Текст книги "Из истории русской, советской и постсоветской цензуры"

Автор книги: Павел Рейфман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 107 (всего у книги 144 страниц)

Периодические издания «Октябрь», «Москва», «Молодая гвардия», «Наш современник» тоже не собирались менять своего направления. Массовая публикация в них произведений на «оборонную тему» (Проханов и др.). В журнале «Москва» помещен рассказ Тюрина «Парад» – хвалебный гимн Сталину. В журнале «Молодая гвардия» напечатана положительная рецензия на посмертно опубликованный роман Кочетова «Молнии бьют по вершинам», оправдывающий расправы над внутрипартийными противниками Сталина. Некрологи по поводу смерти Шолохова, с пропагандой националистических, антизападных идей. Статьи С. Куняева в журнале «Наш современник», с нападками на Высоцкого, Вознесенского, Евтушенко. В начале 85 г. в журнале «Молодая гвардия» братья Стругацкие названы «безродными интеллектуалами» (почти «безродными космополитами» эпохи Сталина (6–8). Борьба продолжается.

Против национал-коммунистов по разным причинам выступают и неославяне и реформаторы. Первые противопоставляют идее имперского величия советской системы пропаганду русского национального самосознания. Кроме того они публикуют статьи, осуждающие экономические и моральные следствия колхозной системы, требуют радикальной перемены организации основ сельского хозяйства.

Реформисты же критикуют национал-коммунистов с других позиций. Особенно явно их взгляды отразилась в журнале «Дружба народов». В январе 85 г. в нем, в противовес милитаристской позиции реакционных журналов, помещена статья Алеся Адамовича о глобальных последствиях атомного вооружения. В марте 85 г. опубликован ряд воспоминаний, материалов об умершем Трифонове, критиковавшем сталинизм, изображавшем общественные и исторические язвы советской системы. В «Юности» и в других изданиях резко осуждается художник Глазунов, пoхвалы ему в журнале «Москва» (208, 305, 689).

Знаменательно, что партийная пресса с конца 84 г. – начала 85 г. превращается в форум реформистского лагеря. В декабре 84 г. Ю. Воронов публикует в «Правде» статью о необходимости радикальных изменений существующих литературных норм. По его словам, ныне нужна естественность и близость к реальности вместо презентации готовых решений и однозначно-партийной авторской позиции; художественное творчество сегодня должно изображать современную жизнь; перед литературой стоит задача изучить общество и вскрыть проблемы, которые до сих пор ложно считались решенными (208).

10 марта 85 г, в день смерти Черненко, в газете «Правда» напечатана статья Марка Захарова (Главный режиссер Ленкома) «Художник и время. Зеркало души». Требование отхода от норм «пропагандистской драмы». Решающим должна стать достоверность литературного героя, степень близости его и зрителя. «Убедительным выглядит не тот характер, который декларирует свои добрые, социально полезные побуждения, а тот, который вызывает у зрителя желание сравнить детали его сложной жизни с собственными проблемами».

Живой театр, по словам Захарова, должен «искать новое», «идти на риск», не бояться самых трудных дискуссий со зрителем о самых насущных проблемах современности.

Захаров ссылается на Ленина, «считавшего, что будущие поколения могут по-иному понимать социализм, чем деятели первого призыва». По мнению Захарова, это относится и к искусству, к смене норм и установок. Статья была не только программой театральной перестройки, но и общим кредо реформ, ожидаемых художественной интеллигенцией в отношении подлинной будущей культуры (209-10). Появляется надежда, что по мере демократизации общества культура перестанет быть общественно-политическим институтом, управляемым сверху, станет лишь одним из слагаемых общественного мнения. Начинается перестройка.

10 марта 85 г. Черненко умирает. Его смерть – лишь внешнее подтверждение конца той политики лавирования между непоследовательным «брежневизмом» и столь же непоследовательным продолжением андроповской «политической реформы сверху», которая применялась при Черненко и еще до его смерти продемонстрировала полную свою несостоятельность. Ни одна из проблем, в том числе культуры, искусства, литературы, не приблизилась при Черненко к своему решению. Единственным результатом стало новое усиление идеологизации. В остальном же различные группы в государстве и обществе воспользовались слабостью силового центра и начали действовать всё более автономно. К власти приходит группа молодых, возглавляемая Горбачовым. Перед ними стоит чрезвычайно трудная задача: нужно было постепенно, лавируя между противниками коренных перемен, которых в руководстве большинство, готовить и проводить перестройку. И он, и его единомышленники вряд ли до конца предвидят ее результаты.

Глава десятая. Перестройка – перестройка… Беловежская пуща. (Период Горбачева и Ельцина)

 
Затем в России правил
Плешивый Михаил
Он был престранных правил
И пьяных не любил.
Зато Борис в подпитии
В Чечню стрелять полез,
Но кроме мордобития
 

Там не нашел чудес (Современное продолжение «Истории государства российского» А. К. Толстого).

Хотели как лучше, а получилось как всегда

(Черномырдин)

 
Обещал миленок в койке
Новый вид общения,
Говорил, что перестройка,
Вышло ускорение
 

(частушка)

Смерть Черненко. Начало правления Горбачева. Окончание войны в Афганистане. Возвращение из ссылки академика Сахарова. Меры по введению рыночной экономики, демократизации общества. Распад Варшавского договора. Провозглашение гласности. Прекращение глушения иностранных радиопередач. Уничтожение Главлита. Антиалкогольная кампания. Борьба национальных союзных республик за независимость. События в Прибалтике, в Нагорном Карабахе. Подготовка и утверждение закона о печати. Пересмотры списков запрещенной литературы, материалов архивов, крамольных имен. Проект «Закона о средствах массовой информации». Статья С. Эфирова «Белые пятна». События в Тбилиси. Чернобыль, освещение его в советской печати. Августовский путч 91 г. Правление Ельцина. Беловежская Пуща. Распад СССР. Положение с цензурой: слова и дела. Закон 21 июля 93 г. «О государственной тайне». Разгон верховного Совета и расстрел Белого дома. Новая Конституция. Указ президента «О мерах по защите свободы массовой информации в Российской федерации». Экономические преобразования периода Ельцина. Правительство Гайдара. Ваучеризация. Первая чеченская война. Переизбрание президента в 96 г. Массовая фальсификация. Роль силовых ведомств (Барсуков, Коржаков). История генерала Лебедя. Убийства оппозиционных журналистов и политических деятелей. Министерство по делам печати и его руководитель М. Лесин. Консолидация с реакционными иностранными правительствами. Полная потеря авторитета. Заявление об отставке и рекомендация преемника (Путина) в канун 2000 г.

«Эпохой великих реформ» верноподданные историки называли время царствования Александра II (первые 15 лет), с 1855 по конец 1860-х годов. На самом деле реформы оказались не столь уж «великими», но кое-что было достигнуто: уничтожено крепостное право, проведена довольно прогрессивная судебная реформа, жизнь кое-в чем изменилась к лучшему. В Советский Союз реформы пришли в конце XX века, с середины 1980-х годов, и их начало связано с именем М. С. Горбачева. 10 марта 1985 г. умер Генеральный секретарь КПСС Черненко. И он, и предшествующий ему Андропов продержались у власти весьма недолгое время. 12 марта Генеральным секретарем КПСС избран Горбачев. В это время его поддерживала значительная часть партийного руководства, Политбюро. Незадолго до этого умер Д. Ф. Устинов, фигура влиятельная, не ориентированная на реформы. Он мог во многом мешать их проведению. Устинов (1908 -20.дэкабря 1984) по возрасту вряд ли являлся серьезным соперником Горбачеву. Но он – трижды Герой Социалистического Труда, награжденный 9 орденами, в том числе Ленина, член ЦК КПСС с 1952 г., член Политбюро с 1976 г., с того же года министр Обороны, маршал – был способен существенно влиять на соотношение сил в руководстве страны, даже претендовать на первое место (Черненко всего на три года моложе его). Горбачев, находившийся в Англии, прервал визит и срочно вернулся в Москву, к похоронам Устинова, чтобы блокировать возможность какой-либо «случайности». Упускать благоприятного момента он не собирался. Правда, и ранее, при серьезно больном Черненко, Горбачев исполнял многие его обязанности. Горбачева, сравнительно молодого, деятельного, ориентированного на изменения, на сближение с Западом (М. Тетчер говорила, что с ним можно иметь дело), поддерживали сторонники реформ (А. Н. Яковлев, Э. Шеварнадзе и др.). Да и «старики» ощущали, что руководство нужно омолаживать, что-то менять. Довольно быстро намечается новый курс: перестройка, реформы. Но проводить их следовало очень осторожно. К ним не готовы ни руководство страны, ни население. Если бы в момент избрания были понятны последующие действия Горбачева, весьма вероятно, что он не пришел бы к власти (не пропустили бы «старики»). Постепенно, но за весьма короткое время, осуществляется ряд довольно важных изменений. Действительно, многое сделано. Закончена долгие годы длившаяся (с конца 1979 г.) война в Афганистане. В 1986 г. возвращен из ссылки в Горький А. Д. Сахаров (1921 – 14 декабря 1989), академик, трижды Герой Советского Союза, лауреат Ленинской премии (пробыл там с 1980-го года). Принят ряд мер по введению рыночной экономики, демократизации общества. Провозглашена «гласность». Реально очень расширены ее границы. Отменены многие из «закрытых зон». Уничтожен Главлит, ведавший цензурой. Подготовлен и принят закон о печати (летом 1990-го г.). Прекращено глушение зарубежных радиопередач (по инициативе Горбачева; многие в руководстве к его предложению отнеслись с большим сомнением). Но, как стало ясно позднее, думая о довольно коренных изменениях, о «перестройке», Горбачев не совсем отчетливо представлял пути будущего развития. У него не имелось четкой стратегии. Он не собирался отказываться от социализма, разваливать Советский Союз, ликвидировать правящее положение коммунистической партии (о последнем, может быть, и думал, но помалкивал). И это было искреннее непонимание, а не тактическое прикрытие своих задач, которое тоже существовало.

Горбачев допустил ряд серьезных просчетов. Его антиалкогольная кампания, и экономические и моральные аспекты ее, привели к огромным финансовым потерям (чуть ли не 15 % бюджета), не встретили поддержки народа, понизили авторитет президента, вызвали насмешки над ним (Горбачева стали называть «лимонадный Джо» и т. п.)

Сложной оказалась проблема национальных отношений, взаимосвязей центральной власти и входящих в СССР республик. В последних усиливается борьба за независимость, центральная же власть относится к такой борьбе крайне отрицательно. Лишь под нажимом республик, под угрозой возможности отделения принимается закон о референдумах (республика имеет право на отделение только в том случае, если две трети ее населения проголосуют за него). Особо осложнился национальный вопрос в Прибалтике. Кровавые столкновения произошли в Литве и Латвии (январь 1991 г.). Телевиденье изобильно транслировало лживые, официозные, но претендующие на независимую точку зрения, репортажи Невзорова о событиях в Вильнюсе. 3 марта 1991 г. проведен референдум в Эстонии (около 78 % высказалось за отделение, в том числе значительная часть «русскоязычного» населения; о роли этой части населения в обретении Эстонией независимости см. сб. «Анатомия независимости». Тарту-СПб, 2004). Возникают волнения в Тбилиси, Нагорном Карабахе, Сумгаите, Баку. Осенью 1989 г. советское правительство наконец признает существование секретных протоколов пакта Молотова-Риббентропа, объявляет их не действительными, но и позднее, уже не при Горбачеве, в России не любят говорить о них.

Тем не менее Горбачеву, по мнению многих, принадлежит немалая заслуга. Приведенные просчеты все же не ведущая тенденция. Горбачев пытается существенным образом изменить прогнившую систему, хотя не затрагивает ее коренных основ (вряд ли и мог в то время затронуть: мешало и упорное сопротивление «верхов», и неподготовленность «низов», и собственное непонимание весьма существенных обстоятельств; тогда его более прозорливым сторонникам казалось, что ограниченность его действий – «тактика», но было и непонимание). По словам видного журналиста и политического деятеля A. E. Бовина, сказанным еще при правлении Горбачева и повторенным в декабре 1991 г., после его свержения, «Горбачев – трагическая фигура. Помните? Дорога в ад вымощена хорошими намерениями. Он вымостил свою дорогу. Но он, безусловно, великая фигура, одна из великих политических фигур XX века. Он разрушил тюрьму, казарму, в которой мы жили десятки лет… Как Петр I, он поднял Россию на дыбы. Но в отличие от Петра не сумел совладать с поводьями. И это не столько вина его, не столько выбор, сколько беда, судьба. Он нужен был истории, чтобы сорвать оковы с России. Новую Россию будут создавать новые поколения людей. Критические выпады против Горбачева, не учитывающие („в уме“, разумеется) этот исторический фон, всегда будут мелкими, мелочными, скользящими по поверхности вещей». Повторяя эти свои слова, Бовин добавляет: «Я и сегодня так считаю». А на пресс-конференции в конце того же месяца, по сути повторяет те же слова: «Я очень высоко ценю Горбачева. Это один из великих политиков XX века. Он решил задачу невероятной трудности: разрушил ту тюрьму, которая создавалась 70 лет. Но силы человека ограничены. История возложила на него задачу разрушения. Кстати, это касается и Ельцина, и Шаварнадзе, и Яковлева. Задача всего их поколения – разрушить эту тюрьму. Следующая задача – созидание. Её предстоит решить следующему поколению, тем, которым сейчас 30–40 лет. Они построят новую Россию. Я с огромной благодарностью провожаю Горбачева и, конечно, с грустью» (А. Бовин. 5 лет между евреев и мидовцев… (из дневника). М.,2002. С. 7–8,17). Это сказано в то время, когда Горбачев в опале, а Бовин – русский посол в Израиле (т. е. лицо официальное ). Об Ельцыне в книге упоминается вообще мимоходом, безоценочно, но скрытая неприязнь автора к нему иногда проглядывает.

Думается, что и сейчас можно считать оценки Бовина верными, хотя время внесло в них важные уточнения. Ныне, по-моему, явно недооценивают роль Горбачева. По двум причинам: первая – стремление Ельцина занизить его роль, выпячивая свои заслуги; здесь Горбачев и Ельцин противостоят друг другу; вторая – неприятие многими основ происходящих изменений, стремление вернутся к советским порядкам; это – позиция коммунистов, сторонников прошлого; в данном случае имена Горбачева и Ельцина объединяются, как имена виновников разрушения идеализируемого советского уклада, нынешней разрухи, преступности, коррупции и пр. Думается, история всё рассудит. Следует помнить, что время пребывания Горбачева во главе страны в значительной степени ограничено (1985–1991), особенно если учитывать грандиозность задач, которые надо было решать, враждебность большинства властных структур, инертность народа. Все, отчасти сам Горбачев, его соратники, оказались не готовыми к столь масштабным переменам. И все же, учитывая последующие события, следует, помнить (и не забывать), что именно Горбачев начал проводить коренные благотворные реформы.

Существенная часть их – гласность, свобода слова. В книге «Жизнь и реформы» (М., 1995) Горбачев говорит о важности гласности. Этому вопросу целиком посвящена десятая глава: «Больше света: гласность» (см. об этом главу вторую, о «закрытых зонах».) Такая установка определяется пониманием того, что без гласности невозможно провести коренные изменения в жизни страны, в том числе экономические реформы. Горбачев в это искренне верил. Но оказывается, что во многих случаях он не был таким уж безусловным сторонником гласности. В уже названной главе, отмечая свою роль в установлении гласности, видимо, несколько преувеличивая ее, Горбачев не одобряет «лихорадки критицизма»: «критика стала приобретать оскорбительный, разносный характер, нередко публиковались откровенно клеветнические материалы, основанные на искажении и подтасовке фактов» (317). По словам Горбачева, на пленумах ЦК, в аппарате, руководстве «роптали по поводу вседозволенности печати», и он разделял такое недовольство, понимая, что «средства массовой информации должны нести четкую ответственность», для чего нужен закон о печати.

И всё же обстановка на грани 1984–1985 гг. начинает постепенно меняться. Еще осенью 1984 г. вроде бы всё обстоит по-прежнему. 21 августа 1984 г. зав. отдела пропаганды Б. И. Стукалин передает в ЦК (секретно) просьбу Главлита разрешить изъятие «из библиотек изданий лиц, ведущих за рубежом активную антисоветскую пропаганду». Одновременно предлагается принять меры «по предотвращению публикации материалов о них (таких писателях – ПР) в открытой печати». Отдел Пропаганды поддерживает просьбу: «предложение Главлита поддерживаем». В приложении к просьбе дан проект Оперативного указания Главлита, адресованного всем цензурным инстанциям, сверху донизу. Приказывается: «Не разрешать к опубликованию без доклада руководству Главного управления». Далее идет перечень имен, лишенных гражданства (18 человек), о которых даже упоминать нельзя. Среди них Г. П. Вишневская, В. Л. Корчной, М. Л. Ростропович, Н. Д. Солженицын и др. (Бох 218–219). Приведенный документ – как бы «лебединая песня» советского Главлита.

Вскоре начинается пересмотр запрещенного, постепенное раскрытие «зон», закрытых для критики. Пересматривается, хотя и со скрипом, вопрос о запрещении фильма А. Я. Аскольдова «Комиссар» (см. главу о Брежневе). Затем нахлынула волна разрешений запретного: романы А. Н. Рыбакова «Дети Арбата», В. Д. Дудинцева «Белые одежды», А. А. Бека «Новое назначение», кинофильм Т. Е. Абуладзе «Покаяние» (выпущен в прокат после закрытых просмотров; произвел впечатление разорвавшейся бомбы, стал явлением не только художественным, но и политическим). Потом пошли издания Айтматова, Астафьева, Распутина, Можаева, затем С. Сольвьева, Ключевского, Костомарова; Бунина, Мережковского, Набокова, Замятина, Алданова; В. Соловьева, Федорова, Флоренского, Бердяева и др. (Горб. 322).

Из спецхрана изымается и переводится в общие фонды пользования множество книг. По распоряжению ЦК КПСС создается специальная комиссия из представителей Главлита (без него не обошлось!), Министерства культуры, Госкомиздата по пересмотру списков запрещенных книг. В январе 1987 г. она заканчивает свою работу и докладывает об этом. Главлит просит ту же комиссию продолжать свою деятельность, принять решение о переводе из особых в общие отделы произведений авторов – эмигрантов, выехавших за рубеж с 1918 по 1988 гг. «Это около 600 авторов». В их числе ряд известных писателей: Бунин, Набоков, Гумилев, Замятин, Бродский, философы Бердяев, Ходасевич, Зайцев (так в тексте– ПР). Идеологический отдел ЦК КПСС полагает возможным поддержать предложение Главлита. О результатах работы комиссии предлагается доложить к 1 января 1990 г. Решение подписано секретарями ЦК. Среди них Лигачев, Чебриков, А. Яковлев. Т. е. вопрос разбирался на самом высоком уровне.

Записка 31 декабря 1988 г. (секретно) идеологического отдела ЦК, с согласия секретарей, о пересмотре списков общих и специальных фондов библиотек и книготорговой сети. В приложении дан список книг писателей – эмигрантов на 17 листах, которые разрешается вернуть в обычные фонды. С марта 1987 по октябрь 1988 г. возвращено в общие отделы библиотек 7930 изданий, оставлены в спецфондах 462 издания «явно антисоветского характера». А затем начали разрешать Солженицына.

Приходится раскрывать секретные военные приказы. Совместная Записка от 1 июля 1988 г. (секретно) отдела Культуры и отдела Науки и учебных заведений, с согласия секретарей ЦК, о публикации полного текста приказа Наркомата обороны (Сталина) № 227 от 28 июля 1942 г. Там, в связи с летним отступлением советской армии летом этого года, вводился ряд жестоких мер в отношении солдат и офицеров, вплоть до расстрелов за отступление (штрафные роты и батальоны, суровые десятилетние приговоры и пр.). Секретный приказ зачитывался на фронтах, а после войны публиковался, но не полным текстом (было чего стыдится! – ПР). Решив полностью напечатать приказ, начальство пытается его оправдать: он-де учитывал характер наказаний и репрессий в немецкой армии (что за оправдание ссылка на наказания в фашистской армии? – ПР)И всё же опубликовать разрешено, хотя и в сопровождении обстоятельной редакционной статьи и комментариев, в «Военно-историческом журнале» (1988. № 8), т. е. не для широкого пользования (Бох221-22).

Без особого удовольствия, вынужденно, властным структурам приходится раскрывать архивные материалы, касающиеся в частности отношений СССР и стран народной демократии. Записка общего отдела ЦК… от 6 февраля 1991 г. Совершенно секретно. Об интересе деятелей чешской компартии к архивным документам о чехословацких событиях 1968 г. (т. е. о вторжении в Чехословакию войск Варшавского договора – ПР). В связи с запиской В. Купцова от 30 ноября 1990 г. с грифом: Совершенно секретно (Купцов в 1990–1991 гг. был членом Политбюро и секретарем КПСС) подобрано 38 документов, так как во время московского совещания левых партий к нему обратились руководители коммунистической партии Чехословакии с просьбой познакомить их с документами 1968 г. Купцов считает, что разговор об этом не праздный, что от него не уйти и раскрытие архивов по «пражской весне» неизбежно должно произойти. Но, по его мнению, будет, лучше, чтобы КПСС начал делать это сам, постепенно, начиная с относительно «безобидных“ материалов. Иначе потом будет поздно».

Главлит (Горбачев называет его «своего рода идеологическим КГБ» еще продолжает существовать, но власти, материальных средств, которых ранее не жалели, у него остается всё меньше. Функции его во многом меняются. И материальное обеспечение тоже. Из постановления Совета министров от 5 октября 1988 г. Не для печати. О переводе Главлита на хозрасчет, хотя бы частичный. Подпись: Рыжков (Бох222-23). Постановление Совета Министров от 24 августа 1990 г. о Временном положении Главного Управления по охране государственных тайн в печати и СМУ. Упрощение процедуры контроля. Редакции и издательства посылают в Главлит по 2 контрольных экземпляра всех изданий на русском языке, рассчитанных на общесоюзную аудиторию. Об остальных речь не идет, но можно предположить, что их это не касается – ПР(Бох 229 ). В приложении к Временному положению… говорится о правах, функциях, финансировании Главлита. Сохраняется довольно много ограничений, но разрешается проводить проверку выборочно, предоставляется право отменять ее.

Сфера Главлита продолжает ограничиваться. Все чаще выражается недовольство им. 25 января 1988 г. начальник Главлита В. А. Болдырев посылает в ЦК… информационную записку о «выступлении М. Шатрова против цензуры». В ней сообщается, что на дискуссии в Центральном доме литераторов по вопросам истории драматургии Шатров выступал, в присутствии многочисленной аудитории, в том числе иностранных корреспондентов, утверждая, что официальная цензура запретила публикацию в «Литературной газете» статьи А. Ваксберга «Царица доказательств». Болдырев сообщает: Шатров говорил, что он опасается за судьбу перестройки, что «Главлит продолжает действовать, несмотря на политику гласности», и призывал писателей бороться за публикацию этой статьи. По словам Болдырева, заявление Шатрова не соответствует действительности: редакция «Литературной газеты» просто задержала печатанье статьи в связи с необходимостью ее доработки, так как в ней, «вопреки указаниям директивных органов», делается попытка реабилитации Зиновьева, Каменева, Бухарина и других. Болдырев добавляет, что заявление Шатрова вызвало «негативную для нашей страны реакцию за рубежом» и отсылает к подробному отчету о дискуссии и выступлении Шатрова во французской газете «Монд» (Бох591). Бдительность прежняя, но по поводу ее приходится оправдываться 6 июля 1989 г., в обзоре Болдыревым для ЦК КПСС материалов прессы, посвященных съезду народных депутатов, приводятся с осуждением многие выступления печати о съезде. В них «бездоказательность и неуважительность идут часто рука в руку». Болдырев явно не одобряет публикацию критических выступлений о консервативных тенденциях и ему не нравятся похвалы тенденциям прогрессивным. Отмечаются публикации «Огонька», где печатаются письма, выражающие недовольство речами на съезде писателей В. Белова и В. Распутина, но не допускается никакая критика Сахарова «или других членов так называемой московской группы»; впрочем, подобное не только в «Огоньке». О том, что иногда встречаются замаскированные выпады в адрес Горбачева. Как пример приводится юмористический рассказ Э. Медведева «Ошибка» в «Огоньке»; в нем один из персонажей говорит другому: «И запрети Горбачеву с женой ездить <…> Из-за такого примера моя Акулина везде за мной тащится» (Бох593-4).

4 апреля 1990 г. тот же Болдырев посылает записку в ЦК…, «в порядке информации»: о том, что 4 апреля (оперативность!!) на сессии Верховного Совета Эстонской ССР председатель Президиума Верховного Совета А. Ф. Рютель подробно информировал депутатов о разговоре с Горбачевым; тот говорил, что события в Эстонии идут по литовскому пути и добавлял: неужели эстонские депутаты «не могут понять, что путь этот пагубный, тупиковый?». Сообщение Рютеля, по словам Болдырева, встретило «негативную реакцию» депутатов, расценивших этот разговор как нажим со стороны президента СССР (Бох 592).

Наконец-то, почти через 75 лет создания советской власти, приступают к составлению цензурного устава – закона о печати. Он подписан 12 июня 1990 г. и опубликован в Ведомостях ВерховногоСовета СССР (N 26) за подписью Горбачева. Приведем выдержки из закона СССР о печати и других средставах массовой информации: Гл.1. Общие положения. Ст. 1. Свобода печати. Печать и другие средства массовой информации свободны. Свобода слова и свобода печати, гарантированные гражданам Конституцией СССР, означают право высказывания мнений и убеждений, поиска, выбора, получения и распространения информации и идей в любых формах, включая печать и другие средства массовой информации. Цензура массовой информации не допускается (впервые за все советское время открыто говорится о существовании цензуры и об ее уничтожении – ПР). Правда, здесь же идет речь о недопустимости злоупотреблений свободой слова. Ст. 5. «Недопустимость злоупотребления свободой слова»: в ней говорится о непозволительности использования СМУ для разглашения сведений, составляющих государственную или другую, охраняемую законом, тайну, для призыва к насильственному свержению или изменению существующего государственного и общественного строя, пропаганды войны, насилия и жестокости, расовой, национальной, религиозной исключительности или нетерпимости, распространения порнографии или иных уголовно наказуемых деяний. Запрещается использование СМУ для вмешательства в личную жизнь граждан, посягательства на их честь и достоинство. При желании этот закон можно истолковывать весьма расширительно, объявив государственной и иной тайной всё, что угодно. Но в момент создания, принятия его пафос заключался в освобождении СМУ от ограничительных мер, а не в стремлении сохранить их (Бох228-9).

Но сохранить все-таки хочется. Пускай временно, под другим названием, с привлечением общественности. За год до путча, т. е. почти в конце правления Горбачева, 24 августа 1990 г. опубликовано постановление Совета Министров СССР «Об утверждении временного положения о главном управлении по охране государственных тайн в печати и других средствах массовой информации», сокращенно ГУОТ – по сути тот же Главлит под другим названием – ПР). Положение принято в связи с утверждением Верховным Советом закона о печати 12 июня. В приложении к временному положению подробно рассматриваются функции ГОУТа, весьма обширные. В конце Приложения сообщается о том, что при ГУОТе «образуется на общественных началах совет по делам охраны государственных тайн в средствах массовой информации» (Бох230 – 32).

Более решительно проблемы преобразования или уничтожения цензуры обсуждаются в обществе. В 91 г. Инициативная группа (Ю. М. Батурин, М. А. Федотов, В. Л. Энтин) подготавливает проект закона «О средствах массовой информации». В нем значится: Статья 3. « Недопустимость цензурыЦензура массовой информации, то есть требование от редакции средства массовой информации со стороны должностных лиц государственных органов, организаций, учреждений или общественных объединений предварительно согласовывать сообщения и материалы (кроме случаев, когда должностное лицо является автором или интервюируемым), а равно наложение запрета на распространение информации, их отдельных частей – не допускается. Создание и финансирование органов, организаций и учреждений, назначение должностных лиц, в задачи или функции которых входит осуществление цензуры массовой информации, – не допускается…» (Бох 235-36). Приведенный проект, пожалуй, самый радикальный из всего, что предлагалось в период перестройки в области цензуры. Но это не закон, а всего лишь предложения из авторского проекта.

Другой проект тоже не утвержден, но он проект Кабинета Министров СССР от [14] июня 1991 г. и на нем стоит подпись премьер-министра В. Павлова (число не поставлено). Суть его такая: «Главному управлению по охране государственных тайн в печати и других средствах массовой информации (ГУОТ) продолжать выполнение задач и функций, определенных временным положением о нем, утвержденным постановлением Совета Министров СССР от 24 августа 1990 г. № 843. 2. Министерству финансов СССР продолжать финансирование ГУОТа до конца 1991 г.». Таким образом, власти все же настаивают на сохранении цензуры, а общество требует уничтожения ее. Проект не принят в связи с августовскими событиями.

В период Горбачева всё же постепенно происходят изменения в области цензурной политики, очень медленно, не густо, неохотно, но происходят. Главным образом речь идет о прошлом, отменяются прежние запреты, относящиеся к освещению давних событий. Говорить можно далеко не о всём. Для иллюстрации приведем статью С. А. Эфирова «Белые пятна: воображаемый диалог о пределах гласности» (сб. «Демократизация советского общества. Истоки, Проблемы. Решения». Серия «Шаги перестройки». Ред. проф. В. И. Купцова. М.,1989). Остановлюсь на ней подробнее, так как здесь хорошо очерчено, что разрешено и что запрещено цензурой в конце 1980-х гг. Статья написана в виде диалога автора с редактором, при участии «внутреннего цензора» (он оказывается не столь уж «внутренним»). Авторрассказывает своему приятелю, редактору, человеку «достаточно широких взглядов», что ему предложили написать статью, выбранную из нескольких тем. Редакторреагирует сразу: «Всё это не пойдет». – Почему? – спросил автор. – Ты же знаешь, – ответил редактор, – о таких вещах пока молчат. Здесь нужна санкция свыше. Вот когда она будет, тогда и напишешь. – А как же гласность? – упорствует автор. – Ведь не должно быть «закрытых тем!“ – Неужели ты это принимаешь настолько всерьез? – удивляется редактор. – Границы дозволенного расширились, но есть же пределы». Между редактором и автором начинается обсуждение причин прошлой «безгласности» и нынешних пределов гласности. Во мнениях они расходятся довольно существенно. К их спору присоединяется и воображаемый «внутренний цензор». Он, цензор образца 1988 года, не мракобес, не похож на цензоров прошлого; у него современная внешность, он смел (до определенных пределов, конечно), сторонник гласности и перестройки, в несколько даже больших дозах, чем те, которые разрешены начальством, но он не приемлет никакой «безответственности», никаких «крайностей»; пишущая братия, по его авторитетному мнению, никогда не должна терять «политического чутья», понимания того, что «нужно» и что «можно» в данный момент.