевиков – один. Не берусь судить об их виновности, потому что все эти люди арестованы с партбилетами в кармане без нашего ведома и решение об их исключении приходилось принимать на основании информации УНКВД о том, что такой-то арестован как враг партии и народа.

Конечно, не доверять органам госбезопасности мы не имеем права, поскольку эти органы за годы переустройства нашего общества зарекомендовали себя как доблестные защитники интересов нашего социалистического отечества. Но кто на кого работает? НКВД на партию или партия на НКВД? По меткому выражению товарища Сталина, НКВД является вооруженным отрядом партии. Так имеет ли право товарищ Малкин не доверять коммунистам, игнорировать бюро городского комитета партии, когда решается вопрос о судьбе коммуниста? Основной удар, как правило, приходится на руководящие звенья партии. В тридцать седьмом году в состав бюро ГК было избрано шестьдесят пять человек. За год выведено из его состава и исключено из партии по представлению УНКВД двенадцать человек. В райкомы партии было избрано сто тридцать пять человек, исключено как врагов народа двадцать шесть. Арестовано семнадцать пропагандистов, в крупных парторганизациях города за отчетный период заменено по четыре-пять секретарей парткомов. Здесь немалая вина горкома, так как не все секретари сняты по представлению НКВД, а среди снятых нами как несправившихся с работой немало таких, что при своевременной помощи в работе вполне смогли бы обеспечить руководство парторганизациями. Вполне понятно, что частая смена секретарей парткомов и парторгов не могла не отразиться отрицательно на работе парторганизаций, на состоянии политико-массовой работы, на результатах борьбы за ликвидацию последствий вредительства. Более того: подобное состояние дел разлагало низы. Так, в парторганизации Ледзавода, состоявшей из пяти человек, на одном из партсобраний исключили сразу троих. Один из них Клименко. Его обвинили в том, что, имея недозволенную связь с клиентурой завода, он доставал незаконно вагоны. Райком отменил это решение как необоснованное. Тогда его обвинили в краже арбузов и снова исключили из партии. При проверке выяснилось, что арбузы в это время еще не созрели. Пришлось уже горкому вмешиваться в это вульгарное дело, восстанавливать Клименко в партии, а секретаря парткома освобождать от должности.

Тема ликвидации последствий вредительства и участия каждого коммуниста в разоблачении окопавшихся врагов была неисчерпаема, и Осипов говорил об этом долго и убедительно. Коротко осветив вопросы партийно-политической работы с активом, выдвижения на руководящие посты молодых способных партийных и непартийных большевиков, вопросы овладения большевизмом, повышения бдительности, ликвидации беспечности и борьбы с карьеристами и клеветниками, Осипов выразил уверенность, что новый состав бюро учтет все ошибки и упущения старого состава.

– Я надеюсь также, – сказал он в заключение, – что новому составу больше повезет с руководством крайкома партии. Нам, скажу откровенно, не повезло. За неполных девять месяцев со времени образования Краснодарского края сменились три секретаря крайкома! Арестован Кравцов, отозван Марчук. Сегодня пришел новый человек – товарищ Газов. Как он будет влиять на положение дел в парторганизациях – увидим, критиковать сегодня его не имеет никакого смысла. Но вот с Ершова, товарищи коммунисты, пора спросить не только как с секретаря крайкома, но и как с члена пленума и члена горкома в первую очередь. Человек, получивший за счет народа несколько высших образований, профессор в своем деле, он обязан был, не дожидаясь нашего крика о помощи, протянуть нам руку и вывести из прорыва. Ничего подобного не произошло. Критиковать он мастер, в этом вы убедитесь, выслушав его выступление, тут он специалист высшей квалификации. Но критика у него какая-то особая, направленная не на улучшение работы, не на оказание помощи, а на разрушение того, что уже создано. Месяцами накапливает информацию о недостатках, но мер для их устранения не принимает, выбирает момент, чтобы сильнее ударить. Это, я думаю, негодная практика, она не к лицу партийному руководителю такого ранга. На этом, товарищ Ершов, авторитет не заработаешь, а худую славу наживешь.

Сказав это, Осипов взглянул на Ершова, сидевшего рядом с Малкиным. Малкин перехватил его взгляд и коротко кивнул в знак одобрения. И тогда Осипов со всем жаром изболевшейся души обрушился на него.

– Вот Малкин мне кивнул одобрительно, молодец, мол, так держать! Кривит душой товарищ Малкин! На одном из заседаний бюро мы потребовали от него мотивированных представлений на каждого арестованного коммуниста, так он и нам пригрозил арестом.

– Ух, ты-и-и! – насмешливо выдохнул кто-то из делегатов. – Это ж нада-а!

Ироничный смешок – реакция делегатов. Сухим камышом прошелестел по залу недовольный шепот и стих. Малкин нахохлился, отвернулся от Осипова и уставился в лежащие перед ним бумаги. Ершов побагровел, но взгляд от докладчика не отвел.

– НКВД – вооруженный отряд партии, – продолжал возмущаться Осипов. – Почему же часть этого отряда, возглавляемая Малкиным, стреляет по своим? И это тогда, когда враги, не разоружаясь, вредят и пакостят на каждом шагу, засылают своих адептов даже в учебные заведения, чтобы они там разлагали юные души, оскорбляли и унижали наше будущее – учащуюся молодежь. Они пакостят, но взять их голыми руками непросто, поскольку некоторые из них ищут и находят поддержку в крайкоме. Сколько мук нам пришлось вынести, пока избавили медицинский институт от высокообразованного хама профессора Святухина, враждебно настроенного против советской молодежи. Других слов, кроме «олухи, «идиоты», он для молодых не находил. Подходит к студентке, спрашивает: «Тебя как зовут?» – «Екатерина», – отвечает та доверчиво, не ожидая подвоха. «Врешь! – гогочет Святухин. – Екатерина была умная женщина; а ты дура!» Студенты с возмущением говорили об этом на своем форуме, а когда я передал их требование Ершову убрать Святухина – такого наслушался!

– Выгнали? – спросили из зала.

– Выгнали, – ответил Осипов. – Но чего это нам стоило! После моего доклада Ершов и Малкин попытаются во всех смертных грехах обвинить меня, поскольку себя считают непогрешимыми. И сделать это им будет несложно, поскольку в работе горкома немало недостатков. Наследство досталось – врагу такого не пожелаешь. Поэтому прошу при оценке их выступлений и деятельности горкома быть бдительными и не принимать скороспелых решений.

Как выводить работу ГК из прорыва? Мы сказали об этом в проекте решения конференции, поэтому, если вы не возражаете, я на этом закончу. А на вопросы постараюсь ответить.

Некоторое время делегаты, ошеломленные признанием Осипова, сидели молча. Беспредел УНКВД для всех был очевиден, каждый носил в душе тяжелый осадок от его деятельности и каждый в кругу «своих» возмущался беззаконием, которое мутной гибельной волной захлестнуло Кубань. Но прошло время, когда «на миру» можно было держать душу нараспашку, люди научились скрывать свои мысли и лишь самые отчаянные, а по мнению осторожных – безрассудные, могли, пренебрегая опасностью, пойти на противостояние с могущественными силами УНКВД.

Шок прошел. Все вдруг заговорили, зашептали, завздыхали, зацокали языками. Несколько рук взметнулось над головами, у кого-то возникли вопросы.

– Есть вопросы? – спросил председательствующий Литвинов. – Тогда вот вы, пожалуйста! – он указал пальцем на чернобрового красавца с лихо закрученными усами. – Только представьтесь!

– Коммунист Гарькавый, завод имени Седина. У меня вопросы не к Осипову, а к членам бюро и пленума Ершову и Малкину.

– Я думаю, что сейчас вопросы надо адресовать докладчику, – возразил Литвинов. – Таков порядок. Ершов и Малкин наверняка выступят и не исключено, что они ответят на ваши вопросы прежде, чем вы их зададите.

– Только не лишайте меня права голоса, – заартачился Гарькавый. – Осипов доложил о работе ГК, а о своей лишь в том числе. Так у меня к нему вопросов нет, а к Малкину с Ершовым имеются.

Игнорируя председательствующего и нарушая порядок, Ершов резко поднялся и жестко бросил в зал:

– Мы здесь не мальчики для битья. Правда, которую сказал Осипов, – однобокая правда, донельзя искаженная. Свое мнение о ней я выскажу в выступлении. А сейчас, думаю, не следует деморализовывать конференцию провокационными вопросами.

– Я подчиняюсь насилию секретаря крайкома Ершова из тактических соображений. Но имейте в виду: я не провокатор и за наклеивание ярлыков буду требовать привлечения Ершова к партийной ответственности! – Гарькавый сел. Установилась мертвая тишина. Ждали, что ответит Ершов. Тот струсил и промолчал. Вопрос Литвинова к делегатам, есть ли у них неясности по докладу, прозвучал как насмешка.

– Обойдемся, – крикнул кто-то. – А то и впрямь деморализуем Ершова.

Отчет Ильина как председателя ревизионной комиссии горкома слушали невнимательно. Уловив настроение делегатов, Ильин обрушил на них массу цифр и через пять – семь минут его с миром отпустили, не задав ни одного вопроса. Начались прения. Желающих выступить оказалось много, но большинство ораторов как сговорились, тщательно обходили острые углы и вопросов, затронутых Осиповым, почти не касались. Поглумившись над организаторами предвыборной кампании, в проведении которой была выявлена масса ошибок и упущений, они обрушивались на разоблаченных доблестным Наркомвнуделом врагов партии и народа, скупясь на новые мысли, мусоля то, что уже прозвучало в докладе.

– А как у вас в Главмаргарине с ликвидацией последствий вредительства? – прервал Малкин очередного оратора. – То, о чем вы говорите, мы знаем не хуже вас.

– Мобилизовались на выявление и выкорчевывание враждебных элементов. Но сегодня мы еще очень слабо ликвидируем последствия.

– Вот-вот, – скосил Малкин глаза на Осипова. – И я говорю, что плохо. А докладчик возражает и говорит, что врагов уже всех пересажали.

Кто-то в зале хихикнул. Осипов проследил за взглядом Малкина и обнаружил в четвертом ряду цвет УНКВД – Безрукова, Захарченко, Коваленко, Шашкина.

«Сбились в стаю, хищники, – зло подумал Осипов. – Хихикают…»

Разрядку внес делегат от партийной организации Общества слепых Староверов.

– Партийная организация Общества слепых крепко держит палец на пульсе жизни своих подопечных. Воодушевленные историческими решениями партии, они, будучи совершенно слепыми, честным и добросовестным трудом множат ряды стахановцев. Сегодня среди слепых пятьдесят процентов стахановцев! Отмечая выдающиеся заслуги в труде, партком наградил их портретом лучшего друга слепых – портретом дорогого нам всем человека товарища Сталина!

По залу прокатились веселые аплодисменты. Делегаты в первых рядах мужественно кусали губы, сдерживая распиравший их смех, задние, наклонив головы, издавали звуки, напоминавшие стенания. Заулыбались в президиуме.

– Вы что там, совсем опупели? – с трудом выдавил из себя Малкин. – Слепых награждать портретом? Как только язык поворачивается докладывать такое на конференции. Ну, подарили бы грампластинку с речью товарища Сталина. Но портрет! Да как же они любоваться им будут! – рявкнул он неожиданно. Староверов вздрогнул и попятился от трибуны, а зал взорвался смехом.

– Вот видишь, – обратился Малкин к Осипову. – А ты говоришь, Малкин хватает всех без разбору. Это ж откровенная демонстрация антисоветчины, издевательство над именем вождя!

В ответ Осипов брезгливо поморщился.

– У вас все? – спросил председательствующий у Староверова, растерянно смотревшего на него.

– Все.

– Ну так присаживайтесь. Тихо, товарищи! По-моему, здесь не до смеха.

«Дай мне слово!» – крупно вывел Ершов на чистом листе бумаги и подвинул его Литвинову. Тот согласно кивнул, и пока Ершов шел к трибуне, объявил:

– Слово предоставляется второму секретарю крайкома, члену пленума и бюро горкома товарищу Ершову.

– Ничего противоестественного в том, что партком Общества слепых поощрил незрячих стахановцев портретом товарища Сталина, не нахожу, – Ершов с вызовом посмотрел в зал. – На первый взгляд, такое решение действительно кажется абсурдным. Но отвлечемся от материальной стороны дела и мы увидим, что здесь взят за основу психологический фактор: люди знают, что за ударный труд они поощрены портретом вождя, и горды этим, и ты, Иван Павлович, в данном конкретном случае не прав. Не на высоте положения оказались и те, кто надрывали здесь пупки от смеха: коммунисты Общества слепых оказались более зрячими, чем многие из здесь сидящих, проявивших политическую незрелость и обывательское отношение к моральным стимулам.

– Хватит о морали! – крикнули из зала. – Переходите к существу вопроса.

– Что касается якобы незаконных арестов коммунистов, о которых говорил Осипов, то ведь большинство из них осуждено – значит, правильно, что Малкин их арестовал. Тех, кто допускал антисоветские выпады не по злому умыслу, а по малограмотности, он отпустил с миром, и если уж говорить честно, то вина здесь не Малкина, а Осипова. Это он доверял малограмотным людям пропаганду и агитацию, не понимая, что пропаганда – дело тонкое и требует не только знаний, но и навыков.

– Это номенклатура крайкома, при чем Здесь Осипов? – бросил реплику Осипов.

– А теперь о работе ГК, – проигнорировал Ершов Осипова, даже глазом не повел в его сторону. – Работа любого парткома в нашем крае, от первички до крайкома, определялась в отчетный период указаниями товарища Сталина и решениями ЦК нашей партии – февральско-мартовским и октябрьским Пленумами тридцать седьмого года и январским тридцать восьмого. Исходя из этого и надо подходить к разбору и оценке деятельности ГК и его руководителей, его секретарей. Возьмем решение февральско-мартовского Пленума и посмотрим, как, оно выполнялось ГК и его секретарями. Осипов сказал, что ГК по-настоящему взялся за ликвидацию последствий вредительства, широко и глубоко поставив этот вопрос перед первичными организациями. Правильно ли это положение доклада и отражает ли оно действительное положение дел? Я думаю, что нет. Возьмем хотя бы самые общие моменты: в тысяча девятьсот тридцать седьмом году промышленность Краснодара недодала стране продукции на сумму двадцать пять миллионов рублей. Республиканская промышленность города выполнила план только на семьдесят семь процентов. В области капвложений и их реализации дело обстоит еще хуже: из плана почти в десять миллионов рублей реализовано капвложений всего лишь на шестьдесят процентов. На ряде крупнейших предприятий – заводах Седина, Калинина» стеклозаводе план первого квартала остался далеко не выполненным, а выпуск станков на заводе Седина составил всего лишь шестнадцать процентов от квартального плана.

Это говорит о том, что борьба за ликвидацию последствий вредительства по-настоящему не развернута и как мог Осипов говорить, что это не так? Руководство ГК не поставило ни одного серьезного хозяйственного вопроса на пленуме ГК. Разве решения февральско-мартовского Пленума, которые говорят о необходимости подъема партийно-политической работы, которые говорят, что к хозяйственным достижениям мы должны подходить с позиций партийно-политической работы, и что эти хозяйственные успехи будут только тогда закрепляться, когда они будут сочетаться с партийно-политической работой, разве эти решения в какой-либо мере позволили ГК самоустраняться от руководства предприятиями города? Наоборот, они обязывают подходить к руководству хозяйственной работой с позиций партийно-политической работы и тем самым усиливать его.

И, видимо, товарищ Осипов неправильно понимал решения февральско-мартовского Пленума, когда самоустранялся от руководства хозяйственной жизнью предприятий. Это ничего общего не имеет с действительной политикой партии и тут, несомненно, налицо крупнейшая ошибка.

Осипов слушал Ершова и думал о том, что правильно ведь говорит секретарь крайкома. И о выдвижении и закреплении молодых кадров правильно говорит, и о работе с активом, и о недостатках в организации работы пленума ГК, и о плохой постановке работы в системе партпросвещения, и все остальные вопросы правильно освещает. Значит, видел все недостатки и полгода, и девять месяцев назад. Почему же молчал? Почему ни разу не сказал, что вот здесь ты, Осипов, не разобрался, а вот здесь – совершенно ни черта не смыслишь? Делай вот так, и все будет хорошо. Почему не взял на прицеп крупнейшую парторганизацию в крае? Разве не приятней было бы сказать сейчас в своем выступлении, что крайком помог и в результате горком имеет выдающиеся успехи? Зачем держал в себе столько дерьма? Чтобы выплеснуть его на делегатов конференции? Так ведь теперь от самого смердит – это же все понимают. Эх, Ершов, Ершов! Не с теми живешь в обнимку! Партийный нюх у тебя ни к черту не годится.

– Февральско-мартовский Пленум, – продолжал между тем Ершов, распаляясь, – обязал всех членов партии ликвидировать политическую беспечность, повысить большевистскую бдительность для того, чтобы выкорчевать до конца всех врагов партии и народа всех мастей, всех рангов, все фашистско-бухаринское отребье. На это, по существу, направлено решение январского Пленума, которым вскрыты ошибки и извращения принципа большевизма парторганизациями при разрешении вопроса о партийности и при рассмотрении апелляций. Январский Пленум потребовал большевистской бдительности для того, чтобы разоблачать и выкорчевывать всех врагов партии и народа всех мастей и рангов. Осипов мало остановился на этих принципиальных вопросах, и понятно почему. Прежде всего потому, что разоблачение и разгром врагов народа проходили мимо руководства ГК. Хотелось бы услышать от товарища Осипова, какие меры он лично принимал для разоблачения врагов, с которыми работал в течение ряда лет в городе Краснодаре. Я имею в виду Бурова, Рывкина и других.

– Я с ними не работал, – сказал Осипов и посмотрел в зал, ища поддержки.

– Ты работал с ними в одной партийной организации, – вмешался в диалог Малкин.

– С ними работала вся партийная организация города, – крикнули из зала.

– Кто это там все время выкрикивает? – Ершов потянулся взглядом в сторону говорившего. – Хотите возразить – возьмите, слово.

– У меня к Ершову недоуменный вопрос, – поднялся со своего места Ильин. – Вы требуете, чтобы Осипов рассказал о своем личном участии в разоблачениях. Ему есть что сказать. Но почему вы пользуетесь методами давления на коммунистов, которые ЦК осудил? Почему вы пользуетесь вражескими методами? Прошу ответить.