Текст книги "Коридоры кончаются стенкой"

Автор книги: Валентин Кухтин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 55 страниц)

– Недоуменный вопрос Ильина у меня вызвал недоумение, – злобно уставился Ершов на Ильина. – Обязанность всех членов партии, и Осипова с Ильиным в том числе, разоблачать и выкорчевывать врагов народа независимо от того, какие должности занимают Осипов и Ильин. Ценность коммуниста определяется сегодня с учетом того, скольких врагов народа он разоблачил лично. И мое желание услышать это от Осипова я не расцениваю как вражеский метод.

– Вы не ответили на мой вопрос, – сказал Ильин и сел. В последующих выступлениях коммунистов о работе горкома говорилось походя. Огонь резкой нелицеприятной критики был направлен в основном против Ершова. Его обвиняли в чрезмерной критичности против одного-двух человек, хотя критиковать за недостатки можно и нужно было всех. Его били за отсутствие самокритики (самокритика у него была выходная, сказал один из выступающих и вызвал всеобщий смех), упрекали в предвзятости по отношению к Осипову и беспощадно клеймили за плохое руководство крупнейшей парторганизацией, неоказание ей помощи, за бесчестное накопление информации о недостатках в работе горкома вместо своевременного принятия мер по их устранению.

Выступления ряда работников НКВД, призывавших, по наущению Малкина, признать работу горкома неудовлетворительной, были осуждены как злопыхательские. В резолюции, принятой по итогам обсуждения отчетного доклада, конференция признала политическую линию горкома правильной, а практическую работу – удовлетворительной. «Парторганизацией города, – отмечалось в резолюции, – проделана большая работа по разоблачению и выкорчевыванию троцкистско-бухаринских и иных шпионов и диверсантов-наймитов японо-немецкого фашизма, проклятых врагов партии и народа, пробравшихся к хозяйственному, советскому и партийному руководству города… Большая очистительная работа сопровождалась выдвижением молодых кадров, до конца преданных великому делу Ленина-Сталина».

Детально обозначив упущения в организаторской деятельности горкома, конференция обязала «будущий состав ГК строго руководствоваться решениями февральско-мартовского и январского Пленумов ЦК и до конца очистить городскую парторганизацию от остатков троцкистско-бухаринских и прочих наймитов кровавого фашизма, организовав повседневную и конкретную борьбу за ликвидацию последствий вредительства в хозяйственной, советской и партийной работе».

Осипов торжествовал. Малкин скрипел зубами. В перерыве он подозвал к себе Сербинова, Безрукова и Шалавина.

– Михаил Григорьевич, – обратился он к Сербинову с тихой угрозой, – месяц назад я поручал добыть компру на Осипова, Ильина и Литвинова. Почему до сих пор не доложили об исполнении?

– Вплотную этим занимается Безруков и, насколько я знаю, у него есть что сказать.

– Говори, – повернулся Малкин к Безрукову.

– Я поручил Захарченко выявить арестованных, знавших Осипова, и получить от них показания о местном терроре.

– И что?

– По агентурной разработке на днях арестован некий Гужный – участник краснодарской троцкистской организации.

– Ты уверен, что такая существует?

– Гужный признался, значит, уже существует.

– Какое отношение он имеет к Осипову?

– Никакого. Но он согласен дать показания о том, что Осипов и другие работники горкома рассматривают вас, Михаила Григорьевича и Газова с Ершовым как чуждых партии людей и намерены осуществить против всех террористический акт.

– Он уже дал такие показания?

– Показания есть, но протоколом пока не оформлены. Даем ему возможность дозреть и высказаться до конца.

– Чего ему дозревать? Отбирайте показания, какие вам нужны, и Пускайте его в расход.

– Через «тройку»?

– Ну не в суд же его направлять с липовыми показаниями! Что еще?

– Допрошен арестованный по делу Жлобы Алексеев. Он разоблачает связь Осипова со Жлобой и его бандой. Думаю, эпизод будет умопомрачительный.

– Что говорит агентура?

– Даны поручения агенту «Матухно», он близок к окружению Осипова.

Подошли Захарченко и Коваленко.

– Сколько ты еще будешь возиться с Гужным и прочими? – гневно навалился Малкин на Захарченко. – Осипов разбойничает на конференции, клевещет на органы НКВД, всячески поносит партийное и советское руководство края, а ты ждешь, пока Гужный созреет? Вообще мне непонятно, почему вы так вяло ведете себя на конференции? Я вас взял с собой штаны протирать?

– Я думаю, – заговорил молчавший до сих пор Сербинов, – что, имея под рукой Гужного и Алексеева, Осипова можно арестовать немедленно, прямо сейчас, на конференции, и незачем с ним миндальничать. Для всех очевидно, что он враг.

– Для всех очевидно, что он наш личный враг. Если б ты проявил смелость до конференции – все было бы гораздо проще. А вы чухались, боялись лишний раз задницу от кресла оторвать.

– Я абсолютно согласен с Иваном Павловичем, – горячо поддержал Малкина Безруков. – Не в части задницы, а в части того, что ареста на конференции ни в коем случае допускать нельзя. Делегаты встанут на дыбы – ведь очевидно, что они в большинстве своем на стороне Осипова. Примут еще одну резолюцию, направят в ЦК. Что будет после этого – представить нетрудно. Да и Газов с Ершовым на это не пойдут. Газов присматривается, а Ершов уже побит…

– На конференции Осипова не трогать, – согласился Малкин с доводами Безрукова. – Форсировать сбор компрматериалов и не только на него. Будем брать всех: Осипова, Литвинова, Ильина, Галанова, Матюту, Фетисенко… кто там еще?.. Гусев, Борисов… Прихватить кого-то из прокуратуры. Кстати, в крайкоме есть материалы на председателя крайсуда Михайлова… У нас на него тоже найдется кое-что: половину дел, мерзавец, спускает на тормозах. В общем – бить наповал. На сегодня задача такова: ложитесь костьми, но ни Осипов, никто другой из его банды не должны войти в новый состав ГК. Пройдут – пеняйте на себя.

Осипов прошел. И все названные Малкиным соратники Осипова – тоже. Яростная атака представителей УНКВД, потребовавших исключить его из списков для тайного голосования, вызвала дружный отпор делегатов конференции. Осипов не только, был избран в состав горкома, но и делегирован на 1-ю краевую партконференцию с правом решающего голоса.

Наблюдая за поведением Малкина и его команды, Осипов убедился в том, что попытка провалить его кандидатуру спланирована заранее. Взгляд Малкина в сторону делегатов от УНКВД; и на трибуну спешит Захарченко:

– Я даю отвод товарищу Осипову вот по каким мотивам: из его доклада и выступлений делегатов видно, что никакой борьбы, никакой мобилизации на ликвидацию последствий вредительства товарищ Осипов не вел. Более того, парторганизации, пострадавшие от вредительства, оставались без внимания секретаря ГК. И, наконец, Осипов не мобилизовал на борьбу за выкорчевывание остатков вражеских элементов и правильную реализацию решений ЦК об извращениях, имевших место в ряде партийных организаций. Осипов на заданный здесь вопрос, какое участие он принимал в разоблачении Рывкина, Бурова и других, скрыл свою позицию. Считаю, что в условиях сложной работы по окончательному разгрому троцкистско-бухаринских гнезд партийный руководитель должен стоять на высоте поставленных политических задач…

– Я не согласен с отводом, – вскочил с места делегат Ошин, – он плохо обоснован. Если Захарченко имеет сведения о том, что Осипов связан с врагами народа, так вы и говорите в такой плоскости. Конференция признала работу горкома удовлетворительной и оснований для отвода кандидатуры Осипова нет.

– Правильно, – поддержал Ошина другой делегат. – Нельзя сваливать на Осипова все недостатки. Все здесь присутствующие в равной степени ответственны за них.

Взгляд Малкина – и на трибуне Коваленко:

– Мне непонятна позиция многих делегатов. При выборах руководящих органов нашей организации мы должны исходить из указаний ЦК о том, что к руководству нужно допускать все лучшее, способное организовать борьбу и до конца защищать генеральную линию партии на выкорчевывание врагов народа. Осипов этого не делал, работая в прошлом составе бюро, и где уверенность, что он будет это делать, войдя в новый состав? Поэтому непонятно, почему делегаты возражают против отвода.

– Глупо спрашивать, почему делегаты поступают так, а не иначе, – возразил Гарькавый. – Мы не обязаны перед вами отчитываться. У каждого члена партии есть голова на плечах и разрешите ей думать. Вы здесь вместе с Ершовым навалились на Осипова, нашли козла отпущения. А я считаю, что в тех недостатках, которые вскрыла конференция, виноват прежде всего Ершов. Распустил здесь нюни – Осипов, Осипов… Работают в одном здании, в неделю раз зайди, поинтересуйся, как дела, подскажи, если сам соображаешь. А то ходит с камнем за пазухой. Накапливает, накапливает, а дело валится и он доволен: будет чем Осипова звездануть. Товарищи коммунисты, я уверен, что здесь пытались расправиться с Осиповым не в интересах дела, а в личных интересах. Кому-то он наступил на лапу. Поэтому предлагаю: обсуждение кандидатуры Осипова прекратить, и вопрос о его оставлении в списках кандидатов поставить на голосование.

Проголосовали. 154 голоса – за оставление, 51 – против. Из группы НКВД кто-то крикнул:

– По данным мандатной комиссии, на конференции двести тринадцать делегатов, приняли участие в голосовании больше. Счетчики химичат!

Уточнили. Присутствуют 235 делегатов. Проголосовали: за Осипова – 156, за отвод – 52. Обстановка разрядилась, напряжение спало. Лица делегатов повеселели. Правду говорят: гуртом легко и батьку бить.

И побили. При выборах делегатов на краевую партконференцию дружно провалили кандидатуру Сербинова. Провалили с треском, обвинив его в скрытых связях с Польшей, чем фактически выразили политическое недоверие.

Объявив конференцию закрытой, Осипов и Литвинов вышли в опустевший зал.

– Как самочувствие? – спросил Литвинов.

– Нормальное. Каким ему еще быть?

– По тебе не видно. Серым стал. Почему скомкал сценарий?

– Не хотел подводить товарищей.

– Твой голос звучал одиноко. Если бы критика исходила от рядовых коммунистов – пользы было бы куда больше.

– Не смог удержаться. Наболело.

– Жаль. Ты все испортил.

– Нет. Читай резолюцию. Ершов и Малкин ушли битыми.

– Не было остроты.

– Вначале. А потом… Мы победили, Федя! Мы победили!

На следующий день состоялось заседание пленума ГК ВКП(б) нового состава. Первым секретарем ГК был избран первый секретарь крайкома Газов, по совместительству. 2-го секретаря предстояло выбрать из четырех заявленных кандидатур. Названный в их числе Осипов сделал самоотвод.

– Имея малый опыт партруководящей работы, – сказал он, мотивируя свое решение, – я не в состоянии охватить такую массу дел. Чтобы справиться с ними, надо учиться, а сейчас надо не учиться, а руководить, устранять недостатки, которых, как правильно указала партконференция, накопилось очень много.

– Руководить будет Газов, – резонно заметил один из членов пленума. – Ты будешь вкалывать.

– Я уже вкалывал. Что из этого получилось – вы знаете.

– Осипов правильно понимает текущий момент, – обрадовался Ершов такому повороту, – поэтому предлагаю просьбу товарища Осипова удовлетворить.

Удовлетворили. Вторым секретарем подавляющим большинством голосов был избран Давыдов – друг Малкина, работавший до конца 1937 года секретарем РК ВКП(б) в гор. Туапсе. В Краснодар Малкин перетащил его сразу после выборов в Верховный Совет СССР, после того, как Давыдов вручил ему мандат депутата. Рука руку моет.

Приступили к избранию третьего секретаря, и снова в списках кандидатов появилась фамилия Осипова. Опасаясь, что в этот раз так легко отделаться от него не удастся, Ершов выступил с пламенной речью, в которой, лицемерно отдавая должное положительным качествам Осипова, рекомендовал все же избрать третьим секретарем депутата Верховного Совета СССР машиниста-железнодорожника 1-го класса Проценко. Пленум дружно проголосовал за это предложение. Таким образом, и Осипов, и Литвинов, который вместе с ним котировался на должность второго и третьего секретаря, остались не у дел.

После пленума Малкин разыскал Осипова в одном из кабинетов горкома.

– Сергей Никитич! Привет! – он протянул ему руку и крепко пожал, будто были они закадычными дружками. – Устал?

– Как все, – дернул плечом Осипов, но неприязни не выказал.

– Я тоже. Невероятно! Вся эта суета, конференции, заседания, я в своей Управе уже неделю не появлялся. Слушай, Сергей Никитич! По-моему, мы с тобой слишком далеко зашли в противостоянии. Спорим, грыземся, а кому от этого польза? Что в итоге? Пшик? Все идет своим чередом, а мы изматываем себя. Предлагаю мировую. Честное слово! Забудем распри. Ведь и цель у нас одна, и враг один, и силы надо беречь для полезной борьбы. Кстати, ты когда был в отпуске в последний раз?

– Года три-четыре назад, – ответил Осипов, расслабляясь. Малкин говорил так искренне, с таким участием, что Осипов смягчился. – А что?

– О-о-о! Пора отдохнуть, иначе загнешься. Если не возражаешь – устрою тебе прекрасный отдых в Сочи. У самого синего, моря. На правительственных дачах. Выбирай любую, кроме девятой, конечно.

– А что там?

– Дача товарища Сталина. Там особый режим и там даже я бессилен. Поезжай с женой, с дочкой. Заслужил.

– Я подумаю, – сдержанно улыбнулся Осипов. – Я действительно очень устал.

– Тогда и думать нечего! Я сегодня же скажу Абакумову, он все устроит. В начале июля я на недельку загляну в Сочи, покажу тебе все достопримечательности. Лучшего гида тебе не сыскать.

– Уговорил! – засмеялся Осипов.

– Ну и молодец. Путевку я тебе пришлю.

– Только после краевой партконференции.

– Да что там той конференции – дня два, не более. Напишешь заявление об освобождении от участия в конференции в связи с выездом на лечение – и все. И волки сыты, и овцы целы.

Расстались дружески. «А он вроде бы и ничего, – размышлял Осипов после ухода Малкина. – Когда не при исполнении – нормальный мужик. Видно, тоже нелегко. Давят сверху, снизу, жмут со всех сторон».

59

Сразу после конференции Малкин укатил в Сочи. Но ненадолго. На пару дней. Он часто навещал этот город у моря, но не потому, что организация работы горотдела требовала его особого внимания. Здесь остались его друзья, среди которых он легко забывал о всех неурядицах, отдыхал душой и телом. Здесь было где и с кем отвести душу.

Кабаев и Абакумов встретили его на трассе у въезда в город и по тому, как они общались между собой, обменивались замечаниями, репликами, он сделал вывод, что отношения между ними сложились добрые. Впрочем, зная добродушный, терпеливый, в меру уступчивый характер Кабаева, иных взаимоотношений он и не предполагал.

В столовой дачи № 4 был накрыт обильный стол с вяленой олениной и копченой медвежатиной, с горами зелени и дымящейся шурпой. Стол украшали вспотевшие бутылки боржоми и любимого Малкиным армянского коньяка. Пили, закусывали. Говорили о разном, не касаясь служебных вопросов. Однако вскоре хмель развязал языки.

– Ты мне так и не рассказал о своей работе на ДВК, – обратился Малкин к Кабаеву. – Секрет?

– Ну что вы, Иван Павлович! – при Абакумове Кабаев обращался к Малкину только на «вы». – Какой секрет от вас? Видно, не доходила очередь.

– Как там Люшков?

– Лютует. «Укрепляет» границу. Наводит ужас на командный состав. Проводит многочисленные аресты среди командиров и политработников. В неофициальной обстановке проклинает Блюхера, Ежова, очень непочтительно отзывается о Сталине.

– Это на него непохоже.

– Часто удручен и много пьет. Замучил Кагана… Вы его помните?

– Этого ублюдка, которого Люшков притащил из Москвы в Ростов? Еще бы! Так он там?

– Да, прибыл несколько позже нас. Так вот, о Люшкове: в его назначении на ДВК кроется какая-то тайна. По отрывочным фразам, полунамекам, а в последнее время по беспокойству, удрученности и паническим срывам, у меня сложилось впечатление, что на ДВК он прибыл со специальным заданием, с выполнением которого не все ладится.

– Уверен, что… – Малкин осекся. – Ну-ну?

– В интимной обстановке неоднократно заявлял, что лично знаком со Сталиным еще со времен Ягоды, были случаи – выполнял его персональные задания.

– Хотят сожрать Блюхера!

– Возможно. – Потому что к штабу Особой Дальневосточной Армии, которой командует Блюхер, он питает особое пристрастие.

– Тогда почему удручен? Мучает совесть? Или не хватает компры?

– Скорее последнее. Блюхер опытный командарм и не Люшкову тягаться с ним.

– Не скажи. Если лишить его старых, опытных командиров и заменить их молодыми – неизбежны сложности. Молодежь начнет ломать дрова, и тут только успевай.

– Не знаю. В последнее время он сильно сдал.

Постарел, осунулся, а в глазах столько лютости, что мороз по коже.

– Значит, чувствует скорый конец. А-а! Все мы под одним сапогом. Сегодня пьешь коньяк, а завтра будешь захлебываться собственной кровью.

– Нельзя так мрачно, Иван Павлович! – не выдержал Абакумов. – У нас-то все пока в норме!

– А бунт твоих Никишина, Древлянского, Берестова, Кондратенко? Это норма? Ладно – Никишин: за ним преступная связь с объектами разработок, прямое предательство, а Древлянский и Берестов? Выступили против руководства отдела! Не согласны, видите ли, с массовыми операциями! Как поступать с ними? Завтра придут к руководству НКВД новые люди, осудят массовые операции – и пиши пропало. А Кондратенко, отказавшийся принимать участие в тех же массовых операциях? Ты, Абакумов, ни хрена не знаешь. Сидишь тут на солнышке, водку пьешь да задницу греешь и не знаешь, что в Новороссийске бывший сочинец Одерихин забросал рапортами УНКВД и наркома. Не согласен, видите ли, с методами ведения следствия. Самое обидное, что он прав, а изменить ничего нельзя. Возник конфликт между УНКВД и руководством Краснодарского горкома, слава богу, уже бывшим. Пошли стенка на стенку. Тоже обвиняют нас в незаконных арестах, и тоже сигнализируют в ЦК. Хорошо хоть у крайкома имеем поддержку.

– Трудное время, – посочувствовал Кабаев.

– Трудное – не то слово! – отозвался Малкин. – В Москве арестован наш бывший коллега Жемчужников…

– Жемчужников? – подхватился Кабаев. – Тот самый…

– Тот самый, – усмехнулся Малкин. – Бывший начальник СПО Кубанского оперсектора ОГПУ, с которым мы с тобой водку пили в двадцатых под руководством Папашенко. Говорят, дал уже показания на Папашенко и Фриновского.

– Елки зел… Так он же и нас потянет за собой!

– До нас пока дело не дошло, но мне сообщили, что в Орджоникидзевском крае уже есть показания на меня и на Сербинова. К счастью, их пока во внимание не берут, но… чем черт не шутит, когда бог спит, – Малкин помолчал, почесал затылок. – Такие дела, ребятки. Работайте дружно хоть вы, избегайте конфликтов, чтобы хоть за вас быть спокойным.

– Что нам делить? – улыбнулся Абакумов, дружелюбно взглянув на Кабаева. – У нас все общее.

– И бабы тоже? – засмеялся Малкин.

– А кто их знает, – поддержал шутку начальника Абакумов, – может, и бегают от меня к нему, от него ко мне.

– Не перестреляйтесь только. Появится яблоко раздора – сразу выбрасывайте на помойку.

– Да ладно вам, – залился краской Кабаев, – какие там бабы! На свою сил не хватает, скоро уйдет к дяде.

– А вот этого допускать нельзя, – серьезно возразил Малкин, – ты должен быть чистым и надежным. Иначе – хана.

Помолчали. Абакумов наполнил стопки. Выпили. Малкин выбрал кусок медвежатины и стал нарезать аккуратные ромбики.

– В крайкоме я просмотрел сочинскую статистику. У вас чрезвычайно много недружественных националов: греков, немцев, поляков, латышей.

– До сих пор мы их брали только при наличии оснований.

– Основания нужно выискивать, а не ждать, когда кто-то поднесет их на тарелочке. У этой срани круговая порука и крепкие связи. Достаточно взять одного, чтобы раскрутить всех. На днях я направлю вам указание о проведении дополнительной операции по этой категории. Оставляйте стариков да малолеток. Остальных на Север. Хватит им в Сочи жир нагуливать.

– Местные руководители стонут, – мягко возразил Абакумов. – Большой дефицит кадров, особенно в санаториях, домах отдыха, на транспорте. Некому обслуживать курортников.

– Пусть приглашают из Центральной России. Умные руководители давно так поступают.

– А где их размещать? Нужно жилье.

– Это проблема хозяйственников. В Сочи должен проживать самый надежный контингент, иначе мы не сможем обеспечить надежную охрану руководителей партии и правительства. В общем, директиву я пришлю, а вы, не дожидаясь ее, начинайте действовать. Ты мне покажи свое хозяйство, – неожиданно обратился Малкин к Кабаеву. – Хочу взглянуть на расстановку трассовой агентуры. Ты укомплектовался?

– Не совсем. Вы же знаете, это сложный вопрос. Так вы хотите взглянуть прямо сейчас?

– Да. Пойдем.

Абакумов, поняв, что Малкин пожелал переговорить с Кабаевым наедине, под благовидным предлогом остался на даче.

– Ну, как он тебе? – спросил Малкин, когда они вдвоем пешком направились к горотделу.

– Осторожничает. Потом срывается и начинает ломать дрова.

– Странный мужик. Хотя чувствуется, что за это время вырос. Может, тебе направить кого понапористей? Не стесняйся, говори. За Сочи я беспокоюсь не меньше твоего.

– Если есть такая возможность.

– Шашкина, например.

– Я его плохо знаю.

– Да ты ж в Армавире работал с ним.

– Я с ним мало общался. Знаю, что его там недолюбливали за грубость.

– Да. Он грубоват. Так ведь я тоже не находка. Он компанейский мужик, для Сочи в самый раз. Не любит заглядывать наперед, поэтому прет, как бугай. С националами управится в два счета.

– Смотри сам. Я тебе доверяю. Тем более говоришь, что за Сочи болеешь не менее моего.

– Так и решим. Шашкина пришлю к тебе. На его место возьму Сорокова из Новороссийска. Абакумова отправлю в Новороссийск. Лады?

– Договорились. Только чем объяснишь?

– Служебной необходимостью. Когда меня швыряли по Северному Кавказу – никто не объяснял мотивы, надо и все. В интересах службы. Мы люди военные.

Вечером Малкину позвонил Сербинов. Голос его был встревожен, срывался на визг.

– Провокация, Иван Павлович! Новая обструкция! Воронов отказывается помещать мой портрет на плакате кандидатов в депутаты и предлагает исключить меня из списков.

– Час от часу не легче. Откуда такие сведения?

– Ершов позвонил.

– Мотивы объяснил?

– Мой провал на городской партконференции.

– Ты с ним говорил?

– С Вороновым? Нет.

– Ну и не надо. Приеду – разберусь. В конце концов это, вероятно, его личное мнение как завотделом печати крайкома. Мнение! Так что не суетись, не отчаивайся и, главное, успокойся. Как обстановка? По Жлобе не определились?

– Определились. На десятое июня назначено заседание выездной сессии Верховного Суда СССР. Слушать будут у нас. В актовом зале.

– Все-таки не решились взять к себе?

– Это их дело. Наше дело обеспечить охрану. План мероприятий я уже набросал.

– Молодец. Я вернусь завтра во второй половине дня. Передай Ершову, пусть дождется. Он звонил в Адыгею?

– Звонил. Договорились, что на краевой партконференции я буду представлять Адыгейский обком с правом решающего голоса.

– Вот и чудненько. Считай, что мы здорово утерли нос краснодарским большевикам.

– Это внешняя сторона. А на душе муторно. Хоть и не прямо, но они обвинили меня в шпионаже в пользу Польши.

– Дуракам закон не писан. Успокойся и жди моего приезда.