Текст книги "Из истории русской, советской и постсоветской цензуры"

Автор книги: Павел Рейфман

В записке отмечается «Ложный путь условности», погоня за оригинальностью, большие расходы на оформление, особенно в оперных и балетных постановках (балет «Спартак» в Большом театре). Осуждаются авторы статей, идеализирующие Камерный театр, театр Мейерхольда, пытающиеся представить Мейерхольда как великого новатора, поставить под сомнение систему Станиславского; эта точка зрения ощущается в докладе Акимова, режиссера и художника Ленинградского театра комедии; с той же позиции Акимов выступает на конференции художников-декораторов Прибалтики. Отдел Культуры просит обсудить этот вопрос на заседании Комиссии ЦК КПСС по вопросам идеологии, культуры и международных партийных связей И здесь на первом месте среди подписавших записку стоит заведующий Отделом культуры ЦК КПССС Д. Поликарпов (материал этой записки использовался потом в ряде статей в центральной печати) (Бох127).

Достается и художникам. В конце 40-х гг. изобразительное искусство, в отличие от других, не удостоилось специального постановления (оно не привлекло внимание Сталина, относившегося к нему безразлично). Но борьба с «формализмом» ведется и здесь. Во главе этой борьбы стояли Жданов и председатель созданного в 47 г. Академией художеств оргкомитета Союза советских художников А. Н. Герасимов. В 47–53 г. в различных записках, решениях, донесениях повторяются одни и те же фамилии художников, обвиняемых в формализме: «Формалистические „произведения“ Тышлера, Штернберга, Татлина бесконечно далеки от народа, более того – враждебны ему как по строю мысли, так и по своей заумной, бессмысленной форме. На последних выставках можно было встретить работы, несущие в себе пережитки формализма, натурализма, примитивизма и стилизаторства, работы антихудожественные и ремесленные. В качестве примера можно привести картины Сергея Герасимова, Сарьяна, Осмеркина, Фонвизина. Не были вскрыты со всей резкостью и большевистской прямотой формализм и эстетство в творчестве таких художников, как Фальк, Фаворский, Митурич <…> Не получили решительного осуждения модернистские черты в произведениях Кончаловского, Сергея Герасимова» («КГБ…»149-50).

В итоге подобных нападок были приняты соответствующие меры: уничтожен музей Нового западного искусства. Картины, хранившиеся в нем, отправлены на долгие годы в запасники. «Изгнан» с Гоголевского бульвара замечательный памятник Гоголю Андреева, вместо него поставлен заказанный правительством истукан Томского. Разгромлен Московский художественный институт, уволен его директор Сергей Герасимов. После смерти Сталина, XX съезда партии художники «взбунтовались» чуть ли не первыми. В 56–57 гг. они выступили против своего руководства. На 1 съезде художников СССР никто из бывших секретарей не был избран в правление Союза художников. Первым секретарем стал Юон, старый и больной. Скоро его сменил Сергей Герасимов, лидер московских живописцев. Начали устраиваться выставки реабилитированных художников, молодых живописцев. Но старое не сдавалось без боя. Одним из самых активных реакционных деятелей Союза художников 60-х гг. стал Владимир Серов. В 40-е гг. он травит лучших ленинградских художников, причастен к их арестам. Позднее переехал в Москву, стал первым секретарем Союза художников РСФСР, вице-президентом Академии художеств. Отлично чувствовал конъюнктуру, уловил стремление властей к новому зажиму.

Не обошлось без вмешательства «органов». Записка КГБ в ЦК КПСС «Об антисоветской деятельности некоторых художников». 6 июля 60 г. Совершенно секретно. Сообщение об имеющемся материале о существовании в Москве и Ленинграде «группы лиц», увлекающиеся абстрактной живописью и так называемым левым направлением в поэзии. В их кругу «высказываются пессимистические и антисоветские настроения»; некоторые установили связь с представителями капиталистических стран и «пытаются использовать ее во враждебных Советскому Союзу целях». Называются с краткими справками два таких «некоторых»: Первый – А. А. Гинзбург, 1936 года рождения, еврей, без определенных занятий, «автор идеологически вредных, упадочных стихотворений»; «среди своего окружения ведет антисоветские разговоры», «под его руководством выпускается печатаемый на машинке нелегальный журнал ''Синтаксис'', в котором помещаются идеологически вредные и антисоветские произведения», «усиленно ищет знакомства с иностранцами», пытается передать на Запад имеющиеся у него стихотворения, а также картины «так называемых левых художников»; «Некоторые близкие связи Гинзбурга высказывают изменнические настроения, возводят клевету на советский строй и руководителей партии и Советского правительства») (так безграмотно в тексте – ПР). Второй – К. В. Успенский (литературный псевдоним Косицкий), 1915 года рождения, член Союза писателей, за «антипартийные высказывания в 1944 году исключен из КПСС», «поддерживает преступные связи с иностранцами», «ведет злобные антисоветские разговоры» (цитируется один из них – ПР); между Гинзбургом и Успенским существует связь «на почве неприязни к советскому строю». Сообщается, что в «целях пресечения враждебной деятельности Успенского и Гинзбурга имеется в виду провести следствие и привлечь их к уголовной ответственности»; «В отношении остальных участников этих групп намечается провести профилактические мероприятия с привлечением широкой общественности из числа писателей, художников и другой интеллигенции, придав широкой гласности имеющиеся материалы на этих лиц». Подпись: Председатель Комитета государственной безопасности А. Шелепин (Бох130. И здесь перечисленные имена набраны заглавным шрифтом– ПР).

Но самым запоминающимся событием эпохи Хрущева, отражающим отношение властей к неформальному изобразительному искусству, является большая юбилейная выставка конца 62 г. в Манеже. Она была посвящена 30-летию МОСХа (Московского отделения художников). Относительно либеральная. В ней участвовали и официальные художники, и замалчиваемые прежде «формалисты» «со стажем» (Фальк, Фаворский, Осьмеркин, Штернберг), и молодые художники левого направления. Принимая выставку, Сергей Герасимов сказал: «Выставка настолько хороша, что непременно должна кому-то не понравиться». В. Серов, гонитель формализма, увидел в ней возможность выслужиться. Президент Академии художеств, Иогансон, сменивший А. Герасимова, болел, ходили слухи об его скорой отставке. Открытие выставки назначено на 2 декабря, а накануне её должен был посетить Хрущев. Хотя выставка была необычной, непредсказуемому Хрущеву она могла понравиться. Первые залы её оказались достаточно парадны, пристойны с официальной точки зрения. А до остальных высокий гость мог и не дойти. Противникам формализма, Серову, потребовалось срочно принимать какие-то меры. Следовало привести в бешенство Хрущева, как быка красной тряпкой. И Серов добился этого: в ночь перед посещением Хрущева в Манеж тайком привезены скульптуры Э. Неизвестного и работы художников-авангардистов из студии Билютина. Их разместили в служебных помещениях на втором этаже. Непонятно, почему авангардисты, зная Серова, пошли на это. В заговоре Серова принимали участие и соответствующие «органы». Перед приездом Хрущева помещение находилось под усиленной охраной. Ничего без разрешения служб безопасности пронести было невозможно. Значит оно имелось. Серов встречал Хрущева и повел его сразу, минуя выставку, на второй этаж, к самым – самым авангардистам. Тот пришел в ярость, которая распространилась на всю выставку. Гневу подверглись «Обнаженная» и «Натюрморт» Фалька, «Завтрак» Андрея Васнецова, «Геологи» Никонова, «Материнство» Пологовой. Приказано усилить критику формализма, антиреализма, отказаться от терпимости и невмешательства, коренным образом изменить существующую практику. Возврат к концу 40-х гг. С оттепелью в сфере живописи покончено. И уже в конце 62 г. президентом Академии художеств стал В. Серов, выдвинувшийся на сочетании карьерных и официальных интересов («КГБ…» 150–153).

По поводу выставки Хрущев провел в начале 63 г. знаменито-скандальную встречу с творческой интеллигенцией, устроив разнос «формализму». Гневная речь о предательстве дела партии, народа. Большинство, как водится, аплодировали. Досталось Евтушенко, попытавшемуся вступиться за художников. Люди, читавшие стенограмму встречи, говорят, что Евтушенко выступал смело, возражал Хрущеву; были и другие, не соглашавшиеся с «вождем», особенно во второй части встречи, после перерыва. Шостакович, чтобы не аплодировать, чертил какие-то каракули, делая вид, что усиленно записывает выступление Хрущева, (Холоп65).

О выставке в Манеже, о встрече с Хрущевым относительно недавно вспоминал Е. Евтушенко в статье-интервью «Сам себе назначил пятый пенальти» («Новая газета» 27 мая 02 г.). Разгневанный Хрущев кричал на Э. Неизвестного: «Забирайте свой паспорт и убирайтесь из нашей страны». Евтушенко, по его словам, вступился за Неизвестного, напомнил, что тот имеет 12 ранений, что у него половина спины искалечено: «какое право вы имеете разбрасываться паспортами таких людей? Вам не понравились какие-то картины молодых, но ведь не те, в которых Вас изображают на поле, на фоне колосьев, в цеху среди рабочих» (т. е. хвалебно-подхалимские – ПР); если же Неизвестный в чем-то не прав, то он может исправиться. «Горбатого могила исправит!» – свекольно багровея заорал Хрущев. «Нет, Никита Сергеевич, прошло то время, когда людей исправляли могилами», – якобы ответил Евтушенко. Тут поднялся вой зала: «Позор! Позор!» – кричали осуждающие Евтушенко хрущевские подхалимы. И громче всех завывал Сергей Михалков. Но тут до Хрущева, видимо, дошло, что ответ Евтушенко в духе новой политики разоблачения культа Сталина, и он стал демонстративно аплодировать. «Да, это время не вернется», – сказал он. И тут же зал подхватил начальственные аплодисменты. «Громче всех хлопал Михалков». Может быть, Евтушенко несколько преувеличивает свою смелость, говоря о том, как он себя вел, но рассказ о реакции зала очень похож на правду.

О встрече Хрущева с интеллигенцией после посещения им манежной выставки рассказывает и Борис Бернштейн в книге «Старый колодец» (см. библиографию). Предоставляют слово поэту Андрею Вознесенскому. Он, видимо, знал, о чем пойдет речь и заранее подготовился: «Как и мой учитель Владимир Маяковский, я не член партии… – Это не заслуга – перебивая, орет Хрущев. Он орет очень громко, посколько у его кошелькового рта самый чувствительный микрофон. – Это не заслуга! Подумаешь, он не член партии! Ишь ты какой нашелся! Вознесенский, желая сохранить целостность заранее заранее выстроенного выступления, начинает снова: – Как и мой учитель Владимир Маяковский, я не член партии… – Ишь ты какой нашелся! Это что же такое получается? (Очень громко.) Что у нас тут образуется какое-то общество берспартийных! (Еще громче.) Не будет этого! Это Эренбург выдумал какую-то оттепель! (еще громче.) Нету оттепели! Мороз! Мороз!<…> Вознесенскому в течение десяти минут так и не удалось пойти дальше беспартийности Маяковского, все остальное время заняли окрики все более распалявшего себя партийного хозяина, сопровождаемые холопскими репликами и одобрительным гулом преданной аудитории – Кочетовых, Грибачевых, Софроновых, Василевских, Серовых, Шурпиных… несть им числа. Иногда вождь позволял себе шу[тить] – его метафорика не поднималась выше пояса, – и тогда цвет государственной литературы и искусства охотно и угодливо гоготал. Эта публика была омерзительней человека, который ею командовал» (248-49). О самой манежной выставке и появлении на ней Хрущева написано много воспоминаний и Бернштейн приводит их названия (см. 242). Вообще его воспоминания очень интересны. В них важное место занимает оповержение различных официальных советских мифов, рассказывается о давлении власти на литературу, искусство. Особенно любопытна книга для жителей Эстонии. Автор много лет работал в ней, и его воспоминания в значительной степени связаны с эстонской темой. С большим уважением, с почтением в книге многократно рассказывается об Юрии Михайловиче Лотмане, Заре Григорьевне Минц, осуждается любая попытка опорочить их память (Глава «Юрий Лотман и ученый мемуарист, весь в белом»). Тартуского профессора Л. Н. Столовича автор книги называет своим другом. Советую прочесть книгу «Старый колодец». Она этого вполне заслуживает. И совсем уже под занавес. Постановление ЦК КПСС и Совета Министров об организации Госудaрственного Комитета Совета Министров СССР по делам печати. 10 августа 63 г. Здесь говорится о задачах полиграфии, книжной торговли, но и о контроле за выполнением решений партии и правительства по охране военных и государственных тайн. В состав Комитета включается и Главлит. По существу организовано министерство печати. Не случайно в тексте постановления спокойно употребляется слово цензура(Бох141).

Вопрос о новом гимне. Записка Л. Ильичева Хрущеву о создании гимна Советского Союза. Февраль 64 г. 3 варианта текста. Два из них коллективные, на текст П. Бровки, М. Исаковского, Н. Грибачева, С. Смирнова, один на музыку Г. Свиридова, другой на музыку Г. и П. Майбороды. Для припева использован текст Твардовского. Третий вариант – текст Твардовского на музыку Свиридова. Идеологическому отделу ЦК КПСС более нравится коллективный текст на музыку Г. и П. Майбороды. И снова всплывает Михалков: «Представляется также целесообразным поручить С. Михалкову представить новый поэтический текст на музыку действующего гимна». Это еще при Хрущеве. А 15 апреля 65 г., уже при Брежневе, Михалков докладывает П. Н. Демичеву о работе над гимном: «мне было поручено написать новый вариант Гимна СССР на ныне существующую музыку Гимна (муз. А. В. Александрова). Задание мною было выполнено и новый вариант текста на известную музыку был записан на грампластинку в исполнении хора и оркестра Большого театра для прослушивания в инстанциях. В настоящее время я, продолжая совершенствовать текст, переделал две первые строки припева и счел возможным сократить весь текст Гимна до двух куплетов с одним припевом. Предлагаю на Ваше рассмотрение мой последний вариант Гимна СССР в том виде, в каком я его представляю себе законченным. С уважением. С. Михалков». Не очень-то перетрудился. А вознаграждение наверняка получил. Заменил имя Сталина на общие фразы. Сочинил несколько строк: «в борьбе утверждаем мы новую эру…», «Сильны несгибаемой волей и верой В победу великих марксистских идей» и т. д. О других вариантах речь уже не идет. А Михалков на долгие годы становится как бы штатным поставщиком гимнов, гимнюком,как называют его некоторые.

Таким образом, подводя итоги цензурной политики времен «оттепели», можно говорить, что она не слишком отличалась от предшествующей сталинской «зимы». Была, правда, и существенная разница: писателей всё же не арестовывали, тем более не расстреливали. Но прав был Тольятти: почему толькоо Сталине? Позднее можно было бы сказать: не только (Берия, «антипартийная группировка», другие). Хотя всегда только о тех, кто неугоден Хрущеву, опасен для него. Ленин еще более превращается в икону (нужен для противопоставления Сталину). Критика, в основном, обращена в прошлое. И ни малейшего намерения коренным образом преобразовать систему.Анекдот того времени: водопроводчика просят поменять протекающую трубу. Тот посмотрел и сказал: не поможет, тут всю систему менять нужно. Системуменять не хотели.

А. Яковлев в книге «Сумерки» начинает главу о Хрущеве следующими раздумьями: «Я не припомню личности, если говорить о политиках XX столетия, более противоречивой, со столь трагически раздвоенным сознанием. Он умнее и дурашливее, злее и милосерднее, самонадеяннее и пугливее, артистичнее и политически пошлее, чем о нем думали в его время и пишут сегодня» (249). А в октябре 64 г. Хрущева свергли. Тогда ходила по рукам «Октябрьская песенка» (в интернете она сохранилась в разных вариантах, как студенческая песенка семидесятых годов; думаю, что первоначальный вариант относится к шестидесятым годам, ко времени смещения Хрущева, и привожу его в том виде, в котором запомнил):

 
Царь Николашка правил на Руси,
И хоть был он, конечно, некрасив,
При нем водились караси,
При нем водились пороси
И было что выпить, закусить.
Но в октябре его немножечко того,
Тогда всю правду мы узнали про него:
Что он свободу подавлял,
Что он рабочих расстрелял,
И что за это свергли мыего…
 

 
Росточком был всего Никитушка в аршин,
А сколько дел великих совершил:
Он Конституцию вводил,
В пустыне воду находил
И возлюбили за все это мы его.
Но в октябре его немножечко того,
Тогда всю правду мы узнали про него:
Что зря нарушил целину,
Что чуть не влез он с США в войну,
И что поэтому сменили мыего.
 

 
Теперь по Брежневу мы движемся вперед,
Но если кто-нибудь когда-нибудь умрет,
На то она история, история, которая
Ни столько, ни пол– столько не соврет. (курсив мой– ПР)
 

Позднее в песенку добавлялись разные имена правителей, включая Путина. На смещение же Хрущева был и другой, более грубый, отклик:

 
Удивили всю Европу,
Показали простоту:
Десять лет лизали ж…,
Оказалось, что не ту.
Но народ не унывает,
Смело смотрит он вперед,
Знает: партия родная
Нам другую подберет.
 

В то время на орбите находились космонавты. Старт был дан при одном правительстве, а финишировали они при другом. Шутка об их рапорте при приземлении: «Готовы выполнить любой приказ любого правительства». С Гимном получилось то же самое. Готовился он для Хрущева, оказалось – для Брежнева. Затем подправили и для Путина.

Вот и конец «оттепели», не слишком-то веселый.

Глава восьмая. «Теперь по Брежневу мы движемся вперед». 1964–1982 Часть 1

Бровеносец в потемках

 
Что делать мне с тобой, моя присяга?
И как найти слова, чтоб рaссказать о том
Как в сорок пятом нас встречала Прага
И как встречала в шестьдсят восьмом?!
 

(А. Твардовский)

 
Смуглолицые афганки,
На земле и на воде
Наши пушки, наши танки
Не оставят вас в беде
 

(ироническая песенка о «братской помощи» Афганистану)

Отставка Хрущева. Приход к власти Брежнева. Период стагнации. Попытки властей удержать старое. Рост сопротивления властям. Самиздат и тамиздат. «Хроника текущих событый». Записка Семичастного «Об антисоветской деятельности творческой интеллигенции». Статьи 170 и 190-1 Уголовного кодекса, направленные против инакомыслящих. Изменения в Главлите. Отчет его за 66-й г. Лишение гражданства В. Тарсиса. Дело Синявского и Даниэля. Записка агитпропа о недостатках научно-художественной литературы. Донос о выступлениях Окуджавы и Соболя. Письмо Солженицына IV Всесоюзному съезду писателей. Отклики на него. Письмо Костерина Шолохову. Проект группы ученых и представителей творческой интеллигенции о распространении, отыскании и получении информации. «Пражская весна“..»Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе «А. Сахарова. Оккупация Чехословакии – окончательное размежевание интеллигенции и властей. Сидячая демонстрация в Москве – протест против оккупации. Отклик Твардовского. Тарту и Чехословакия. Статья Лелюшенко „Освобождение“. Усиление репрессий. Выход СССР из Европейского сообщества писателей. Предостережение ГБ Копелеву, Окуджаве, Л. Чуковской. Награждение Солженицына Нобелевской премией. Исключение его из Союза писателей, арест и высылка. Выход „Архипелага Гулаг“, реакция властей. Солженицын и Ростропович. Дело Буковского. Жорес Медведев помещен в психиатрическую больницу. Осуждение выступлений Симонова. Репессии против „Нового мира“, отставка его редактора Твардовского. Постановление „О повышении ответственности руководителей органов печати, радио, телевиденья, кинематографии, учреждений литературы и искусства за идейно – политический уровень публикуемого материала и репертуара“ Записка КГБ о распространении самиздата. Конференция председателей творческих союзов. Выступление Брежнева на XX1У съезде КПСС. Требование укрепления литературной критики. Журнал „Литературное обозрение“. Постановление „О литературно – художественной критике“. Осуждение властями консервативно-национальных тенденций, литературы „деревенщиков“. Решение ЦК… о переиздании малым тиражом произведений писателей XX-го века (Волошина, Мандельштама, Клюева и др.). „Самолетное дело“. Репрессии против неофициальных художников. Судьба Тарковского. Фильм Аскольдова „Комиссар“. Сергей Параджанов. Виктор Некрасов.

Сравнительно недавно был создан многосерийный кино-роман „Брежнев“ (сценарист Валентин Черных, режиссер Серг. Снежкин; они и создатели сценария).. К столетнему юбилею (2007, 1 января) Брежнева фильм показывали по телевизору. Роль Брежнева превосходно играет Сергей Шакуров. В фильме снимались отличные артисты: Мария Шукшина, Светлана Крючкова, Валерий Золотухин. Брежнев изображен в конце его правления: старый человек, немного склерозированный. Не частые минуты просветления. Трогательная приверженность к простым «радостям жизни», стремление. пользоваться ими: охота, общение с подчиненными. Воспоминия о молодости, знакомстве с женой, начале карьеры. Вопрос, задаваемый себе: все ли он делал правильно? Мысли о смещении Хрущева. Но в целом добродушен, честен, простоват, не злой, нередко сентиментальный. Сцена с отцом человека, несправедливо арестованного. Хочет помочь, приказывает разобраться, но отец во время встречи умирает Если бы режиссер снимал психологический фильм о престарелом Вожде, последних днях его жизни, все было бы в порядке. Но ведь сделан кино-роман конкретно о Брежневе, об его личности и делах. Объективно получается идеализация прошлого, искажение жизненной правды.

На самом деле Брежнев не злодей, не тиран, подобный Сталину. Но и не тот добродушный, простоватый старик, который показан в фильме. Большинство людей XX1 века относятся к нему с симпатией. 61 % опрошенных считают его время «благополучным». Даже молодые – «золотым веком». Лишь17 % отрицательно оценивают его деятельность. Иногда он кажется забавным: любил ордена, советские и заграничные; коллекционировал дорогие автомобили. При нем происходило не мало хорошего. По приглашению Финляндии, сделанном в 69 г, 1 августа 75 г. главы 35 государств (в основном, Европы, но и США, Канады) подписали Хельсинкское соглашение (Заключительный пакт Совещания по безопасности и сотрудничестве в Европе (ОБСЕ). И хотя правозащитникам, ссылающимся на него, говорили, что соглашение не для них, а для жителей Запада, международную обстановку оно все же несколько разрядило. В СССР возникли Хельсинкские группы. Происходит некоторая стабилизация международного положения.

Экономические успехи. Вторая половина 60– х гг. – самая успешная, «золотая». Объем производства вырос на 50 % (официальные данные). Введено в строй почти 1900 крупных предприятий. В том числе завод в Тольятти, выпускающий «Жигули». Сельское хозяйство выросло на 21 % (вместе с тем со средины 60-х гг. начинается регулярный импорт зерна). Реформы Косыгина. Завод Пепси – Кола в Новороссийске. 19 июля – 3 августа 80-го года в Москве проходят 22 Олимпийские игры, и, хотя ряд стран объявили им бойкот, в связи со вторжением СССР в Афганистан, на них все же приехали около 6 тыс. спортсменов из 81 страны. В целом период успехов и неудач вперемешку. К числу последних прежде всего следует отнести вторжение в Чехословакию и войну в Афганистане. Но о них позднее.

В октябре 1964 г. происходит внезапная отставка Хрущева, «по возрасту и состоянию здоровья» (хотя он был более здоров, чем многие из устранивших его политиков). Типичный «дворцовый заговор». Нельзя отлучиться и на короткое время. После возврата из Крыма, где Хрущев отдыхал, его везут сразу на заседание Политбюро, там выдвигают ряд обвинений в его адрес (субъективизм, волюнтаризм, культ личности и прочие «грехи»), отправляют в отставку (он прожил до 1971 г.), но не убивают, даже не арестовывают (новый порядок, введенный Хрущевым: начинают понимать, что свергнутый противник не опасен, да и о своей возможной судьбе заботятся, не хотят давать «дурного примера»). В какой-то степени всё это напоминает более позднее смещение Горбачева («уроки истории» не идут впрок). Начинается длительный период правления Брежнева. Он длится почти 20 лет, до начала1980-х гг. Политика «консолидации», которую власти хотели бы проводить. Желание заморозить, законсервировать существующее на данный момент, далекое от сколь либо сносного положение. Боязнь, неприятие, осуждение всякого прогрессивного движения. Попытки заставить всё стоять на месте. Период брежневской стагнации (застоя). Власти не думали о возврате к сталинизму, не желали бы такого возврата. Да и сильной личности, необходимой для возрождения сталинизма, в наличии не было. Но очень хотелось бы сохранить многое, оставшееся от сталинских времен, в частности идеологический контроль над всем, строгую цензуру. Отсюда и ряд действий, и внутри страны, и за ее рубежами. Захвата Европы, активной экспансии руководители СССР уже не планируют, но за то, что имелось, держатся крепко, сурово расправляясь с любыми попытками нарушить единство сложившейся империи, включавшей с некоторыми вариантами и страны Народной Демократии. Применение ряда репресивных мер, направленных на подавление недовольства и в них, и внутри Советского Союза.

Как уже говорилось в предыдущей главе, в хрущевское время ни о какой подлинной свободе слова, отмене цензуры речь не шла. Но все же некоторые послабления происходили. Немецкий исследователь Кречмер, детально освещающий брежневский период в развитии советской цензуры (см. список литературы), считает, что после свержения Хрущева, с 1964 г. по 1970-й гг. никаких переломных событий в области культуры, цензуры не происходило. Думается, это не совсем так. Непосредственного культурно-политического возврата к сталинизму, которого так опасалась либеральная интеллигенция, после 1964 г. действительно не наступило. Но всё же вынужденная отставка Хрущева свела на нет, а позднее полностью уничтожила все «послабления» «оттепели» второй половины 1950-х – начала 1960-x годов. Начатая Хрущевым, при всей ее ограниченности, культурная плюрализация представлялась угрозой партийному руководству во главе с Брежневым и с ней сразу женачалась непрекращающаяся борьба. Отсюда и цензурные преследования, довольно серьезные. В значительной степени проведение их переклкадывалось на руководство творческих союзов, послушно выполняющих желания властей, проявляющих даже бо'льшую рьяность.

Но появлялось и другое. Постепенно росло общественное сопротивление властям. Всё отчетливее ощущалоось, что системанасквозь прогнила и не долго сможет успешно противиться противостоящим ей силам. Особенно сложно оказывалось сладить со всякой идеологией, искусством, литературой. Всё труднее становилось заставить их держаться в рамках, предписываемых начальством. Исчез прежний страх. Инакомыслящих не расстреливают. Они всё более ощущают свою силу, несостоятельность, даже беспомощность властей. В рамках периода этот процесс постепенно все более нарастает, определяет непрерывный ряд конфликтов. Всё отчетливее формируется оппозиционное общественное мнение, с которым власти не в силах справиться, могут одерживать лишь временные победы. Итак, эпоха стагнации – не просто застой, топтание на месте, но и борьба с застоем, всё более активное сопротивление ему. Это период, когда не только власть определяет развитие культуры. Советская официальная культура 70-х – начала 80-х гг. – лишь один, притом не определяющий, компонент культуры периода. Необходимо воспринимать культурное движение этого времени не только как итог нормативно-репрессивных действий, но и как результат процессов, способствующих диалогу, новаторству. Возникают культурно-политические условия, готовящие реформы второй половины 80-х – 90 гг.

Культура вырабатывает различные формы сопротивления. Широкий размах приобретает самиздати тамиздат. Усиливаются контакты с заграницей. Значительное количество деятелей культуры эмигрирует, продолжая на Западе свою деятельность. Запад проявляет всё более внимания к фактам русской оппозиционной культуры, поддерживает ее, заставляет правящие круги России считаться со своим мнением, ограничивать политику репрессий. Почти все страны ведут радиопередачи на русском языке, ориентированные на СССР («Бибиси», «Немецкая волна», «Голос Америки», «Свобода», «Свободная Европа»). Их глушат, но они пробиваются сквозь жужжание глушилок. Весьма расространенным становится подписывание разного рода открытых писем протеста. Оно иногда в какой-то степени превращается в моду, хотя не совсем безопасную. Появляется даже слегка иронический термин подписант. Письма были индивидуальные и коллективные, с большим количеством подписей. В 67 г. письмо А. Бека с требованием ослабить цензуру (233). Письмо 167 представителей интеллигенции в Верховный Совет. Неофициальные песни бардов. Магнитофонные записи (Галич и другие). Множество анекдотов Появление антиофициальной подпольной периодики. 30 апреля 68 г. выходит первый номер «Хроники текущих событий» – нелегального издания, сообщавшего о противоправных действиях российских властей, об арестах, преследованиях, произволе. Лозунг «Хроники…»: «Соблюдайте свои законы» ориентирован на слова Белинского в письме Гоголю («соблюдение хотя бы тех законов, которые уже есть») и Герцена, повторившего это требование в программах «Полярной звезды“ и “Колокола». Против такого лозунга властям трудно было возражать. Он был совершенно законным. Не противоречил закону и эпиграф, стоявший на обложке «Хроники…»: «Человек имеет право». Противоречил он практике, полному беззаконию, произволу действий властей. «Хроника…» печаталась на пишущей машинке («Эрика берет четыре копии»). На самом деле «Эрика» (портативная пишущая машинка) копий брала больше, так как «Хроника…» выходила на тонкой папиросной бумаге. Читатели перепечатывали «Хронику…», а иногда и переписывали ее. Она как бы возобновила в условиях советской действительности традицию Вольной русской печати Герцена, но издавалась в России, а не за рубежом. «Хроника…» выходила в течение 15 лет (до 83 г.). Подготовлено 65 выпусков, но 59 и 65 выпуски по разным обстоятельствамне вышли в свет. В конце 72 г., путем шантажа и угроз КГБ добился временного прекращения «Хроники…». В 73 г. она не выходила. Но к маю 74 подготовлено и выпущено три номера (как бы компенсация за пропущенное). В первые годы выходило 5–6 выпусков в год (по 10–30 страниц). Позднее выпусков стало менее (2–3 в год), но они стали толще (150–200 страниц). Инициатором, редактором, автором, даже машинистской первых десяти выпусков была поэтесса Наталия Горбаневская. Она приезжала в Тарту, читала свои стихи. Редакторы, в то время неизвестные, менялись, а «Хроника…» продолжала появляться. Редактировали ее, кроме Горбаневской, Анатолий Якобсон, Юлий Ким, Ирина Якир, Сергей Ковалев, Юрий Даниэль, Юрий Шиханович.