Текст книги "Из истории русской, советской и постсоветской цензуры"

Автор книги: Павел Рейфман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 144 страниц)

Борьбу правительства с литературой, периодикой можно разделить на два вида: ограничение круга вопросов, тем, о которых разрешалось писать, и непосредственные преследования конкретных изданий. Уже 28 мая 81 г. выходит циркуляр, предлагающий печати воздерживаться без разрешения властей от сообщений, касающихся земских и думских постановлений, отчетов о заседаниях этих учреждений и пр. В 85 г., в связи с избранием петербургского городского головы, запрещены статьи о лицах, которые будут предложены кандидатами.

Особенно сильно власти ограничивали освещение правительственной, государственной деятельности. В марте 84 г. объявлено, что можно печатать сведения только о тех правительственных действиях, его мероприятиях, которые уже обнародованы надлежащим ведомством в официальных изданиях. Запрещались и многие известия о правительственных лицах. В апреле 85 г. разослан циркуляр, запрещающий, в первую очередь в сатирических журналах, заметки о разных высокопоставленных особах, особенно с приведением фамилий.

Ограничивается публикация материалов по аграрному, крестьянскому вопросу: о переселенцах, отношениях крестьян с землевладельцами, о переделах земли и пр. Запрещено упоминание о 25-летии отмены крепостного права. В ночь на 19 февраля 86 г. газеты получили распоряжение: ни одной статьи, ни одного слова о крестьянской реформе. Ряд газет поместили в этот день в знак протеста подчеркнуто не актуальный материал (статьи о джутовых мешках), а «Русские ведомости» вообще не вышли. Когда один из иностранцев спросил, почему сегодня нет газеты, ему ответили: «Сегодня газета молчанием чествует 25-летие освобождения крестьян».

С 90-х гг. запрещены статьи по «рабочему вопросу»: о стачках, положении рабочих, рабочих волнениях и т. д. Запрещение материалов о жизни учебных заведений, особенно высших (беспорядки в Казанском университете и пр.) Всё это разрешено публиковать только после официальных сообщений и сообразуясь с ними. Огромное количество различных запрещающих циркуляров.

В атмосфере усиления реакции после убийства Александра II правительство решило расправится с неугодными изданиями, пресечь всякое инакомыслие. Феоктистов в отчете за 1882-91 гг. писал о введении новых Временных правил (27 августа 82 г.): «Печальное положение нашей печати, к которому она пришла в конце 70-х годов благодаря представленной первоначально ей свободе и снисходительному отношению к ней власти, вызвали необходимость ограничения этой свободы и иного, более строгого отношения к ней со стороны правительства».

Ряд репрессий, запрещений. За 14 лет (81–94) их вынесено174. Из них 104 за первые 7 лет. Это свидетельствовало не о постепенномо смягчении политики правительства, а о том, что особо «вредные» издания были в первое семилетие запрещены или приведены к повиновению. После временного прекращения изданий, приостановки их, они, после возобновления, проверялись предварительной цензурой, пресекающей всякое подобие либерализма. Непосредственно запрещено 7 изданий («Отечественные записки», «Здоровье», «Московский телеграф», «Заря», «Сибирская газета», «Светоч», «Брдзола»). Прекратили свое существование в результате цензурных преследований 8 изданий, главным образом поставленных под предварительную цензуру («Газета Гатцука», «Голос», «Восток», «Русский курьер», «Русское дело», «Порядок», «Страна», «Эхо» (Зай280).

Уже в 83 г., в первом году прихода к власти Феоктистова, прекращено издание трех либеральных газет: «Московского телеграфа», «Голоса» и «Страны». Остановимся сперва на «Московском телеграфе“ – ежедневной газете умерено либерального толка, выходившей в 81–83 гг. Придирки к ней начались с первого года ее издния; весной 81 г. в порядке административного взыскания газете была запрещена розничная продажа; в 82 г. на нее обрушился поток взысканий: четыре предостережения, запрещение розничной продажи, временная приостановка. Принятые меры, по мнению министра внутренних дел, должны были привести к прекращению газеты:» «Телеграфу“, – пишет Толстой Победоносцеву, – запрещена розничная продажа, что для него почти равносильно уничтожению» (Зай282). Однако «Московский телеграф», после приостановки, с ноября 82 г., продолжал выходить. 13 января 83 г. во всеподданнейшем докладе Толстой сообщал, что «Московский телеграф» «продолжает держаться вредного направления». На скорейшем закрытии неугодной газеты особенно настаивал Победоносцев.12 марта 83 г. он писал Феоктистову: «Пора бы уже приняться за „Московский телеграф“. От графа Толстого я слышал, что будет на первой неделе. А вот и вторая кончается» (имеется в виду, что будут приняты меры– ПР. См Зайонч). Феоктистов на следующий же день ответил: «в настоящее время составляется записка о ''Московском телеграфе''.

Послезавтра она будет послана к графу Толстому, который на основании ее возбудит вопрос об означенной газете». Через несколько дней Толстой представил царю доклад, в котором сказано, что «Московский телеграф» «принадлежит к числу наиболее вредных изданий»; «этот орган<…> изображал в самом ненавистном свете теперешнее положение дел».19 марта 83 г. решением Совещания четырех министров «Московский телеграф» был запрещен (всего вышло 76 номеров). Феоктистов в официальной записке писал: «Если вообще, за весьма немногими исключениями, печать наша отнюдь не отличается благонамеренностью и старалась лишь создавать затруднения правительству среди тревожных обстоятельств последнего времени, то два её органа преимущественно перед всеми другими обращали на себя внимание своими вредными тенденциями и дерзостью своего тона. Оба они – ''Московский телеграф'' и ''Русский курьер'' – издаются в Москве» (Зай283).

В 83 г. произошла расправа с ежедневной петербургской газетой «Голос», издаваемой и редактируемой А. А. Краевским. Она возникла в 63 г., как официозное издание, негласно получала правительственные субсидии. Газета отражала довольно умеренную позицию либеральной бюрократии. В то же время Краевский, в борьбе за подписчиков, стремясь не потерять авторитет в обществе, время от времени печатал в «Голосе» материалы, вызывавшие недовольство властей. Делал это он весьма успешно. В 63 г. газета имела 4 тыс. подписчиков, в 77 г. – более 22 тыс. И число их продолжало расти. С 71 г. компаньоном и соредактором Краевского становится либеральный историк В. А. Бильбасов. Он редактирует газету в 70-е – в начале 80-х гг., заметно изменив её направление, от охранительного до умеренно оппозиционного. Пропагандируя постепенность и реформы, газета выступает в защиту свободной торговли, всеобщего школьного образования, отвергает классическую систему – детище Каткова. Во время русско-турецкой войны 77–78 гг. «Голос» разоблачает злоупотребления и казнокрадство в армии. Не столь уж прогрессивно. Но для властей этого было достаточно.

«Голос» подвергся массированным цензурным репрессиям. Общее число их с 65 г. достигло 46, из них за последние два с небольшим года –12. Благодаря своим широким связям в правительственных сферах газета получала много неофициальной информации и не стеснялась публиковать ее, вызывая недовольство властей. Особенно нетерпимо относились к «Голосу» Победоносцев и Толстой. По словам Феоктистова, Толстой не мог спокойно говорить о «Голосе», «ему все казалось, что „Голос“ служит органом какой-то чрезвычайно сильной партии и что если нанести ему удар, то чуть ли не произойдет бунт» (Зай285). Поэтому министр внутренних дел до поры остерегался применить решительные действия против «Голоса», кроме прочего опасаясь, что «враги его будут утверждать, что он руководствуется чувством личной мести». Таким образом, инициатива репрессий против «Голоса» принадлежала не Толстому, а лично Феоктистову.

В феврале 83 г. «Голосу» было объявлено третье предостережение. Во всеподданнейшем докладе по поводу предупреждения о направления «Голоса» говорилось, что газета «неоднократно подвергавшаяся карательным мерам, продолжала и до последнего времени держаться вредного направления, выражавшегося как в суждениях ее о существующем государственном строе, так и в подборе и неверном освещении фактов<…>очевидно рассчитывая породить смуту в умах». Предлагалась очередная репрессия против «Голоса». Прочитав доклад, Александр III согласился с предложением, написав с присущей ему грубостью: «И поделом этому скоту» (Зай285).

Вообще о состоянии печати, о лицах, стоящих во главе того или другого издания, Александр III имел довольно смутные представления. Только через восемь лет после прекращения «Голоса» император узнал, что историк Бильбасов был его редактором. Как рассказывает в дневнике Феоктистов, в начале 90-х гг. Александр III на докладе о запрещении книги Бильбасова об Екатерине II написал следующую фразу: «К сожалению, я не знал, что Бильбасов тот самый скот, который вместе с Краевским издавал „Голос“». Столько лет прошло, а словарь императора остался прежним. И образ мыслей не изменился (Зай286).

Наряду с получением третьего предостережения «Голос» был приостановлен на шесть месяцев и подчинен предварительной цензуре (первое применение «Временных правил» 27 августа 82 г.). В начале августа 83 г., к концу срока приостановки «Голоса», Главное управление по делам печати сообщило редакции, что «каждый номер газеты независимо от экземпляров, доставляемых в Цензурный комитет, должен быть представлен цензору в четырех экземплярах не позже 11 часов вечера накануне выпуска в свет». Это ставило редакцию в крайне трудные условия. Дальнейшее существование «Голоса» становилось невозможным. Поэтому после истечения срока запрещения газета не возобновилась, В августе 83 г. было официально объявлено об ее прекращении (Зай286). Катков решил воспользоваться удачной оказией, купить право издания «Голоса» и сделать его петербургским филиалом «Московских ведомостей». По этому поводу он писал Феоктистову: «При всей гнусности своей благодаря интригам „Голос“ стал большой силой, и было бы, конечно, хорошо овладеть этой силой и направить ее иначе» (Зай286). Феоктистов поддержал предложение. С ним согласился и Толстой. В августе 83 г. он писал Феоктистову: «Я вполне разделяю Ваш взгляд, что в случае благонамеренности новой редакции этой газеты следует быть к ней снисходительным и не держаться строго правил» (286). Всё же сделка не состоялось, и в 83 г. издание «Голоса» прекратилось.

В том же году перестала выходить политическая и литературная газета «Страна» – своеобразное издание, сочетавшее либеральные и монархические идеи, выходившее в 80–83 г. в Петербурге (издатель-редактор Л. А. Полонский). Оно ориентировалось на царствование Александра II, публикуя всяческие похвалы ему и его реформам. Задача интеллигенции, по мнению редакции, «изучать народ, соединять умы общества, идущего вразброд». В то же время, отмечая необходимость реформ, улучшений, газета ратовала за пресечение революционного движения в стране. Такая смесь либеральных и консервативно – монархических идей могла показаться властям недозволенной оппозицией. К этому, видимо, добавлялось ощущение, что подчеркнутые похвалы Александру II содержат противопоставление его Александру III. В 81 г. газета получила два предостережения: 16 января за статью о необходимости помиловать Чернышевского, 4 марта – за статью об убийстве Александра II. В январе 83 г. «Страна» получила третье предостережение, была приостановлена на четыре месяца, подчинена предварительной цензуре и уже не возобновлялась (Зай286-7). В докладе о ней царю Толстой писал: «Газета ''Страна'', несмотря на объявленные ей два предостережения и воспрещение розничной продажи <…> продолжала упорно держаться усвоенного ей вредного направления, выражающегося в систематическом стремлении безусловно осуждать все действия и распоряжения правительства и представлять общее положение дел в нашем отечестве в самом безотрадном виде». Направление газеты, по словам Толстого, особенно наглядно выразилось в передовой статье новогоднего номера за 83 г., «в которой с непозволительной дерзостью заявляется об отсутствии в сферах управляющих ''искренности'' и ''сколько-нибудь рациональных, приведенных в систему идей''» (Зай287).

В следующем, 84-м, году произошла расправа с «Отечественными записками – самая серьезная из цензурных расправ 80-х гг. После запрещения в 66 г. „Современника“„Отечественные записки“ продолжили его традиции. До 77-го года их редактировали Некрасов и Салтыков-Щедрин. После смерти первого его заменил один из лидеров народничества, Н. К. Михайловский. Им написано большинство обзоров новых книг, литературных рецензий. Сотрудничали в журнале А. И. Эртель, С. Н. Кривенко, другие прогрессивные писатели, публицисты, связанные с народничеством. Журнал и на самом деле был последовательно оппозиционным правительству, отвергал коренные основы существующего порядка. Автор антинигилистических романов Болеслав Маркевич 26 сентября 81 г. писал Каткову, что „Отечественные записки“„прямо, не стесняясь нисколько, подбивают своих читателей на смуту, признают героями Желябовых и Ко. Целые книжки журналов подбираются статья к статье в этом смысле“ (Зай274). Маркевич несколько преувеличивал, но основные тенденции „Отечественных записок“ он уловил правильно. Журнал и на самом деле в это время был основным, наиболее авторитетным органом демократической мысли. И он пользовался успехом у читателей. Если в 68 г. (время перехода журнала в руки Некрасова) у „Отечественных записок“ было 5 тыс. подписчиков, то в 81 г. число их возросло до 10 тыс.

Первостепенную роль в 80-е г. в журнале играл Салтыков-Щедрин. Он не только осуществлял общее редактирование „Отечественных записок“, определял их направление, но и печатал в них свои произведения, имевшие огромный успех, общественный резонанс („Письма к тетеньке“, „Современная идиллия“ и др.). Эти произведения являются одним из лучших источников, воссоздающих атмосферу 80-х годов. Власти ненавиделижурнал. Но он был влиятельным, пользовался большим общественным авторитетом. Решиться расправиться с ним было не просто. По словам Феоктистова, Толстой, как и в вопросе о закрытии „Голоса“, проявлял нерешительность, «главным образом опять-таки из опасения возбудить неудовольствие в обществе». Пришлось браться за дело самому Феоктистову (есть вероятность, что Феоктистов несколько преувеличивает свою роль и нерешительность Толстого– ПР). Как бы то ни было, Феоктистов ненавидел журнал. В воспоминаниях А. М. Скабичевского сообщается, что жена Феоктистова якобы заявляла: «ее Евгеша занял пост начальника по делам печати единственно с той целью, чтобы раздавить такую гадину, как „Отечественные записки“». Вряд ли верна причина единственно, но общее отношение Феоктистова к «Отечественным запискам слова „Феоктистихи“ передают (Зай288).

18 января 84 г. Совет Главного управления по делам печати принял решение о необходимости вынести „Отечественным запискам“ второе предостережение. В докладе царю Толстой пишет по этому поводу: „Принимая в соображение, что журнал ''Отечественные записки'' обнаруживает вредное направление, предавая осмеянию и стараясь выставить в ненавистном свете существующий общественный, гражданский и экономический строй как у нас, так и в других европейских государствах, что наряду с этим редакция не скрывает своих симпатий к крайним социалистическим доктринам и что, между прочим, в январской книжке этого журнала за текущий год помещена статья за подписью Николадзе ''Гамбетта и Луи Блан'', содержащая восхваление одного из французских коммунаров – Рошфора, я, согласно заключения Совета Главного управления по делам печати, признал необходимым объявить журналу ''Отечественные записки'' второе предупреждение“ (Зай288). Представление Толстого было утверждено Александром III.

Мотивировка предупреждения была настолько серьезной, что Салтыков-Щедрин счел ее предвестницей конца. В письме А. Л. Боровиковскому он сообщал о положении дел в журнале: „Судя по сильной мотивировке, вероятно, вслед за сим последует и третье предостережение, хотя бы мы и белую бумагу выдали. Очевидно, что тут есть уже предвзятое намерение, а может быть, и совсем закроют журнал. Как бы то ни было, но я пишу к вам, так сказать, накануне умертвления“.

Пытаясь спасти журнал, Щедрин летом 83 г. пишет Михайловскому: „Не имеете ли Вы какую-нибудь комбинацию в виду насчет ''Отеч<ественных > Зап<исок>'', которую мог бы Краевский принять?. Я же тогда только могу остаться, если совершится какое-нибудь чудо, т. е. по крайней мере сместят Феоктистова или Каткова ошельмуют“ (Зай289. Напомним, что Краевский был издателем „Отечественных записок“– ПР).

Пожалуй, в высшей степени значительную роль в расправе над „Отечественными записками“, наряду с Феоктистовым, Толстым, Катковым, Победоносцевым, сыграл директор Департамента полиции В. К. Плеве. В августе 83 г. Плеве представил Толстому обширную записку, которая была посвящена в основном „Отечественным запискам“. В ней Плеве подробно говорил о связи революционного движения с журналистикой. Характеризуя близость пропагандистской деятельности революционных народников с периодической печатью, он писал: „журналистика, конечно, не замедлила отозваться на этот ею же подготовленный порыв молодежи. В повременных изданий появился ряд произведений народнической беллетристики, в которой ими популяризировался западноевропейский социализм или же путем измышленных, а иногда лишь искусно подобранных или ложно освещенных явлений народного быта доказывалось бедственное положение народа <…> Подобные произведения на первое время и служили орудием пропаганды, стремившейся привить народу чувство недовольства его положением и познакомить его с основаниями учения, признаваемого фанатиками социализма средством исцеления от всех общественных зол“. Плеве указывал и на „гибельное влияние“ на молодежь, которое имело творчество и деятельность Некрасова – в прошлом одного из руководителей «Отечественных записок».

Переходя к существующему положению дел и задачам Главного управления по делам печати, Плеве отмечал, что цензурному ведомству едва ли будет «под силу сломить окончательно враждебное существующему порядку настроение прессы до тех пор по крайней мере, пока состав литературного кружка, руководящего журналами и газетами, не изменится. В настоящее время кружок этот состоит почти исключительно из людей, вся литературная деятельность которых составляет непрерывный протест против законного порядка<…> ''Отечественные записки'', издаваемые Краевским, редактируются Салтыковым <-Щедриным> при деятельном участии Григория Елисеева и Михайловского в сотрудничестве с некоторыми ссыльными и поднадзорными<…> Всё изложенное приводит к заключению, что в данный исторический момент правительство находится в борьбе не только с кучкой извергов, которые могут быть переловлены при усиленных действиях полиции, но с врагом великой крепости и силы, с врагом, не имеющим плоти и крови, то есть с миром известного рода идей и понятий, с которыми борьба должна иметь особый характер» (Зай289-90).

Получив эту записку, Толстой писал Плеве: «Очень благодарю Вас<…> за составленную записку об отношениях известной части нашей журналистики к революционной партии <…> Я посылаю её государю» (290). Меры были приняты. Ряд сотрудников «Отечественных записок» арестованы или высланы из столицы. В январе 83 г. из Петербурга выслан Михайловский. В начале 84 г. арестованы С. Н. Кривенко, А. И. Эртель, М. А. Протопопов. Всё это давала повод для обвинения «Отечественных записок» в прямой крамоле. Феоктистов в своих воспоминаниях рассказывает, что инициатива закрытия «Отечественных записок» непосредственно принадлежала Департаменту полиции: «Однажды граф Толстой пригласил меня на совещание с Оржевским и Плеве, которые сообщили, что редакция ''Отечественных записок'' служит притоном отъявленных нигилистов, что против некоторых из сотрудников этого журнала существуют сильные улики, что один из них уже выслан административным порядком из Петербурга и что необходимо разорить это гнездо» (Зай291). Совещание состоялось где-то в конце марта или в начале апреля. Уже 5 апреля Н. А. Любимов сообщал Каткову о том, что участь «Отечественных записок» решена и доклад по этому поводу уже подготовлен.

Проект «Правительственного сообщения» о закрытии «Отечественных записок» готовили Феоктистов, Плеве и Победоносцев. 13 апреля 84 г. Совещание четырех министров приняло решение о закрытии «Отечественных записок» «с обнародованием в ''Правительственном вестнике'' изложенных в журнале Совещания соображений, послуживших поводом к принятию означенной меры». 19 апреля решение утверждено императором, а 20-го опубликовано «Правительственное сообщение»: «Некоторые органы нашей периодической печати несут на себе тяжкую ответственность за удручающие общество события последних лет <…> Независимо от привлечения к законной ответственности виновных правительство не может допустить дальнейшее существование органа печати, который не только открывает свои страницы распространению вредных идей, но и имеет ближайшими своими сотрудниками лиц, принадлежащих к составу тайных обществ» (Зай291-2). Таким образом на 4-м номере «Отечественные записки» были запрещены. Единомышленники редакции, люди прогрессивных взглядов выражали чувство скорби и негодования. Друг Салтыкова-Щедрина Н. А. Белоголовый писал в нелегальной газете «Общее дело»: «Еще один удар по голове, нанесенный русскому обществу Толстым, удар, давно подготовленный и о котором мы не раз предупреждали. ''Отечественные записки'' закрыты навсегда, и закрыты они без всяких ''formes de process'' и указаний и ссылок на их печатные выступления, а просто за вредное направление <…> В этом журнале еще веял дух великих идеалов 60-х годов, в нем жила и развивалась та любовь к народу и родине, которая внушает русскому человеку ненависть к его угнетателям». В том же духе писал о закрытии «Отечественных записок» и Михайловский в журнале «Народная воля»: «это был почти единственный орган русской печати, в котором сквозь дым и копоть цензуры светила искра понимания задач русской жизни во всем их объеме.

За это он должен был погибнуть – и погиб» (Зай291-2. См. о журнале книгу М. В. Теплинского. «Отечественные записки. (1868–1884)». Южно-Сахалинск, 1966). Однако, вряд ли в данном случае можно говорить о широком общественном отклике. Протесты против запрещения «Отечественных записок» появились в нелегальных изданиях, не имевших широкого круга читателей, были единичными, мало характерными для общественной атмосферы России. Эта атмосфера, ощущения, вызванные запрещением «Отечественных записок, отражены в сказке-элегии Щедрина „Приключение с Крамольниковым“. После запрещения даже либералы, недавние друзья, торопятся отмежеваться от Крамольникова: «никакого оттенка участия не виделось на их лицах. Напротив на них уже успела лечь тень отступничества.

– Однако! Похоронили-таки вас, голубчик! <…> я вам давно говорил, что нельзя! Терпели вас, терпели, – ну, наконец…». Ощущение, что «Твой труд был бесплоден», что не на кого опереться. Но в этом отступничестве, в котором отчетливо ощущается и злорадство, Крамольников видит «не одно личное предательство, а целый подавляющий порядок вещей». В конце сказки дан Post scriptum от автора: все написанное не больше, чем сказка, а отступники водились во всякое время, а не только в данную минуту; «А так как и во всем остальном всё обстоит благополучно, то не для чего было и огород городить, в чем автор и кается чистосердечно перед читателями». Горькие и мрачные раздумья.

С журналом «Дело» власти расправились по-иному. «Дело» продолжало традиции запрещенного «Русского слова». Выходило ежемесячно в Петербурге в 66–88 гг. Издателем и фактическим редактором был Г. Е. Благосветлов, в прошлом издатель «Русского слова». «Дело» – тоже один из наиболее прогрессивных органов своего времени. В журнале печатались многие писатели и публицисты демократического направления. После смерти Благосветлова (80 г.) редактором «Дела» стал один из участников революционно-демократического движения 60-х -80-х гг. Н. В. Шелгунов, который привлек к сотрудничеству в журнале эмигрантов-народовольцев. В 83 г. (Шелгунов уехал за границу, затем был арестован, подозревался в связи с исполкомом «Народной воли»; обвинение не доказано). оставаться редактором Шелгунову стало невозможно. Его сменил К. М. Станюкович, который в конце года приобрел право собственности на журнал. Но и Станюковича в 85 г. арестовали и выслали. «Дело» переходит в руки И. С. Дурново, теряет демократический характер, превращается в реакционное издание.

Цензурные гонения продолжались. В 84 г., по настоянию Победоносцева, им подверглась весьма далекая от оппозиционности, стоявшая на шовинистических позициях, московская газета «Восток», редактируемая Н. И. Дурново. Но она выступила с критикой ведомства Победоносцева и была за это наказана. В 82 г. она получила первое и второе предостережения за «вредное направление», а в 84 г. ей вынесли третье предостережение и временно приостановили, за то, что она продолжала держаться усвоенного ею вредного направления, «выражавшегося в крайне резких нападках на наше церковное управление вообще и на некоторых лиц высшей церковной иерархии». Подчиненная предварительной цензуре, газета вынуждена была прекратить свое существование (Зай293).

В январе 85 г. решением Совещания четырех министров была запрещена издаваемая в Петербурге газета «Светоч», обвиненная в резко антиправительственном направлении. Во всеподданнейшем докладе о ней говорилось: «С первых же нумеров своих газета ''Светоч'' усвоила такой тон, от которого наша печать значительно отвыкла в последнее время. Она поспешила подробно и ясно определить свою программу, заключающуюся главным образом в том, чтобы выставлять современное положение России в самом мрачном и ненавистном свете. ''Наше общество, – говорит газета, – начиная с руководящих сфер его, так сбилось и спуталось в понятиях, так оскудело материально и нравственно, так утомлено окружающей его неправдой и произволом, так убито повседневной мелкой борьбой, что не только не останавливается над глубокими вопросами об осуществлении жизненной правды, но даже начинает терять способность различать добро и зло и, махнув рукой, живет только настоящим днем, лишь бы прожить''». Столь подробно цитируя «Светоч» и излагая его позицию, автор доклада подчеркивал, что, по мнению редакции, все устои «расшатаны реакцией». Император согласился с решением Совещания о запрещении «Светоча», наложив резолюцию: «Совершенно одобряю». В данном случае, видимо, решение Совещания было не совсем безосновательным. Тем более, что фактическим редактором «Светоча» был И. А. Родзевич, бывший редактор и издатель «Московского телеграфа (см. выше. Зай293).

В феврале 85 г. после двух взысканий (запрещение розничной продажи и печатанья частных объявлений) прекратила свое существование газета „Эхо“.

В сентябре того же 85 г. решением Совещания четырех министров закрыты еще две газеты: петербургская „Здоровье“ и тифлисская „Брдзола“. Во всеподданнейшем докладе отмечалось, что газета „Здоровье“ совершенно изменила свое направление после прихода нового редактора – политически неблагонадежного Подмигайлова: „На первых же порах Подмигайлов не задумался доказывать необходимость увеличения земельных наделов крестьянского сословия как единственного средства вывести это сословие из стесненного положения“. Грузинская газета „Брдзола“, редактируемая князем Мачабели, в том же докладе обвинялась в сепаратизме: „Статьи, представляемые им (редактором – ПЗ) в цензуру проникнуты сепаратическими тенденциями, которые он не считает даже нужным выражать намеками или в иносказательной форме, а излагает с поразительной откровенностью“ (Зай294). Последние две газеты в справочнике „Русская периодическая печать“ вообще не указаны, о первой („Эхо“) сообщается лишь, что она – либерально-монархическое издание; ничего не говорится о взыскании. Итак, из четырнадцати периодических изданий, которые были запрещены или прекратили свое существование вследствие цензурных гонений за весь период, девять относятся к первым трем годам (83–85). Это свидетельствует, что задачу борьбы с оппозиционной прессой правительство решало в основном в первые годы реакции, что не означало, что позднее репрессии прекратились.

В 86 г. решением Совещания четырех министров запрещена киевская газета „Заря“. Во всеподданнейшем докладе Толстого отмечалось, что П. А. Андриевский был лишь номинальным редактором этой газеты, а фактически она редактировалась политически неблагонадежными людьми, в последнее же время редактором запрещенной в 80 г. одесской газеты «Правда» М. И. Кулишером. В журнале Совещания четырех министров указывалось, что газета запрещена «за обнаруженное со стороны ее редакции злоупотребление доверием правительства».

В 87 г. постановлением министра внутренних дел приостановлена на 8 месяцев еженедельная московская иллюстрированная «Газета А. Гатцука», тираж которой доходил до 30 тыс. еще в 84 г. газета получила три предостережения, приостановлена на один месяц, подчинена предварительной цензуре. Первое предостережение она получила за статью Н. С. Лескова «Заметка неизвестного», в которой автор, по мнению цензуры, «глумится над православным духовенством, как черным, так и белым, представляя его развитие, жизнь и деятельность в самом непривлекательном виде». Второе предостережение дано через месяц после первого, за продолжение публикации тех же «Заметок неизвестного», а также «за резкий отзыв о сделанном предостережении». Третье – за статью, направленную против Каткова. В докладе Толстого указывалось, что в номере 32, «из ненависти к принципам, органом коих служит это издание» (т. е. «Московские ведомости» Каткова – ПЗ) газета Гатцука «утверждает, что сотрудниками его могут быть лишь авантюристы, разные двусмысленные личности и даже явные мошенники». Естественно, такой резкий отзыв об издании Каткова не мог остаться безнаказанным (Зай295). Газету подвергли временному запрещению. В 88 г. она возобновилась, а после 90-го года выходила под названием «Заря».

В 89 г. Совещаним четырех министров запрещена «Сибирская газета». Директор департамента полиции П. Н. Дурново во всеподданнейшем докладе писал об ее направлении: «Явное сочувствие ко всяким самым прискорбным явлениям, порождаемым демократическими тенденциями некоторой части нашего общества, старания укоренить мысль, что Сибирь должна заботиться об ослаблении своей связи с Россией, и попытки при всяком удобном случае дискредитировать распоряжения правительства и действия местной администрации». По словам Дурново, газетой фактически управляли политические ссыльные. Непосредственной причиной запрещения «Сибирской газеты», как это не покажется странным, явилось открытие в Томске университета. Дурново указывал, что в связи с этим «правительство обязано особенно заботиться об ограждении учащейся молодежи от вредных на неё влияний». И делал вывод о необходимости запретить газету (Зай295-6).