Текст книги "Коридоры кончаются стенкой"

Автор книги: Валентин Кухтин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 55 страниц)

55

После беседы с Фриновским Малкин позвонил в Хабаровск Кабаеву. Тот оказался на месте.

– Привет, дружище! Хорошо, что застал тебя. Твой вопрос о возвращении почти решен. Так что готовь дела к сдаче.

– Не знаю, как благодарить тебя, Иван Павлович! Я уж думал: терпеть мне эту ссылку до конца дней своих.

– Какая ж там ссылка? Те места не хуже наших.

– Чудные места. Но привыкнуть не могу.

– Ладно, делай, как я сказал. Вопросы – ответы при встрече.

Дагин сдержал слово. Люшков согласился на обмен и вскоре Кабаев был откомандирован в Сочи в связи с назначением его на должность начальника Первого отдела УНКВД по Краснодарскому краю.

С трепетом в сердце ступил Кабаев на сочинскую землю. Вожделенная мечта его сбылась, он снова в Сочи, но теперь уже не в качестве прикомандированного на особый курортный период из захолустного Армавира, а начальником могущественного отдела, на плечах которого организация охраны правительственных дач, обеспечение безопасности их обитателей. Трудная ноша, безграничное доверие, дамоклов меч над головой и беспредел в правах.

На вокзале его встретил Абакумов. Это был уже не тот задерганный, неуверенный в себе заместитель начальника горотдела, с каким он расстался в тридцать седьмом. В словах его, жестах, в посадке головы, в выпирающем брюшке чувствовалась уверенность.

– Иван Павлович ждет вас в своей резиденции, поэтому сразу поедем к нему.

Кабаев не возражал. Абакумов говорил без умолку, рассказывал о многотрудных Делах, о результатах массовой операции по выявлению контрреволюционных националистических организаций, начавшейся в декабре, и которой пока конца не видно, о своих отношениях с Малкиным, в котором теперь души не чаял и за которого, казалось, готов пойти в огонь и воду. Кабаев верил и не верил, допускал, что пока Малкин у власти, Абакумов действительно иначе относиться к нему не сможет, по крайней мере, внешне, что там в душе – не разглядеть. Как когда-то Малкин, он хвастался удачными арестами, быстрой расправой, был весь в делах и заботах. Незаметно доехали до правительственной дачи № 4 – неофициальной резиденции Малкина. Здесь, изображая светлую радость, Абакумов передал Кабаева в его дружеские объятия. Это были разные люди, а встретились – словно соединились две части целого. Они были действительно разные люди. Кабаев, в отличие от множества своих соратников, нередко размышлял над сущностью бытия, в пределах своего интеллекта пытался анализировать ситуацию, смягчать невыносимо жесткие требования Центра, был противником огульного применения к арестованным физических мер воздействия, осуждал любую фальсификацию. До сих пор ему приходилось отвечать лишь за действия небольших коллективов да за свои собственные. Теперь ему придется управлять машиной, которая сконструирована и запущена в работу без него. Она работает в строго заданном режиме, и не в его компетенции будет уменьшать или увеличивать ее обороты: ему предстоит использовать ее, ничего не меняя. Нарушит режим – сам попадет в жернова. Таково свойство машины.

Что влекло его к Малкину – человеку жесткому в делах, честолюбивому в жизни, в общении с людьми грубому, склонному к двурушничеству и мести? Два-три года назад совершенно неожиданно открылась Кабаеву глубинная сущность этого человека, одинокого и беззащитного перед самим собой. Система выжала из него многое, сделав бесчеловечным, как она сама, но не убила способность сомневаться, а в закоулках души, на самом ее донышке, оставила тлеющий очажок, излучающий слабое, но тепло. Бесполезно было искать приют у этого тлеющего очажка, но душу Малкина он бередил, напоминал ему, что и сам он нуждается в человеческом тепле, которого так ему недоставало. Может, потому и прилепился всем сердцем к Кабаеву, что излучалась им энергия, способная отогреть и очеловечить. Ему он доверял самое сокровенное, ему поверял свои страхи, тревоги, лишь наедине с ним мог быть самим собой, совершенно не похожим на того Малкина, от которого шарахались прохожие, боясь попасться на глаза: слухом полнилась кубанская земля о его безрассудной жестокости. Встретившись, он сгреб Кабаева в охапку, прижал к себе и сразу же отстранил, пряча повлажневшие глаза.

– Ну, ты н-не того, – только и смог сказать Кабаев, и, не стесняясь, смахнул слезу.

– Ну, ладно, ладно, – ответил Малкин. – Нюни потом. Сейчас за дело. Вижу, что прогулка на Дальний Восток и обратно тебя не убавила, не изменила, ты не выглядишь уставшим с дороги, поэтому не обессудь: представлю тебя личному составу и лишь потом займемся своими делами.

– Конечно, конечно, – радостно согласился Кабаев, – делай, как считаешь нужным.

Личный состав был в сборе. Малкин, Абакумов и Кабаев заняли места в президиуме. В зале стояла тишина, но без того напряжения, которым обычно сопровождаются общие мероприятия. Многие уже хорошо знали Кабаева, вплотную сталкивались с ним по работе и характеризовали коротко: «Мужик что надо». На трибуну поднялся Малкин.

– Представляю Кабаева Ивана Леонтьевича по случаю назначения его начальником Первого отдела. 1898 года рождения, русский, член ВКП(б) с тысяча девятьсот восемнадцатого года. Хорошо знаю его с тридцать третьего, по Краснодару. Тогда он работал у меня начальником экономотделения. С тридцать пятого ежегодно приезжал в Сочи в длительные командировки, работал много и хорошо, обстановку знает и вас тоже. Надеюсь, и вы его не забыли. На днях вернулся из Дальневосточного края, где почти год работал начальником второго отдела. Руководитель опытный, поэтому бороться за него пришлось крепко: кому охота раздавать опытные кадры? Спасибо, помог Фриновский, чью кандидатуру вы поддерживали при выдвижении кандидатом в Верховный Совет СССР. Так что за оказанное ему доверие он ответил нам тем же. Прошу вас оказывать Ивану Леонтьевичу всяческое содействие. Чем быстрее он войдет в роль, тем легче будет работать вам. Разрешаю задавать вопросы.

– Разрешите, товарищ майор? – поднялся оперуполномоченный Мацестинского оперпоста.

– Пожалуйста, пожалуйста, – подбодрил его Малкин и многие удивленно переглянулись: в лексиконе бывшего шефа появились новые слова.

– Как там держится наша дальневосточная граница? Говорят, япошки пошаливают?

– Правильно говорят: япошки пошаливают. Но дальневосточная граница держится нормально.

– Еще вопросы, – улыбнулся Малкин, довольный ответом, и как бы ненароком взглянул на часы. Его поняли и от дальнейших вопросов воздержались.

– Раз вопросов нет – все свободны.

– А может, мне пару слов, Иван Павлович? – встрепенулся Кабаев.

– Успеешь наговориться. А сейчас на дачу. Шашлык созрел, – шепнул он на ухо и, довольный, засиял глазами.

56

Сбор материалов об избиении малкинской командой партийных и хозяйственных кадров города подвигался с большими потугами. О схватке Ильина и Осипова с Малкиным каким-то образом стало известно в райкомах и первичках и, может быть, поэтому информация о репрессированных коммунистах готовилась ими вяло и некачественно. Было видно, что большинство коммунистов предпочитало наблюдать за схваткой со стороны, охотников открыто выступить против Малкина было мало. Многие ссылались на нехватку времени, львиная доля которого уходила на подготовку к выборам в Верховный Совет РСФСР. Крыть было нечем: мероприятие действительно важное и ответственное. Случится сбой – Малкину будет где разгуляться. Другие мотивировали медлительность нехваткой или отсутствием достойной информации, и это была откровенная ложь, которой нередко грешили первички, боясь оказаться между двух огней.

Собравшись накоротке, Осипов, Ильин, Литвинов, Борисов и Галанов решили на пленум горкома вопрос этот пока не выносить, но поручить ряду коммунистов от парторганизаций, наиболее пострадавших от репрессий, поднять его на VII городской отчетно-выборной партконференции.

– Только пусть предъявляют претензии не УНКВД, а горкому, – плел сети Ильин. – Так для них безопасней и в случае чего – проще выпутаться. А мы, вооруженные фактами, обрушимся всей своей мощью на Малкина. В такой ситуации нас никто не обвинит ни в сговоре, ни в заговоре, поскольку для всех будет очевидно, что недовольство карательной практикой исходит снизу. Тут мы должны будем поднять бучу. Силами рядовых коммунистов, а таких надо подготовить, попытаться настроить делегатов конференции на то, чтобы факт избиения партийных кадров нашел отражение в резолюции конференции с порученческим пунктом горкому. Это будет созвучно с требованиями январского Пленума ЦК о перегибах в работе с парткадрами, и нам останется только направить итоговые документы партконференции в ЦК и терпеливо ждать.

– А если поставить вопрос о Малкине прямо на конференции? – загорелся Осипов. – Лишить мандата и предложить исключить его из партии.

– Поставить вопрос не проблема, – возразил Ильин, – только что из этого выйдет? Малкин не та фигура, которую можно свалить без тщательной подготовки. Стыдно, но наша затея со сбором компромата позорно провалилась. Ничего, кроме куцых записок УНКВД и немотивированных решений бюро по ним, – мы не имеем. Как добыть информацию по делам осужденных коммунистов? Малкин нас за версту к ним не подпустит.

– А крайком? – настаивал Осипов.

– Лучше, Сергей Никитич, ЦК. Если откликнется, создаст комиссию, докажет невиновность хотя бы нескольких осужденных наших товарищей, – мы на коне. У нас появятся основания требовать исключения Малкина из партии и его ареста как врага партии и народа. Говорю вам как вчерашний чекист, имеющий кое-какой опыт в этих делах.

– Хорошо, убедил, – согласился Осипов. – В докладе я обозначу общую линию кадровой работы, заострю внимание на сложностях, вызываемых неожиданными арестами секретарей первичек, агитаторов и пропагандистов. Словом, разожгу страсти, а дальше действуем по обстановке.

– Только не надо увлекаться, – предостерег молчавший до сих пор Галанов – первый секретарь Сталинского РК ВКП(б). Все-таки основной напор должен быть со стороны делегатов. Заодно надо будет обезоружить Ершова. Подвергнуть его как секретаря крайкома, курирующего органы, такой беспощадной критике, чтобы у него отпала охота защищать Малкина. Оба они наверняка интенсивно готовятся сейчас к конференции и постараются сразу захватить инициативу. Допустим это – сразу после конференции все окажемся в подвалах «адыгейки».

– Михаил Степанович безусловно прав, – поддержал Галанова Литвинов. – К схватке надо готовиться тщательно и, может быть, уже сейчас выработать линию поведения на случай ареста…

– Уверен, что до этого дело не дойдет. Я сегодня же проинформирую о ситуации Марчука. Он в обиду не даст. В крайнем случае посоветует, что и как. А каждый из нас должен сейчас же решить: будем дальше терпеть подонка с его вражеским окружением или покончим с ним раз и навсегда?

– Кстати, об окружении, – вклинился в разговор Борисов. – Самая зловещая фигура там – Сербинов. Много отрицательного говорят о Безрукове. Все гадости Малкин делает их руками. Наверняка, чтобы заинтересовать, постарается протолкнуть их в новый состав бюро. Этого допустить ни в коем случае нельзя.

– Это верно, – поддержал Ильин. – В общем, нам отступать некуда. Мы с Осиповым уже раскрылись, и Малкин будет сосредоточивать огонь на нас двоих. С кем мы или кто с нами для него должно оставаться тайной. До конференции. Но это не значит, что остальные должны бездействовать. Не создадим круговой обороны, исход один – арест. Надо защищаться.

– Защищаться, нападая, – уточнил Литвинов.

– Да, именно – нападая, – согласился Ильин.

– Есть другие предложения? – спросил Осипов.

– Нет.

– Нет.

– Нет.

– Хорошо. Предлагаю уточнить дату проведения конференции.

– Я полагаю – конец мая, – предложил Литвинов. – Во-первых, – это канун выборов в Верховный Совет: хотим мы того или не хотим, значительная часть времени будет посвящена этому вопросу. Во-вторых, – в конце мая истекает срок полномочий нынешнего состава ГК. В-третьих, – мы будем иметь время для подготовки.

– Двадцать третье мая – годится? – спросил Осипов. Все были согласны. – Думаю, у крайкома не будет оснований не соглашаться с нашим мнением.

Все последующие недели Осипов усиленно готовился к конференции. Марчук одобрил позицию горкома по отношению к Малкину, принял он и дату проведения конференции.

– Если вам удастся свалить Малкина, – это будет крупная победа. То, что он враг, у меня сомнений не вызывает. Но враг он не по образу мыслей: он ретивый исполнитель, для которого собственное благополучие дороже всего на свете. А творцы беззакония, Сережа, живут не в Краснодаре. Они там, в Кремле, в высших эшелонах власти. Когда-нибудь это перестанет быть тайной.

– Значит, наша затея – пустяк?

– Направление внутренней политики Центра вам, конечно, не изменить. Но умерить аппетит Малкина по отношению к коммунистам – это вам будет позволено. ЦК любит разоблачения и не очень держится за держиморд. Все они получают по заслугам, как только отработают свой ресурс.

– Спасибо, Михаил Иванович, за поддержку. Я думаю, вы не отдадите нас на растерзание. Да! Чуть не забыл! Михаил Иванович! У меня скопилось несколько анонимок на Малкина. О пьянстве с Ершовым. О связях с сомнительными особами женского пола. Естественно, о беззаконии. Как их проверить? Может, передать в крайком?

– Я бы не советовал торопиться. Выжди. Вероятно, будут и другие письма, более конкретные. Потом подумаем вместе. После конференции.

– Хорошо. Спасибо.

В первых числах мая Марчук, неожиданно для всех, был отозван в ЦК. Прощаясь с Осиповым, он с грустью произнес:

– Ну вот, Сережа. И отрыбачили мы с тобой, и отохотились.

– Думаешь, что-то серьезное?

– Кто их знает. Может, двинут по горизонтали, может, вверх-вниз. А может, как это случилось уже со многими… Ты анонимкам ходу не дал?

– Пока нет.

– Будь осторожен. Не исключено, что они подброшены самим Малкиным. Они ведь непроверяемы?

– Да. Ничего конкретного.

– Вот видишь! Не попадись на дешевую наживку. Там у них секретарем парткома избран Безруков – переговори с ним. Спроси, как быть. Предложи ему для проверки и посмотри, как будет реагировать. Или передай Ершову. Официально, с сопроводительным письмом и соответствующей мотивировкой: мол, член оргбюро ЦК, и так далее. Ну, прощай? Поцелуй за меня Машеньку, береги ее. Пока жив – буду помнить ее пельмени и пирожки с маком.

Обнялись крепко, по-мужски, и расстались. Навсегда.

Свято место пусто не бывает. Не успел еще выветриться из кабинета дух Марчука, а в кресле Первого уже водрузился новый секретарь Леонид Петрович Газов. Личность ничем не примечательная, но на Северном Кавказе достаточно известная. В годы гражданской войны он в должности военного комиссара полка 10-й армии воевал на Дону, в Ставрополье, на Кубани. С 1923 года по направлению юго-восточного бюро ЦК в течение трех лет занимал пост секретаря Адыгейского обкома ВКП(б), затем полгода – инструктора Кубанского окружкома. В двадцать седьмом решением ЦК был направлен в органы ОГПУ-НКВД, где до последнего времени работал на разных должностях. Благополучно прошел чистку аппарата после ареста Ягоды, пользовался благосклонностью Ежова и его окружения. С Малкиным имел шапочное знакомство: доводилось встречаться на чекистских перепутьях.

Назначение Газова исполняющим обязанности секретаря оргбюро ЦК в крае Малкин воспринял болезненно, так как считал его человеком ограниченным. К тому же, и это, пожалуй, главное, к должности первого секретаря крайкома он примерялся еще после отзыва Кравцова. Понимая, что у Ершова есть свои веские основания противоборствовать Газору, Малкин бросился к нему с намерением объединить усилия.

– Что-то я не совсем понимаю ЦК, – заявил он с порога. – Вместо того, чтобы двигать местные кадры – присылают варягов.

– Он такой же варяг, – усмехнулся Ершов, догадавшись о ком речь, – как мы с тобой. Особенно я. Ты-то, как и он, рязанский? Земляки, стало быть?

– Вся моя сознательная жизнь связана с Северным Кавказом.

– Все равно пришлый. А я и того более: всю жизнь прожил в Москве и только в ноябре прошлого года решился покинуть ее пределы.

– Я не пойму: ты что, защищаешь его? Ты доволен, – что он переступил через тебя? Уж если кого и надо было двигать, так это тебя.

– ЦК виднее кого и куда двигать.

– Ну, это ты зря, – обиделся Малкин. – Я к тебе с открытой душой, а ты юлишь. Как хочешь! Можешь терпеть этого поповского сынка здесь, но я…

– И ты будешь терпеть и никуда не денешься. Потерпи, Иван Павлович. Насколько мне известно, у тебя проблема с Осиповым? Вот и занимайся им, да постарайся, чтобы Осипов с Газовым не объединились.

– Вряд ли Газов, не осмотревшись, ввяжется в это дело. А с Осиповым мы покончим на ближайшей конференции. Если ты поддержишь, конечно. А Газов…

– Он пока лишь исполняющий обязанности.

– Вот-вот. А я хочу, чтобы первым был ты!

– Хм… Это, Ваня, сложный вопрос и его без бутылки не решить.

– У тебя есть предложения? – встрепенулся Малкин.

– Заходи вечерком ко мне домой. А я пока через друзей из ЦК попытаюсь выяснить кое-какие детали.

– Хорошо. Я тоже через друзей из НКВД постараюсь что-нибудь раздобыть.

Они заговорщицки подмигнули друг другу и рассмеялись.

Вернувшись в Управление, Малкин вынул из сейфа заветную папку, взял дело Ершова и углубился в чтение.

«Ершов Владимир Александрович, родился в 1906 году в Москве. Отец – весовщик у Попова, мать – портниха в швейных мастерских Манделя. Учился в начальной городской школе. Об окончании сведений нет. В 1918 году, после смерти отца, работал чернорабочим по двору фабрики «Дукат», одновременно учился слесарить в мехмастерских. В 1922-м вступил в комсомол. В конце года переведен на табачную фабрику «Ява», в двадцать пятом вступил в ВКП(б). С 1920-го по 1930-й – секретарь партячейки фабрики, член Пленума Краснопресненского РК Москвы. Закончил двухгодичное вечернее отделение коммунистического университета им. Свердлова. В 1930-м поступил на подготовительный факультет Института красной профессуры, по окончании которого в 1935 году был переведен в Институт мирового хозяйства и мировой политики».

«Силен, паскуда, – подумал Малкин и крепко нецензурно выругался. – Тут он мне триста очков вперед дает и бороться с ним можно только компрой. Что ж, браток, здесь у меня опыт похлеще твоего, хоть ты, чувствуется, тоже интриган порядочный. Ну-ну».

«В 1930 году, – продолжил Малкин чтение, – участвовал в подавлении кулацкого восстания в качестве старшего бригадира».

«Вот ты где крови хлебнул, – снова матерно выругался Малкин, – от гражданской, сука, увильнул. Надо выяснить, как ему это удалось. Отсиживался где-нибудь под бабьей юбкой. Это минус. На этом можно сыграть».

«С тридцать пятого года – преподаватель, а затем заместитель начальника кафедры Военно-Воздушной академии. По окончании Института красной профессуры утвержден руководителем кафедры Всесоюзной промышленной академии им. тов. Сталина. Избирался секретарем парткома, членом пленума и членом бюро Бауманского РК гор. Москвы. В 1937-м отозван для работы в аппарат ЦК в качестве инструктора ОРПО ЦК.

В армии не служил.

В антисоветских проявлениях не замечен. Злоупотребляет спиртным, в пьяном виде буйствует и склонен к противоправным действиям».

«Честолюбив, – дописал Малкин. – Газова, сменившего Марчука на посту первого секретаря крайкома, встретил недружелюбно. Подбирает фактуру для его компрометации. Настраивает против него сотрудников крайкома и руководителей низовых парторганизаций, распространяет клеветнические измышления. Считая себя несправедливо обойденным, рассчитывает, убрав Газова, занять должность Первого. О намерениях Ершова проинформировать НКВД».

Закончив писать и водрузив папку на место, Малкин неожиданно вспомнил о деле Столовицкого, младшего лейтенанта госбезопасности, сотрудника УГБ УНКВД. На отчетно-выборном партсобрании он, не посоветовавшись со старшими товарищами, выступил против любимца Малкина Захарченко, рекомендованного в партком, и Заявил о его тесной связи с врагом народа Жемчужниковым. Малкин увидел в этом выпад против себя, поскольку тоже тесно и плодотворно работал в свое время с Жемчужниковым, и дал команду Сербинову принять меры к немедленной политической изоляции неудавшегося клеветника.

– Сербинов! – прокричал он в телефонную трубку. – Ты не забыл о Столовицком? Что-то, я смотрю, он, как и прежде, трясет задницей по коридорам Управления. Ты что? Бессилен его обуздать и привести в норму?

– Нет, Иван Павлович, не забыл. Извините, что не проинформировал вас. 13 апреля на собрании первички УГБ он исключен из партии. Помимо вражеской вылазки и заведомо клеветнического заявления против члена ВКП(б) – одного из лучших ударников Захарченко и неискренности при проведении партийного расследования по этому факту мы вменили ему также преступную связь с женой врага народа Шефер и связанное с ним предательство, выразившееся в разглашении тайны следствия заинтересованному лицу.

– А вы не перестарались? За разглашение государственной тайны его нужно арестовывать.

– Это мы и намереваемся сделать.

– Чем докажете? Не забывайте, что он сотрудник аппарата, знаком с нашей кухней и без боя не сдастся.

– Все продумано, Иван Павлович, не беспокойтесь. Оформим и для наглядности пропустим через «тройку».

– Смотрите, чтобы эта наглядность не оказалась слишком наглядной.

– Не окажется. Мы с месячишко подержим его вне партии, пусть он, как вы удачно выразились, потрясет гузном по коридорам, а потом арестуем, и его песенка будет спета.

– Ну давай, давай! Ты специалист – я на тебя надеюсь.