Текст книги "Коридоры кончаются стенкой"

Автор книги: Валентин Кухтин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 55 страниц)

12

Поразмыслив в спокойной обстановке, Малкин решил, что зря накричал на Абакумова. Во-первых, человек в должности без году неделя. Работа для него новая, местность незнакомая, нагрузка огромная, естественно, тяжело. Через полгода-год из него можно будет веревки вить, а пока не притрется, не освоится – кричи, не кричи – толку не будет. Во-вторых, что из того, что Заратиди арестован? Арестован – и хрен с ним, так, может быть, даже лучше. Меньше мороки. Конечно, походить за ним было б нелишне, но если сорвалось, не биться же головой о стену. И потом: разве сложно выявить связи без его участия? Если хорошенько поработать с соседями, одноклассниками, с товарищами по работе? Да и сам он не железный, расколется.

Размышляя так, Малкин сел за стол и потянулся к почте. За два дня ее скопилось немало. Бегло перебрав содержимое папок и не обнаружив ничего сверхсрочного, «отписал» бумаги начальникам отделений и вернул секретарю.

– Тут вот еще одна, из Наркомвнудела, – секретарь положила перед Малкиным конверт с сургучными печатями. – Доставлена фельдсвязью.

– Оставь. Я ознакомлюсь.

Письмо было из следственной части НКВД СССР.

«Срочно… Только лично. Начальнику Сочинского горотдела НКВД майору госбезопасности т. Малкину.

Нами расследуются факты преступной деятельности бывшего уполномоченного ВЦИК СССР по гор. Сочи Метелева, бывших первых секретарей Сочинского ГК ВКП(б) Гутмана и Лапидуса, а также ряда других врагов партии и народа, входивших в сочинскую, таганрогскую и ростовскую троцкистские организации, действовавших по директивам Белобородова и имевших организационную связь с троцкистами Москвы и Ленинграда, а также с правыми в Ростове-на-Дону и в Москве, с эсерами, дашнаками и меньшевиками в Сочи, Краснодаре и некоторых других городах Советского Союза.

На основе тщательного анализа деятельности Сочинских ГК ВКП(б), горсовета, ГК ВЛКСМ и других общественных и хозяйственных организаций, выяснить:

а) какой отрицательный результат дала реализация принятых ими решений в 1934–1936 годах;

б) какой след оставили эти решения в сознании трудящихся города;

в) каким образом это отразилось на отношениях горожан и сезонных рабочих, занятых в строительных и других организациях города.

Добытый материал вместе с запросом высылайте в наш адрес.

«Молодцы придурки, – возмутился Малкин. – До ветру не сходят, пока не напакостят. Это ж надо додуматься поставить так вопросы. Попробуй, вычлени из вреда от расхлябанности, ошибок и просчетов, от неумения организовать, вред, причиненный вражеской деятельностью. Взорвали завод – тут все ясно, убытки можно разложить по полочкам. А в данном случае? Ведь решения-то в общем принимались правильные. Не встанет же замаскировавшийся враг на виду у всех и не крикнет во все горло: «Вот я вредитель, делай по-вражьи, как я!»

Малкин собрал руководящий состав отдела, ознакомил с запросом.

– Что будем делать? Что отвечать? – обратил он свой взор на заместителя.

– Мне трудно советовать, я этих метелевых-гутманов в глаза не видел, – ушел от прямого ответа Абакумов. – Но думаю, что постановления пленумов и решения бюро горкома, если их рассмотреть под правильным углом, могут стать хорошим подспорьем для написания ответа.

– Правильно, – поддержал Аболин, – особенно много фактуры в протоколах и стенограммах пленумов и собраний партактивов. Там коммунисты ставили вопрос ребром – вот вам и оценка деятельности прежнего руководства.

– А докладные записки руководителей ведомств? – подхватил Захарченко. – А приказы о взысканиях? Проанализируем дела об антисоветской пропаганде, о вредительстве, сделаем выписки, снабдим их короткими комментариями – и пусть захлебываются.

– И не нужно никаких дополнительных проверок, – подытожил Абакумов.

Малкин, довольный, улыбался. Ему нравилось, как близко к сердцу приняли подчиненные его озабоченность. – Золотоголовые вы мои, – произнес он с легкой иронией, – что бы я без вас делал? Вы с такой легкостью берете то, что лежит на поверхности.

Ладно. По Сеньке шапка. Какой вопрос – такой ответ. Готовьте фактуру, комментарии, а мы с Абакумовым сварганим отписку. Договоритесь между собой, кто где будет производить раскопки. Срок исполнения… – Малкин зачем-то взглянул на часы, – три дня хватит?

– Вполне, – поторопился за всех ответить Захарченко. Остальные, соглашаясь, закивали головами.

«Черт бы их подрал, этих гутманов, лапидусов, – выругался Малкин, когда за Абакумовым, выходившим последним, закрылась дверь. – Навязались на мою голову. И эти, мудаки-москвичи, мусолят, мусолят, сколько можно? Давно пора всю банду пустить в расход».

Чертыхаясь по любому поводу, он никогда всуе не поминал Бога, хотя относил себя к воинствующим безбожникам. Эту странность подметили в нем подчиненные и при случае зубоскалили по этому поводу, но лишь тогда, когда была полная уверенность, что их «шуточки» не достигнут ушей начальства.

Почувствовав усталость, Малкин заперся в кабинете и прилег на диван. В голову полезла назойливая несуразица и, разворошив залежи памяти, извлекла на поверхность горькие воспоминания о недавней обиде. Перед глазами возник омерзительный облик Осокина, посягнувшего на его независимость. «И ведь выскользнул, подлец, из рук в самый неподходящий момент», – снова зашевелилась злость. Он и сегодня еще томился в догадках: спасла Осокина случайность или вражья рука Шеболдаева, ловко умевшего уводить от беды своих выдвиженцев, когда они по уши зарывались в грязь. Как бы там ни было, но Малкин тогда остался с носом и даже сейчас, по прошествии почти трех лет не мог успокоиться, предать забвению и простить себе допущенную ошибку. Винил в этом и Евдокимова. Это он в том памятном разговоре рекомендовал не торопиться с принятием мер. Прислушался. Не спешил. Компромат, правда, собирал и вел себя с ним напористо, бескомпромиссно. Обставил осведомителями. Донесений немедленно анализировал, проверял, закреплял и был готов при необходимости предать осведомителей и пустить их по делу в качестве свидетелей. Участвуя в мероприятиях, проводимых райкомом, не упускал случая, чтобы выставить напоказ некомпетентность первого секретаря. Он обвинял его окружение в развале организационно-партийной и политико-воспитательной работы, в протаскивании канцелярско-бюрократических методов руководства, в оказёнивании партийной учебы, в ослаблении классовой бдительности и засорении партийных и хозяйственных кадров классово чуждыми элементами. В ход шли стандартные партийные формулировки, которые использовались, как правило, при исключении коммунистов из рядов ВКП(б). Здесь было все: и «допущение обактивления врагов народа в результате бездеятельности, семейственности и круговой поруки», и «глушение сигналов рядовых коммунистов, пытавшихся разоблачить вражеские вылазки отдельных руководителей района» и «нежелание мобилизовать парторганизацию на разоблачение и уничтожение врагов партии и народа, и «проведение явной линии на разложение советской работы».

– Подмена руководства горсовета и отдельных, а точнее сказать, подавляющего большинства хозяйственных организаций при полной некомпетентности райкомовских кадров, – злобствовал Малкин, прекрасно понимая, что перегибает, – все чаще приводит к колоссальным потерям. Думаю, что всем нам предстоит в ближайшее время принципиально, по-большевистски разобраться кто есть кто и что происходит в действительности: являются ли безобразия, которые мы имеем, результатом ошибок и грубых просчетов, или прямого, осознанного вредительства.

«Вредительство! Конечно, вредительство!» – вопили анонимные доброжелатели в доносах, которые пачками ложились на стол Малкина. «Считаем своим патриотическим долгом просигнализировать Вам, товарищ Малкин, о чужаках с явно контрреволюционным уклоном, о наличии политически нездоровых настроений среди населения города, и особенно среди вербованных и прочих приезжих, проживающих в бараках, о сползании с марксистских позиций некоторых коммунистов, сочувствующих и беспартийных большевиков. Вам нужны факты? Пожалуйста! На днях трое рабочих хулиганы Сидоров, Иванов и Петров изуверски издевались над рабочим-татарином Абас Амахмедовым, беспричинно и грубо обзывая его татарином, а завпарикмахерской Хохмидзе запретила парикмахерам говорить по-грузински во время обслуживания клиентов других национальностей. Разве это не есть проявление великодержавного шовинизма?» «Товарищ Малкин! Инженерно-технические работники Балагуров, Копайгора, Мочалкин и Пеньков во время пьянки с рабочими в рабочее время травили антисоветские анекдоты и нелестно отзывались о товарище Сталине. Все четверо коммунисты…»

Малкин стервенел и матерился.

– Вот! – кричал он начальнику секретно-политического отделения. – Полюбуйся! Распустил людей. Со всякой мутью лезут к нам. Надо выявить с десяток злопыхателей и под суд. Немедленно! Иначе захлебнемся в этом дерьме!

– Так здесь же конкретные факты, Иван Павлович, – осторожно сопротивлялся начальник отделения, – их легко проверить.

– Нечего проверять! – ответил Малкин. – Такого дерьма в протоколах бюро хоть ж…й ешь. Осокин за это и сам карает и с такими фактами к нему не подкопаешься.

– По-моему, Осокин понял ошибку и ищет примирения.

– Притворяется. Я ему не верю. Спит, гад, и видит себя на моем горбу.

– Агентура тоже ничего путного не дает.

– Тогда зайди с другого боку, оставь пока пятьдесят восьмую. Они сейчас ворочают средствами в десятки миллионов. Естественно, расхищают, разбазаривают.

– Это больше касается хозяйственников.

– А райком для чего? Для мебели? Все он знает и не без выгоды прячет концы. Не зря держат меня на расстоянии: ни в бюро, ни в состав пленума не ввели и на заседания не приглашают.

Пока Малкин выискивает фактуру – для обоснования карательной акции против Осокина, произошли события, заставившие его отказаться от коварной затеи. Нагрянувшая в Сочи комиссия крайкома во главе с уполномоченным КПК при ЦК ВКП(б) по Азово-Черноморскому краю выявила полную неспособность партийного руководства влиять на бурные процессы роста будущего образцового пролетарского курорта. Осокин и его заместитель были освобождены от занимаемых должностей. Жесткой чистке подверглись горсовет и хозяйственный аппарат. По докладу комиссии крайком принял решение о коренной перестройке партийной и советской работы. Из Сочинского района был выделен самостоятельный административный центр Сочи-Мацеста-Хоста с прилегающей курортной зоной, а оставшаяся часть переподчинилась Адлеру, который получил статус райцентра. Для подготовки к партийной конференции и к выборам руководящих органов городской партийной организации Азчеркрайком создал оргбюро по городу Сочи, секретарем которого стал бывший сотрудник краевого комитета партии Гутман. Видимо, не слишком полагаясь на местных коммунистов, новоиспеченный секретарь привез с собой команду из бывших работников таганрогской и ростовской парторганизаций, которых расставил на ключевые посты, обеспечивающие жизнедеятельность и развитие города-курорта. Для наведения большевистского порядка, обеспечения твердого руководства и координации действий по реконструкции курорта была введена должность уполномоченного ЦИК СССР.

Малкин внимательно присматривался к переменам, прислушивался к мнению масс, взвешивал все за и против. Созвонился с Евдокимовым, поинтересовался, как быть с Осокиным.

– Никак, – сухо ответил Евдокимов. – Забудь о его существовании. Материалы, которые собрал против него, пришли мне.

Малкин повздыхал, но подчинился.

18 ноября 1934 года состоялась первая городская партийная конференция. Гутман, безбожно картавя, делал доклад. Смоляные глаза его, выбрав в переполненном зале фигуру посолидней, впивались в нее жестко и неотразимо и после двух-трех значительных фраз, описав полукруг, останавливались на другой, не менее представительной. Создавалось впечатление, что общается он не с залом вообще, а с отдельными лицами, и мысли свои внушает не всем, а лишь избранным, возвышая их над общей массой.

Малкин слушал докладчика внимательно, взвешивая и оценивая каждое его слово, проверяя озвученные мысли на политическую зрелость. Держался Гутман независимо и говорил, словно клейма ставил.

– Бывшее руководство, – вещал он, двигая густыми бровями, – в условиях стомиллионных вложений в развитие курорта не справилось с возложенными на него обязанностями. Вопросы работы курорта и благоустройства города не были поставлены в центр внимания. Не было должной работы по подбору, росту и расстановке кадров, по организации партийно-массовой работы, по поднятию авангардной роли коммунистов, укреплению личной ответственности каждого за порученное ему партийное дело. Вследствие ослабления классовой бдительности были допущены отдельные явления разложения даже среди районного партийного руководства. Вы знаете, о ком я говорю. Вскрыты факты извращения политики партии, что должно явиться для нас серьезным политическим уроком, заставить насторожиться и присмотреться друг к другу. Выявленные факты опошления пропаганды решений семнадцатого партсъезда еще раз напоминают нам, что классовый враг далеко не дремлет, что там, где ослабевает революционная бдительность, создается атмосфера зажима большевистской самокритики, – партруководство становится киселеобразным, враг наглеет, распоясывается и творит гадкие дела.

– По-моему, он такой же трепач, как его предшественник, – наклонившись к Малкину, шепнул сидевший рядом начальник отдела милиции. – Где какая дрянь ни возьмется – все на нашу голову.

– Меня тоже имеешь в виду? – тоном, обиженного спросил Малкин.

– Ты не в счет. На твоем месте и нужен был чужак. Как-никак карающий меч. Я вот об этих созидателях. Прислали Осокина для укрепления, так сказать. Наломал дров – сняли, прислали Гутмана. Наверняка будут рекомендовать Первым. Помяни мое слово: не успеет освоиться – сменят. И присылают – один другого хлеще. Болтать умеют, этого у них не отберешь. Дело делать некому.

Малкин согласно кивнул. Верно говорит начальник рабоче-крестьянской милиции. Есть в стране такая глупая практика: сочинцев, краснодарцев, ростовчан выдвигают на руководящие должности в другие города, оттуда присылают не лучших. Мечется по стране рать неприкаянных «специалистов» в надежде прижиться на одном месте, обрасти мохом, а их опять в прорыв или того хуже – на парашу.

Гутман, неистово жестикулируя, рисовал картины разрушения, полученные им в наследство:

– Стройки механизированы слабо, – бросал он в нестойкую тишину, – имеющиеся механизмы используются неправильно и нерационально. На строительстве автотрассы при трех тысячах рабочих всего два действующих экскаватора и те больше стоят, так как руководители Шосдорстроя не обеспечили их горючим и запасными частями. Тысячи рабочих вручную производят, выемку десятков тысяч кубометров земли. Отсюда удорожание строительства. Причем удорожание осознанное. Руководители строек вельможно извращают политику партии в области заработной платы, превышая республиканские нормы в два – пять раз. Но и это не уменьшает текучесть кадров. Почему? Да потому, дорогие товарищи, что к рабочим здесь отношение скотское. Люди, создающие дворцы для нашего пролетарского государства, для наших знатных людей – стахановцев и ударников, живут и работают в кошмарнейших условиях. Готовясь к этой конференции, мы за два месяца побывали в некоторых местах проживания строителей. Что мы увидели? В бараках Кавмелиостроя клопы, вши, грязь. Крыши дырявые, нет освещения, матрацев, тумбочек. Рабочие по два месяца не бывают в бане! За эти безобразия мы отдали начальника строительства под суд. В каком состоянии дело против него – прокурор Ровдан в своем выступлении вам доложит. Еще хуже условия в бараках первого прорабства Шосдорстроя. Там вообще творится невообразимое. На всей территории кал и мусор. В бараках потолки обваливаются. Вошебойки не устроены и белье не дезинфицируется. Я уже дал команду товарищу Ровдану разобраться с начальником снабжения Дорстроя, а также прорабом и парторгом. Боюсь, не пришлось бы заняться ими товарищу Малкину, потому что здесь просматривается не просто бездеятельность и бездушие, а, скорее всего, вполне осознанное вредительство.

– Об этом говорил и Осокин в своей тронной речи, – снова не удержался от комментария начальник милиции. – Тот, кто сменит Гутмана, будет говорить то же самое.

– А куда милиция смотрит? – пошутил Малкин.

– Милиция под райкомом и прокурором. Попробуй сунься без спросу, так огреют…

– То-то, я смотрю, ты вроде как контуженный. Что ж молчал до сих пор?

– Конечно, не все так плохо, – продолжал размышлять вслух Гутман. – Бурно разворачивается строительство новых здравниц: центрального санатория РККА, Курупровских, Наркомзема, НКВД, ГУИТУ и других. Реализуются, правда, не лучшие проекты. ГУИТУ, например, умудрилось построить даже санаторию, издали похожую на тюремное здание.

В зале хихикнули. Малкин вспыхнул, но сказал спокойно, с приглушенной угрозой:

– А вы не смотрите издали. Осокин тоже смотрел на все издали, вот и досмотрелся.

В зале зааплодировали. Гутман стушевался.

– Я, Иван Павлович, совершенно не имел в виду вас обидеть, – сказал он тоном сожаления. – Я знаю, что вы к этому делу совершенно не причастны. Тем более что здравницы НКВД вполне отвечают современным требованиям. Извините, если я невнятно выразился и ненароком вас обидел.

В зале зашептались.

– Мы ждем от вас не извинений, а дела. Настоящей большевистской работы, а не болтовни, каковой мы достаточно наслушались и до вас, – произнес Малкин наставительно и ему снова зааплодировали.

Гутман униженно кивнул в знак согласия и торопливо заговорил о задачах, которые предстояло решить парторганизации города в ближайший период.

В перерыве Гутман нашел Малкина, стоявшего в окружении делегатов конференции от партийной организации горотдела НКВД.

– Иван Павлович, – заговорил он смущенно, глядя на Малкина снизу вверх. – Еще раз прошу вас извинить меня за недоразумение. Совершенно искренне уверяю вас, что сказанное в адрес ГУИТУ совершенно к вам не относится.

– Да ладно вам, Гутман, чего вы суетитесь? – Малкин откровенно брезгливо взглянул в его растерянные, но, как показалось, неискренние глаза. – Это даже хорошо, что, оторвавшись ненароком от заготовленного текста доклада, вы сказали так, как думаете. – Отвернувшись от Гутмана, он заговорил с коллегами так, словно не было радом повинного человека. Потоптавшись, тот незаметно ретировался.

После прений и принятия резолюции по докладу началось выдвижение кандидатур в руководящие органы горкома партии. К удивлению Малкина, его фамилии в списке, предложенном одним из членов президиума конференции, не оказалось. Он чуть не задохнулся от обиды. Нервное напряжение было так высоко, что он почувствовал, как подкатывает тошнота. Под мышками взмокрело, лоб покрыли крупные капли пота. Дальше все проходило как во сне. Избрание в состав пленума его не удовлетворило. В сложившейся ситуации он разглядел заранее продуманную акцию, которую воспринял как оскорбительный вызов с далеко идущими последствиями.

– Ну, что ж, – прошептал он мстительно, – я в борьбе не новичок.

13

Малкина разбудили чуть свет. Звонил Абакумов.

– Что стряслось, Николай, почему не спишь?

– Не до сна, Иван Павлович. Заратиди… – Абакумов замялся.

– Что Заратиди? – взвился Малкин, словно ему наступили на любимую мозоль. – Не тяни кота за хвост, говори!

– Удавился, Иван Павлович.

– Удавился или забили?

– Удавился, это точно, я проверял.

– Его успели допросить?

– Допрашивали. Ничего не показал, закатил истерику, требовал прокурора.

– Физмеры применяли?

– Да. Безрезультатно. Только обозлился пуще прежнего.

– Плохо применяли. Применять надо так, чтобы на злость и прочую блажь сил не хватало. Актируйте. Надзирателя под арест на пять суток. К десяти вызови ко мне Лебедь. Официально.

– Я распоряжусь. Кстати, о Лебедь… – Абакумов снова замялся. – Столько неприятностей…

– Говори!

– Заратиди ее старая связь… Любовная. Перетащил в «Бочаров ручей», обещал жениться. К тому, собственно, дело и шло. Но неделю назад поймал ее с каким-то хмырем и решительно порвал.

– И она… в отместку?

– Да. Решила отомстить и сочинила донос. Я так думаю.

– Ловко. Ну, что ж… Ты звонишь из дому?

– Я в горотделе.

– Тогда дай команду притащить ее немедленно. Я с нее, падлы, три шкуры сдеру и отправлю в преисподнюю.

Галину Лебедь не нашли ни дома, ни на работе. В общежитии, как выяснилось, она в эту ночь не появлялась.

– Смылась? – осипшим от волнения голосом выдавил из себя Малкин.

– Не исключено, – не глядя на него, ответил Абакумов. – Боюсь, как бы мы не влипли с ней в историю.

– Думаешь, эмиссар?

– А почему нет? Ловка. И потом, если оттуда – то в «Бочаровом ручье» ей самое место.

– Да нет, – усомнился Малкин. – Тут ты себе противоречишь. Скорей всего Заратиди перетащил ее поближе к себе для контроля и с ходу поймал. Шлюха – она всегда шлюха. Ей хоть золотого мужа, а ее, стерву, все на сторону тянет. Ладно, найдем – расскажет, кто она и откуда, и зачем появилась в «Бочаровом ручье».