Текст книги "Из истории русской, советской и постсоветской цензуры"

Автор книги: Павел Рейфман

Между автором, редактором и «внутренним цензором» продолжается беседа. Авторговорит о «закрытых зонах», о так называемых «белых пятнах», которых стало намного меньше, «но они есть и относятся нередко к весьма принципиальным вещам» (121). Он считает, что сферу «белых пятен» должно сильно уменьшить, изъяв из нее не только события прошлой истории, как полагает редактор, но и всё, что относится к освещению нашей современности, к не преодоленным умолчаниям, не устраненным табу, к чему бы они ни относились. Редакторнаходит, что такие умолчания понятны и закономерны: «Нельзя осуществить всё мгновенно, сразу перейти от „безгласности“ к абсолютной гласности. Такой резкий переход – слишком большое потрясение для общественного сознания». Упоминает редактори о препятствиях на пути перестройки, силах бюрократических и психологических, с которыми тоже должно считаться. Кроме того он опасается, что власти могут дать «задний ход»: что тогда будет со слишком смелыми авторами и редакторами?.

А вторвсё же затрагивает несколько запретных тем. Касается он, в частности, освещения в печати внешней политики. О ней, о прошлой, о настоящей, пишут, руководствуясь только официальными формулировками. Почему это так? Почему не говорят, что Сталин помог прийти Гитлеру к власти, называя социал-демократов фашистами? Почему не обсуждают открытых и тайных соглашений СССР с гитлеровской Германией? Почему не видят многих совпадений, социальных, политических, двух систем, фашизма и коммунизма? Почему молчат о советском экспансионизме, о войне с Финляндией, об Афганистане? Автор довольно смело перечисляет «запретные зоны» при освещении внешней политики. Конечно, к ним захват японских территорий, агрессия в Прибалтике, тайное приложение к пакту Молотова – Риббентропа (оно до сих пор официально не признано: когда российский посол в Эстонии в конце 20-го-начале 21-го века как-то обмолвился, что когда-нибудь приложение официально признают, на него накинулись местные русские газеты с обвинениями чуть не в отсутствии патриотизма – ПР). можно бы добавить многое:

Говоря о «белых пятнах», касающихся внутренних проблем, Эфиров называет проблемы реальной социальной и политической структуры, социальной дифференциации, вопрос о классах в советском государстве, в частности о классовой сущности бюрократии, о привилегиях властей, о номенклатуре, господствующей элите, о многомиллионном управленческом аппарате, об однопартийной системе, о правовом государстве, о том, что высшие партийные и государственные инстанции стояли и стоят над законом, что не реализовано положение, сформулированное еще Монтескье, о разделении властей и т. п. Приводятся слова из резолюции XIX Всесоюзной конференции КПСС, принятой 1 июля 1988 г. – «…последовательное расширение гласности является непременным условием развертывания процессов демократизации всех сфер общественной жизни, обновления социализма» (130). Они, по мнению Эфирова, давно забыты, остаются пустыми словами. А выгодно это правящим слоям, «поколению циников», сменившем поколение фанатиков.

Эфиров соглашается, что какая-то «внутренняя цензура» нужна, но не такая, которую символизирует в статье «внутренний цензор»: «Но между раболепной и трусливой „внутренней цензурой“, к которой мы привыкли и „внутренней цензурой“ свободного, по-настоящему ответственного человека – дистанция огромного размера»: «не освободившись от тебя (от трусливой внутренней цензуры – ПР), нам никогда не освободиться от „белых пятен“». Для такого освобождения надо многое: радикальное преобразование социальных и политических структур, бесповоротное признание невозможности монополии на истину, здравое отношение к критике, откуда бы она ни исходила, и правда – не ритуальная, не дозированная, а всяправда, возможность обсуждать любые вопросы, даже противоречащие официальным установкам, затрагивающие чьи-то интересы и привилегии. Пора полностью освободиться от конъюнктуры, обтекаемости и умолчаний, стать подлинно свободными людьми.

Редакторне принимает подобных доказательств, говорит что все же «какие-то умолчания всегда будут необходимы» (138). На доказательства автора он реагирует так: «Прекраснодушная риторика – вещь, конечно, привлекательная, но опасная. Многие из твоих идей внешне очень радикальны, но объективно сомнительны, если не хуже». « Внутренний редактор»его успокаивает: «Успокойся, никто их не пропустит» (139). Возможно, я говорю об Эфирове слишком подробно, но вопросы, затронутые в его статье, злободневны и важны до настоящего времени – ПР. PS. Сейчас, при окончании второго срока президенства Путина, о решении проблем, затронутых Эфировым, об уничтожении названных им «белых пятен» реально вопрос не стоит, и рассуждения, высказанные в статье, кажутся наивными и прекраснодушными. К сожалению – ПР, май 2008.

Самым весомым свидетельством того, что «закрытые зоны», «белые пятна» продолжали существовать и в период Горбачева, является освещение событий в Чернобыле. 26-го апреля 1986 г. на Чернобыльской атомной электростанции (вблизи Киева) произошел взрыв (на 4-м блоке). Власти постарались окутать событие густой пеленой лжи. Несколько дней об аварии вообще ничего не сообщалось. Все зарубежные СМИ были полны ею. А в России ни слова. Позднее выяснилось, что атомные реакторы, работающие на Чернобыльской электростанции, были весьма несовершенными, устаревшего типа. О чем довольно много писали западные средства информации, но ничего не просочилось на страницы советских изданий. В последних утверждалось, что советский реактор вполне современный и надежный, настолько, что его можно было бы без всяких опасений поставить на Красной площади. Только через несколько лет постепенно начали раскрывать сведения о том, что задолго до взрыва было много настораживающих признаков (трещины, неисправности, плохое оборудование, поставляемое Югославией и пр.). До сих пор неизвестна точно непосредственная причина взрыва. Существует около 10 версий, из них две главные противоположны друг другу. Противоположность порождена различной заинтересованностью сторон, одна возлагает вину на работников станции, грубо нарушивших правила обращения с реактором, проводившим какие-то плохо подготовленные опыты. Другая утверждает порочность проектирования, конструкции реактора. И это почти через 20 лет после аварии. В тот же момент практически никакой весомой информации не было.

Немного воспоминаний. Услышав по западному радио о чернобыльских событиях, я рассказал о них одной из наших студенток, киевлянок. Хотел узнать у нее о подробностях. Ее отец и брат – геологи, были связаны и с проблемами водоснабжения. К моему изумлению, они ничего не знали, не слышали. И только через несколько дней, после того, как весь мир говорил о Чернобыле, о нем сообщили и в Советском Союзе. Но только в весьма ограниченных рамках. Ничего не писалось о неподготовленности к аварии, об отсутствии самых необходимых средств защиты, о том, что мы отказались принять предложенную помощь Германии – автоматических роботов, что пожарники шли в очаг поражения без особой защитной одежды, потом подавляющее большинство из них погибло (один из немногих выжил оттого, что был пьяным; может быть, это и анекдот: «Истопник сказал, что столичная Очень помогает от стронция»). Всячески преуменьшались реальные последствия катастрофы (мы до сих пор их не знаем). И уж совсем преступные действия: умолчания, «чтобы не сеять паники». Не всегда даже по злому умыслу, а по дурости. Буквально в первые дни после аварии провели футбольный матч между чернобыльской и какой-то соседней командой, широко сообщали о нем. Взрыв произошел в конце апреля, а первого мая прошла с большим шумом, с массовым участием киевлян первомайская демонстрация. Ее очень подробно транслировали по телевиденью, рассказывали о ней. До сих пор зримо помню данную крупным планом молодую женщину с двумя детьми, одним грудным, на руках матери, другим рядом, постарше. Женщина лучилась оптимизмом, говорила, вероятно веря в это, что ничего ей и детям не грозит и она совсем не боится. Не нужно быть крупным специалистом, чтобы понять: в такой ситуации следовало отменить демонстрацию, объяснить опасность нахождения под открытым небом (китайцы, когда у них была атипичная пневмония, первомайские праздники отменили). Советское начальство такого сделать не могло, и не желало. Вероятно, не совсем понимая происходящее. Но кое-что всё же понимало. Во всяком случае, намного больше, чем сообщалось народу. Позднее выяснилось, что в первые часы после взрыва значительная часть киевского начальства эвакуировала своих детей. Еще позднее появилась песенка о дождях… радиоактивных. Текст, примерно, такой:

 
Все движется на свете,
Но доброго не жди.
В саду играют дети,
Идут, идут дожди,
И просто, очень просто
Слетают с неба в сад
Стронций девяносто
И кобальт шестьдесят.
 

Заканчивалась песенка так:

 
А вы, сидящие в Кремле,
Товарищи вожди,
Вы прячете своих детей,
Когда идут дожди?
Совсем не так ведь просто,
Когда с неба летят
Стронций девяносто
И кобальт шестьдесят.
 

(цитирую по памяти – ПР)

Киевские вожди во всяком случае прятали. Думаю, что и кремлевские.

С давних пор люди, особенно их правители, не любили неприятных известий. В древних Афинах, по преданию, вестников, приносящих такие известия, казнили. Далеко не всегда говорили и говорят правду в более поздние времена. Но у лжи должны быть границы. Особенно, когда речь идет о здоровье и жизни миллионов людей. В таком случае сокрытие правды – страшное преступление. И оно было совершенно в период правления сторонника гласности, Горбачева, в духе давно установившихся традиций советского руководства. Масса воспринимала всё, как должное. Я не слышал, чтобы Горбачев признал свою вину, попросил прощения. Единственное полуоправдание ему, что он только год находился у власти, а дел было невпроворот. Но все таки год – не такой малый срок. Напоминаю, что я говорю не о причинах взрыва, его виновниках, последствиях, а о том, как освещались события в средствах массовой информации.

Долгое время Чернобыль оставался запретной темой. Чтобы напечатать то или иное произведение о нем иногда приходилось обращаться в самые высокие инстанции, ссылаясь для подкрепления собственных доводов на мнение Запада и угрожая обратиться к его помощи. Как пример, можно привести историю публикации в «Новом мире» повести Г. У. Медведева «Чернобыльская тетрадь». В ЦК обсуждается вопрос о ней. 25 января 1989 г., через несколько лет после взрыва. Сохранилась под грифом «Совершенно секретно» Записка о публикации «Чернобыльской тетради». Речь идет о поддержке публикации академиком А. Сахаровым, предупреждавшим, что при запрещении повести, ее могут напечатать за рубежом. Решение: сделать ряд запросов, ознакомиться с повестью, а затем вновь рассмотреть вопрос о возможности ее публикации. В приложении содержится письмо А. Сахарова М. Горбачеву от 4 ноября 1988 г. Оно посвящено защите книги Медведева, но затрагивает и общие вопросы. В нем идет речь о том, что в «нашем государстве общественность отстранена от участия в проблемах проектирования и размещения атомной энергетики». Это приводит и приведет к серьезным осложнениям. Во всех странах уже давно поняли необходимость привлечения общественности к решению технических задач. Сахаров убежден, что она не только может, но обязана знать обстоятельства чернобыльской катастрофы, вопреки цензурным ухищрениям ведомств, их интересам и амбициям. Любые ограничения здесь наносят ущерб. О том, что он, как ученый, имеющий отношение к проблемам использования атомной энергии, не считает возможным и дальше умалчивать о работе Медведева перед мировым обществом и поступит так, чтобы она была широко известна(пришлось грозить обращением к Западу – ПР). О том, что публикация повести в «Новом мире» сослужила бы хорошую службу советскому государству, расширила бы гласность и самосознание советской общественности, без участия которой не мыслится наше дальнейшее развитие. Подпись: С глубоким уважением. академик А. Д. Сахаров.

До сих пор многое неизвестно. Проблема возможности скорого разрушения бетонного саркофага, сооруженного вокруг взорвавшегося атомного реактора. И вновь те же успокоения: не нужно преувеличивать опасность; если и будет выброс радиоактивных веществ, то не страшно; радиус его не более 30 км.; такое даже Украине и Белоруссии не грозит, а о России и говорить нечего. Может быть, и так, но доверия нет: слишком много нам врали и продолжают врать. Постепенное сокращение льгот жертвам Чернобыля. Это относится и к Эстонии. По статистике более 4500 человек из Эстонии принимало участие в устранении последствий аварии и осталось в живых. Из них 93 % нуждается в медицинской помощи, а средств на нее нет.

Рубежным событием в истории СССР, входящих в него республик стал путч, направленный против Горбачева, отдыхавшего в то время в Крыму, в Фаросе. Его арестовали, сообщили, что он болен и отставлен от власти. Мало кто поверил в его болезнь. Но многие местные власти, правитель– ственные чиновники, дипломаты восприняли происходящее, как должное, сообщили о своей лояльности заговорщикам. Многие СМИ тоже поддержали путчистов (правительство Эстонии поступило иначе: передало по телевиденью, что уходит в подполье и будет продолжать борьбу; такое поведение было не столь уж частым исключением). О путче объявили 19 августа 1991 г., как раз накануне планируемого в Ново-Огорево совещания руководителей союзных республик, посвященного преобразованиям в СССР (подписание договора о новых отношениях, переговоры о новой Конституции и пр.). Горбачев говорил позднее о путче: «как удар в спину». И не только путч, но и последовавшие за ним события, которые привели к развалу СССР. 23 августа стало ясно, что путч провалился. Заговорщики проявили нерешительность, воинские соединения (отряды спецназа) не поддержали их. Против них выступил и народ, в большом количестве собравшийся для защиты Белого дома, где заседал Верховный Совет. Путчистов арестовали. Во главе противников путча встал Ельцин.

К этому времени он прошел довольно длительный путь политического деятеля общесоюзного масштаба. По моему мнению, возможно ошибочному, главным в нем было неуемное стремление к власти. Такое стремление характерно для многих, особенно для занимающих высокие посты. Для тех, кто находится на самой верхушке, от Ленина, Сталина и далее такое стремление всегда крайне существенно. Горбачев с этой точки зрения вовсе не исключение. Но у Ельцина, как мне представляется, стремление к власти выражено с особой силой, определяет все стороны его деятельности, все его поступки. Что не исключает искренней веры в благотворность своей деятельности, в то, что она ведет к торжеству демократических идеалов, что он – наиболее удовлетворяющая фигура для проведения нужных реформ и т. п. К этому времени у Ельцина довольно большой опыт руководства. Он еще не старый (родился в 32 г.). Окончил строительный факультет Уральского политехнического института (как учился – неизвестно, но мастер спорта по волейболу). Дипломный проект – «телевизионная башня». Инженер – поработал простым рабочим (по месяцу каменшиком, бетонщиком, плотником, столяром, стекольщиком, штукатуром, маляром, крановщиком). Прошел путь от мастера до директора лучшего в Свердловске домостроительного комбината. В 61 г. вступил в партию. С 62 г. на партийной работе. В 76–85 гг. – первый секретарь Свердловского обкома КПСС. В 85 г. перебрался в Москву (по рекомендации Е. К. Лигачева) и стал первым секретарем Московского горкома партии (85–87). В 86–88 гг. – кандидат в члены Политбюро. Быстрая карьера. Здесь у него появились какие-то смутные перспективы, вероятно, не до конца осознанные. На каком-то этапе, видимо уже в Москве, они постепенно стали проясняться. Требовалось преодолеть множество препятствий, достичь, казалось, невозможного. Но этого было мало. Необходимым оказалось случайное стечение обстоятельств, умение воспользоваться чрезвычайным везением. Став первым секретарем Московского горкома, Ельцин начинает борьбу за популярность: ездит в общественном транспорте, живет в простой квартире, всячески подчеркивает свою скромность, умение общаться с простым народом. Его ловкая, хотя несколько прямолинейная, демагогия, не понравилась соперникам по власти, особенно Е. Лигачеву, вероятно, тоже мечтавшему о первомместе. (новичок слишком уж прыток и беззастенчив). Ельцин играет ва-банк. На пленуме ЦК 87 г., посвященном 70 годовщине Октябрьской революции, он внезапно выступает с резкой критикой партийного руководства, особенно Лигачева, обвиняет последнего в том, что тот тормозит реформы. В заключение просит о своей отставке… Оживленное обсуждение выступления, резкая оценка его. Если бы не Горбачев, то Ельцина тут же сняли бы со всех постов, но генсек предложил «не решать сгоряча этот вопрос» и лишь в феврале 88 г. пленум ЦК вывел его из состава Политбюро (отчет предан гласности в феврале 89 г.). На московском пленуме, засекреченном, Ельцина критиковали еще резче. Его освободили от руководства московскими коммунистами. В заключительном слове он почти раскаивался: «Я потерял как коммунист политическое лицо руководителя. Я очень виновен перед московской партийной организацией <…> я очень виновен лично перед Михаилом Сергеевичем Горбачевым, авторитет которого так высок в нашей организации, в нашей стране и во всем мире». Горбачев, видимо, был не прочь, чтобы Ельцина убрали из руководства московской партийной организации. Но он создал специально «под Ельцина» пост министра без портфеля и должность заместителя председателя Госстроя СССР (по его специальности). История же Ельцина, во многом засекреченная, обросла мифами. Близкий Ельцину редактор «Московской правды» М. Полторацкий позднее в телеинтервью признался, что он и журналисты-единомышленники сочинили и пустили в оборот вариант, который выдавался как подлинное выступление Ельцина на пленуме Московского горкома. Вырисовывался облик воинствующего антибюрократа и справедливого начальника. Таким Ельцин стал в общественном мнении: символом оппозиции. Сам он тяжело переживал случившееся, даже в больницу лег (в ноябре 87 г.; говорили, что пытался покончить жизнь самоубийством). Ему было необходимо возвращение к реальным рычагам власти, и он уже в июле 88 г., менее чем через год после своей бунтарской речи, просит на Х1 партконференции о реабилитации: «Но я лично прошу политической реабилитации при жизни, прошу конференцию отменить решение пленума <…> это будет в духе перестройки, это будет демократично и, как мне кажется, поможет ей, добавив уверенности людям» (см. Э. Глезин. Все начиналось с его отставки// Вести. Таллин, 31.10.07). Просьбу удовлетворили. Ельцина реабилитировали. В 89 г. он баллотировался на место депутата Верховного Совета СССР. Его не избрали, но депутат А. И. Казанник отказался от своего мандата в его пользу. В мае 90 г. Ельцин избран депутатом Верховного Совета РСФСР и стал его Председателем, с третьей попытки, с перевесом в три голоса.12 июня 91 г. на всенародном референдуме Ельцина избрали президентом РСФСР, с большим отрывом от соперников. Он выступал как борец с коррупцией, сторонник большей независимости союзных республик. По его инициативе принята «декларация о государственном суверенитете России» (преимущество российских законов над союзными). Но всего этого было недостаточно. Помог ГКЧП. Уже до него, в феврале 91 г., Ельцин предлагает Горбачеву оставить свой пост. Между ними ощущается явное противостояние. Ельцин ведет свою игру: бо`льшего радикализма, крайне левых требований, популистских заявлений, подчеркивая ограниченность и нерешительность действий Горбачева. Например, резкая критика Ельциным предложения председателя Совета Министров Н. Рыжкова несколько повысить бросовые цены на хлеб; хлебом кормили скот, он почти ничего не стоил; явно следовало увеличить его цену; но Ельцин, во «имя защиты интересов народа», решительно возражал против любого повышения. Если бы тогда можно было ему сказать, как поднимутся цены в период его правления!

ГКЧП был для Ельцина весьма полезным. Горбачев оказался изолирован путчистами в Крыму, в Фаросе. Но сам путч быстро превратился в авантюру. Элитное подразделение «Альфа» отказалось выполнять приказ заговорщиков о штурме Белого дома. (по крайней мере, так говорили). Народ путчистов не поддержал. На защиту Белого дома, где заседал Верховный Совет РСФСР, собралась масса народа – его защитники. Ельцин сумел возглавить борьбу с путчем. Для этого требовалась большая смелость и решительность. Ельцин, несомненно, обладал такими качествами. Он многим рисковал и, конечно, понимал, чем рискует. В тот момент, видимо, был искренним защитником демократии, интересов народа. Но не только такие высокие мотивы определяли его действия. Естественно, провал заговорщиков, победа народа в первую очередь связывалась с именем Ельцина. Горбачев, освобожденный из-под ареста, возвратившийся в Москву, оказался как-то на обочине, не в центре событий. А Ельцин вовсе не собирался возвращать ему власть. На митинге он забрался на танк, игравший роль ленинского броневика, и произнес с него свою речь, как главная действующая фигура, которой он в той обстановке на самом деле стал и хотел оставаться. Уже во время митинга, транслируемого по телевизору, я слышал то в одном, то в другом месте, на общем праздничном, радостном фоне, вспыхивающие крики: «Горби долой!». Они, вероятно, были не столь единичны, если их можно было услышать с телеэкрана, в огромной толпе участников митинга. Крики вызвали у меня неприятное чувство. Возможно, они – результат стихийных эмоций, проявления любви к Ельцину (вполне понятной) и неприязни к Горбачеву (хотя вряд ли затеянная им перестройка к тому моменту совершенно исчерпала себя). К тому же я знаю по опыту, что в СССР (позднее и в России) «стихийный энтузиазм» бывает обычно хорошо организован (помню, как подавали автобусы, освобождали от работы, кормили людей, раздавали им чернильницы – метательные снаряды для выражения «стихийного» негодования перед каким-нибудь иностранным посольством).

Менее чем через три месяца после путча, 8 декабря 1991 г., в Вискули (Беловежская Пуща) подписано соглашение о выходе России, Украины и Белоруссии из состава Советского Союза, в сущности о развале его (от России подписал Ельцин, от Украины Л. М. Кравчук, от Белоруссии С. С. Шушкевич). Соглашение достигнуто самым недемократическим способом, без консультаций с народом (его мнения не спрашивали, хотя сравнительно недавно, весной 91 г., на референдуме около 65 (76?) % населения высказалось за сохранение Советского Союза), без обсуждения с входящими в состав СССР республиками, без согласия Верховных Советов РСФСР и СССР (первый ратифицировал его post factum, второй просто распустили, поставив перед свершившимся). Самовластно. Внезапно. Неожиданно. Думается, Шушкевич был нейтральным, а к независимой власти рвались Ельцин и Кравчук. Руководители остальных республик покорились неизбежному (позднее они тоже почувствовали вкус к власти). Возник СНГ. Ни в коей степени не по воле народа, а по желанию его руководителей, своекорыстных интересов. Вместо СССР возникло более десяти стран, в большинстве с авторитарным правлением (с Прибалтикой – дело особое). Некоторые из них (в Средней Азии) оставили далеко позади по уровню тоталитаризма Советский Союз. Внутренне уверен: если бы в тот момент Ельцин был бы президентом не России, а СССР, ничего подобного в тот момент не произошло. В крайнем случае, расстрелял бы возмутившихся, как в 1993 г. Две чеченских войны (вторая, как и первая, начата в период правления Ельцина) подтверждают правомерность такого предположения. Ведь действия чеченских «сепаратистов» по сути ничем не отличались от действий самого Ельцина, его Беловежских решений. Доказательства, что там можно (союзная республика), а здесь нельзя (автономная) критики не выдерживают. Как и довод: нельзя показывать слабость, иначе можно развалить всю Россию (почему его не придерживался Ельцин, разваливая СССР?). И вообще весьма подозрительно единство, которое может держаться лишь на страхе, на кровавых расправах. Дело в другом: Беловежская Пуща оказалась, вероятно, единственным средством устранить Горбачева, добраться до места «первого», пусть России, а не Советского Союза, канувшего в Лету.

Сравнительно недавно отмечалось десятилетие подписания Беловежских соглашений. Большинство опрошенных высказались о них отрицательно. Предполагаю, что не только сторонники коммунизма, возвращения к советскому прошлому. Где-то в начале 1990-х годов один из моих коллег, услышав мой не слишком одобрительный отзыв об Ельцине, с удивлением сказал: «Вы ведь всегда были за демократию?!» Я ответил: «по-моему, такое вполне совместимо». Сейчас пониманием того, что демократия и Ельцин – явления совершенно разные не удивишь никого.

Другой вопрос: возможно ли было сохранить от развала насквозь прогнивший Советский Союз? Не исключено, что нельзя. Но развал, видимо, мог быть иным. Во всяком случае не по желанию самодержавно и своекорыстно действующего Ельцина. Вероятно, следовало поискать какие-либо другие, демократические варианты. Ведь путч, как выше говорилось, произошел как раз перед совещанием руководителей всех республик. Там бы и обсудить. Но такого решения не хотели путчисты – сторонники старых порядков. Поэтому путч и произошел накануне открытия совещания. Не хотел и Ельцин, выступавший под знаменем демократической новой России, а по сути боровшийся за власть.

Итак, цель достигнута. Ельцин приходит к власти, в результате путча, вопреки намерениям путчистов. Подавляющее же количество интеллигентных, умных, демократически настроенных людей искренне уверены, что победили они, победила демократия. А символом ее является Ельцин. Горячо приветствует его эмигрант, знаменитый виолончелист, правозащитник М. Л. Ростропович. Он специально приезжает в Россию, чтобы выразить солидарность с Ельциным, его сподвижниками. Поддерживает его и жена покойного (умершего в 1989 г.) академика Сахарова Елена Боннэр. Я не утверждаю, что ориентация Ельцина на демократические лозунги, на демократов была лишь тактикой. Она наверняка являлась искренней, особенно на первых порах. В том числе там, где дело касалось средств массовой информации. Но всё же везде на первом плане для него был он сам.

Довольно рано появляются первые зародыши (не более, чем зародыши) культа Ельцина. Он после Беловежской Пущи и путча как бы переходит на качественно иной уровень, торопится и внешне оформить это, без промедления выселяя Горбачева из президентского кабинета и занимая его место. Начинаются восхваления Ельцина, видимо, в основном искренние, но иногда довольно неумеренные. В ночь под Новый, 1942-й, год руководитель ансамбля «Виртуозы Москвы», В. Т. Спиваков выступает по телевиденью с панегириком во славу Ельцина. Испытывать благодарность и восхищение, конечно, можно, но зачем оповещать о них всю страну?! И в радости победы мало кто замечает, что вновь начал действовать принцип: цель оправдывает средства, т. е. в определенных случаях всё позволено. Принцип старый, еще от иезуитов и Макиавелли, но он стал излюбленным принципом советского правления. Как и правления Ельцина, а применение его в каждом данном случае оправдывалось демократами и освещалось «в нужном духе» в большинстве СМИ.

Ельцин субъективно тоже за демократию. Но только с ним во главе, под его руководством, «управляемую им демократию». Я не предполагаю, что всё то, что произошло позднее, было заранее точно продумано, что здесь с самого начала сознательный обман. Но когда задают вопрос, где началотого, что потом привело к Путину (а его задают сейчас нередко, называя разные даты), я вспоминаю праздничные дни августа 1991 года.

Некоторое отступление. Неприятие Ельцина долгое время отождествлялось с позицией красно-коричневых,которые утверждали, что он, вместе с Горбачевым, совершил преступление, развалил Советский Союз (полагаю, что к последнему Горбачев прямого отношения не имел; имел отношение он к другому, к развалу Варшавского договора; именно Горбачев дал понять, что СССР в дела Восточно – Европейских стран вмешиваться не будет и они смогут осуществить давнюю свою мечту о независимости. Благое решение! 1-го июня 1941 г. организация Варшавского договора прекратила свое существование).

Но на первых порах правления Ельцина – восторг, радостные надежды большинства на более решительное, радикальное развитие перестройки. Эти надежды отразились и в сфере печати, радио, телевиденья. Резко критическое отношение к прошлому и вера в будущее. Яркое выражение подобных ожиданий – отрывки из стенограммы собрания трудового коллектива Всесоюзной телерадиовещательной компании от 27 августа 1991 г., через несколько дней после провала путча. Выступление В. В. Познера – ссылка на сказку Шварца «Дракон». Дракон говорит о покорности людей, не желающих освобождения: «Я же их кроил по своему образу и подобию 300 лет. Это исковерканные души, больные души…». Про нас сказка. Таких монополий, как у нас, нигде в мире нет. Такой динозавр – Гостелерадио. Надо убить «этого неповоротливого динозавра». Нужна независимость, и друг от друга, и от разных государственных структур. Нужно несколько абсолютно независимых теле и радио компаний. Л. А. Золотаревский вносит конкретные предложения: Первое – покаяние от имени всего коллектива Центрального телевиденья, в частности программы «Время», перед миллионами телезрителей за ту дезинформацию, которая давалась во время путча, да и не только в эти дни. Второе – создание гарантий, политических, организационных, всяких других, не дающих использовать телевидение и радио как средство, которым возможно манипулировать, как делалось ранее. Для этого отделить их от партии; уничтожить в них все бюрократические структуры, которые есть только у нас. Руководство сосредоточить в творческих объединениях, творческих группах; руководитель каждой группы должен иметь свой бюджет, своих авторов, режиссеров. Далее. Есть законы общественной психологии. Названия «Гостелерадио», «Время» скомпрометировали себя. Надо их изменить. А. Комов говорит о необходимости изменить бюрократический принцип на принцип коллективного руководства. А. Тихомиров напоминает о стукачах, о том, что сейчас опечатали местные сейфы КГБ; но стукачей так много, что, вероятно, нужно заморозить эти сейфы с архивами. Призыв быть свободными людьми, иначе журналистами можно будет манипулировать из какого-либо подполья КГБ. И. Симанчук, секретарь Московской журналистской организации, говорит о «замечательных ребятах» из независимой радиостанции «Эхо Москвы»; за год существования они проделали огромную работу, завоевали большой авторитет; их опечатывали, срывали с эфира, к ним являлся ОМОН, подделывали их передачи, говоря от их имени; было заявление ТАСС, где их радиостанцию называли подрывной, провокационной. Симанчук предлагает: Первое.Обсудить, внести изменения и принять закон о телевидении и радио. Такой закон необходим. Имеется его проект. Второе: Гостелерадио не должно более существовать в монопольном подчинении Президенту: «Что это принесло, нам всем известно» (Бох594-6). В выступлениях много наивного, вряд ли осуществимого, но искреннего, молодого (независимо от возраста каждого выступавшего); вера в светлое будущее, в свои силы, в возможность благотворных изменений; как далеко это не только от наших дней, но и от последних годов правления Ельцина – ПР.