Текст книги "Коридоры кончаются стенкой"

Автор книги: Валентин Кухтин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 55 страниц)

– Поздравляю, товарищ майор, с высокой должностью. Успехов вам.

– Благодарю, капитан. А ведь знал, – вспомнил он пережитое, – хотя бы намекнул!

– По должности не положено, товарищ майор. Извините.

– Да ладно, я без обиды. Будешь в отпуске – приезжай в Сочи. С семьей. Буду рад принять.

– Спасибо, товарищ майор, – захлебнулся радостью капитан. – Непременно воспользуюсь вашей любезностью.

Выйдя из приемной и оказавшись в пустом коридоре, Малкин в изнеможении облокотился на стену. «Садист, – подумал он о наркоме. – Так вымотал. Как пить дать, мог довести до инфаркта». Но злости не было. Пришло удовлетворение.

Первое решение, которое он принял в новой для себя должности, показалось ему почти гениальным: немедленно организовать дружеский ужин, на который пригласить всех, с кем сводила его судьба на чекистских путях-дорогах, что давно и прочно окопались в многочисленных наркомвнуделовских кабинетах. Сегодня и завтра, и кто знает, до каких пор он будет нуждаться в их помощи и поддержке, Он должен знать, чем живет, чем дышит Лубянка каждый час, каждую минуту, чтобы не застигли врасплох события, в которых очень просто можно потерять голову. Владеть информацией – значит иметь возможность твердо держаться на ногах, уверенно продвигаться в этом зыбком и смертельно опасном болоте жизни.

28

Из семнадцати ответственных работников НКВД, принявших приглашение и навестивших Малкина в его скромном гостиничном убежище, через полтора-два часа остался лишь изрядно захмелевший бывший его патрон на Северном Кавказе начальник отдела охраны НКВД Дагин. Макая корочку ржаного хлеба в растекшуюся по столу лужицу «Московской», он неуверенными движениями руки подносил ее к губам и, со смаком соснув пару раз, снова опускал в лужицу, макал и обсасывал, макал и обсасывал.

– Запомни, – поучал он между тем Малкина, – если хочешь иметь успех в деле, к которому приставлен, во главе всех проблем ставь самую важную – проблему подбора кадров. Подбора не в том смысле, что кто-то вышвырнул, а ты подобрал, а в том, что из самых лучших надо выбирать для себя самых-самых. Понял? Я знаю: сейчас у тебя с ростовчанами начнется дележ. А там Дейч, понял? Яков Абрамович администратор не чета тебе. Он старый пират и обязательно тебя надует. Сплавит всю шушеру, весь хлам по принципу: «На тебе, боже, что мне не гоже». А ты его перехитри. Завтра я тебя познакомлю с толковыми ребятами. Сделаешь им заявки. Неофициально, понял? Заказывай профессионалов. Бездарей, подхалимов и прочую… не бери. Подведут, а при случае – предадут. Я эту нечисть знаю. Бери работяг, лошадок, чтоб тянули воз без битья, по интересу. Понял? Ну! вот. Я чего хочу? Успеха. Дейч мне друг, но ты все-таки дороже, – Дагин проглотил корочку и потянулся за новой, но Малкин, как бы невзначай, накрыл лужицу салфеткой. Обнаружив, что источник удовольствия перекрыт, Дагин тяжело вздохнул и полез в карман за портсигаром. – Вот кого ты хочешь, например, в Сочи? Вместо себя? А? Там моя епархия – помогу.

– Пока Абакумова, – подумав, ответил Малкин. – Исполняющим обязанности. А буду просить Кабаева.

– Ивана? Толковый мужик. А где он сейчас?

– В Хабаровске.

– В Хабаровске? – Дагин удивленно присвистнул. – А я его помню по Армавиру.

– Работал. Люшков увез. Надул меня, зараза, как мальчишку… Сейчас там начальником второго отдела, но умоляет вызволить. Может, поможем, Израиль Яковлевич?

– Поможем. Через Фриновского. Это его вопрос. Пиши рапорт или представление, как хочешь, а я буду толкать. Договорились?

– Конечно! – обрадовался Малкин. – Еще как договорились!

– Ну, тогда наливай!

Малкин разлил остатки водки, поставил бутылку под стол.

– Давай, Ваня, за тебя! – Дагин встал. – Тридцать седьмой многим сломал шею. А ты не только удержался, ты пошел ввысь, скоро меня перещеголяешь… Надежный ты был у меня, потому от сердца отрываю с кровью, понял? – Дагин опрокинул рюмку в рот, шумно глотнул и, размашисто поставив ее вверх дном, стал ожесточенно рвать зубами сочную, с золотистым загаром курицу, аппетитно посапывая и приговаривая между глотками: – А… Кабаева… я тебе… н-на тар-релочке. Понял?.. Даю слово.

Малкин хорошо знал Дагина и верил: что им обещано – будет сделано.

29

Последний день перед отъездом в Краснодар Малкин провел на Мацесте. Лишь к вечеру, завершив обследование особо важных объектов, вернулся в расположение. Изнуренный жарой, заставил себя зайти в дежурную часть и ознакомиться с оперативной информацией, поступившей в его отсутствие. Не найдя ничего такого, что могло бы привлечь внимание, Малкин прошел в кабинет. Этот кабинет был его слабостью. Получив в наследство от прежних руководителей просторное полупустое помещение с грязными обоями и ободранным канцелярским столом, он вскоре превратил его в уютный музей старинной мебели и дорогих безделушек, которым откровенно гордился.

– Ого! – удивлялись коллеги, приезжавшие из разных концов страны вкусить прелестей курортной жизни. – Да тебя, брат, раскулачивать пора! Слушай, – удивлялись, – как тебе удается сохранять такую красоту. Небось приходится здесь и кулаками работать?

– Не без этого, – соглашался Малкин, – но только в порядке исключения. В отделе достаточно места, чтобы привести в действие закон отрицания отрицания.

– А на этом диване удобно заниматься любовью? – шутили молодые.

– И это бывает, – признавался Малкин, – но только в случаях, не терпящих отлагательства и исключительно в интересах службы.

– Или когда требуется особая конспирация?

– Или тогда.

– На этих полках, – шутили коллеги, оглядывая массивные шкафы из мореного дуба, – можно разместить тонны Серого вещества.

– И тысячи километров извилин, – подхватывали другие.

– Это если своих нет, – парировал Малкин. – Я же предпочитаю хранить там готовую продукцию и только высшего качества.

Это уже была политика: на полках ровными рядами стояли скромные издания Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина, наставление по стрелковому делу, различные чекистские издания.

– Влетело тебе все это, конечно, в копеечку?

– В полторы-две сотни приговоров.

– Ты хочешь сказать, что эти вещи изъяты у врагов народа?

– Разумеется. А как же иначе?

– Хорошие вещи у твоих врагов…

– У врагов народа, – поправлял Малкин.

Никто не удивлялся иезуитским признаниям Малкина, не возмущался. Подобный способ добывания ценностей воспринимался как естественный процесс, ибо сказал же вождь мирового пролетариата: «Грабь награбленное!». Так оно и было.

– Говорят, что вот эти шкафы из апартаментов самого Подгурского, – интриговал Малкин гостей.

– Подгурский? – пожимали плечами гости. – Местная знаменитость?

– Был такой доктор. Говорят, активно внедрял здесь бальнеотерапию. Теперь он далече, а шкафы вот они: служат советской власти…

– То есть – тебе?

– А я здесь кто?

– А тебе не кажется, – спросил один из гостей, любуясь напольными часами старинной и, вероятно, штучной работы, – что эти часы слишком быстро отсчитывают время?

– Не кажется, – ответил Малкин и многозначительно добавил: – Я их постоянно сверяю по Москве.

– Москва сегодня живет напряженной жизнью. Иным один день в Москве жизни стоит.

– Москва живет в ритме, какой задает ей товарищ Сталин, – обрывал Малкин нить дальнейшего разговора о ритмах жизни.

– Да, да, – торопился согласиться гость. – Тут ты безусловно прав.

Не всегда подобные «экскурсии» заканчивались для Малкина благополучно. У кого-то из гостей союзного масштаба вдруг появлялось желание завладеть какой-то «вещицей». Скрепя сердце, Малкин уступал: с начальством не поспоришь. Часть «экспонатов», правда, по мере поступления новых постепенно перекочевывала в квартиру хозяина кабинета. Не выбрасывать же, право.

И вот со всем этим приходится расставаться. Что ж, как нет худа без добра, так нет добра без худа.

30

Дагин оказался прав: бороться с начальником УНКВД по Ростовской области Дейчем было почти невозможно. Вышедший из стен наркомата, где в совершенстве постиг хитросплетения аппаратных игр, Дейч легко отбивал кадровые притязания Малкина. Дагин активно содействовал другу, но на рожон не лез. Осторожный и изворотливый, как старый лис, он умело лавировал между сталкивающимися интересами противных сторон и ему нередко удавалось подвести обе к компромиссным решениям. В конце концов Малкин сформировал себе команду руководителей основных служб, вполне пригодную для начала работы.

Очень огорчило решение наркомата направить к нему заместителем несостоявшегося аппаратчика союзного масштаба Сербинова. Попытка воспрепятствовать назначению завершилась полным провалом. Дагин, к которому Малкин обратился за помощью, сразу и откровенно умыл руки, заявив, что Сербинов – кандидатура Ежова и возиться с ним бесполезно.

– Знаешь, Ваня, – оправдывался он за ужином, устроенным Малкиным в очередной приезд в наркомат, – подозреваю, что личных симпатий у Николай Иваныча к Сербинову нет. Но его очень обожал Курский. – Это ведь он в тридцать шестом взял его на стажировку в следственный аппарат НКВД, а затем назначил начальником отделения СПО. Помнишь? Нет? Тогда знай: Курский был обласкан самим товарищем Сталиным. За Шахтинское дело. Помнишь? Которое они сварганили с Евдокимовым. Вот… Ну, что? Не отпала охота сражаться с Сербиновым? – Дагин рассмеялся и покровительственно похлопал Малкина по плечу. – Запомни: все выдвижения происходят при чьем-то покровительстве. Человека, оказавшегося на гребне случайно, немедленно сталкивают обратно, в пучину. Ты будешь держаться, и будешь расти, пока за тобой стоит Евдокимов. Ну и я, разумеется. И Фриновский. О Сербинове: пусть работает. Загрузи так, чтобы выдохся, и тогда он уйдет сам. А вообще, я бы это назначение использовал с огромной выгодой для себя. Лишние связи в центре никогда не лишние. Так что думай.

Малкин задумался. Прав Дагин, конечно, прав! Узел действительно затянут накрепко. Не рубить же его по живому! А чтобы развязать – нужны терпение и время…

– А ведь это он, – вспомнил вдруг Малкин, – заводил агентурную разработку на своего шефа во Владикавказе. В двадцать девятом, кажется?

– А ты злопамятен, – рассмеялся Дагин. – Столько лет прошло! Я забыл, хотя было при мне, а ты помнишь. Да-а… После этого его турнули в Новороссийск. История, между прочим, поучительная и тебе ее знать – в самый раз. Знаешь, что спасло тогда его шефа? Думаешь, случайность? Ничего подобного! Он имел привычку периодически проверять материалы, которые сотрудники сдавали в печать. Заходит в машбюро, а в работе документ о нем. Вот так-то… Но Сербинов с тех пор, кажется, поумнел. Правда, через пять лет, когда снова появился в Пятигорске, мне пришлось его опять сдерживать. Прыткий очень, цепкий и, заметь, в угаре отчаянно фальсифицирует. Где-то в начале тридцать пятого он развернул следствие по делу арестованного в Кисловодске бывшего красного партизана Шахмана. Является ко мне с материалами и докладывает, что на Северном Кавказе действует широко разветвленная контрреволюционная троцкистская террористическая организация, якобы возглавляемая бывшим видным партизанским командиром Демусом. Разыгралась фантазия – он пристегнул к этому делу Жлобу – другую знаменитость времен гражданской войны: соратники, как-никак. Обвинил не только в террористической и вредительской деятельности, но и в развертывании на Кубани повстанческой работы. Вскрыть такой нарыв, конечно же, престижно: тут тебе и ордена, и слава, и внеочередное звание, и повышение в должности. Поэтому, когда я сказал ему, что это чушь – обиделся. Вцепился, как клещ, не оторвешь. Пришлось власть употребить. Я приказал Жлобу не трогать. Подчинился. Жлобу из дела вывел. Но на доклад к Курскому в Ростов все-таки сбегал. Вот такой гусь. Но ты не трусь, Ваня, и не паникуй. Он у меня на крючке. Придет время – дернем.

– Если придет.

– Может и не прийти. Вот поэтому не торопись. Понял? Затаись. Ты ж чекист тертый. Работал в тылах, опыт имеешь. Затаись и жди. Может, все это к лучшему: в случае чего – сделаешь из него козла отпущения.

Советы опытного друга и начальника Малкин принял к сведению и вопрос о Сербинове до поры до времени решил не поднимать. Однако с первых же дней совместной работы дал понять своему заму, что назначение с ним не согласовано. Видел, что Сербинова гнетет обстановка недружелюбия, однако держал его на расстоянии, не скрывая неприязни. А однажды, не подумав о последствиях, упрекнул в том, что Сербинов, принимая участие в расследовании дела, возбужденного против бывшего уполномоченного Комитета заготовок при СНК РСФСР по Азово-Черноморскому краю Белобородова, взял показания на некоторых ответственных работников госбезопасности, нисколько не заботясь о том, что эти показания бросят тень на многих достойных чекистов Северного Кавказа, в том числе – Евдокимова. Сербинов, насупясь, промолчал, а Малкин, опомнившись, пожалел о сказанном. Умерив тон, попытался сгладить впечатление рассуждениями о том, что многие арестованные враги народа, спасая собственную шкуру, готовы оговорить кого угодно, охотно называя среди своих связей фамилии известных чекистов.

– Понятно ведь, на что рассчитывают, мерзавцы! Надеются, что отводя удар от своих товарищей по оружию, следственные органы вынуждены будут смягчать удары, наносимые по ним. Или я не прав? – спросил Малкин, пытливо глядя в глаза собеседнику.

– Нет, почему же? В моей практике это было, – торопливо согласился Сербинов.

– Вот видишь! И Белобородов – не исключение. Я этого типа знаю. Значит, в таких делах нужно не торопиться с выводами и рапортами, а тщательно разбираться, проявлять высочайшую чекистскую бдительность. Согласен?

– Согласен.

– Вот и отлично. Я думаю, что мы сработаемся.

31

О Белобородове Малкин заговорил не случайно. Судьба свела его с этим человеком в апреле 1919 года, когда тот по решению ЦК РКП(б) прибыл в район Вешенского мятежа наводить «крепкий большевистский порядок». Буквально «с колес» он ворвался к командующему 9-й армии Княгницкому, предъявил мандат Совета Рабочей и Крестьянской Обороны, подписанный Лениным, и потребовал немедленно созвать совещание командного состава. Выступление его было коротким, а выводы беспощадными:

– Предатели! – говорил он, тяжело роняя слова. – Красноармейцы, истекая кровью по вашей вине, ведут тяжелейшие оборонительные бои с деникинцами, а вы, одуревшие от пьянства, не в состоянии оглянуться и посмотреть, что творится в тылу! Как можно вот так вслепую управлять боевыми действиями войск? Чем у вас занимаются контрразведка и фронтовые ЧК? Делят власть после объединения в Особый отдел? Почему бандитское выступление верхнедонцов оказалось для вас неожиданностью? Почему бездельничают политотделы? Это же очевидно, что никакой партийно-политической и культурно-воспитательной работы среди гражданского населения они не ведут, иначе знали бы, чем дышит тыл. Чем занимается Реввоенсовет армии? Почему не были пресечены выступления казаков, когда они были разрозненными, как допустили их объединение в мощную тридцатитысячную армию? Полагались на реввоентрибуналы? Думали, поставят они перед вами казаков на колени? Как можно было проморгать восстание? Сейчас всем ясно, что деникинцы стремятся к объединению с мятежниками – какие меры предлагает штаб, чтобы не допустить такого объединения? Какие меры следует предпринять, чтобы локализовать восстание? И разгромить? Вероятно, товарищ Гарькавый откроет нам свои мысли? Или сошлется на то, что он – врид с недельным стажем, и сегодня еще не имеет никаких планов? Предупреждаю всех, здесь присутствующих: не выправите в ближайшие дни положение, не разгромите мятеж – все от Гарькавого до Княгницкого, пойдете под реввоентрибунал!

Слушали Белобородова молча. Никто не перечил, не оправдывался. Понимали: оскорбительный тон, горячность ленинского посланца вызваны не только катастрофическим положением 9-й армии, оказавшейся в гуще борьбы с мятежниками, но и желанием проявить организаторские способности. Дали выговориться, так как знали: разберется в ситуации – многое переосмыслит. В марте не лучшим образом вел себя Троцкий. Тоже кричал, угрожая расправой. Казакам приказал сложить оружие, от командования Южного фронта потребовал в три дня подавить казачий мятеж… И что же? Восстание разгорается. Недавно сдался на милость казакам попавший в окружение 4-й Сердобский совполк. В результате мятежники получили кадровых боевых офицеров, согласившихся воевать в их рядах…

На следующий день Малкин по приказу штаба армии отбыл в низовые станицы Хопра, куда не успел еще докатиться вал восстания. Предстояло, не прибегая к массовому террору, понудить казаков сдать припрятанное на всякий случай оружие, изолировать на неопределенное время бывших младших офицеров и унтер-офицеров казачьих войск старой армии, обладающих военной подготовкой и способных организовать и возглавить повстанческие отряды. Словом, предстояло провести мероприятия упреждающего характера. Ему же было поручено организовать из числа местных коммунистов, советских работников и сочувствующих боевой отряд, способный в зародыше раздавить любое вновь возникающее повстанческое образование. Эту задачу Малкин решил в первую очередь. Но операция по изъятию оружия захлебнулась в самом начале. Угрозы, которые Малкин расточал в избытке, не действовали. Пришлось расстрелять нескольких казаков, у которых были изъяты при обыске несколько винтовок конструкции Мосина казачьей модификации, но облегчения это не принесло. Более того, он сразу понял, что допустил ошибку. Ту же ошибку, о которую в свое время споткнулся командующий белой «Южной» армией Иванов. Он тоже приказал расстрелять двенадцать казаков одной из сотен 1-го Вешенского полка, вышедшей из подчинения из-за бездушного обращения с ними командования. Чем это закончилось для белых – известно: возмущенные жестокостью казаки Верхне-Донского округа отказались повиноваться, вступили в переговоры с командованием Красной Армии, договорились, что та прекратит движение на Дон и распустили свои полки. И, видимо, не было бы этого мятежа, если бы красные выполнили договор и не развязали на Верхнем Дону красный террор с арестами и расстрелами, издевательством над местными жителями.

Что сделано – то сделано. И он сразу ощутил напряжение в отношениях со станичниками, поползли слухи о безрассудной жестокости «большевистского комиссара». Дружина стала распадаться. Почти ежедневно он недосчитывался по нескольку боевых единиц и вскоре в ней осталась лишь небольшая группа головорезов, которых держала возле Малкина кровь станичников, которой они были перепачканы по горло. В ту пору навестил Малкина в станице Букановской Белобородов. Выслушав его доклад, Белобородов посоветовал не церемониться с «контрреволюционерами», ужесточить репрессии, применяя их и к близким родственникам дружинников, дезертировавших из отряда. Вероятнее всего, Малкин так бы и поступил, если бы дальнейшие события не заставили его отказаться от кровавых расправ. Под напором объединенных повстанческих сил многие красноармейские части, отряды Чека и резервные части, расквартированные в хуторах и станицах, вынуждены были спешно отступать. Бежал в полном смысле этого слова и Малкин со своим отрядом, а несколько позже деникинские войска, прорвав фронт на стыке 8-й и 9-й армий, соединились с силами повстанцев. Мандат Белобородова, подписанный самим Лениным, оказался бессильным перед стремлением верхнедонцов установить на своей территории советскую власть без коммунистов.

Встречи с Белобородовым произвели на Малкина сильное впечатление. Он был в восторге от решительной беспощадности этого человека, во многом подражал ему и потом, когда их пути разошлись, внимательно следил за его карьерой. Информация о его уходе в троцкистскую оппозицию, о его исключении из ВКП(б) с последующей высылкой в Коми, вызвала в нем сожаление. Совершенно невозможно было понять, как доверенный Ленина, убийца последнего российского монарха, пламенный бореи за народное счастье оказался в стане злейших врагов советской власти. Весть о его реабилитации, восстановлений в партии и направлении в Азово-Черноморский край уполномоченным комитета заготовок при СНК РСФСР Малкин встретил с удовлетворением. Когда в 1936 году узнал о его аресте за связь с троцкистами – не скрывал от друзей ни смятения, ни страха. К тому времени в карательной практике органов госбезопасности многое изменилось. Широкое распространение получила фальсификация уголовных дел. С ведома и благословения ЦК ВКП(б) к арестованным, не дающим нужных показаний, стали применяться меры физического воздействия. Применялись они и раньше, но не так широко и открыто. Сами сотрудники госбезопасности уже не были так защищены от репрессий, как в предыдущие годы. Именно поэтому Малкин был так озабочен показаниями Белобородова на чекистов, работавших с ним в разные годы в одной упряжке. Следствие еще не закончено, и кто знает, чем закончится для Малкина его давняя, хотя и не очень близкая связь с Белобородовым. Поэтому и поспешил он загладить свою «вину» перед Сербиновым, у которого тоже немало связи в НКВД. «Пусть работает», – вспомнил он совет высокопоставленного друга и наставника Дагина, Авось придет тот счастливый миг, когда сработает дагинский крючок.